– Не спеши, – сказала мне в тот день мама. Ее голос терялся в треске бурана, бушевавшего на западе Новой Англии. – Пусть буран утихнет, тогда и приедешь домой. На Рождество ты будешь здесь. Это самое главное.

Что ж, может быть, подумала я, положив трубку и выглядывая в окно своей бостонской квартиры. На небе сгущались тучи. Снега пока не было. Если выехать прямо сейчас, не теряя ни минуты, я успею добраться до Нью-Йорка. Я окажусь дома как раз к ужину из чили и кукурузного хлеба и украшению елки, которые стали нашей семейной традицией в Сочельник.

Мама всегда была паникершей: она зазывала нас домой перед снегопадом, когда с неба еще не упало ни одной снежинки, и протягивала нам зонтики, если облака становились хоть чуточку сероватыми. Если ничего не говорить ей, она не будет волноваться. А когда я появлюсь на пороге, она поймет, что я уже взрослая и могу сама решать за себя.

Через несколько минут я уже сидела за рулем своего «Олдсмобиля Омега» 1974 года, который мне за год до своей смерти подарила бабушка Джинь-Джинь. Это был настоящий танк: двери закрывались с жутким грохотом, мотор ревел от натуги, а глушитель давно пора было поменять.

Но состояние машины волновало меня еще меньше погоды. Ослиное упрямство я тоже унаследовала от бабушки.

Вот так я и оказалась в сумерках на Массачусетском шоссе. Снег заметал все окна, печка то включалась, то выключалась, а дворники норовили примерзнуть к стеклу.

Я залила в машину еще немного бензина, надеясь, что мое ослиное упрямство победит буран, и погромче включила радио, чтобы заглушить гул и рев холодного ветра.

Но буран это не напугало.

В итоге я встала на обочине. Машина так промерзла, что дворники совсем перестали работать.

Я сидела в темноте. В тишине. В холоде. Я думала о чили, о церковной службе, о том, как около восьми вечера папа объявит, что настало время спускать елку с чердака и наряжать ее. Одна из сестер будет отвечать за фонарики, а другая примется подбирать помеченные разными цветами ветки и вставлять их в цветные пазы на стволе. Близнецы повесят игрушки на нижние ветки. Мы укутаем елку мишурой, а мама с папой будут указывать: «Не все сразу, лучше по одной полоске».

Сама я должна была вешать игрушки на верхние ветки и фотографировать, а еще громко и фальшиво подпевать рождественским песням. Но я застряла на обочине Массачусетского шоссе в машине, которая медленно, но верно превращалась в огромный сугроб.

Выйдя наружу, я сняла варежки, протерла дворники и попыталась согреть их своим дыханием. Они не сдвинулись ни на сантиметр. Намотав варежки на основания дворников, я подождала пару минут и попробовала снова.

Бесполезно.

Похоже, мне придется провести на обочине не только Сочельник, но и само Рождество. В тот момент я была практически уверена, что останусь куковать там до наступления весны. А в Массачусетс она приходит где-то в мае.

И почему я не послушалась маму?

Это все гены Джинь-Джинь. Она всегда делала все по-своему. Нет сомнений, что ко мне перешла ее привычка сначала действовать и лишь затем думать.

Пока машина становилась все белее снаружи и холоднее внутри, я вступила в мысленный разговор с Джинь-Джинь. Мы обсудили, как я оказалась на Массачусетском шоссе в разгар бурана и как я могла быть столь самоуверенной, что решила, будто смогу победить мать-природу. Винить мне в этом, кроме себя самой, было некого.

Но я бросилась в буран не затем, чтобы доказать маме, что я уже достаточно взрослая. Я просто скучала по родителям, сестрам и брату, по чили с кукурузным хлебом и горящим на телевизоре свечкам. Мне хотелось на Рождество оказаться дома со своей семьей – есть чили, ставить искусственную елку и спорить о том, как лучше разместить на ней мишуру.

Снег отрезал мне путь, но мама была права: Рождество оставалось Рождеством, независимо от того, была ли я рядом или встречала праздник одна с мыслями о родных.

Стоило мне понять это, как дворники вдруг дернулись и заходили из стороны в сторону. Затаив дыхание, я потрясенно смотрела на свое рождественское чудо. Дворники смахнули снег с ветрового стекла, а я вышла и очистила остальные окна.

Всю дорогу домой я думала о своей семье. Вот они жалуются, что мама заставила их прийти в церковь на час раньше, чтобы занять места, а потом места пришлось уступить старичкам, которые пришли позже. Вот они наблюдают, как в кастрюле кипит чили. Вот они намазывают маслом хлеб. Вот они вытаскивают елку с чердака.

Приближаясь к дому, я вспоминала все любимые рождественские традиции, которые навсегда поселились в моем сердце. Дворники работали в такт воспоминаниям, а ветер толкал машину вперед.

Через два с половиной часа я уже стояла на пороге, отряхивая снег.

– Прости, я поехала в самый снегопад, – сказала я, обнимая маму, которая разливала яичный ликер на кухне и раскладывала по тарелкам пирожные и печенье.

– Мы оставили тебе немного чили, – ответила она.