Книга: Черви
Назад: 20
Дальше: 22

21

Теперь Мидберри окончательно понял, что не пользуется абсолютно никаким влиянием на штаб-сержанта. Он просто выдумал себе какой-то фальшивый образ этого человека и воображал, будто ему в нем все ясно и понятно. И только сидя в сержантской, после того как санитары унесли на носилках стонущего Купера, он понял, до какой степени заблуждался. Магвайр сразу же потребовал от него, чтобы он отправился в кубрик и постарался убедить всех, кто находился рядом с Купером, что с ним ничего не произошло, а все случившееся является лишь досадным недоразумением. Мидберри возражал против этого, считая, что на солдат вообще не следует давить. В ответ Магвайр рассмеялся ему прямо в лицо:
— А мне, парень, твои эти выходки уже начинают надоедать. Взял моду разыгрывать тут добренького дядюшку. Ладно уж, пока делу не мешало. А сейчас, дружок, этак не пойдет. Того и гляди, налетят золотые козырьки, начнут нос куда не надо совать, камня на камне не оставят, а он тут расселся, строит невесть что. Нет уж, уволь, не позволю я тебе этак распускаться. Не хватало еще, чтоб у нас тут раскопали что-то, да и раззвонили, развоняли бы по всему свету. А ежели мы с тобой начнем в разные стороны тянуть, так и вовсе беды не оберешься. Ты учти; что ищейки эти сразу же за червяков примутся. Начнут под нас копать, расспрашивать, вынюхивать, искать, кто послабее, чтобы побыстрее запищал, стал фискалить, гад. Солдаты, конечно, перетрусят, им бы тут в самый раз с кем-то посоветоваться, спросить, что делать. А к кому же им обратиться, как не к тебе. Ты же всю дорогу разыгрывал из себя защитника против меня. И не тряси головой, знаю, что говорю. Да и ты сам тоже отлично знаешь, что я прав. В общем-то, я в этом особой беды не вижу. Может, даже это и к лучшему, когда такой во взводе есть. Пусть уж лучше к тебе в случае нужды сунутся, чем к золотым козырькам побегут фискалить, провались они пропадом. Да только ты особенно слюни-то не распускай, не вздумай еще, чего доброго, с ними на равные становиться. Ясненько? Послушай этак маленько, где-то немножко пожалей, что ли, посочувствуй, и все. Главное, добейся, чтобы эти скоты не вздумали чего лишнего сболтнуть. Пусть говорят только то, что мы прикажем, и ни полслова больше.
Мидберри не стал с ним спорить, хотя в душе вовсе не собирался проводить эту линию. Он молча стоял у окна, подрезая ногти маленьким ножичком, что висел на колечке с ключами.
— Я ведь тринадцать лет убил, чтобы это заработать, — Магвайр слегка дотронулся рукой до своих нашивок, — теперь вовсе не собираюсь из-за какого-то дерьма начинать все сначала, бегать опять как дурак с пулеметом на плечах. Да и тебя ведь тоже по головке не погладят, коли дело заварится. Это уж точно, помяни мое слово. Эти золотые козырьки, стоит им только дерьмо унюхать, по уши в него заберутся, а потом начнут всех направо и налево мазать, чтобы вони побольше было. Не успокоятся, пока пару сержантов не сожрут, кровушки не напьются. Как же иначе этим лейтенантишкам да капитанишкам себе чины зарабатывать! Только вот так и выдвигаются, на чужом горе и беде.
— Даже и не знаю… — неуверенно начал Мидберри, но Магвайр сразу перебил:
— Как так, не знаешь?! А в рядовые снова хочешь?
— Нет, конечно.
— Вот то-то и оно. А откроется все, так уж тогда не миновать. В лучшем случае выгонят из инструкторов да турнут куда-нибудь в пожарную команду. Тебе это улыбается?
