Удобно уложив винтовку на сгибе руки, Адамчик осторожно подкрутил небольшой винт прицела. Прорезь чуть-чуть подвинулась вбок и, щелкнув, стала на место. С помощью второго винта, установленного на противоположной стороне, он немного опустил ее, совместив установку с нулем. Еще раз тщательно сверил все с записями в форменном зеленом блокноте, лежащем перед ним на крышке рундука. После этого, прижавшись ухом к прицелу, медленно начал вращать винт наводки, считая еле слышные щелчки — один, два, три влево, один, два вверх. Теперь оружие было установлено на истинный, нуль. Взяв винтовку обеими руками, он приложил приклад к плечу, плотно прижался к нему щекой, поглядел через прицел на мушку. В прорези виднелась спина Филиппоне — широкие плечи и чуть пониже их впадина между лопатками были точно на мушке.

«Ба-бах!» Он мысленно сделал выстрел, опустил винтовку и взглянул на Уэйта.

— Порядок? — спросил тот.

— Я прицел устанавливал…

— Опять?

— У-гу. Хочу, чтобы все было в порядке…

Уэйт взял масленку, немного ветоши.

— А ты свою уже почистил? — спросил он Адамчика.

— Да нет еще…

— Тогда поторопись…

— Сделаю, не беспокойся.

— А кто беспокоится? Я, что ли? Теперь я за тебя спокоен…

Адамчик лишь кивнул головой. Сегодня он показал им всем, как надо стрелять. Утром они сдавали зачет по стрельбе. Этим завершилась неделя обучения на стрельбище. И он не только сдал, но и выполнил норматив отличного стрелка. Всего трех очков не хватило до снайпера. Разом всем утер нос. Даже Филиппоне. А Уэйт еле-еле в зачет попал, чуть было не провалился.

— Здорово, оказывается, у тебя это дело получается, — продолжал между тем Уэйт. — Сдается, ты прямо родился для стрельбы. Ей-богу!

Адамчик пожал плечами. Ему была приятна эта похвала, однако он старался не подавать виду. Уэйт вернулся к себе на рундук.

«Родился для стрельбы», — подумал Адамчик. А что, может, и верно? Не зря же инструктор по стрелковому делу говорил, что предпочитает иметь дело с теми, кто никогда не держал раньше оружия в руках. Лучше учить с азов, повторял он, чем переучивать. Не надо, по крайней мере, отучать от вредных привычек. Многие парни стреляют в детстве в лесу по банкам, а потом мучайся с ними.

С ним-то инструктор действительно начал с самых азов. В тот первый день, когда они стреляли боевыми патронами, его просто трясло от волнения. Он был уверен, что ре попадет в мишень, да к тому же еще очень боялся отдачи. Поэтому, делая первый выстрел, зажмурился, сильно дернул спуск, и пуля пошла далеко в сторону. Инструктор был уже тут как тут. Он стал орать что есть мочи, грозил, что если «этот паршивец» будет трусить, то сразу схлопочет от него на полную катушку. «Отдачи боишься, трус желтобрюхий? — орал он. — А пинка под зад не боишься? Живо получишь! Только зажмуришься еще раз, такого схлопочешь, что враз про отдачу думать перестанешь». И это, видно, подействовало. Второй выстрел он сделал спокойно, тщательно прицелившись и не дергая за спусковой крючок. Ему понравилось. Приклад ласково прилегал к щеке, от винтовки приятно пахло нагретой ружейной смазкой. Отстреляв первую серию, он, к своему удивлению, вдруг почувствовал, что все страхи неожиданно рассеялись, а когда показали результаты, был приятно удивлен — они стреляли на 200 ярдов и из восьми выстрелов у него было два поражения. Это было совсем неплохо.

