И вот наступила кончина Цинь Чжуна. Баоюй плакал навзрыд. Насилу удалось слугам его успокоить немного, но, возвращаясь во дворец Жунго, он все время ронял слезы.

Матушка Цзя пожертвовала на похороны несколько десятков лянов серебра и послала в знак соболезнования подарки семье умершего. Баоюй совершил жертвоприношение.

На седьмой день после смерти Цинь Чжун был похоронен, и на этом наш рассказ о нем кончается. Баоюй еще долго грустил, но постепенно и он утешился.

Как-то к Цзя Чжэну явились ведавшие работами в саду и сказали:

— Почти все работы закончены. Старший господин Цзя Шэ все осмотрел. Соизвольте и вы проверить. Если что не так, переделаем. Тогда останется лишь развесить горизонтальные надписи над дверьми и воротами да придумать парные надписи.

Цзя Чжэн подумал и произнес:

— Придумать надписи, пожалуй, самое трудное. Лучше бы это сделала сама виновница торжества, гуйфэй, но ведь она не видела сада! А без надписей прекрасные виды, беседки и террасы, великолепные цветы, ивы, горки и ручьи не произведут на нее желанного впечатления.

Находившиеся тут же друзья и приживальщики из числа знатных молодых людей поддержали Цзя Чжэна:

— Это верно, уважаемый господин! Но позвольте дать вам совет. Можно сделать наброски горизонтальных надписей из двух, трех или четырех слов и составить вертикальные парные фразы, написать их на шелке и развесить так, чтобы изнутри они освещались фонарем. Когда же пожалует ваша дочь, гуйфэй, вы попросите ее выбрать самые лучшие.

— Пожалуй, вы правы, согласился Цзя Чжэн. — Давайте пройдемся и посмотрим. Постараемся придумать надписи. Получится — хорошо. Не получится — пригласим Цзя Юйцуня, пусть он придумает.

— Цзя Юйцуня? — воскликнули все в один голос. — Да вы не хуже его придумаете.

— Поймите, — возразил Цзя Чжэн. — Мне и в детстве не удавались стихи о цветах, птицах, горах и реках, а сейчас, когда я обременен делами, и подавно. В этом деле я совершенный профан, и мои грубые надписи только испортят красоту сада и беседок.

— Все это неважно, — не сдавались те. — Можно в конце концов обсудить каждую надпись и удачные — использовать.

— Пожалуй, — согласился Цзя Чжэн. — Кстати, погода великолепная, и я рад возможности немного погулять.

С этими словами он направился к выходу, а за ним остальные. Цзя Чжэнь поспешил вперед предупредить слуг.

Баоюй никак не мог забыть Цинь Чжуна, очень тосковал, и матушка Цзя приказала водить его каждый день в сад гулять. И вот, гуляя по саду, Баоюй вдруг увидел направлявшегося к нему Цзя Чжэня.

— Ты все еще здесь? — вскричал тот. — Скорее уходи, сюда идет отец.

Баоюя как ветром сдуло, следом за ним бросились и служанки. Но только он свернул за угол, как увидал отца с целой свитой друзей. Скрыться было некуда, и Баоюй отошел в сторонку.

Отцу Баоюя, Цзя Чжэну, не раз приходилось слышать от Цзя Дайжу о незаурядных способностях сына в составлении парных надписей, вот только учиться он не любил и ему необходим был хороший наставник. Желая испытать Баоюя, Цзя Чжэн приказал ему следовать за ним, и Баоюю ничего не оставалось, как подчиниться.

Приблизившись к саду, все увидели Цзя Чжэня, а с ним целую толпу слуг и надсмотрщиков, которые стояли по обе стороны ворот.

— Прикажи закрыть ворота, — обратился отец Баоюя к Цзя Чжэню, — я сначала погляжу на них, а уж потом войдем в сад.

Цзя Чжэнь сделал знак людям закрыть ворота, и Цзя Чжэн принялся их внимательно осматривать.

Главные ворота состояли из пяти пролетов, наверху — крытая выпуклой черепицей крыша с коньком, по форме напоминавшим рыбу; решетки и створки украшены модной в те времена тонкой резьбой в виде разнообразных цветов, ворота одноцветные без красного лака и пестрой росписи. К воротам вела лестница из белого камня с высеченным на нем узором из тибетских лотосов. По обе стороны лестницы белоснежные стены, внизу с орнаментом из полосатого, словно тигровая шкура, камня. Все красиво и необычно.

Цзя Чжэн остался доволен, велел открыть ворота и вместе с друзьями вошел в сад. Тут глазам его представилась длинная цепь искусственных горок.

— Что за чудо! Какое великолепие! — восхищались друзья.

— Без горок было бы не так интересно. Взору открылся бы сразу весь сад, — заметил Цзя Чжэн.

— Верно, — отозвались гости. — Чтобы такое придумать, надо обладать поистине богатым воображением!

Пока они шли, им то и дело попадались белые скалы причудливой формы. Одни походили на демонов и сказочных чудовищ, другие — на диких зверей, словно замерших в самых разнообразных позах; между скал, поросших светло-зеленым, как бирюза, мхом или увитых лианами, то появлялась, то исчезала узенькая тропинка.

