Культура ухода за кожей в Сеуле

По окончании колледжа я устроилась на работу в рекламное агентство опять же в Калифорнии, в Ориндже, но держала ушки на макушке в смысле новых интересных предложений. Поездка в

Сеул, столицу Южной Кореи и родной город моих родителей, разбудила во мне охоту к перемене мест: не успела я вернуться домой, как меня потянуло обратно. Я не сомневалась, что пробьюсь и сделаю карьеру в Сеуле, поэтому взялась налаживать связи с южнокорейскими рекламщиками – чтобы не только жить там, но и работать. По какому-то наитию я ответила на объявление в корейской англоязычной газете, и однажды, успев почти забыть об этом, обнаружила у себя в почте приглашение на собеседование от компании Samsung. Спустя несколько недель я оказалась в ее техасской штаб-квартире и предстала перед тремя вице-президентами, которые решили, что я идеально подхожу для работы в отделе связей с общественностью. Помню, я робко спросила, не станет ли помехой мой скромный корейский. К моему великому облегчению, мне сказали, что Samsung – транснациональная компания, в которой трудится много билингв, так что проблем у меня не возникнет. Тем более что в международных пиар-проектах, которые мне предстояло вести, рабочим языком считался английский.

Честно говоря, я думаю, моих работодателей впечатлило, что я сама оплачивала учебу в колледже и закончила его за три года, тогда как в Корее родители, как правило, материально поддерживают детей до самой свадьбы (которую оплачивают они же). Даже в самых смелых мечтах я не предполагала, что буду работать на другом краю земли, но именно так и случилось: мне предложили переехать в Сеул. Когда до меня дошло, какие возможности передо мной открываются, я пришла в полный восторг. Помимо того что это был настоящий рывок в карьере, у меня появлялся шанс поближе познакомиться с местами, где выросли мои родители, и в любое время, когда захочется, заказывать свежую и дешевую корейскую еду. Но, если не считать предвкушения (очень хотелось побыстрее набить живот пибимпапом), я понятия не имела, во что ввязываюсь.

Когда я поделилась своими планами с родителями, сказать, что они пришли в замешательство, – значит не сказать ничего. Они многим пожертвовали, покидая Корею, и оба прожили в Штатах несколько одиноких лет без знания языка ради лучшего будущего своих еще неродившихся детей. И вот спустя три десятка лет их дочь бросает все, чтобы вернуться в страну, которую, как им казалось, они покинули навсегда.

Меня предупредили, что Сеул – город больших скоростей и высокой конкуренции, и это вызвало у меня легкую панику – что, если я не смогу вписаться в его ритм? Друзья уверяли, что я буду тосковать по дому, и предрекали мне трудности в общении с местными. В Корее жили мои родственники – тетя, дядя, двоюродные сестры и братья (которых я почти не знала). Узнав от родителей о моих планах, они, мягко говоря, удивились: «Зачем ей ехать в Корею, когда у нее все хорошо в Америке?» Но я несмотря ни на что пребывала в радостном волнении. Меня не покидало предвкушение, что годы, проведенные в Сеуле – под мигающими огнями караоке, в ароматном дымке жаровен со свининой, на тропках вдоль реки Ханган, – станут лучшими в моей жизни.

Собираясь в дорогу, навстречу приключениям, я воображала, как за мной станет ухаживать настоящий кореец с густыми красивыми волосами. Я почему-то не сомневалась, что наши отношения будут тайными, поскольку он, несомненно, окажется сыном председателя правления и владельца крупнейшего корейского неволя (бизнес-корпорации). Я уже воображала, как буду сражаться с будущей злобной свекровью, чтобы любовь между мной и ее сыном восторжествовала. В точности как в корейских сериалах.

Когда я сошла с трапа самолета в Сеуле и меня окружило море блестящих черноволосых голов, я сразу почувствовала себя дома. Корея, которую покидали мои родители, была страной, поднимающейся из нищеты; теперь она превратилась в сгусток энергии, пронизывающей бетонные джунгли и днем и ночью. Сеул мчался вперед на всех парах благодаря надеждам и решимости миллионов своих жителей. Мне предстояло пройти бесконечными тропами, впитать целую культуру, меня ждали гостеприимные кафе, где можно сидеть, не прячась от взглядов бесчисленных прохожих. Что-то из этого я предвидела, но теперь поняла, что изголодалась не столько по жареным свиным ребрышкам, сколько по новому взгляду на мир.