Потом стреляли второе упражнение — на 500 ярдов из положения сидя. Даже в оптический прицел мишень была едва различима — чуть-чуть виднелись ее голова и плечи. Удобно подогнав ремни, Адамчик поплотнее прижал винтовку к плечу — так плотно, что даже рука занемела. Внимательно навел на цель и, затаивая каждый раз дыхание, начал посылать пулю за пулей, ощущая при каждом выстреле приятные толчки приклада в плечо. Отстрелявшись, перевел дыхание и стал ждать результата. Глядя на вытянувшуюся перед ним полосу пожухлой травы, он думал, что же покажет сидящий за песчаным бруствером контролер — белый флажок («в яблочко»), красный («попадание») или же красную отмашку, что значило: все пули ушли «в молоко». К его удивлению и радости, белый флажок поднимался и опускался восемь раз, а затем еще дважды показывался красный. Инструктор даже похлопал его по плечу, отчего Адамчик, только что поднявшийся и снявший с руки ремень, почувствовал настоящий прилив сил, не известную ему ранее решимость.

Теперь уже ему казалось, что от его выстрелов не уйдет ни одна цель, он поразит любую — хоть близкую, хоть дальнюю. Очень уж он был сейчас в себе уверен.

Закрепив лоскут ветоши на шомполе, он начал протирать ствол, гоняя шомпол резкими движениями вверх и вниз. Нагар был очень сильным, и, хотя он несколько раз сменил тряпки, дело двигалось медленно. Положив винтовку на рундук, он поднялся с места.

— Ты куда? — спросил Уэйт.

— Пойду возьму протирку для щелочи.

— Захвати и на мою долю.

— Добро. — Адамчик направился к столу для чистки оружия, на котором были разложены десятки разобранных затворов, спусковых механизмов, магазинов, лежали шомпола, ветошь, жестянки с маслом и щелочью.

Как и все солдаты в этом душном кубрике, он был без рубашки и майки. Если не считать цепочки с «собачьей биркой», грудь его была голой. Он весь блестел от пота. Адамчик давно уже не носил нательного креста, потеряв его на стрельбище, скорее всего, тогда, когда стрелял свою памятную очередь из положения сидя на 500 ярдов.

Теперь, направляясь к столу для чистки оружия, он чувствовал что-то вроде превосходства над другими солдатами. Вон какой боец — голый по пояс, рабочие штаны спустились на бедра, «собачья бирка» мерно покачивается на груди. Рядом с ней на цепочке болтается беленький ключик — от коробки с полевым пайком. На стрельбище горячей пищи не было, и им раз в день привозили сухой полевой паек в запаянных коробках. К каждой коробке сбоку был прикреплен такой ключик, и в первый же день все они, повинуясь традиции, прицепили эти ключики рядом с «собачьей биркой». Это был сувенир со стрельбища, память о днях службы в поле и в то же время напоминание — они уже прощаются с жизнью новобранцев, становятся бывалыми солдатами, настоящими бойцами.

Когда Адамчик подошел к оружейному столу, там стоял солдат по фамилии Фоли, прозванный Мистер Нокаут. Ворча что-то под нос, он рылся в лежащем здесь ящике с принадлежностями для чистки оружия. Это был здоровый парень с широченной грудью и мощными бицепсами, напоминающими канаты. Он заслужил прозвище. Адамчик рядом с ним чувствовал себя особенно тощим и хилым. Поэтому, подойдя к здоровяку, он попытался незаметно для того напрячь бицепс, чтобы сравнить мускулатуру. Сравнение было явно не в его пользу. «Жалкий слабак», — подумал про себя Адамчик, снова переводя взгляд на Фоли. Тот продолжал рыться в ящике.

— Провались он пропадом, этот затворный ершик, зараза, — бурчал Мистер Нокаут, поминутно хмуря свой неширокий лоб, отчего его густые брови, сросшиеся в одну широкую полосу над глазами, двигались наподобие огромной жирной гусеницы, непонятно каким образом забравшейся солдату на лицо. — Паршивая зараза, сожрали его, что ли?

В этот момент он заметил Адамчика.

— Ты не брал? — резко бросил он ему.

— Нет, нет, — перепугался Адамчик. — Я только протирку для щелочи ищу. Мне ершика не надо.