— Ну чего тут говорить…
— Знаю чего. Просто хочу напомнить: нам с тобой сейчас никаких там «если» да «может быть» допускать никак нельзя. Действовать надо, и немедля. Делай все, как говорю, и вот увидишь, все обойдется. Только чтобы без всякого там слюнтяйства. Я тебе сто раз уже говорил и еще раз скажу — в нашем деле середины не бывает. Никаких там половинок. Хочешь жить — действуй до конца! Это запомни. Накрепко! И… давай-ка, парень. За дело!

 

 

Мидберри секунду помедлил перед дверью, зачем-то оглянулся назад, потом решительно толкнул дверь и вошел в кубрик…
— Смир-рна! — Солдаты, толпившиеся за дверью, отскочили кто куда, вытянулись перед вошедшим сержантом.
Заложив руки за спину, Мидберри, медленно шел по проходу. Всматривался в лица, фигуры, выправку. Глаза его автоматически регистрировали непорядок в обмундировании, заправку коек, размещение снаряжения, блеск надраенных ботинок перед рундуками…
Он дошел до середины кубрика, остановился. Подтянутый, наглаженный, спокойный. Его вид подействовал на солдат успокаивающе.
— Вольно, — крикнул он, все еще погруженный в свои думы, не переставая удивляться, как же все это произошло…
«Так вот ты, оказывается, какой, Уэйн Мидберри! Сержант Мидберри, младший „эс-ин“ 197-го взвода. Вот какой на поверку. Ну, да ладно. Какой есть, такой и есть. Другим уж, видно, не буду».
— Вы тут, наверно, парни, — обратился он к солдатам, — разговоры сейчас всякие ведете… Ну, насчет Купера и все такое прочее… Так вот, с ним уже все в порядке. Жив-здоров и вам кланяться просил. Лежит себе в лазарете пока что, да только ничего серьезного с ним нет. Фельдшер сказал, через пару дней выйдет. Просто ему надо немного в себя прийти, успокоиться. Только и всего. Нервишки подкачали…
«Как бы не так, — подумал Уэйт. — Успокоиться ему, видите ли, надо. Это уж точно, успокоиться. Да еще и кое-какие запасные части получить».
— Да, вот еще что, — добавил Мидберри. — Мы все тут люди взрослые, так я хочу с вами кое о чем договориться. У нас ведь задача номер один — стать настоящими солдатами, бойцами морской пехоты. Вы для этого завербовались, верно? А чтобы стать морским пехотинцем, надо немало испытать. Да и пережить кое-что приходится тоже. Поди, уже убедились, что тут у нас не так все легко и просто. Солдатская школа — штука трудная. Не всяк и не всякий барьер с ходу возьмет. Другой раз и попотеть приходится, а то, глядишь, и шишку набьешь, нос расквасишь. Как же иначе. Трудно воевать, а учиться этому еще труднее. Вон вас какая орава — чуть ли не семьдесят душ. В такой куче чего только не случится. Бывают и происшествия, не без этого. И тут ничего не попишешь. А уж заранее и тем более не угадаешь. Вон хоть с этим Купером. Конечно, кому приятно, что так получилось? Да только что тут особенного. Обычное дело. Не то еще бывает. Так что шум поднимать не к чему. Я еще раз говорю — учёба у нас с вами не мед, это верно. А почему? Да потому, что и служба наша — особая. Скажем, в армии или там на флоте оно, может быть, и полегче, там это можно, а нам — никак нельзя. Мы ведь с вами совсем другой народ — морская пехота. Не чета всяким сухопутчикам или матросам. Им можно и слабинку иметь, где-то гайки отпустить, а нам нельзя. Нам это — смерть верная! Вы здесь не первые, в этом учебном центре. Тысячи уже прошли. Многие тысячи. И все они учились так же, как и вы. Без всяких послаблений, До седьмого пота, а иногда и до крови. Зато и выходили настоящими бойцами, отборными солдатами — боевой морской пехотой. Гордятся этим. И вы тоже потом не раз добром нас помянете. С гордостью будете вспоминать, как тут трудились…
