Ночь не принесла отдохновения, но зато рассвет дал чувство облегчения. Позавтракать пришлось солониной, кофе и бисквитами, а вслед за этим Клейтон приступил к постройке дома, поскольку понимал, что они не смогут чувствовать себя в безопасности ни днем ни ночью до той поры, пока четыре крепкие стены не станут надежной преградой для обитателей джунглей.

Дело оказалось нелегким. Потребовался почти месяц на постройку небольшой хижины. Клейтон сложил ее из толстых бревен и замазал щели глиной, обнаруженной им на глубине нескольких футов под верхним слоем почвы. Затем он принес с берега океана камней и соорудил в углу жилища очаг. Камни также были скреплены глиной, и глиной была обмазана хижина снаружи – толстым слоем в четыре дюйма.

Проем окна заделали ветвями в дюйм толщиной – так что получилась довольно крепкая решетка, способная выдержать натиск сильного животного. Таким образом, обитатели хижины получали доступ к свежему воздуху, не рискуя при этом своей безопасностью.

Остроконечную крышу Клейтон покрыл тонкими ветвями, а на них уложил траву и широкие пальмовые листья, в завершение замазав все глиной. Дверь он соорудил из досок ящиков, в которых были доставлены с корабля вещи. Клейтон набивал одну доску на другую: один слой вдоль, другой – поперек – до тех пор, пока не получилась конструкция в три дюйма толщиной и такой прочности, что оба они даже рассмеялись, глядя на нее.

Но дальше Клейтон столкнулся с большой трудностью: где взять петли, на которые эту тяжелую дверь можно было бы повесить? После двухдневной работы ему удалось соорудить из твердой древесины две большие и неуклюжие петли. На них водрузили дверь, и оказалось, что она довольно легко открывается и закрывается.

Стены штукатурили, уже когда заселились в дом, то есть сразу после возведения крыши. По ночам Клейтоны придвигали свои сундуки и ящики к двери, и это давало им ощущение безопасности. Изготовление кровати, стульев, стола и полок было не таким трудным делом по сравнению с предшествующей работой. К концу второго месяца они более-менее устроились, и если бы не постоянная угроза нападения диких зверей и не нарастающее чувство одиночества, они не замечали бы неудобств и не были бы так несчастны.

По ночам огромные животные храпели и рычали совсем рядом с их крошечной хижиной, однако Клейтоны скоро привыкли к этим повторяющимся звукам, перестали обращать на них внимание и спокойно спали ночь напролет.

Трижды они мельком видели гигантские человекообразные фигуры, подобные той, которая испугала их в самую первую ночь. Впрочем, эти существа не подходили близко, и нельзя было с уверенностью сказать, люди ли это.

Птицы с ярким оперением и маленькие обезьянки вскоре привыкли к новым соседям. По-видимому, они никогда раньше не встречали людей и, как только у них прошел первый страх, стали подходить все ближе и ближе, движимые странным любопытством, столь распространенным среди диких обитателей лесов, джунглей и равнин. К концу первого месяца некоторые птицы осмелели до того, что брали кусочки пищи прямо из рук Клейтонов.

Как-то во второй половине дня Клейтон занимался строительством: он задумал расширить пространство дома. Вдруг забавные маленькие обезьянки с испуганными криками бросились удирать от ближайшей скалы, перепрыгивая с дерева на дерево. Они все время озирались, пока не остановились возле Клейтона. Обезьянки возбужденно стрекотали, словно стараясь предупредить о приближении какой-то опасности.

И вот наконец он увидел, чего так боялись обезьянки: то самое человекообразное чудовище, которое прежде замечал только мельком. Оно шло на них прямо через заросли, на задних лапах, время от времени вставая на все четыре конечности. Это была гигантская человекообразная обезьяна. Она издавала то гортанное рычание, то низкие лающие звуки.