— Протирку? Да вот же она, — и Фоли бросил ее солдату. Протирка была старая, грязная до невозможности и вся вытертая, на ней почти не осталось щетины. Но Адамчик, не говоря ни слова, сразу же взял ее.

— А еще одной там нет? — подобострастно поблагодарив обозленного здоровяка, спросил он робко. — Мне бы еще одну надо…

— У-гу, — проворчал скорее всего сам себе Фоли. Не обращая внимания на просьбу Адамчика, он снова забрался обеими руками в ящик и начал с шумом рыться в его содержимом. Адамчик немного подождал, ничего больше не дождался и вернулся на место.

— Принес? — спросил его Уэйт.

Адамчик молча показал ему протирку.

— Одна только осталась. Последняя. Все там перерыли, но больше нет. А тебе тоже надо?

— Да чего уж там. Давай сам сперва. А я пока спусковой механизм разберу и почищу.

— Как хочешь. — Адамчик снова уселся на рундуке. Он навернул протирку на шомпол, потом снова повернулся к Уэйту: — Зря отказываешься, другой там все равно нет.

«Наплевать на него, — подумал он, вставляя шомпол в ствол винтовки. Он хотел с силой прогнать его до конца, но протирка была настолько изношена, что легко проскочила по стволу и со стуком вылетела в затворную коробку. — Такой протиркой, чтоб ее черт побрал, ничего не сделаешь толком. А все этот подонок, Мистер Нокаут. Сперва он, а потом еще Уэйт. Строит из себя обиженного. Делает вид, будто не верит, что там действительно больше протирки не было. Чем так вот губы дуть, пошел бы сам да взял. Что я ему, мальчик на побегушках? Думает, поди, что я Мистера Нокаута испугался. А сам? Тоже, наверно, струсил бы второй раз спросить. С этой дубиной стоеросовой лучше промолчать лишний раз, спокойнее будет».

Ему вдруг припомнилось, как пару лет назад, когда ему исполнилось шестнадцать, он прослышал о заочном курсе некоего Джо Бомоно, обещавшего любому парню в короткий срок развить отличную мускулатуру. Заинтересовавшись, он послал деньги и долго, почти все лето, ждал, ежедневно бегая на почту, пока наконец не получил большой коричневый пакет с самоучителем мистера Бомоно. Книгу он спрятал в верхнем ящике комода, под старыми кальсонами, решив, что пока ничего не скажет ни родителям, ни товарищам в школе. Он мечтал сделать им всем сюрприз, превратившись под руководством пособия в короткий срок в настоящего атлета. Курс был рассчитан на шесть недель и обещал настоящие чудеса. Особенно впечатляла обложка, на которой был изображен сам мистер Джо Бомоно, непринужденно разрывающий цепи на своей могучей груди.

Уроки были расписаны по дням и детально иллюстрировались всякими схемами, а также фотографиями мускулистых мужчин, одетых в черные или леопардовые трусики и приветливо улыбавшихся читателю. В конце каждого урока помещались особые указания Джо Бомоно, скрепленные (очевидно, для пущей важности) каждый раз его подписью. В начале курса, в конце третьей недели, а также в конце всего шестинедельного периода обучения необходимо было тщательно сверить свои данные с данными, помещенными в контрольных таблицах. Помнится, заполняя первую таблицу, Адамчик ужасно расстроился по поводу своих жалких показателей — рост метр восемьдесят, а вес всего семьдесят кило. Да и другие данные не лучше — объем бицепса чуть-чуть больше двадцати пяти сантиметров, груди — около семидесяти пяти сантиметров в спокойном состоянии и семидесяти семи с половиной при вдохе. Правда, он немного успокоился, прочитав тут же пояснение, в котором говорилось, что низкие первоначальные данные не должны смущать владельца самоучителя — каким бы тощим и слабым он сейчас ни был, уверял Джо Бомоно, к концу курса все изменится, как по волшебству. Главное — верить в успех и строго выполнять все предписания. И тогда через шесть недель ты — новый человек. Вера в себя и сила воли — вот слагаемые успеха. Очень важна также, уверял мистер Бомоно, ежедневная разминка — перед тем, как начинать урок, необходимо сделать десять глубоких вдохов, каждый раз при этом громко выкрикивая на выдохе: «Я побеждаю! Я побеждаю! Я побеждаю!» Воля и решимость играли, видимо, решающую роль в этом курсе.

