Книга: Черви
Назад: 27
Дальше: 29

28

Наконец наступило время отбоя. В кубрике погас свет. Уэйт и Адамчик стояли в темноте у своих коек, ожидая вызова в сержантскую. Когда солдаты на койках успокоились и в кубрике наступила тишина, Мидберри вывел их в коридор. Шагая позади Адамчика, Уэйт шепотом спросил, надумал ли он поддержать его. Тот молча кивнул головой.
— Ты мне скажи, а не кивай, — прошипел Уэйт. — Да или нет?
— Я же говорю «да»…
— Прекратить разговор! — прикрикнул Мидберри.
— Ты скажи только, что, мол, требуешь следователя, и все, — не унимался Уэйт.
Сержант остановился, повернулся лицом к солдатам.
— Кому сказано, прекратить разговоры? — рявкнул он злобно. — Иль опять не ясно?
— Ясно, сэр, — дружно ответили оба.
— То-то же. А теперь ты ступай в сержантскую, — он слегка подтолкнул Адамчика, пропуская его в дверь. И, повернувшись к Уэйту, добавил: — А ты пока что постой тут. Ясно?
— Так точно, сэр!
Адамчик в сопровождении Мидберри скрылся за дверью сержантской, и Уэйт сразу же тихонько привалился к стояку. Он услышал приглушенный голос Магвайра, но не мог, как ни старался, разобрать ни слова. Спокойный тон сержанта все же как-то приободрил его. Больше всего он боялся, что Магвайр сразу начнет орать на Адамчика. пустит в ход кулаки, и тот не устоит. Правда, была еще небольшая надежда на Мидберри, на то, что, может быть, его присутствие хоть немного сдержит штаб-сержанта, не позволит слишком распоясаться.
Мимо тихой тенью прошел дневальный. Это был солдат из его отделения по фамилии Хаммарберг. Он шел, всем своим видом показывая, что не замечает Уэйта. Дойдя до середины прохода, до того места, где широкая красная полоса на полу означала границу территории 197-го взвода и, стало быть, конец зоны его ответственности, солдат сделал четкий поворот кругом и так же, не поворачивая головы и глядя строго перед собой, проследовал назад, в кубрик.
Гул голосов в сержантской тем временем стал более громким. И по мере его усиления в душе Уэйта угасала надежда на успешный исход. Теперь он уже даже жалел, что не посоветовал Адамчику уклониться от разговора с сержантами и требовать вместо этого встречи с командиром роты. Главное ведь — избежать нажима со стороны Магвайра.
Правда, если говорить начистоту, у Уэйта сейчас уже не было времени на длительную борьбу с Магвайром. Разве не может случиться так, что его вышвырнут коленом под зад буквально завтра утром? Никто ведь не знает, что там задумал Магвайр, какие шаги он уже предпринял. Штаб-сержант не позволит опальному солдату долго засиживаться в его взводе. Тем более, что тот еще подбивает и других солдат выступить в его поддержку. Учитывая все это, Уэйту следовало любой ценой ускорить ход событий. Так он и поступил, использовал свой последний шанс, и теперь надо было только ждать. Что будет, то и будет…
Прошло уже около получаса. Наконец дверь открылась. Вопросы были ни к чему. Достаточно было взглянуть в лицо Адамчику, чтобы стало ясна: победа и на этот раз была на стороне сержанта Магвайра. Не глядя в сторону Уэйта, стараясь, казалось, даже не дышать, Адамчик быстро прошел в сторону кубрика…
— Так я что же, сам должен выйти, чтобы втащить сюда твою пожелтевшую от страха задницу? Кому сказано, червяк паршивый, — прогремел Магвайр.
Уэйт весь подобрался, шагнул на порог, четко повернулся налево и громко, как положено, стукнул кулаком по косяку:
— Сэр, рядовой Уэйт просит разрешения явиться по приказанию!
Получив разрешение, он шагнул через порог и замер перед сержантом. Тот сидел за столом, откинувшись на спинку стула. Сзади него, чуть-чуть в стороне, стоял Мидберри.
— Ну, парень, как видишь, твой дружок, лейтенант этот, не больно-то помог тебе.
— Так точно, с.эр.
— А ведь мы с сержантом Мидберри тебя предупреждали. Верно?
— Так точно, сэр.
— Так какого же черта ты тогда хотел? Чего ты вообще добивался, червячина?
— Ничего, сэр.
— Ну, а в башке-то у тебя хоть что-то есть?
— Так точно, сэр.
— Есть, говоришь? Может, и есть, да только пользоваться ты, как видно, не умеешь.
— Так точно, сэр.
Магвайр неожиданно склонился над столом, поднял пачку отпечатанных на машинке листочков.
— Твои документы на увольнение, — тихо, как бы между прочим, сказал он и тут же бросил бумаги на стол. — Ну, так скажи же мне, червяк, правильно мы поступаем, выгоняя тебя?
— Так точно, сэр.
— А ты знаешь, дерьмо паршивое, что значит увольнение с позором? Подумал, каково тебе будет на гражданке с такими вот документами?