— Пойдемте по этой тропинке, — предложил Цзя Чжэн, — и выйдем с другой стороны. Тогда мы увидим все, что есть в саду.

Он положил руку на плечо Баоюя, велел Цзя Чжэню вести всех дальше, а сам направился к горкам. У одной из них остановился и наверху, на склоне, увидел гладко отполированный камень, на него так и просилась какая-нибудь надпись.

Цзя Чжэн обернулся и с улыбкой сказал:

— Господа, посмотрите внимательно и скажите, какое название дали бы вы этому месту?

Все заговорили наперебой. Одни предлагали «Изумрудные скалы», другие — «Узорчатые хребты», третьи — «Курильница ароматов», четвертые — «Маленький Чжуннань» и еще много-много других.

Цзя Чжэн молчал. Тут только все разгадали его намерение и, предложив для приличия еще несколько банальных названий, умолкли. Баоюй тоже понял, чего хочет отец, и, когда тот обратился к нему, так сказал:

— Я слышал, еще предки говорили: «Для описания того или иного места лучше брать старые изречения, чем сочинять новые; в резьбе — подражать старинным узорам, а не придумывать новые». Ведь не это главный пейзаж, главный впереди, поэтому лучше ничего не придумывать, а просто взять древнее изречение: «Извилистая тропа ведет в укромный уголок».

— Правильно! Прекрасная мысль! — в один голос вскричали гости. — У вашего сына удивительные способности, а какой тонкий вкус! Куда уж нам, старым начетчикам, тягаться с ним!

— Не захвалите его, — рассмеялся Цзя Чжэн. — Слишком он еще молод, нахватался поверхностных знаний и вообразил, что постиг все премудрости. Я сейчас над ним подшутил, посмотрим еще, на что он способен.

Продолжая путь, они вошли в небольшое каменистое ущелье, где из расселины скалы прозрачной ленточкой бежал ручеек, низко склоняли пышные кроны деревья, пламенели на солнце удивительной красоты цветы. Сразу за поворотом открывалась широкая поляна с холмами и рощами, из которых словно взмывали ввысь легкие башни, с резными балками на крышах, ажурными решетками и перилами. Внизу, у башен, тоже был ручей, в котором будто качалась вместо воды расплавленная яшма, от ручейка вверх, чуть ли не к облакам, уходили скалы. А дальше виднелось небольшое озерко, обнесенное каменными перилами, и мостик в три пролета с беседкой и разинувшими пасть дикими зверями у входа, изваянными из камня.

Вместе с гостями Цзя Чжэн вошел в беседку и, когда все расселись, спросил:

— Как бы вы назвали эту беседку, господа?

Кто-то сказал:

— В стихотворении Оуян Сю «Беседка Старца хмельного» есть строки: «Беседка стоит, распластав свои крылья…» Вот вам и название — беседка Распластанных крыльев.

— Что же, прекрасно, — согласился Цзя Чжэн, — но беседка стоит над водой, и это должно быть понятно из ее названия. У Оуян Сю есть еще такая строка: «В горной долине струится ручей». Из него можно взять слово «струится».

— Совершенно верно, лучше не придумаешь! — подхватили друзья. — Давайте назовем ее — беседка Струящейся яшмы.

Цзя Чжэн потеребил усы, немного подумал и сказал, что хотел бы услышать, какое название придумает Баоюй.

— Батюшка, конечно, прав, — промолвил Баоюй, — только Оуян Сю в своем стихотворении имел в виду источник Нянцюань, существующий и поныне, уже хотя бы поэтому такое название не подходит. Кроме того, беседка эта устроена специально для встреч с родными, потому и название у нее должно быть соответствующее. А согласиться с тем, что предложили, значит проявить невежество и дурной вкус. Здесь в названии необходим глубокий смысл.

— Господа, вы только послушайте! — рассмеялся Цзя Чжэн. — Мы хотим придумать название, он говорит, что надо прибегать к старым изречениям. Предлагаем старые изречения — уверяет, что это дурной вкус! Что же, придумай тогда сам!

— Я бы назвал ее беседка Струящихся ароматов, а не беседка Струящейся яшмы, — сказал Баоюй. — Разве это не изящнее, не оригинальнее?!

Цзя Чжэн снова потеребил усы и ничего не ответил. Гости, желая угодить хозяину, принялись на все лады расхваливать таланты Баоюя.

— Надпись из двух-трех слов придумать нетрудно, — заявил Цзя Чжэн. — Пусть попробует сочинить парные фразы по семь слов в каждой!..

Баоюй огляделся, подумал минуту-другую и прочел вслух:

Цзя Чжэн кивнул и едва заметно улыбнулся. Гости снова поспешили выразить свое восхищение.

Покинув затем беседку, они пошли вдоль пруда, внимательно осматривая каждую горку, каждый камень, каждый цветок, каждое деревцо, пока наконец не очутились у побеленной стены, из-за которой виднелись высокие строения, утопавшие в яркой, густой зелени бамбука.

— Что за живописное местечко! — вскричали все разом.

Через проход в стене они вышли к извилистой галерее, к которой вела выложенная камнем дорожка. За галереей укрылся небольшой домик, в нем было две светлые комнаты и одна темная, кровать, письменный и обеденный столики, стулья — вот и вся мебель, зато как она гармонировала с убранством домика! Дверь одной из комнат выходила в сад, где росли грушевые деревья и широколистные бананы. Из отверстия в стене, окружавшей внутренний дворик, вытекал ручеек. Огибая домик, он бежал мимо крыльца, через передний двор и исчезал в бамбуковой рощице.