Мидберри сделал паузу. Подождал, чтобы солдаты поглубже впитали его слова, чтобы все, что он сказал, осело в их сознании, закрепилось там. Потом продолжал:
— О Купере не беспокойтесь. С ним все в порядке, и нечего зря трепаться об этом. Тем более, что у пас ведь есть забота поважнее — скоро выпуск, вот к чему готовиться надо. Все силы мобилизовать. А с Купером и без нас разберутся. На войне как бывает? Штурмует, скажем, взвод высоту. Половина солдат уже полегла. Но имеют ли право те, кто остались в строю, бросать свое главное дело и кидаться упавших обхаживать? Да еще переживать, как, мол, они. там. Ни в коем случае! Начни они так делать, страшно, что будет. Все полягут, ни один не уцелеет, это уж точно. Значит, так поступать негоже. Для раненых есть санитары, они пусть и заботятся. А взвод должен выполнить задачу — взять высоту, и точка, разбить противника и тем самым спасти не только себя, но и раненых. Вперед, на штурм! Только так в бою. И в учебе тоже. Раз поставлена задача, она должна быть выполнена любой ценой, во что бы то ни стало. Хоть нос в крови и лоб в шишках. Нам вон сколько еще сделать надо. А времени в обрез. Никто ведь из вас, надеюсь, не собирается проваливаться? Не желает пинком под зад отсюда вылететь, верно? Да никто и не вылетит. Будь я проклят, коли не так. Надо только поднажать. Осталось-то всего ничего — меньше, чем пара недель, и вы все уже в выпуске. Настоящие парни! Бойцы морской пехоты! Для этого стоит попотеть. Верно я говорю?
Взвод нестройно прокричал свое «Так точно, сэр», и Мидберри подумал, что можно было бы потребовать и более энергичного ответа, да, пожалуй, сейчас не стоит. Главную задачу он, вроде бы, выполнил, во всяком случае, открытого несогласия никто не выразил. Магвайр был прав, все шло так, как ожидалось. Их волновало вовсе не то, что произошло с Купером, а лишь то, как это происшествие может на них отразиться.
«Этих паршивых червяков сейчас только одно беспокоит: как бы поскорее отсюда выбраться. Выпуск-то ведь уже не за горами, какой же дурак захочет по своей воле его оттягивать, — учил его Магвайр, направляя для разговора с солдатами. — Вот ты на это и нажимай. Вдолби им в башку, что вся их судьба — в выпуске. Увидишь, они на это клюнут, все будет в порядке. Я такое уже повидал. Не впервой».
Тогда, подумал Мидберри, ему казалось, что дело вовсе не в выпуске. Он не особенно верил Магвайру. И, оказывается, зря. Сейчас вот воочию убедился, насколько прав был штаб-сержант, как здорово он разбирается в людях. Там, в сержантской, когда он спорил с Магвайром, ему казалось, что кубрик уже кипит, солдаты негодуют и готовы немедленно предать своих сержантов, выдать их на съедение золотым козырькам. Даже переступая порог кубрика, он ожидал увидеть тут чуть ли не бунт. А что оказалось на поверку? Вот то-то же. Прав, тысячу раз прав Магвайр. Он всегда знает, что говорит. Не то, что другие, вечно живущие в мире иллюзий.

 

 

— А теперь, — крикнул Мидберри, — я хотел бы потолковать еще кое с кем отдельно. Рядовым Уэйту, Адамчику, Логану, Муру, Брешерсу и Тейлору явиться в сержантскую. Остальным — заниматься по плану. Вечером проверю оружие. Чтобы все блестело! И не болтать! Хватит уже, потрепались. Теперь — за дело!
Шестеро солдат вышли вслед за ним из кубрика, прошли в сержантскую, стали в шеренгу вдоль стены. Мидберри скомандовал: «Вольно». Шесть фигур стояли не-подвижно, шесть пар глаз уставились куда-то поверх головы сержанта, уперлись в невидимую точку на противоположной стене.