В тот момент Клейтон находился довольно далеко от хижины, на краю поляны, где он присмотрел превосходное дерево, пригодное для строительства. Несколько месяцев относительной безопасности, когда он не встречал днем крупных хищников, сделали его беспечным. И теперь он увидел огромную обезьяну, которая неслась прямо на него через подлесок, отрезая ему путь к отступлению. Клейтон почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. Он понимал, что, вооруженный одним только топором, не сможет оказать серьезного сопротивления этому ужасному чудовищу. И – боже мой! – что же тогда будет с Элис?

Однако надежда умирает последней, и Клейтон рванулся к хижине. На бегу он кричал жене, чтобы она укрылась в доме и заперлась на засов, если обезьяна отрежет ему путь.

Леди Грейсток как раз сидела неподалеку от хижины. Она услышала крики мужа и одновременно увидела, как обезьяна несется ему наперерез с невероятной для такого большого и массивного животного скоростью.

С отчаянным криком Элис подбежала к двери хижины. Оглянувшись на пороге, она увидела то, что наполнило ее душу ужасом: зверь успел преградить Джону путь к дому, и теперь человек принял стойку, сжимая обеими руками топор, чтобы обрушить его на разъяренное животное, готовившееся к последнему прыжку.

– Спрячься и закрой дверь на засов! – орал Клейтон. – Я прикончу этого малого топором!

Но и он сам, и леди Элис знали, что его ждет ужасная смерть.

Обезьяна была гигантской, она весила не меньше трех сотен фунтов. Ее злобные, близко посаженные глаза сверкали ненавистью. Она скалила клыки и издавала жуткое рычание, пугая жертву перед нападением. Всего в двадцати шагах за ее спиной была спасительная дверь хижины, и Клейтона охватила дрожь, когда он увидел, что его молодая жена выходит оттуда с ружьем в руках.

Леди Элис, которая боялась огнестрельного оружия и никогда к нему не притрагивалась, теперь бесстрашно направлялась к зверю, подобно львице, защищающей свое потомство.

– Вернись, Элис! – кричал Клейтон. – Бога ради, вернись!

Но она не обращала внимания на его слова. И как раз в этот момент обезьяна напала – Клейтон мужественно принял бой.

Человек мощно, изо всех сил взмахнул топором, но гигантское животное выхватило у него оружие и отшвырнуло в сторону. С жутким рычанием обезьяна приблизилась к своей жертве, но прежде, чем ее клыки впились в горло противника, раздался громкий выстрел – пуля вошла зверю между лопатками.

Бросив Клейтона на землю, обезьяна обернулась к новому врагу – это была напуганная девочка, тщетно пытавшаяся выстрелить снова. Элис не понимала, как действует ружье, и боек только зря бил по пустой гильзе. Видя приближающуюся обезьяну, Элис упала в обморок.

В тот же момент Клейтон вскочил на ноги и, совершенно не думая о том, что совершает бессмысленный поступок, ринулся к обезьяне, с тем чтобы оттащить ее от лежащей на земле женщины. Как ни странно, ему это легко удалось: огромная туша вдруг завалилась на бок. Пуля сделала свое дело, и обезьяна была мертва.

Быстро осмотрев Элис, Клейтон убедился, что она цела и невредима. По-видимому, зверь умер как раз в то мгновение, когда двинулся на нее. Клейтон осторожно взял на руки безвольное тело жены и перенес в хижину. Прошло еще долгих два часа, прежде чем леди Грейсток пришла в сознание.

Первые же ее слова вызвали у Джона смутные подозрения и опасения. Открыв глаза, Элис с удивлением осмотрела окружавшую ее обстановку, а затем довольным тоном произнесла:

– Ах, Джон, как хорошо быть дома! Я видела кошмарный сон, мой дорогой. Мне снилось, что мы вовсе не в Лондоне, а в каком-то ужасном месте, где на нас нападают огромные звери.

– Успокойся, Элис, успокойся, – говорил Клейтон, поглаживая ее по голове. – Попробуй заснуть и не обращай внимания на плохие сны.

Этой ночью у четы Клейтон родился сын. Он появился на свет в первозданных лесах, в час, когда леопард взвизгивал прямо под дверью хижины, а из-за холма слышались низкие звуки львиного рыка.