— А здесь красиво, — заметил Цзя Чжэн. — В лунную ночь заглянуть сюда, почитать, сидя у окна, — что может быть прекраснее!

Он взглянул на сына, и тот испуганно потупился. Последовала пауза. Чтобы прервать тягостное молчание, гости попытались завязать разговор.

— Хорошо бы этому месту дать название из четырех слов, — заметили двое.

— Что же именно вы предлагаете? — спросил Цзя Чжэн.

— «Живописный пейзаж реки Цишуй», — предложил один.

— Избито, — покачал головой Цзя Чжэн.

— «Уголок древнего парка Суйюань», — сказал другой.

— Тоже не годится.

Цзя Чжэнь, до сих пор молча стоявший вблизи, вдруг промолвил:

— Пусть предложит брат Баоюй.

— Он еще ничего не придумал, — усмехнулся Цзя Чжэн. — Только и знает, что высмеивать других. А это доказывает, что он легкомыслен и глуп!

— Но что поделаешь, если рассуждает он убедительно?! — развели руками гости.

— Не надо ему потакать, — сказал Цзя Чжэн и обратился к Баоюю: — Можешь говорить все, что тебе заблагорассудится, но только после того, как выскажут свое мнение остальные. А теперь ответь, есть хоть одно достойное название среди уже предложенных?

— Пожалуй, нет, — сказал Баоюй.

— В самом деле? — изумился Цзя Чжэн.

— Ведь это место одним из первых удостоит своим посещением гуйфэй, поэтому название должно быть торжественным, — промолвил Баоюй. — Можно и из четырех слов, но зачем придумывать, если у древних есть готовое изречение?

— Разве мы не у древних встречаем реку Цишуй и парк Суйюань?

— Все это скучно и невыразительно, — проговорил Баоюй, — я бы сказал: «Торжественное явление феникса».

Гостям снова очень понравилось, и Цзя Чжэн покачал головой:

— Ну и тупица же ты! Хочешь, как говорится, через тонкую трубку увидеть все небо, чашкой вычерпать целое море! — и приказал: — Сочини-ка лучше парную надпись!

Баоюй не задумываясь прочел:

Цзя Чжэн опять покачал головой. Подумал и сказал:

— Никаких достоинств в этих строках я не вижу, — после чего встал и повел гостей к выходу, потом вдруг круто повернулся к Цзя Чжэню:

— Домики и дворы построены, столы и стулья расставлены — это хорошо, а вот готовы ли пологи, занавески и старинные украшения?

— В последние дни нам привезли много мебели и всевозможных украшений, — ответил Цзя Чжэнь, — и все это будет скоро расставлено и развешано. Правда, я слышал вчера от брата Цзя Ляня, что еще не все пологи и занавески готовы, только половина. Ведь их заказали после того, как началось строительство и были составлены планы и расчеты.

Цзя Чжэн понял, что украшениями Цзя Чжэнь не ведает, и распорядился позвать Цзя Ляня. Тот не замедлил явиться.

— Скажи-ка мне, сколько должно быть всего пологов, занавесок, чехлов и прочих подобных вещей, сколько в наличии и сколько недостает?

Цзя Лянь вытащил из-за голенища сапога список, пробежал глазами и доложил:

— Больших и малых пологов из шелка, вытканного драконами, из шелка, вышитого цветами, из кэсы — сто двадцать штук; в наличии восемьдесят, не хватает сорок. Занавесок малых — двести штук; в наличии все двести занавесов из красной шерсти, сто — из пятнистого бамбука сянфэй, сто — из бамбука, переплетенного золотым шнуром и покрытого красным лаком, сто черных бамбуковых занавесок, двести занавесок, обшитых разноцветной бахромой; пока в наличии половина каждого наименования, остальные будут готовы к концу осени, не позднее. Чехлы для стульев и табуреток, скатерти, покрывала для кроватей — по тысяче двести штук каждого изделия, — в наличии все.

Пока Цзя Лянь докладывал, все продолжали путь и неожиданно наткнулись на зеленую горку, а когда обогнули ее, увидели покрытую рисовой соломой глинобитную стену, из-за которой свешивались ветки абрикоса с яркими цветами. За стеной — домики с камышовыми крышами, точь-в-точь как в деревне, тутовые деревья; вязы, кустарники, образовавшие сплошную зеленую изгородь. Рядом, на склоне холма — колодец с журавлем, воротом и другими приспособлениями для подъема воды; дальше — квадратики рисовых полей, огороды, цветники.

— Это место наводит на глубокие размышления, — заметил Цзя Чжэн. — Творение человеческих рук, оно все же радует глаз, волнует душу, вызывает тоску по деревне и деревенской природе. Давайте отдохнем немного!

Сказав так, Цзя Чжэн вдруг заметил возле ворот, у края дороги, камень, будто нарочно созданный для надписи.