Улучив момент, Уэйт искоса огляделся, скользнул глазами по лицам остальных. Все они так и дышали уверенностью. И он, черт побери, отлично знал, что это была за уверенность — шесть новобранцев, включая и его самого, были готовы любой ценой выбраться с этого проклятого острова. И не просто выбраться, а уехать с высоко поднятой головой, настоящими морскими пехотинцами. Во имя этого они готовы на все, но только не к тому, чтобы бороться за Купера. Купер для них уже больше не существовал. Он ничего теперь не значил.
Уэйт задержал взгляд на Адамчике. Как ни старался Рыжий, как ни пытался напустить на себя уверенность и твердость, вся эта показуха была как решето. Внутри он оставался тем же трусливым мальчишкой, маменькиным сынком, запуганным и трясущимся. Интересно, о чем он сейчас думает? И что он тогда видел — в тот момент, когда Магвайр двинул Купера и тот упал?
С тех пор, как все это случилось, Адамчик упорно отказывался разговаривать. Все время уходил в сторону. И все же Уэйт был уверен, что он тоже видел все — как Магвайр с размаху двинул Купера ногой в пах, как этот удар переломил солдата пополам, как тот без звука рухнул головой вперед. Конечно, сейчас все это не имело никакого значения. Никто из них все равно не признается, что видел. Даже между собой побоятся говорить. Да и к чему все это? Только попробуй нос высунуть, сразу промеж глаз схлопочешь. Ему казалось, что это — слова Магвайра, что это он их так учил. Но потом решил, что, пожалуй, это не так, Магвайр тут ни при чем, он сам всегда так думал. Верил и сейчас верит в эту житейскую мудрость: хочешь быть целым, не высовывай носа. Так он и Адамчика учил. Вон хоть бы тогда, когда Клейн спятил. «Моя мудрость», — подумал он с горечью. А разве не так? И сейчас она даже правильнее, чем тогда. Сейчас, коли высунешься, так не только промеж глаз схлопочешь, но и башки начисто лишишься. Даром что ли их сюда пригнали? Специально, чтобы проверить, кто может дать слабину, высунуть нос, когда не надо.
Мидберри уселся за стол, поглядел молча на стоящих перед ним новобранцев:
— Я выбрал вас шестерых потому, что ваши койки рядом с койкой Купера и, стало быть, вы стояли в тот раз рядом с ним в строю. А раз так, значит, никто лучше вас не мог видеть, как сержант Магвайр стукнул ногой по прикладу его винтовки, а она рикошетом ударила его в пах. Верно я говорю?
— Так точно, сэр, — разом ответили шесть парней.
— Удар ведь пришелся в приклад, а не в пах? Купер сам налетел на приклад пахом, так?
— Так точно, сэр!
— Сержант Магвайр только хотел поправить его, чтобы он правильно держал оружие. Купер же не понял, сделал резкое движение, отчего и произошел несчастный случай. Я верно все излагаю?
— Так точно, сэр!
— Адамчик, ты тоже согласен?
— С чем, сэр?
— Ну вот, снова здорово. Я ему битый час растолковываю, а он… Подумай еще раз внимательно, парень! Это был несчастный случай или нет?
— Так точно, сэр!
— Что «так точно»?
— Сэр, это был несчастный случай…
— И ты в этом совершенно уверен?
— Так точно, сэр!
— А ты, Тейлор?
— Так точно, сэр!
Мидберри опросил всех шестерых, и все они подтвердили его версию. «Ну и выдрессировал же их Магвайр, — почти что с восхищением подумал он. — Надо же так вдолбить чувство верности корпусу и его чести, ничего не скажешь. Шпарят прямо как „Отче наш“. Без запинки».
— Уэйт!
— Есть, сэр!
— Ты согласен со всеми?
— Так точно, сэр!
— А вот мне твой ответ что-то не нравится. Ты что, не очень уверен?
— Так точно, сэр! Не успел тогда толком рассмотреть. Больно уж все неожиданно случилось. Да и быстро как-то все это…
— Что «все»?
— Ну, этот, сэр… несчастный случай…
— Вон оно как! Не успел, говоришь. Уж не считаешь ли ты, что сержант намеренно двинул этого рохлю? Так, что ли? Отвечай!
