Книга: Марион. Мне всегда 13
Назад: Глава 10 Противоречивые эмоции
Дальше: Глава 12 Клеветница

Глава 11
Mea-culpa

«Не обращайте внимание на слухи»

 

Очень просто обвинять других. Очень просто требовать у них взять на себя ответственность. Очень просто искать козлов отпущения. Школа, директор, преподаватели, ученики… А если причина смерти Марион – в семье? Я догадывалась о том, что многие за нашими спинами так и говорили.
Я не хочу отмахиваться от тех намеков, которые до меня доходили. Конечно, ты сама объяснила свой жест. Ты могла бы оставить письмо с жалобами на нас. Напротив, ты написала: «К счастью, у меня есть семья». Я знаю, что ты чувствовала себя любимой, окруженной заботой и лаской. Я не думаю, что ты хотела покинуть своих родителей, своих брата и сестру. Ни на одно мгновение.
Мы оба – и я, и твой отец – никак не могли прекратить чувствовать вину за твою смерть и поэтому постоянно пытались понять, где же произошла осечка: в воспитании, которое мы тебе давали, во внимании, которое мы тебе уделяли, в любви, которую мы тебе дарили…
Чувство вины – заразная болезнь. Все, кто тебя любит, ощущали себя виновными. Захия, подруга к которой я повезла вещи, изводила себя: «Я должна была сама к вам приехать!» И все остальные тоже. Все, кому на семейном празднике 3 февраля ты показывала ваше с Романом фото и рассказывала, что через год начнешь учиться на архитектора… Все чувствовали себя виноватыми, кроме взрослых из колледжа, у которых ты просила о помощи и которые никак не отреагировали, когда ты пожаловалась на «сердцебиение». Все чувствовали себя виноватыми, кроме тех, кто тебя травил. Если бы они чувствовали угрызения совести, они бы хоть раз пришли с нами поговорить или принесли бы цветы на твою могилу.
Для начала я бы хотела перечислить все обвинения в наш адрес, которые всплыли в ходе расследования и которые до меня донесли слухи. Чтобы защитить себя, некоторые, не колеблясь, начинали обвинять и чернить нас. Я хотела бы рассказать об этих фантастических предположениях, не скрывая сомнений в своих собственных поступках, которые не могли не мучить нас как родителей.
Все перемешалось, поскольку никто не должен был говорить гадостей за нашей спиной. Я сама тоже себя критиковала и бичевала. Разве можно не чувствовать своей ответственности, если ты дал ребенку жизнь, а потом не смог защитить его от разочарования?
Я все время повторяла себе: это я тебя обнаружила в тот день. Прошло полтора часа между тем, как я тебя нашла и как твоя смерть была зафиксирована. Тут же вереница вопросов начала вертеться в наших головах, но я не переставала себя упрекать. Я просто не верила тому, что могла оставить тебя одну. Я повторяла: ну зачем, зачем, зачем я уехала? Оглядываясь назад, я злилась на себя за то, что мне пришло в голову оставить тебя одну дома даже на час. Конечно, это глупо. Ведь я не могла предположить, насколько велика степень твоего отчаяния. Ты ведь сказала, что тебе просто нездоровится. И никто из колледжа не рассказал мне о том, что тебе пришлось пережить.
Это не меняет дела. Я обвиняла себя тогда, я обвиняю себя сейчас, я буду обвинять тебя всю свою жизнь. В тот ужасный день 13 февраля, еще до того, как я прочла в «Паризьене» о существовании письма, где ты объясняла причины своего поступка, я перебирала в голове все возможные сценарии. Дома ты казалась такой счастливой. Должен быть какой-то ключ, какая-то разгадка. Сначала я вообще подумала, что кто-то забрался в дом и повесил тебя.
Затем вина стала грызть меня еще сильнее: «Как мы могли прозевать?»
Когда прочитала в журнале о твоем письме, где ты объяснила свой поступок, это было второе потрясение для меня. Ты покончила с собой, потому что тебе делали больно. Мы спрашивали себя, почему же ты ничего не сказала нам. Может, мы слишком мало общались? Может, ты боялась нас?
Почему я поверила в ту среду, что у тебя и правда грипп, хотя ты просто симулировала? Почему ты не доверилась мне ни вечером, ни на следующее утро, за завтраком? Где же мы промахнулись?
Пока мы не знали о существовании письма, к нам в голову приходили идеи одна абсурднее другой. Но вина не отпустила нас, когда мы обо всем узнали. Почему ты ничего нам не сказала? Неужели ты нас не любила, раз эти глупые подростки оказались для тебя важнее? Раз ты ничего не сказала нам, раз ты оставила нас из-за этих дураков, значит, мы не были хорошими родителями!