— Как красиво! Просто замечательно! — восклицали гости. — И хорошо, что не висит здесь доска с надписью, иначе не возникало бы ощущения простой деревенской усадьбы! А вот камень с надписью был бы здесь до того кстати, что такую красоту не смог бы описать даже Фань Шиху , автор стихотворения «Семья земледельца».

— Что ж, господа, думайте, какая подойдет здесь надпись, — обратился ко всем Цзя Чжэн.

— Только что брат Баоюй сказал: «Для описания того или иного места лучше брать старые изречения, чем сочинять новые; в резьбе — подражать старинным узорам, а не придумывать новые», — произнес кто-то из гостей. — А ведь подобные пейзажи наши предки описали во всех подробностях, и в данном случае как нельзя лучше подойдет название: деревня Цветов абрикоса.

Цзя Чжэн с улыбкой обратился к Цзя Чжэню:

— Вот кстати напомнили мне! Здесь не хватает вывески, какие обычно бывают над деревенскими трактирами. Завтра же надобно это сделать, но не перестараться, учитывая общий, довольно скромный, вид деревушки. Пожалуй, простого бамбукового шеста на макушке дерева вполне достаточно.

Цзя Чжэнь почтительно выслушал и проговорил:

— Еще я думаю, здесь не стоит разводить никаких птиц, кроме кур, гусей и уток.

— Совершенно верно! — согласился Цзя Чжэн, а за ним и все остальные. — Деревня Цветов абрикоса — это, конечно, неплохо, — продолжал Цзя Чжэн, — но ведь деревни с таким названием уже существуют, и надо бы придумать другое, тоже со словом «абрикос».

— Вы правы! — поспешили согласиться гости. — В надписи должно быть четыре слова, а у нас всего три. Надо придумать четвертое!

Тут Баоюй не вытерпел и, не спросив дозволения отца, сказал:

— В старинных стихах говорится: «Высится флаг в цветах абрикоса». Надо «высится» заменить на «виднеется», опустить слово «цветы», и получится прекрасная надпись: «Виднеется флаг среди абрикосов».

— Совершенно верно, «виднеется», — подхватили гости. — К тому же в этом названии подразумевается деревня Цветов абрикоса.

— Но «абрикосовые цветы» — это все же банально, — усмехнулся Баоюй. — Однако танский поэт сказал: «Ворота из прутьев у самой воды, и рис ароматный цветет». Почему бы не назвать это место деревушкой Благоухающего риса?

— Прекрасно! — придя в восторг, захлопали в ладоши гости.

— Скотина! — обрушился отец на Баоюя. — Можно подумать, что ты изучил творения всех древних мудрецов! Знаешь наизусть древние стихи и бахвалишься перед уважаемыми господами! Да как ты смеешь! Я решил пошутить, чтобы испытать тебя, а ты принял это всерьез?

Цзя Чжэн круто повернулся и прошел в домик. За ним последовали остальные. Домик выглядел очень скромно, окна изнутри были заклеены бумагой, вдоль стен стояли деревянные скамьи. Ничто не напоминало о богатстве.

Оглядевшись, Цзя Чжэн остался доволен и вдруг в упор посмотрел на Баоюя:

— Нравится тебе здесь?

В этом вопросе гости почуяли подвох и стали подталкивать Баоюя: подумай, мол, прежде чем отвечать. Но Баоюй смело ответил:

— Это место нравится мне не меньше, чем «Торжественное явление феникса».

— Ну и тупица же ты! — возмутился Цзя Чжэн. — Тебе бы только богатство да роскошь, разве ты способен понять утонченную простоту?! А все потому, что книг не читаешь!

— Отец, ваши слова вполне справедливы, но известно ли вам, в каком значении древние употребляли слово «простота»?

Дерзость Баоюя всех привела в замешательство, но, услышав о простоте, они тут же нашлись:

— При чем здесь простота, второй господин? Вы ведь прекрасно понимаете, что простота — это творение природы, а не человека.

— В том-то и дело! — воскликнул Баоюй. — А эта деревушка создана руками человека! Она стоит не на окраине города, да и других деревень поблизости нет. Горы здесь не имеют отрогов, ручьи — источников. Не прячутся в зелени ни башня, ни храм, нет моста, по которому обычно едут в город поселяне. В общем, особого впечатления деревушка не производит. Разве может это место сравниться с теми, где мы только что были, где все созвучно природе? Правда, бамбук там растет не сам, а посажен, источники подведены, и все же это не нарушает гармонии! Еще древние говорили: «Рисуя горы, стремись к простоте, изображая пейзаж, стремись к правдивости, иначе не достигнешь совершенства…»

Не успел он договорить, как Цзя Чжэн закричал:

— Вон отсюда!

Баоюй направился было к выходу, но отец снова крикнул:

— Вернись! Будешь сочинять парную надпись! Но смотри, скажешь глупость, надаю оплеух!

Баоюй, дрожа от страха, произнес:

Цзя Чжэн сокрушенно покачал головой:

— Плохо! Очень плохо!

Покинув домик, гости пошли дальше. Они огибали горки, любовались цветниками, разглядывали камни. Миновали арку из увитых чайными розами решеток, обошли садик, усаженный гортензиями, и очутились во дворе, где росли красные розы, миновали стоявшие в ряд бананы и продолжали идти, пробираясь между деревьями. Вдруг донеслось журчание ручейка, он вытекал из каменного грота, образуя небольшое озерко, где плавали лепестки цветов. Над входом в грот свисали ползучие растения.