Уэйт все еще колебался. Он чувствовал, как в комнате вдруг начала нависать какая-то тяжесть, как напряглись стоящие рядом с ним солдаты. «Все они, — подумал он, — побывали на стрельбище и научились там стрелять, их обучили, как ходить строем, бегать, пользоваться штыком и ножом. При случае они могут швырнуть человека через бедро, сломать ему руку или ногу, выдавить пальцами глаза, размозжить череп, задушить руками. А уж дать сапогом в пах какой-то там грязной сволочи, двинуть его так, чтобы свалился замертво, — этому они и подавно обучены. Как же иначе, коль они — подготовленные убийцы! Отборное войско! Элита! Тогда что же сейчас с ними происходит? Почему так перетрусили? Да потому, что вдруг поняли, что кто-то может открыть рот. Вот хотя бы он — рядовой Уэйт. Откроет рот да и крикнет: „Сэр, этот мерзкий садист, подлый сукин сын сержант Магвайр ни с того, ни с сего развернулся и с ходу засадил бедняге Куперу сапогом в пах. Мы все видели это своими глазами“. Вот было бы здорово. Поглядеть бы на эту элиту, на этих патентованных убийц, как они в штаны наложат с перепугу. В форменные штаны рядовых корпуса морской пехоты Соединенных Штатов. „Ах, нет, нет, сэр! — сразу же завопили бы эти трусливые подонки. — Он все врет, сэр. Не было ничего подобного. Никто вовсе и не бил старину Купера. Просто произошел несчастный случай, сэр, печальное недоразумение, и только. Мы все уверены, сэр, совершенно уверены!“ Наверняка так вот и было бы. Точно!» Вслух же Уэйт ответил:
— Сэр, это был несчастный случай. Я совершенно уверен.
— Ладно, парень, — одобрительно ответил сержант. — Ладненько. Но только намотай себе на ус: ты — командир отделения. Стало быть, лицо официальное, ответственное. А это значит, что ты, черт побери, должен и сейчас, и потом стоять уже насмерть на своем, быть хозяином своего слова. Так как же, еще раз: это был несчастный случай или нет?
На какое-то мгновение взгляд Уэйта встретился с глазами Мидберри. Но тут же вновь скользнул куда-то вверх, на стену. Этот странный допрос уже начинал сбивать его с толку, ему даже подумалось, а не собирается ли сержант действительно выяснить, что же произошло на самом деле. Как будто бы он сам не знал, случайно или нет ударил Магвайр нерасторопного солдата.
Да только скорее всего все это вовсе не так. Мидберри просто-напросто ловит его, проверяет, твердо ли он стоит на своем. У этих «эс-инов» есть, говорят, специальные приемы, как выявлять, кому из солдат можно доверять, а кому нет. И этот из того же теста, что и остальные. Да только и у солдат есть свои приемчики. Что бы ему ни твердили начальники, как бы ни обхаживали, он всегда должен стоять на своем. Таков уж солдатский закон. И рядовой Уэйт должен жить только по нему.
— Сэр, я совершенно уверен. Это был несчастный случай. Купер дернулся назад и прикладом нечаянно ударил себя в пах.
Мидберри даже присвистнул, резко повернулся на стуле и вышел из-за стола. Подошел к окну, посмотрел на улицу, помолчал.
«Он что, разочарован? Недоволен? Ждал другого, что ли? — подумал Уэйт. — А может, все-таки действительно хочет докопаться до правды? Но-но, солдат! Не хватало еще, чтобы ты схватил эту наживку. Тут ведь ухо надо востро держать. А ну-ка, вспомни, как ты тогда попытался пожаловаться ему на Магвайра. Как он тебя отчитал. Вот и теперь то же самое. Попробуй только, распусти сопли, век потом не забудешь. Пусть он какой хочет спектакль разыгрывает, да только ты на это не ловись. Какой бы он там ни был, а все равно „эс-ин“. На такие штучки только дешевка может клюнуть. А мы — ни-ни!»