Я пересказываю все эти жуткие мысли, вертевшиеся в наших головах, для того, чтобы каждый знал, как сильно мы сомневались, прежде чем начать подавать жалобы и требовать, чтобы виновники были найдены, идентифицированы и наказаны. Больше всего мы страдали от мысли, что достаточно было бы какой-то мелочи – и ты была бы все еще здесь, с нами.
Например, чтобы кто-то из преподавателей встал на твою защиту. Или чтобы твои друзья взбунтовались и вступились за тебя вместо того, чтобы вести себя как бараны или как трусы. Чтобы ты нашла в себе смелость сознаться нам во всем, что происходило, включая фальшивый дневник и несколько опозданий. Чтобы администрация школы нас предупредила. Чтобы я не повезла вещи к подруге в ту среду…
Я была уверена, что ты приняла решение покончить с собой за несколько минут, максимум – несколько часов. Возможно, эта мысль промелькнула у тебя накануне. Возможно, тебя натолкнули на эту мысль. Хлоя, твоя знаменитая подруга, подтвердила в своих показаниях, что накануне ты ушла из колледжа под предлогом того, что у тебя заболел живот, но это не было правдой.
Хлоя сказала, что узнала о твоей смерти от своего отца в среду вечером. Однако все свидетельствовало об обратном. Другая девочка уверяла, что узнала о самоубийстве еще в полдень, причем именно от Хлои. Еще Хлоя послала кому-то смс, в котором сообщила о том, что к нашему дому подъехали спасатели. Почему-то она не написала тебе, чтобы спросить, все ли хорошо.
Я думаю, многие из учеников подозревали, что ты затеваешь, и могли бояться, так как помнили, что сами тебя на это толкнули: «Иди вешаться!» Ты сказала одной из подруг, что боишься возвращаться в колледж завтра.
В среду в 10.30 ты зашла в Интернет и вбила на сайте запрос «Как покончить с собой». Ты ведь была такой послушной и организованной. Ты прямо последовала указаниям. Там рекомендовали использовать шарф – ты так и сделала. Ты оставалась прилежной ученицей до самой смерти.
Ты заходила на сайт в 10.30, а в 11.00 ты, как обычно, спустилась к завтраку. Затем ты снова вернулась к компьютеру и зашла на форум. Ты не спрашивала о любовных неудачах, нет. Ты написала: «Проблемы с друзьями». Ты уничтожила все доказательства, вероятно, не обнаружив ничего такого, что могло бы тебя успокоить.
Последним профилем, на который ты зашла перед своей смертью, был профиль Хлои. Это имя стояло первым в твоем письме.
Да, достаточно было какой-то мелочи, чтобы помешать тебе совершить этот ужасный акт, несмотря на свойственные тебе решимость и упрямство.
Какая все-таки незрелость мыслей! Нельзя совершать самоубийство из-за проблем с друзьями! Мы должны были вдолбить тебе в голову эту установку.
Нет. Даже не так. Просто «нельзя совершать самоубийство».
Когда после чтения письма я поняла, почему ты решила покончить с собой, меня захлестнули злость на себя и глубокая грусть, которой я не могла дать выход. Ты сделала больно нам: своим родителям, своим брату и сестре. Вовсе не тем злым подросткам, которые тебя ранили! Тем не менее ты ведь не хотела разрушать наши жизни? Ты просто хотела убежать…
Поскольку ты все-таки разрушила нашу жизнь, тоже в некотором смысле удушила ее, я немедленно задалась тревожным вопросом: почему ты не сказала о нас ни слова в своем письме? Ни слова, Марион! Как будто нас просто не существовало, Марион. Растерянная, отупевшая, я повторяла полицейским одну и ту же фразу: «Почему в письме нет ничего про нас? Разве это возможно? Почему она не написала о своей семье? Она нас не любила? Почему она покончила с собой из-за этих дураков?»
Потом я говорила об этом с психологами. Почему ты исключила нас из всей этой картинки? Мне объяснили: «Потому что не вы были причиной ее страданий».
Поразмышляв, я поняла еще одну вещь. Ты не собиралась умирать на самом деле. Ты хотела просто прекратить страдать, как бывает в конце жизни. Зачем нужна такая жизнь, в которой одна сплошная боль?
Впрочем, по твоему письму создавалось впечатление, что будет какое-то «завтра», какое-то будущее. Обращаясь к одной из «подруг», ты использовала настоящее время: «Я тебя умоляю: прекрати кричать «шлюха» прямо во время урока». Говорят ли так, когда планируют покинуть мир навсегда?