— Что за прелесть! — вскричали гости.

— А для этого места какое вы предложили бы название, господа? — спросил Цзя Чжэн.

— Здесь и придумывать нечего, «Улинский источник», — ответили все в один голос.

— Название избитое, да и по существу не подходит, — возразил Цзя Чжэн.

— Ну, а если «Убежище жителей Циньского царства»?

— Это выражение здесь вообще ни при чем, — не вытерпел Баоюй. — Оно означает: «скрываться от смуты». Лучше уж «Отмель осоки и заводь цветов».

— Глупости! — резко оборвал сына отец и обратился к Цзя Чжэню: — А лодки здесь есть? — Ему захотелось побывать в гроте.

— Должны быть четыре лодки для сбора лотосов, — ответил Цзя Чжэнь. — И одна с помостом, для прогулок, но они еще не готовы.

— Жаль, что не удастся побывать в гроте! — произнес Цзя Чжэн.

— Туда можно пройти через горку, по узкой извилистой тропинке, — сказал Цзя Чжэнь и стал подниматься наверх, остальные — за ним, хватаясь за кусты и лианы. Когда добрались до вершины и глянули вниз, на озерко, воды не увидели — поверхность была сплошь усеяна лепестками, ручеек же, бежавший между камней, казался прозрачным и чистым. На берегу озерка, над самой водой, склонились плакучие ивы, росли абрикосы и персики, всюду царили чистота и порядок. Между ивами виднелся деревянный арочный мостик с красными перилами, от мостика в разные стороны разбегались тропинки, чуть поодаль стоял чистенький домик под черепичной крышей, обнесенный кирпичной стеной, утопавшей в цветах. Отроги главной горки доходили до самой стены и проникали во двор.

— Чтобы выстроить дом в таком месте, надо быть начисто лишенным вкуса! — недовольно заметил Цзя Чжэн.

Возле дома, как только вошли в ворота, неожиданно увидели изящную горку из самых разнообразных камней причудливой формы; эта горка заслоняла собой скрытые в глубине двора строения. Ни деревьев, ни цветов не было, зато росли различные травы: диковинные лианы и плющ свешивались с горки, пробивались между камней, обвивали колонны строений, опутывали ступени крыльца, ползли по крыше, изумрудными гирляндами колыхались в воздухе, переплетаясь между собой подобно золотым шнурам; некоторые цвели, и цветы их напоминали не то киноварь, не то коричник и так благоухали, что аромата прочих цветов совсем не чувствовалось.

— Ого, интересно! — воскликнул Цзя Чжэн. — Что это за растения?

Ему пояснили, что это плющ и лианы.

— Разве они так чудесно пахнут? — удивился Цзя Чжэн.

— Нет, конечно, — снова вмешался Баоюй. — Среди этих растений есть, конечно, плющ и лианы, но аромат исходит от поллии и душистой лигулярии. А это, вероятно, гардения, а то — золотистая пуэрария. Вот эта трава называется зверобой, а там растет душистая яшмовая лиана. Красные цветы — это пурпурная рута, синие — ирис. Мне кажется, здесь собраны все удивительные травы, упоминавшиеся в «Лисао», а среди них, кажется, мята, имбирь, шелковый шнур и фиолетовый бархат. Есть еще каменный парус, прозрачная сосна, камыш фулю — они встречаются у Цзо Тайчуна в его «Оде о столице княжества У». А зеленые ростки, красный перец и изящный лотос, которые я вижу здесь, можно найти в «Оде о столице княжества Шу». Но они созданы в незапамятные времена, старые названия забыты, и эти растения теперь называют по-другому, в зависимости от их формы…

— Тебя не спрашивают, — одернул сына Цзя Чжэн.

Баоюй сразу умолк и попятился.

Цзя Чжэн огляделся и пошел к крытым галереям по обе стороны домика. Сам домик состоял из пяти комнат, там были террасы и навесы из циновок; искусно выкрашенные стены и затянутые тонким зеленым шелком окна придавали ему скромный и строгий вид.

— Что может быть приятнее, чем готовить чай на этих террасах и играть на цине, — со вздохом произнес Цзя Чжэн, — здесь даже благовония не нужны. Все устроено наилучшим образом, и я надеюсь, что у вас, господа, найдется достойное название, которое украсит доску над входом в этот дом, и нам не придется испытывать стыд из-за того, что надпись несовершенна.

Все заулыбались, заговорили:

— Пожалуй, лучшего названия, чем «Благоуханный ветер и душистая роса», не придумать.

— Что же, это неплохо, — согласился Цзя Чжэн. — Но как быть с парной надписью?

— Я уже придумал, — отозвался один из гостей. — Пусть все послушают и выскажут свое мнение.

И он громко прочел:

— Прекрасно! — вскричали все разом. — Вот только слова «косые лучи» не очень годятся!

Тут гость, предложивший надпись, привел древние стихи: «Двор наполнен ароматом трав зеленых, при косых лучах слез не удержать…»

— Какое уныние наводят эти стихи! — воскликнул кто-то, отражая явно общее мнение.

— Позвольте, я предложу свою парную надпись, — заявил один из гостей, — а вы рассудите, что хорошо в ней, что плохо!