— Так, стало быть, вы все стоите на своем? — не поворачиваясь от окна, глухо сказал Мидберри. — Это был несчастный случай? Никаких сомнений?
— Так точно, сэр, — разом ответили все шестеро.
— Не слышу!
— Так точно, сэр! — рявкнули солдаты во все горло…
Сержант повернулся к строю, одобрительно кивнул:
— Ну что ж, так и запишем. С этим, стало быть, покончено. Добро!
«Действительно, Магвайр всегда прав, — подумал Мидберри. — Что бы там ни случилось, а солдаты всегда будут твердить одно и то же — несчастный случай, и все. Тут все предельно ясно». Не ясно только, как он сам относится к этому происшествию. Он действительно был в какой-то мере разочарован тем, как вели себя солдаты. Однако в то же время чувствовал и явное облегчение. Что же его разочаровало? То, что Магвайр снова оказался прав? Или то, как трусливо ведут себя новобранцы? А может быть, он надеялся, что теперь в его руках появится улика, которой при случае можно будет пригрозить Магвайру? Что-то такое, что в конце концов уравняет его со штаб-сержантом? Что же касается чувства облегчения, то тут у Мидберри, к сожалению, была полная ясность — если бы хоть один солдат заявил, что видел, как Магвайр умышленно ударил Купера, ему непременно пришлось бы выбирать чью-то сторону. Выступить открыто против Магвайра или же ополчиться на этого парня, во что бы то ни стало заставить его замолчать. И он, как ему казалось, вовсе не был уверен в своем выборе. Как бы все-таки он поступил, если уж быть откровенным? С одной стороны, Магвайр его прямой и непосредственный начальник, и он обязан служить ему верой и правдой. А чем он обязан перед солдатами? Ничем. А перед собой? «Да ну его к черту, — одернул он себя. — На кой это мне нужно, голову ломать. Если бы да кабы… Все уже решилось само собой. Нечего, стало быть, вола за хвост вертеть. Спасибо солдатам, избавили от сомнений. Теперь, надо думать, они на попятный уже не пойдут, будут везде твердить одно и то же. Вот и ладненько. А я стану им подпевать, и дело с концом».
Он давно уже принял свое главное решение. Тогда еще, когда решил стать сержантом-инструктором. Как он тогда радовался! И теперь отступать совсем ни к чему. Зря что ли их тогда учили: кто хочет смыться из морской пехоты, должен сделать это до того, как началась война, и ни в коем случае не после.
— Марш в кубрик и стать там к койкам, — приказал он солдатам. Те быстро вышли. Мидберри направился следом.
Когда он вошел в дверь, взвод стоял по стойке «смирно».
— Очевидно, будет начато официальное расследование, — обратился он к строю. — Понабегут золотые козырьки, начнут всех хватать, допрашивать, уговаривать. Будут из кожи вон лезть, чтобы выбить что-нибудь этакое… В общем, чтоб беду на нас накликать, навредить. Это уж будьте уверены. У них всегда так. Только и стараются, чтобы людям жизнь испортить. Понапридумывали всяких уловок хитрых. Добренькими дяденьками станут прикидываться, обещать черт-те что. Вроде, мол, не бойся, клепай все, что хочешь, мы тебе за это спасибо скажем, а потом в другую часть переведем. А то еще начнут обещать, мол, раньше срока в выпуск поставим, досрочно звание присвоим — рядового первого класса. Только согласись нафискалить на своих, натявкай. А главное, в душу лезть станут, расспрашивать, как и что. И не только про Купера, а и про то, как сержанты-инструкторы с вами обращаются, бьют ли, обижают, как вообще наказывают. Ну и всякое такое.