Ты сказала «стоп» страданиям в надежде на то, что кто-то тебя остановит. Вот почему я думаю, что можно было бы избежать твоей смерти. Вот почему нас с твоим отцом так терзает чувство вины. Вот почему твоих псевдоприятелей оно тоже должно терзать.
Вместо этого они избегают нас. Они воспринимают нас как противников. Конечно, мы подали жалобу. Я тоже воспринимаю их как противников. Но если бы они извинились, пришли к нам, чтобы все объяснить, рассказали нам то, что скрывают, возможно, наши реакции были бы другими. Я требовала наказать только тех, кто ответственен за твое самоубийство. Остальные в моих глазах были только противниками правды.
Когда Камилла, одна из бывших выпускниц колледжа, которая очень тебя любила, написала твоей однокласснице Авроре с просьбой рассказать, что же случилось, та отреагировала почти агрессивно: «Я не могу называть имен! Даже если я это сделаю, ты все равно неправильно все поймешь, ты ведь не знаешь всей истории! Пока».
Камилла долго настаивала, рискуя нарваться на грубость. «Вместо того чтобы клеветать на всех вокруг как жирная корова, которая ничего не понимает… Это Марион первая начала! Она без всяких причин написала на стене подруги: «Тебя никто не любит, ты дура!» Глупые подростки! Неужели ты заслуживала такого отношения за то, что всего лишь написала девочке, что она дура, «без всяких причин»?
Твоя одноклассница не нашла для тебя ни одного ласкового слова. Говоря о тебе с Камиллой, она использовала очень странные выражения, от которых исходило что-то вроде завистливой злобы: «Ты хочешь, я скажу тебе, почему так реагирую? Я всегда видела Марион с блуждающей улыбочкой на губах, которая на самом деле прятала ее боль, о чем я не могла знать. Я была больше занята друзьями, у которых были серьезные проблемы и которые совершали реальные попытки суицида. Марион ни разу не говорила, что собирается совершить акт! Если ты хочешь знать, никто об этом не догадывался!» Это была ложь. Вереница смс доказывала: некоторые знали, что она задумала.
Но это не главное. Эта Аврора, которая так активно оборонялась, казалось, знала, что именно произошло. Она говорила так, будто была свидетельницей события, и молчала так, будто ее осуждали. Когда Камилла призывала ее поговорить с нами, с родителями Марион или хотя бы с полицейскими, она вздохнула: «В любом случае родители не готовы услышать всю историю и все имена». Кто придумал эту небылицу?
Также девочка сказала Камилле: «Я хотела рассказать обо всем полиции. А также родителям Марион, поскольку знала, что они хотят знать ПРАВДУ. Что они нуждаются в ней. Но я поговорила об этом с бабушкой, и та велела мне молчать». Ради чего?
В заключение Аврора попросила у Камиллы номер телефона. Она не доверяла «Фейсбуку» и согласилась рассказать обо всем, что случилось, только по телефону. Ее рассказ, переданный Камиллой, оказался самым полным и точным из того, что нам удалось собрать.
В понедельник, 12 февраля, ты написала Наде на «Фейсбуке» то оскорбление: «Ты дура, никто тебя не любит».
Вот, что узнала Камилла: «Это не понравилось товарищам Марион, которые объединились против нее на следующий день. Она осталась совсем одна, без друзей. На уроке физкультуры несколько учеников, среди которых самым активным был Дамьен, собрались и, подстрекаемые Надей, избили Марион. Никто не вмешался, чтобы защитить ее, в том числе и «лучшая подруга». Преподаватель физкультуры, он же классный руководитель, тоже не проявил никакого участия. Позже, ближе к полудню, Инес сказала Марион, что она рассказала Майлис о том, как Марион ее так же оскорбляла. Марион испугалась, что та начнет ей мстить. Она отпросилась домой с жалобой на плохое самочувствие.
Ты заметила – я исправляю ошибки. Вот уже несколько страниц как. Я не могу больше выносить ваши орфографические ошибки.
Продолжение сообщения, которое прислала мне Камилла: «За обедом положение вещей ухудшилось. Марион вернулась домой, Майлис позвонила ей, чтобы якобы объясниться. И тут снова приняла участие целая толпа, причем еще большая, чем на уроке физкультуры. К псевдодрузьям Марион присоединились другие ученики. По словам Авроры, число обидчиков значительно выросло. Один за другим они принялись оскорблять Марион по телефону всеми словами, сыпать угрозами из серии «Мы выколем тебе глаза», «Мы сдерем с тебя шкуру», «Майлис тебя изобьет, когда ты вернешься». И снова никакого вмешательства от надзирателей колледжа, несмотря на то что все происходило в школьном дворе на перемене».