А потом на меня обрушилась реальность.

Если в Ориндже я оставалась кореянкой, то в Сеуле определенно была американкой и просто не могла избежать культурного шока. Представьте себе девушку двадцати двух лет от роду, с пляжным загаром, ярким мелированием и языковыми навыками на уровне трехлетнего ребенка. Я быстро обнаружила, что мой полуразговорный корейский находится в лучшем случае в зачаточном состоянии.

Помню свой первый день на работе. Февраль, самый разгар зимы. После поездки на метро в час пик на довольно высоких каблуках я чувствовала себя совершенно разбитой. Кое-как мне удалось доковылять до офиса, и сотрудник отдела кадров сопроводил меня на встречу с боссом. Я сидела одна в переговорной, когда вошел мужчина, с виду чуть моложе моего отца. Он представился мистером Хоном; уважительно его следовало называть Хон Бу-Джанним, что означало «старший менеджер Хон». Он обратился ко мне на корейском: «Вы говорите по-корейски?» – на что я ответила: «Немного». – «Что ж, добро пожаловать в команду хонбо». – «М-м, а что такое хонбо?» – кротко спросила я.

«Хонбо означает связи с общественностью», – пояснил мистер Хон. Отдел, который он возглавлял. И где мне предстояло работать. Вот черт. Плакал мой шанс произвести хорошее впечатление. Мистер Хон выглядел обеспокоенным.

Как выяснилось, несмотря на все заверения моих интервьюеров, большинство сотрудников команды хонбо английским владели далеко не в совершенстве, и мои новые коллеги боялись встречи со мной ничуть не меньше, чем я с ними.

В Калифорнии я провела на солнце столько времени, что в Сеуле многие принимали меня за уроженку Юго-Восточной Азии, а на работе я оказалась первой иностранкой в команде. Когда меня представили будущим коллегам, думаю, мы все слегка опешили. Я не вписывалась в коллектив – они понятия не имели, что со мной делать.

Но я была полна решимости провести время в Сеуле с максимальной пользой и знала, что должна приспособиться к городу, поскольку он уж точно не собирался приспосабливаться ко мне.

Я с энтузиазмом приняла вызов и начала осваиваться в новой среде. Помогло то, что мои коллеги сразу взяли меня под крыло: женщины относились ко мне словно к потерянной сестре, выросшей среди волков и чудом вернувшейся к людям. (К слову, несмотря на корявый старт, мы с мистером Хоном настолько сработались, что он стал главным партнером Soko Glam, когда вышел на пенсию, покинув пост санмуним – вице-президента – компании Samsung.)

Коллеги дразнили меня за вечно взлохмаченную шевелюру, а когда я пыталась объяснить, что это пляжные локоны в стиле бохо, на меня устремлялись недоуменные взгляды. Меня считали варваром, потому что я не пользовалась эссенцией для кожи, и смеялись вместе со мной (или надо мной?), когда я призналась, что даже не знаю, что это. Когда меня спросили, хожу ли я в баню и делаю ли эксфолиацию, я выбрала самый легкий путь: попросту соврала. Сказала, что была на днях, хотя по правде не заглядывала в корейские спа чуть не с детства.

Мимоходом мои коллеги могли заметить, причем довольно бестактно: «Мне даже отсюда видны темные круги у тебя под глазами» или «Что это за волосы у тебя на теле?». Но больше всего мне понравилось замечание, явно продиктованное подлинной заботой о моем благополучии: «Пожалуйста, расчеши волосы».

В азиатских семьях не принято деликатничать, и никто не станет ходить вокруг да около, а прямо скажет, что ты толстеешь или что тебе пора найти парня, поэтому я не обижалась, а просто привыкала к этой благожелательной прямоте: она заставила меня всерьез задуматься о состоянии своей кожи. К тому же, окунувшись в корейскую культуру, я пристрастилась к мыльным сериалам и заразилась обаянием и внешностью актрис: их лица безупречны даже в формате HD!