И он прочел:

Цзя Чжэн потеребил усы, подумал, но вместо того, чтобы сочинить парную надпись, как намеревался, прикрикнул на стоявшего рядом Баоюя:

— Ну, чего молчишь, теперь твоя очередь! Ждешь особого приглашения?

— В этом месте ничто не напоминает ни золотоподобную орхидею, ни лунный свет, ни песчаную косу, — ответил Баоюй, — и если, подражая древним, идти таким путем, то, придумай мы хоть двести надписей, ни одна не сгодится.

— И откуда в тебе столько дури! — развел руками Цзя Чжэн.

Баоюй между тем продолжал:

— По-моему, лучшей надписи, чем «Чистый аромат ириса», и желать не приходится, а парную надпись я предложил бы такую:

— Так ведь это подражание! — возразил Цзя Чжэн. — Нечто подобное уже было. Вот послушайте!

— Вспомните «Башню Фениксов» Ли Тайбо, ведь это подражание «Башне желтых журавлей»! — заметил один из гостей. — Главное, чтобы подражание было искусным! А надпись, предложенная вашим сыном, пожалуй, изящнее строки «Когда пишу я о листве банана…».

— Да что вы! — улыбнулся Цзя Чжэн.

Так, разговаривая между собой, гости продолжали путь. Вскоре их взору открылись величественные палаты, вознесшиеся к небу многоярусные пагоды и соединенные между собой крытыми переходами храмы, от которых вдаль убегали извилистые дорожки. Ветви раскачивавшихся на ветру деревьев бились о карнизы храмов и пагод, яшмовые орхидеи у входа вились по ступеням, украшенным с двух сторон оскаленными мордами диких зверей, золочеными головами драконов.

— Вот это и есть главное строение, — объявил Цзя Чжэн. — Мне кажется, здесь много излишеств в украшениях.

— Вот и хорошо! — поспешили отозваться гости. — Гуйфэй, ваша дочь, конечно, предпочитает скромность, но в ее нынешнем положении такая роскошь не покажется ей чрезмерной.

Спустя немного они подошли к арке, украшенной вырезанными из яшмы драконами.

— Какую же надпись мы сделаем здесь? — спросил Цзя Чжэн.

— Больше всего подойдет «Остров бессмертных Пэнлай», — ответили гости.

Цзя Чжэн ничего не сказал, лишь покачал головой. А Баоюй впал в раздумье. Ему показалось, что он уже видел это место, но где и когда, вспомнить не мог.

Отец велел ему сочинить надпись, но Баоюй был так поглощен созерцанием пейзажа, что ничего не слышал. Гости же, полагая, что мальчик устал от понуканий отца и ничего больше не может придумать, принялись уговаривать Цзя Чжэна:

— Не надо его принуждать, остальные названия можно завтра придумать.

Цзя Чжэн между тем, опасаясь, как бы матушка Цзя не забеспокоилась о Баоюе, холодно усмехнулся:

— Наконец-то и ты, скотина, ничего не можешь сказать! Ладно, даю тебе день сроку, если завтра не сочинишь достойную этого самого прекрасного места надпись, пощады не жди!

Цзя Чжэн зашагал дальше, но тут оглянулся и определил, что они прошли от ворот лишь малую часть всего расстояния. К счастью, в этот момент подошел слуга и доложил:

— Господин Цзя Юйцунь прислал человека засвидетельствовать вам свое почтение.

— Жаль, что мы не успели всего осмотреть, — проговорил Цзя Чжэн, — остальное мельком увидим, когда перейдем на другую сторону.

Вскоре они подошли к мосту, под которым текла чистая, как кристалл, речка. Мост стоял на плотине, что подавала воду всем ручейкам.

— Как бы вы назвали эту плотину? — спросил Цзя Чжэн.

Баоюй сказал:

— Поскольку плотина перегородила главный ручей, берущий начало у источника Струящихся ароматов, лучше всего назвать ее плотина Струящихся ароматов.

— Бессмыслица! — бросил Цзя Чжэн. — Что значит «струящиеся ароматы»?

Пока они шли, им то и дело на пути попадались светлые залы, камышовые хижины, груды камней, увидели они и буддийскую кумирню у подножья горы, и храм в густой роще, длинные галереи и извилистые гроты, квадратные палаты и круглые беседки. Заходить в них уже не было времени.

Расстояние они преодолели немалое, ни разу не отдыхали, поэтому ноги гудели и ныли. Цзя Чжэн наконец предложил:

— Давайте передохнем немного.

С этими словами он, а за ним остальные, обогнули группу персиковых деревьев, прошли через увитую лианами арку и очутились у побеленной стены, над которой склонились зеленые ивы. Затем через ворота они попали во двор с галереями по обеим его сторонам и каменной горкой посередине. Возле горки росли бананы, розы и несколько райских яблонек, с кронами, по форме напоминавшими зонт. Их тонкие ветки, усыпанные цветами, свисали, словно шелковые нити.

— Какие прекрасные цветы! — восхищались гости. — Райская яблонька! Такой красивой мы никогда не видели!

— Это «Девичья яблонька»! — пояснил Цзя Чжэн. — Привезена из-за моря, как говорят, из Нюйго — Царства женщин, цветы ее красивы, словно юные девы. Но я не верю этому вздору!