Растерянность, недоумение, испуг, пробежавшие, как в калейдоскопе, по лицу солдата, вызвали у сержанта самодовольный смех. Удар был рассчитан куда как ловко.
— Да, да, червяк. Ты не ослышался. С позором! Именно так, и никак иначе. Чтоб другим неповадно было.
— Сэр, но за что? На каком основании? Ведь я же…
— Ишь ты, какой законник выискался. Оснований, видите ли, ему захотелось. Да у нас тут этих оснований хоть пруд пруди: невыполнение приказания сержанта-инструктора, обман, драка…
Он поднял глаза на солдата, посмотрел внимательно на здоровенный синяк, расплывавшийся у него на скуле, на распухшую губу…
— …Нам ведь раз плюнуть доказать, что ты устроив драку. Как полагаешь?
— Так точно, сэр.
— И что воровством в казарме занимался, тоже…
— Сэр?
— А вон в тот раз у Вуда кто деньги спер, не ты, что ли? Да и часы мои тоже? Твоя, поди, все работа?
Уэйт умоляюще посмотрел на Мидберри, но тот отвел глаза. И солдат сразу понял, в каком безвыходном положении он оказался, насколько призрачны были его надежды.
Каким же он все-таки был дураком, думая, что сможет побороть Магвайра, сломить его власть. Он даже малейшей слабины не нашел. Да разве такого сломишь? Все варианты на сто ходов вперед продуманы, везде солома постелена. Возьми-ка его голыми руками. Зря, что ли, лейтенант тогда говорил, что Магвайр уже два расследования благополучно пережил и ни одного пятнышка на мундире? А все потому, что умеет заставить молчать кого надо. Солдаты у него ходят как по струнке, пикнуть никто не смеет. Конечно, этого не просто добиться. Но Магвайр свое дело знает. А главное, знает, как и на чем сыграть. И к тому же здорово умеет использовать в своих интересах порядки, царящие в корпусе морской пехоты. Тем более, когда противник вроде этого лощеного лейтенанта. Со всякими уставчиками да сборниками правил в холеных ручках. Где уж такому обыграть Магвайра.
«Какой же я против него слабак, — с горечью подумал Уэйт. — А ведь вообразил бог весть что». Он тут же подумал о лейтенанте и вдруг увидел его перед глазами, как наяву. Спесивый сноб с перламутровым револьвером на боку.
Но в душе Уэйт понимал, что никто не виноват в его неудаче. Сам не маленький, знал, на что шел. Никто ведь не тянул за язык, не толкал в спину: иди, мол, доложи, пострадай за правду. Он сам решился на этот шаг, значит, сам и в ответе.
— Ты все еще тут, червяк?
— Так точно, сэр.
— Завтра должны прислать за тобой. Поедешь, куда скажут. Там и будешь ждать, пока бумаги будут готовы. Ясненько?
— Так точно, сэр.
— Ничего больше не скажешь?
— Никак нет, сэр.
— А ты, сержант Мидберри?
— Нет, ничего.
Магвайр медленно поднялся, вышел из-за стола, подошел вплотную к солдату. Руки на бедрах, слегка покачиваясь на носках, он в упор рассматривал Уэйта, как будто надеялся увидеть что-то у него на лице или в глазах.
— Так, так, дружок. Здорово ты все обделал, ничего не скажешь. Вон ведь как поначалу прикидывался да выслуживался. Всех вокруг пальца обвел, даже в командиры отделения пролез. А сам втихаря плевал на нас, дерьмом исходил. В герои, видишь ли, хотел пробиться. Да не вышло. Верно ведь, герой? Не вышло? Так-то вот! Дунул ветер, и нет героя. Спекся. И ни один червяк ему не рукоплещет. Плевать они все на тебя хотели. И вообще им на тебя… с высокой колокольни. А знаешь, почему? Не потому, что трусят. Нет, не потому. Им же на тебя смотреть противно. Кишки твои желтые за милю видать. Понял? И еще у нас в морской пехоте, парень, не любят неудачников. Не любят! Неудачников и всяких слабаков, у которых кишка тонка. Настоящий-то морской пехотинец на такую мразь и смотреть не станет. На тебя и тебе подобных слюнтяев. Катись-ка ты отсюда колбасой, только воздух чище будет. О тебе ведь здесь через, два часа уже никто не вспомнит. Да и кому вспоминать? Кому ты нужен? Завтра утром, вон спроси любого, ни. одна душа о тебе знать не будет. Кто, мол, там был командиром третьего отделения? А черт его знает. Тем более что уже есть и новый командир — Адамчик. Чем плох? Отличный командир будет. Во всяком случае, получше тебя.
«Ну и подонок», — только и подумал Уэйт.
— А ты что думал? — Магвайр самодовольно улыбался. — Решил, поди, что нашел дурака себе на радость. Вместе со мной, мол, с моста в реку бросится. Черта лысого! У этого парня своя башка на плечах. И, оказывается, не такая уж плохая… Во всяком случае, морской пехотинец-то из него получится.
— Сэр, — перебил вдруг сержанта рядовой, — у вас ко мне все?