К чему я это вам все толкую? Да к тому, чтобы вы, парни, наперед знали и помнили: всем этим золотым козырькам на вас ровным счетом начхать. Плевать они на вас хотели с высокой колокольни. Они что, вкалывали тут вместе с вами все эти одиннадцать недель? Жили хоть один час с вами в кубрике? Учились, как вы, с утра до ночи и еще ночью? И беды ваши для них — тьфу да и только! У них своя корысть, одно на уме — на вашем горбу в рай въехать. Какой-то там дурак им намелет с три короба, наплетет, они и рады-радехоньки. Сейчас же все запишут и побегут скорее наверх фискалить. А все зачем? Да чтобы чины понахватать, вверх пролезть. Одно только это у них на уме, ничего больше. Так что еще раз предупреждаю: хотите себе добра, помните — что бы эти начальнички вам ни обещали, что бы ни сулили, хоть чины, хоть златые горы, не поддавайтесь. Стоит только одной шавке тявкнуть, одному гаденышу рот раскрыть, всем вам крышка. Перво-наперво всех вас до единого запишут в свидетели, и пошло-поехало. Сперва следствие, потом доследование, затем суд. А суды у нас тут, знаете, какие? Другой раз не только по неделе, а по месяцу тянутся. И все свидетели, конечно, сидят на месте. Никакого выпуска, никаких назначений. Значит, вон сколько времени вам тут лишнего придется вкалывать. Зря сидеть без дела, конечно, не дадут. Прибавят занятий — строевой, походов, марш-бросков. А когда все это, наконец, закончится, то может оказаться, что взвод-то надо расформировывать. Золотым козырькам наплевать, что вы что-то уже знаете, чему-то научились, да и меж собой притерлись. Распихают куда попало, скорее всего, к начинающим, а это значит, что придется вам все по новой проходить, еще не одну неделю торчать на этом острове. Есть тут такие, кому это улыбается, или нет?
— Никак нет, сэр, — дружно закричал взвод.
— А раз так, то, стало быть, всем надо стоять заодно. Петь одну песню. Покрутятся, повертятся начальнички, да и уйдут ни с чем. А нам только того и надо. Скоро ведь выпуск, дел невпроворот. Зачеты же сдавать лучше всего вместе, своим взводом. Так как, будем сдавать вместе?
— Так точно, сэр! — солдаты заорали что есть мочи.
«Вон как заговорили! Вместе! Как трогательно», — подумал Адамчик. Впервые он увидел, что кто-то из сержантов отнесся к взводу так, будто сам был его неотъемлемой частичкой. И это даже растрогало его, наполнило теплом. Он почувствовал гордость, что тоже является частичкой этого дружного целого. Неужели же его, как и других солдат, сержанты признают уже настоящим бойцом, морским пехотинцем? Не паршивым червяком, дерьмом, скотиной, а подготовленным солдатом. Видят в нем своего, считают, что ему можно доверять, что на негр можно положиться даже. Ну разве не здорово! И все это после случая с Купером. Этот случай как бы сплотил взвод, поставил все на свое место. Сержанты попали в передрягу и сразу почувствовали, что им надо опереться на своих солдат. Во взводе не стало уже ни важных «эс-инов», ни паршивых червей. Все они превратились в одно — в морскую пехоту, бойцов.
— Это что за взвод передо мной? — неожиданно рявкнул Мидберри.
— Сэр, — дружно отозвались шестьдесят с лишним глоток, — это взвод о-дин де-вя-нос-то семь!
Мидберри строжайшим образом следовал указаниям Магвайра. И сейчас лишний раз почувствовал, насколько тот был дальновиден. Да, штаб-сержант Магвайр досконально знал, как управлять новобранцами, как держать их в шорах и направлять туда, куда надо. Ничего не скажешь. Прямо тебе профессор солдатских душ.
— Какой взвод самый лучший здесь на острове, парни?
— Сэр! Взвод о-дин де-вя-нос-то семь!
— Какой взвод будет первым в выпуске?
— Сэр! Взвод о-дин де-вя-нос-то семь!
— В каком взводе лучшие солдаты?
— Сэр! Во взводе о-дин де-вя-нос-то семь!
— Так должны ли вы, парни, гордиться, что служите в этом славном взводе?
— Так точно, сэр!
— Горды? Действительно?
— Так точно, сэр!
— Уверены?
— Так точно, сэр!
