Когда Кейлин проснулась, грузовик стоял на месте с выключенным мотором. Она не собиралась засыпать, но скука и эмоциональное истощение последних дней в конце концов одолели ее. Пленница понятия не имела, сколько времени провела в прицепе, но ей казалось, что прошла уже не одна неделя. Она села, ощущая под собой толстый желтый пенополистирол, и посмотрела на блестящий металлический потолок, а потом – на две оставшиеся бутыли с водой и полупустую сумку с едой. От металлического ведра в дальнем углу воняло мочой и фекалиями. Как ни странно, сейчас Кейлин чувствовала себя ближе к сестре, чем за многие годы до того, – просто потому, что знала, что Люси тоже была заперта в этом крошечном пространстве.

Люси была на четыре года младше, и Кейлин часто лгала себе, думая, что ее сестра была бесстрашной женщиной и, что бы ни случилось с ней, сумела встретить все это отважно и гордо. Но теперь, будучи запертой в прицепе фуры, Кейлин поняла, что все было совсем не так. Люси очнулась здесь, ничего не понимая и испытывая такой страх, какого не чувствовала никогда в жизни.

Шарп услышала за стенами своей темницы какие-то звуки, но из-за пенополистироловой обшивки трудно было сказать, какие именно.

Дверца тюрьмы, обитая все тем же желтым пористым материалом, отворилась. Кейлин встала. Ноги ее были босыми. В остальной части прицепа царила темнота, которую совершенно не рассеивала мерцающая лампочка над головой женщины.

Оттуда, из темноты, кто-то бросил в комнатку пару наручников.

– Надевай.

Ровный голос, без акцента, явно принадлежащий белому мужчине.

Пленница подняла наручники и защелкнула их на своих запястьях.

– Выходи.

В прицеп хлынул холодный воздух.

– Где я…

Кто-то протянул руку и выволок Кейлин из комнатушки, а потом приподнял ее, ухватив повыше локтей. Она чувствовала запах почти выветрившегося одеколона и сигаретного дыма.

Ее довели до выхода из прицепа и передали в руки высокого белокурого мужчины с глазами цвета морского льда, но куда более холодными.