Адамчик сразу же постарался тогда внушить себе, что у него есть эти качества. Каждое утро, когда родители еще спали, он торопливо вытаскивал самоучитель из-под кальсон и начинал упражнения. «Я побеждаю», — повторял он раз за разом свистящим шепотом, ужасно боясь при этом разбудить спящих в соседней комнате отца и мать. Упражнения, которые оказывались ему не под силу, он отчеркивал красным карандашом и давал себе каждый раз слово обязательно выполнить их немного погодя, когда наберутся силы.

Он снова и снова прогонял вдоль ствола облезлую протирку. Монотонные движения руки были похожи на те вдохи и выдохи, и он, как тогда, начал в такт повторять: «Я побеждаю! Я побеждаю! Я побеждаю!»

Сейчас это уже походило на правду. Он был почти уверен в себе. А тогда он курса так и не закончил. Бросил все к чертям собачьим после трех недель мучений. И не потому, что ему не хватило веры в себя и силы воли — ему ужасно хотелось стать сильным. А лишь из-за полного отсутствия хотя бы малейшего прогресса. День за днем число упражнений, отмеченных красным карандашом, росло и росло. Скоро их уже стало больше, чем выполненных, и как-то вдруг оказалось, что у него просто-напросто нет сил, чтобы стать сильным.

Зато теперь все по-другому. Конечно, он не стал Мистером Нокаутом или Джо Бомоно; таким, как они, он никогда не будет, но он все же немного набрал вес и был уже в состоянии пробежать утром до завтрака традиционные две мили солдатского кросса, не задыхаясь я не ловя в изнеможении воздух ртом, как рыба, выброшенная на песок. А это уже кое-что значило. К тому же зачем ему гнаться за Мистером Нокаутом? Парень действительно здоров как бык, бугай настоящий, да зато непроходимо глуп, к тому же и стрелять не умеет — зачет по стрельбе так и не сдал, как ни старался. Вот и выходит, что хоть мускулатура у него и могучая, а выпуск-то ему не больно светит. Адамчик же физическими данными, конечно, не блещет, но все тесты по общему развитию сдал неплохо, был третьим во взводе на зачете по истории и традициям морской пехоты и вот, пожалуйста, по стрельбе оказался в первой семерке. Нет, он определенно чего-то уже добился. Пусть Магвайр и Мидберри, Уэйт или Филиппоне этого пока и не замечают, но сам-то он чувствует, что успех налицо, дело идет на лад.

В эту ночь, когда скомандовали отбой, он долго не мог заснуть. Лежал на койке с открытыми глазами и думал, медленно перебирая по привычке четки. Правое плечо еще ныло от приклада, все тело требовало отдыха, но только что принятый душ и чистое белье, а главное, сознание того, что самый страшный зачет уже сдан, вселяли надежду на благополучный исход всего испытания. И к тому же этого всего он добился сам, своими собственными силами, без чьей-то помощи. Конечно, он каждый вечер молился богу, даже на стрельбище не расставался с четками, но все-таки не бог же на самом деле направил в цель все его пули. Нет, чудес не бывает. Он сам все сделал, своими силами.

При этой мысли Адамчик даже улыбнулся от удовольствия. Молитвы, конечно, помогают, сказал он мысленно себе, да только если ты сам чего-то стоишь, можешь что-то толковое сделать. А он вот смог!

Он свернул четки в шарик и тихонько спрятал их на старое место — в подсумок. Глубоко вдыхая воздух, почти физически чувствовал, как усталость постепенно уходит из тела, уступая место блаженной истоме…