— Однако цветы и в самом деле необыкновенные! — возразили гости. — Вполне возможно, что они из Царства женщин.

— Это название, наверное, придумал какой-нибудь поэт, — не утерпел Баоюй. — Ведь цветы яблоньки напоминают румяна, которыми красятся девушки, а сама она такая же хрупкая, как обитательницы женских покоев. Вот он и дал ей название «цветок Нюйго»! Люди поверили этой легенде и друг другу передают.

— Весьма благодарны вам за такое прекрасное объяснение! — сказали гости.

Все сели на скамью, стоявшую на террасе.

— Ну как, придумали название этому месту? — обратился Цзя Чжэн к гостям.

Один сказал:

— Может быть, «Журавль среди бананов»?

— По-моему, лучше «Сияние ясного света», — промолвил другой.

— Прекрасно! — воскликнул Баоюй, но тут же добавил: — Какая жалость!

— В чем дело? — удивились гости.

— А в том, — пояснил Баоюй, — что здесь растут бананы и розы и в названии непременно должны быть понятия «зеленый» и «красный». А их нет в вашем названии.

— Что же ты предлагаешь? — грозно спросил Цзя Чжэн.

— Чтобы отразить всю прелесть этого места, его следовало бы назвать «Аромат роз среди зелени яшмы», — ответил Баоюй.

— Плохо, очень плохо! — заявил Цзя Чжэн.

Они вошли в дом и сразу заметили, что убранство здесь отличается от того, что они видели прежде, и очень гармонирует с общим стилем постройки. На стенах резьба лучших мастеров — изображения летучих мышей в облаках, трех неразлучных в студеную зиму друзей, гор, рек, людей и животных, старинных вещиц и иероглифов «счастье» и «долголетие» с инкрустациями из яшмы и золота. Треножники на подставках, вазы для цветов, на столах — книги, бумага, кисти для письма. Подставки самые разнообразные: круглые и квадратные, как подсолнух или же лист банана, кольцо. Обилие узоров и красок! Тонкой ажурной резьбы! То вдруг взору предстанет тонкий флер на маленьких окнах, то драпировка из шелка, за которой прячется дверь! В стенах — ниши, той же формы, что и вставленные в них предметы: лютни, вазы, мечи и другие, и потому кажется, что все они нарисованы на стене.

— Какая тонкая работа! — раздались восхищенные возгласы. — Нелегко, должно быть, сотворить подобное чудо!

Еще не дойдя до верхнего этажа, Цзя Чжэн заблудился. Слева — дверь, справа — окно. Направился к двери — путь преградила книжная полка; обернулся — и увидал проем, затянутый тонким флером, а за ним дверь. Повел гостей к двери, а навстречу им идут люди, похожие как две капли воды на них самих. Только сейчас все догадались, что перед ними большое зеркало. Обогнули его и увидели множество дверей.

— Пожалуйте за мной, господа, — пригласил Цзя Чжэнь. — Сейчас мы выйдем во внутренний дворик, а оттуда уже недалеко до ворот.

Они миновали два шкафа, обтянутых шелком, и действительно вышли во двор, усаженный розами, которые вились по решеткам, за этой оградой из живых цветов бежал прозрачный ручеек.

— Откуда он течет? — недоумевали гости.

— Вон от той плотины, — Цзя Чжэнь указал рукой. — Он течет с северо-востока через каменный грот, между горками и попадает в деревушку, где разветвляется и уходит на юго-запад, там его воды снова сливаются и попадают сюда, а здесь он уходит под стену.

— Чудесно, неподражаемо! — вскричали все разом.

За разговором не заметили, как вновь сбились с дороги, наткнувшись на высокую горку.

— Ступайте за мной, — с улыбкой сказал Цзя Чжэнь и уверенно зашагал вперед, увлекая за собой остальных. За горкой открылась широкая ровная дорога, которая вела к большим воротам.

— До чего интересно! — снова воскликнули гости. — Только волшебникам под силу подобные чудеса!

Наконец все вышли из сада.

Баоюй все время думал о сестрах, но без разрешения отца не осмеливался уйти и вместе со всеми пошел к нему в кабинет.

Тут Цзя Чжэн вспомнил о нем и, обернувшись, спросил:

— Ты еще здесь? Смотри, как бы бабушка не разволновалась. Неужели не нагулялся?

Только теперь Баоюй смог уйти. Во дворе к нему подбежали мальчики-слуги Цзя Чжэня, один из них обнял Баоюя.

— К счастью, — сказал он, — старый господин нынче доволен вами! Старая госпожа несколько раз посылала людей справляться о вас, и ей передали, что старый господин вами доволен. Поэтому она и не велела вас звать, чтобы вы могли блеснуть своими талантами. Вы, говорят, лучше всех сочиняли стихи, и по этому случаю вам следовало бы наградить нас на радостях.

— Каждый из вас получит по связке монет, — с улыбкой пообещал Баоюй.

— По связке монет? Вот так невидаль! Лучше подарите нам свой кошелек! — загалдели слуги, бросились к Баоюю и, не дав опомниться, сняли висевший у него на поясе кошелек, веер с чехлом, украшения и мигом все растащили.

— А теперь мы вас проводим!