Леди Грейсток так и не оправилась от потрясения, вызванного нападением гигантской человекообразной обезьяны. Она прожила еще год после рождения сына, но ни разу за это время не покинула хижину и так и не смогла понять, что находится вовсе не в Англии. Иногда она спрашивала мужа о странных звуках, раздающихся по ночам. Она не могла понять, куда подевались слуги и друзья, ее удивляло, что комната обставлена столь грубо сделанной мебелью. Клейтон не пытался ее обманывать и рассказывал об истинном положении вещей, но она не улавливала смысла его слов. В других отношениях она сохраняла разум, а радость, которую приносили ей маленький сын и постоянная забота мужа, сделали последний год самым счастливым в ее недолгой жизни.

Клейтон осознавал: сохрани она рассудок полностью, ей было бы не избежать множества волнений и страхов. И поэтому, хотя ему и было мучительно видеть ее состояние, иногда он даже радовался, что жена не понимает происходящего. Уже давно он оставил всякую надежду на спасение: помощь могла прийти только по воле случая. С неослабевающим рвением он трудился над тем, чтобы приукрасить их жилище.

Пол теперь покрывали шкуры льва и пантеры. Вдоль стен выстроились сервант и книжный шкаф. В вазах, вылепленных из местной глины, стояли прекрасные тропические цветы. На окнах появились занавески из травы и бамбука. А самым трудным делом, с которым сумел справиться Клейтон, пользуясь своим скудным набором инструментов, было изготовление досок: ими он аккуратно обшил стены, пол и потолок.

Его самого несколько удивляло, что он оказался способен к столь непривычному для себя труду. Однако эта работа Клейтону нравилась, поскольку он посвящал ее своей любимой и тому крошечному существу, которое стало отрадой их жизни, хотя его появление на свет божий многократно усилило и ответственность, и ощущение ужаса их положения.

В течение года на Клейтона несколько раз нападали большие обезьяны, которых, похоже, в окрестностях было множество. Но он уже не выходил из дома, не прихватив с собой ружье и револьвер, и потому ничуть не боялся этих свирепых зверей.

Ради безопасности Клейтон как следует укрепил окна и приделал к двери хитрый деревянный замок. Теперь, когда он отправлялся собирать фрукты или охотиться, ему не нужно было беспокоиться о том, что какой-нибудь зверь проникнет в их жилище. В первое время он мог настрелять дичи, не выходя из дома, прямо из окна. Но впоследствии животные стали бояться и остерегались приближаться к странному сооружению, из которого по временам раздавался ужасный грохот.

В свободные часы Клейтон читал, и нередко вслух для жены, те книги, которые они привезли из Англии. Среди них было много детских: книги с картинками, буквари, хрестоматии. Собираясь в дорогу, они рассчитывали пробыть в Африке долго, так что их будущий ребенок должен был успеть достаточно вырасти, чтобы суметь прочесть все это, прежде чем они вернутся домой. Кроме того, Клейтон вел дневник, по своей старой привычке он делал это по-французски. Он записывал все подробности их странного существования. Дневник всегда хранился в металлическом футляре.

Через год после рождения сына леди Элис умерла. Она скончалась ночью, так тихо и мирно, что только через несколько часов Клейтон понял: его жены больше нет. Ужас своего положения он осознал далеко не сразу и вряд ли даже сумел полностью оценить и масштаб приключившегося горя, и страшную ответственность, которую налагала на него теперь необходимость заботы о крошечном существе, грудном ребенке, его сыне.

Последняя запись в дневнике была сделана наутро после смерти леди Элис. В ней Клейтон перечисляет скорбные подробности, и этот сухой перечень вызывает еще большую жалость. В строках, написанных Клейтоном, сквозит страшная усталость от бесконечных несчастий и безнадежности, и последний удар тем более не мог пробудить его к жизни, полной дальнейших страданий:

Написав эти строки, Джон Клейтон бессильно уронил голову на руки, – он сидел за столом, который смастерил для той, что теперь лежала на постели спокойная и холодная.

Тишину нарушал только жалобный плач крошечного человеческого существа в колыбели.