Еще Аврора рассказала Камилле, что уже по дороге Майлис ответила на твой телефонный звонок. Ты хотела знать, действительно ли она собирается тебя бить. Майлис тебя уверила тебя в том, что отныне она отказывается говорить тебе хоть слово. Ты позвонила Инес, которая учится в пятом, по поводу своих неприятностей. Ты напрасно пыталась дозвониться до Юлии. Ты получила пару анонимных звонков с угрозами смерти, исходящими от Дамьена.
Вот что Аврора не хотела нам рассказывать. В конце телефонного разговора она снова повторила, что хотела бы поговорить с родителями Марион, но «колледж запретил контактировать с ними».
Колледж запретил контактировать с нами. Я не устану спрашивать: почему? Исходя из каких принципов, из какой морали?
Если бы полицейские или судьи решили, что ни взрослые, ни дети из школы не должны с нами общаться, они бы нам об этом сообщили, не так ли? Если есть запрет, он должен действовать в обоих направлениях, правда? Однако никто не приказывал нам не приближаться к школьному зданию или к тем, кто там находился.
Подобное отношение разжигало в нас непонимание, злобу и, без сомнения, чувство вины, столь сильное временами. Мы ничего не могли поделать, чтобы избежать этой драмы. Но мы хотели сделать все, чтобы она не коснулась других семей.
Для этого нам нужна была правда. Через несколько дней после похорон я заметила в саду Лео, который учился в твоем классе, пока не перешел в другую школу. Я тогда находилась в состоянии безумной ярости, поэтому не сдержалась и раскрыла окно: «Скажи, ты в курсе, что случилось с Марион?»
Он ответил: «Нет, мадам». Через несколько минут в дверь постучали. Это были мать и отчим мальчика – наши соседи, которые не подавали никаких признаков жизни после твоей смерти. Поскольку я окликнула их сына, они пришли, чтобы подтвердить: он ничего не знает. Мы немного поболтали. Я собралась ехать на кладбище. Прежде чем я ушла, месье посоветовал мне: «Не обращайте внимания на слухи и позвольте полиции самой выполнять свою работу». Я спросила, какие слухи он имеет ввиду, но ответа не получила.
Некоторое время спустя я отвозила Клариссу на день рождения. Она из мам, которая знала тебя, решила кое-что уточнить. Она сказала: «Говорят, Марион покончила с собой, потому что вы узнали об ее отношениях со зрелым мужчиной». Я чуть не упала: «Что?! Со зрелым мужчиной?» Я была в ярости: «Прекратите чернить мою дочь!» Дажа сделала вид, что хочет мне помочь: «Вы хотите знать другие слухи?»
Нет, я не хотела их знать, я не хотела, чтобы твое имя пачкали. Слухи процветают там, где правит молчание. Вот итог закона о неразглашении, наложенном колледжем. Как я могу оправдать эту бесчеловечность?
Слухи пачкали тебя, словно ты в этом нуждалась, там, где ты была. Слухи пачкали нас, особенно меня. Ведь именно я представала всеобщему взору взволнованной и жадной до улик. Некоторые слова буквально ранили меня как удары кинжалом. Например, в детском саду, куда я водила Батиста, воспитательница рассказала мне о том, что узнала от одной из соседок: «Марион никогда не улыбалась. Она покончила с собой, потому что боялась возвращаться домой…». Ты, которая улыбалась постоянно, в чем тебя упрекала Аврора!
Нам говорили все. Что ты покончила с собой, потому что тебя бил отец. Или, например, те две девочки, которых ты упомянула в письме и которые двумя месяцами ранее дразнили тебя «толстой», сообщили полиции: «Да, у Марион были проблемы. За последнее время она очень похудела. Думаем, у нее была анорексия». Твой уход не имел ничего общего с теми причинами, о которых говорили эти маленькие дряни. В этом плане ты была похожа на меня. Когда я была маленькой, меня дразнили «мешком с костями» и «скелетором».
Еще одна из мам рассказала, что, когда родители звонили в колледж, директор утверждал: «Нет, самоубийство Марион не связано с колледжем. У нее были проблемы в семье». Какие еще проблемы в семье?
Люди, которые говорят то, о чем на самом деле не ведают, творят столько зла, сами того не осознавая.
Назад: Глава 10 Противоречивые эмоции
Дальше: Глава 12 Клеветница