От неуемного рева вошедших в раж шестидесяти здоровых парней буквально звенели стекла в кубрике. А сержант все подогревал их.
— Кто сюда припрется завтра совать нос в дерьмо, вынюхивать да подкапываться под нас?
— Золотые козырьки, сэр!
— Они станут науськивать нас друг на друга. Чтобы потом вырядиться в парадные мундиры и просиживать задницы в трибунале. В прохладненьком зале да за хорошие денежки. Будут стараться расколоть нас и сожрать поодиночке. Согласимся мы на это?
— Никак нет, сэр!
— Чтобы нас раскололи и сожрали поодиночке?
— Никак нет, сэр!
— Или же будем все заодно? Один за всех и все за одного?
— Так точно, сэр!
— Покажем им, что такое настоящий взвод морской пехоты. Такой, какого не сколотишь, просиживая задницу в кабинете с кондиционером. Да с маникюром на пальчиках. Верно, парни?
— Так точно, сэр!
— Покажем же им, что такое настоящая морская пехота.
— Так точно, сэр!
— Что настоящий морской пехотинец может вынести все, что он все осилит и еще добавки попросит! Покажем?
— Так точно, сэр!
— И что настоящие морские пехотинцы горой друг за друга?
— Так точно, сэр!
— И что взводу один девяносто семь второй роты первого батальона не с руки всяким там лейтенантишкам да капитанишкам с мишурой на плечах в жилетку плакаться. Что мы сами с усами, за себя постоять можем. Верно?
— Так точно, сэр!
— Ну, так кто же хочет напакостить нашему взводу?
— Золотые козырьки, сэр!
— А кому мы кукиш покажем и ни шиша не расскажем?
— Золотым козырькам, сэр!
— Добро, парни. — Мидберри надел на голову шляпу, вытер пот со лба. — Добро! — Он еще раз глубоко вздохнул. — А оружие у вас вычищено?
— Так точно, сэр!
— Уверены?
— Так точно, сэр!
Сержант посмотрел на часы.
— До отбоя у нас еще девяносто минут… Осмотр оружия, пожалуй, отложим на завтра… — По рядам прошел легкий шумок. Мидберри недовольно повел головой, и он тут же затих. — Этот вечер я дарю вам. Личное время. — Крикнул и сразу же предостерегающе поднял руку: — Но только чтобы тихо. Занимайтесь, кто чем хочет, поболтайте, письма домой напишите и все такое. Но без шума, чтобы соседи не услыхали. Ясненько?
— Так точно, сэр! — радостно заорали солдаты. Несколько голосов даже выкрикнули: — Спасибо вам, сэр!
— «Вам»? — В голосе сержанта снова зазвучало неодобрение. Взвод сразу же смолк. На лицах появились растерянность, тревога.
— «Вам»! Ишь ты! «Спасибо вам». Забылись, черви? Я вам покажу! Чего удумали — «вам»! Смотрите у меня.
Но в тот же момент лицо его снова преобразилось. Гримасу гнева сменила широкая, во весь рот улыбка.
— Ладно уж, черт с вами. Время-то ведь личное. Валяйте! Ну, чего уставились как остолопы? Р-разойдись!
— Есть, сэр! — крикнул взвод, бросаясь врассыпную.

 

 

— Вон он, оказывается, какой, — криво усмехнулся Уэйт, как только за сержантом Мидберри захлопнулась дверь. — Добренькая сестричка, вишь ты. Ну и дает!
Адамчик укоризненно взглянул на соседа. Хотел что-то сказать, даже рот уже приоткрыл, но потом передумал и промолчал. «Странный человек. Вечно над всем насмехается. Ничего святого нет. Как таким людям понять, что у другого на душе. Ну, вот, что хотя бы взвод сейчас переживает. На все ему наплевать. Только себя и знает. Вот уж действительно чужак. Отщепенец какой-то. А еще командир отделения называется».
— Ты чего это рот раскрыл? — неожиданно повернулся к нему Уэйт.
— Да так, ничего…
Назад: 20
Дальше: 22