— Ну и гад, — удивился Магвайр. — Это же надо! Все? Да хоть бы и так. Черт с тобой! Ступай, и чтобы к утру был готов. А там чтоб и духу твоего не было! Ясненько?
— Так точно, сэр.
— Чтоб рожи твоей поганой я здесь не видел. Никогда в жизни! Ясно, червяк?
— Так точно, сэр.
— П-шел вон, мразь! Ну, чего еще ждешь? Сказано, п-шел! Вон, скотина!
Уэйт не стал отдавать честь, не щелкнул каблуками, а просто круто повернулся через левое плечо и вышел из сержантской.
— Эй, ты! — крикнул вдогонку Магвайр. — Ты что же это, совсем забылся?
Солдат даже не повернул головы. Он быстро прошел по коридору, толкнул дверь в кубрик и с ходу шагнул в черную пустоту, направляясь к койке. В тот же момент на голову ему упало одеяло, несколько рук стиснули со всех сторон, закрутили, сбили с ног. Он даже охнуть не успел, как разгоряченные тела навалились со всех сторон, начали давить. Уэйт делал отчаянные попытки, чтобы освободиться, бил во все стороны ногами. Однако силы были неравные. Ремнями ему связали ноги, затянули вокруг головы одеяло. Он слышал, как напавшие на. него солдаты что-то шепотом говорили друг другу, потом приподняли его, потащили куда-то между койками и бросили на пол. В последнюю минуту ему все же удалось высвободить под одеялом одну руку и кое-как прикрыть ею голову и лицо. Падая, он постарался упасть на бок и подтянуть колени как можно ближе к животу. Сразу же посыпались удары. Первые обрушились на спину и тот бок, что был сверху. Бившие не жалели сил, но все же это было не самое страшное. Страшное было впереди. Чем дальше, тем яростнее становились избивавшие его солдаты. Избиение беззащитного человека все больше распаляло их, мутило кровь, туманило рассудок. Они уже не шептались, а кричали от ненависти и злобы, били все сильнее и по чему попало, стараясь попасть в голову и в живот. Уэйт сделал попытку отползти в сторону, но они не дали, схватили за ноги, прижали к полу. Сильный удар ногой в солдатском ботинке пришелся где-то за ухом. В глазах полыхнуло белой молнией, на миг показалось, что голова разлетелась на тысячу кусков, а сам он летит в бездонную пропасть, откуда уже нет пути назад…
— Сволочи поганые! Дерьмо трусливое! — закричал Уэйт что было сил. Он больше не мог терпеть, не мог молча сносить эту зверскую расправу. — Дерьмо! Все — дерьмо! Трусливое, поганое дерьмо, будьте вы прокляты! — Он рычал и извивался, а удары все сыпались и сыпались; Казалось, что им не будет конца, что они обрушиваются все чаще и чаще и сила их тоже непрерывно нарастает.
«И все же хорошо, — лихорадочно скакало у него в голове под этим градом ударов, — что я не смолчал, что сказал правду». Он вовсе не был трусом. Нет! Трусами были те, другие. Все, кто молчал. Раньше. Все, кто били его теперь. Раньше и он был таким же, как и они. Тоже молчал и трясся от страха. Страх заставлял его повиноваться, молча сносить оскорбления и издевательства, прикидываться бравым и исполнительным солдатом. Только страх, и ничто другое. Даже тогда, когда он все же набрался мужества и сказал правду, он боялся, что проиграет, боялся всего того, что Магвайр мог с ним сделать, боялся, что не выдержит и не устоит. Даже несколько минут тому назад, в сержантской, он еще боялся. Теперь же все это позади. Сейчас он ничего не боится. Ничего и никого. Наоборот, теперь боятся его. Боятся все — и те, что бьют, и Магвайр, и Мидберри, и весь взвод. Вон как навалились, впотьмах, всем скопом и молотят почем зря. У них в руках все: власть, право, документы. Они могут вышвырнуть его пинком под зад с волчьим билетом. Но все это только потому, что они его боятся. Ведь он теперь уже не в их власти. Он сказал правду. Один из всех он не побоялся сказать эту правду, и теперь расплачивается за это. Один из всех не побоялся стать лицом к лицу с Магвайром, и теперь ему уже ничего не страшно. Ему, но не им! Они-то боятся. Еще как боятся. Всего боятся, а больше всего — его, Уэйта. Его и всего того, что теперь его от них отличает. Он же не боится. Почти не боится. Страх уже почти покинул его. Осталось совсем немного. И это последнее уходит с каждым новым ударом. Ну что они еще могут сделать? Они использовали все, что могли, и все же оказались не в состоянии удержать его в повиновении. Он ушел от них, и его страх тоже уходит под градом ударов. Страх уходит из сердца, и вместо него появляется что-то настоящее, прочное, крепкое. Это не та фальшивая прочность, что сходит в морской пехоте за храбрость, а настоящая — глубокая и всеобъемлющая.
— Паршивое дерьмо! Все вы! Жалкие дерьмовые трусы! Дерьмо! — Он кричал и извивался на полу, рычал и смеялся от ненависти: — Дерьмо! Жалкое дерьмо! Все вы! Все! Все!
Назад: 27
Дальше: 29