Они сопровождали Баоюя до самых ворот дома матушки Цзя.

Матушка Цзя ожидала его и, как только взглянула, сразу догадалась, что отец им доволен, и это доставило ей огромную радость.

Вскоре Сижэнь подала чай. Заметив, что с пояса Баоюя исчезли все украшения, она с улыбкой сказала:

— Опять эти бесстыжие сорванцы все отняли у тебя?

Подошла Дайюй и, как только увидела, что на поясе у него в самом деле ничего нет, спросила:

— И кошелек, что я тебе подарила, ты тоже отдал? Попробуй теперь у меня что-нибудь попросить!

Рассерженная, она убежала к себе, схватила ножницы и стала резать еще не законченный мешочек для благовоний, который Баоюй третьего дня попросил ее сшить.

Баоюй побежал за ней, но мешочка спасти не успел.

Он очень нравился Баоюю, этот изящный мешочек, и мальчик вспылил. Расстегнул ворот халата, вытащил кошелек и протянул Дайюй со словами:

— Смотри! Отдал я кому-нибудь твой подарок? Вот как он дорожил кошельком, подаренным ею!

Носил у самого сердца! Дайюй раскаялась и, опустив голову, молчала.

— Зачем же ты изрезала мешочек? — упрекнул ее Баоюй. — Я знаю, ты не любишь делать мне подарки! Могу вернуть тебе твой кошелек!

Он швырнул кошелек и круто повернулся, собираясь уйти.

Дайюй заплакала от злости, схватила кошелек и хотела его искромсать.

Но Баоюй бросился к ней, вскричав:

— Пощади его, дорогая сестрица!

Дайюй отбросила ножницы и, вытирая слезы, проговорила:

— Не дразни меня! А будешь дразнить, близко не подходи!

Она бросилась ничком на кровать и зарыдала. Баоюй подошел к ней, принялся утешать, стараясь загладить свою вину.

Тут Баоюя позвала матушка Цзя.

— Он у барышни Линь Дайюй, — сказали служанки.

— Ладно, ладно! — отозвалась матушка Цзя. — Пусть поиграет с сестрой. Целых полдня ходил за отцом. Теперь отдохнуть надо! Только не давайте им ссориться.

Служанки послушно закивали.

Дайюй, которая никак не могла отделаться от Баоюя, вынуждена была встать.

— Оставь меня в покое, иначе уйду! — решительно заявила она и направилась к выходу.

— А я пойду за тобой! — сказал Баоюй.

Он взял кошелек и хотел повесить на пояс, но. Дайюй отняла кошелек:

— Ведь ты хотел его мне отдать, а теперь забираешь? И не стыдно тебе?

Она захихикала.

— Милая сестрица, сшей мне другой мешочек! — попросил Баоюй.

— Ладно, сошью, если будет охота.

Разговаривая между собой, они вышли из дому и отправились к госпоже Ван, где застали Баочай. В комнатах царило необычайное оживление.

Оказалось, Цзя Цян привез из Гусу двенадцать девочек и пригласил учителя для их обучения. Тетушка Сюэ перебралась в тихий уединенный домик на северовосточной стороне, а сад Грушевого аромата привели в порядок, и там поселились девочки и учитель. Еще к девочкам приставили старух, когда-то умевших петь и танцевать. Расходами, жалованьем, покупкой необходимых вещей поручили ведать Цзя Цяну.

Жена Линь Чжисяо между тем докладывала госпоже Ван:

— Прибыли двенадцать буддийских и даосских монахинь, получено двадцать комплектов даосской одежды. Есть среди монахинь одна с небритой головой , уроженка Сучжоу, предки ее из ученого сословия, но поскольку с самого детства она была болезненной, пришлось купить заместителей. Но все старания оказались напрасными — девушка выздоровела лишь после того, как вступила в секту пустоты. Вот почему, став монахиней, волосы она так и не сбрила. Ей сейчас восемнадцать лет, зовут ее Мяоюй — Прекрасная яшма. Родители ее умерли, при ней лишь две старые мамки да девочка-служанка. Она прекрасно разбирается в литературе, постигла всю глубину канонических книг и собой недурна. Прознав, что в городе Вечного спокойствия есть священные реликвии богини Гуаньинь и древние канонические книги, написанные на пальмовых листьях, она в прошлом году вместе со своей настоятельницей, мастерицей гадать, приехала в столицу и поселилась в монастыре Муни за Западными воротами. Прошлой зимой настоятельница скончалась и перед смертью велела Мяоюй оставаться здесь, ни в коем случае не возвращаться на родину, и ждать, пока сбудется предначертание судьбы. Поэтому Мяоюй не сопровождала гроб с телом покойной на родину.

— Почему же вы ее к нам не пригласили? — спросила госпожа Ван жену Линь Чжисяо.

— Мы приглашали, а она говорит: «В знатных домах людей притесняют, и я туда не пойду!» — ответила та.

— Все ясно, ведь она из чиновной семьи, а значит — спесива, — кивнула госпожа Ван. — Может быть, послать ей письменное приглашение?

Жена Линь Чжисяо кивнула и вышла, чтобы приказать писцу составить письмо и распорядиться насчет паланкина для Мяоюй.

Если прочтете следующую главу, узнаете, что произошло дальше.