Глава 18
Звон в голове

Новый рабочий день принес новые подробности загадочной гибели Зоси Домбровской. Начать с того, что с утра Надежда просмотрела альбом тети Люси, который еще вчера принесла мать, но до которого у нее так и не дошли руки.

Надежда сидела за столом в своем кабинете и переворачивала слоистые картонные листы, на каждом из которых было закреплено ровно четыре фотографии с одной стороны и четыре – с другой. Таким образом, на развороте находилось по восемь старых фотографий с фигурным обрезом или же наклеенных на плотный картон.

Она искала ту единственную, которую помнила с детства. На ней в полный рост стояли две молодые женщины в длинных юбках и коротких шубках. Одна из них, та, что была в светлой, походила на Зосю. По крайней мере, так ей запомнилось. Надежда переворачивала страницы до тех пор, пока не нашла нужную фотографию. Вглядевшись в лицо женщины, обнаружила сходные черты и решила сравнить с фотографией старухи Ульяны. Приложив одну к другой, переводила взгляд с лица на лицо до тех пор, пока не убедила себя, что на обоих снимках Зося Домбровская.

Прихватив плюшевый альбом, Надежда пошла к матери и, не найдя ее в кабинете, спустилась в гостиную. Ираида Самсоновна сидела на месте администратора.

– Виктории сегодня не будет, – сообщила она. – После удаления зуба у нее появился флюс.

– У меня к тебе вопрос.

Заметив в руках дочери альбом, Ираида Самсоновна упредила ее:

– Да я никого не знаю в этом альбоме.

– Давай все же посмотрим. – Надежда положила альбом на стол и открыла заложенную страницу. Указав на женщину в белой шубке, спросила: – Кто это?

Ираида Самсоновна высвободила фотографию из наклеенных уголков и прочитала то, что было на обороте:

– «Раечка и сестра Зося». – Она взглянула на дочь: – Могла бы и сама прочитать.

Надежда удовлетворенно кивнула.

– Ты что-нибудь слышала про эту самую Зосю?

– Нет, не припомню.

– А кто такая Раечка? Может быть, знаешь?

– Была бы жива тетя Люся, она бы все тебе рассказала. Хотя стой! Ее маму звали Раисой Владимировной. Возможно, это ее мать. – Ираида Самсоновна пригляделась к фотографии. – Точно она. Когда я была маленькой, мы с мамой навещали ее.

– Значит, Раиса Владимировна приходится сестрой Зосе Владимировне и матерью тете Люсе?

– Выходит, что так. – Ираида Самсоновна вытащила еще одну фотографию, на которой были двое: солидный мужчина и женщина: – «Иван Васильевич с женой. Москва, 1928 год».

Надежда взяла пожелтевший снимок:

– Это же Раечка!

Ираида Самсоновна сверила снимки:

– Точно. Значит, Иван Васильевич – отец тети Люси.

– Ты помнишь ее девичью фамилию?

– Тети-Люсину? Иванова.

– Да нет же! Это фамилия тети-Люсиного мужа.

Ираида Самсоновна ненадолго задумалась:

– Девичья? Вертится на языке… На букву «Б» начинается, похожа на польскую…

– Пожалуйста, вспомни, – попросила Надежда.

– Домбровская!

– Ты же говорила на «Б»?

– Я ошиблась. Точно – Домбровская.

Надежда взяла в руки фотографию с двумя сестрами:

– Но ведь Зося была замужем… Выходит, не меняла фамилию.

– Тебе откуда это известно?

Не ответив, она задала новый вопрос:

– Ты как-то сказала, что в детстве побывала в этом доме.

– В этом или в соседнем, точно не помню. Мне было года четыре. Да и место это я по церкви запомнила, меня в ней крестили.

– Гипотетически можно предположить, что та самая Раечка, мать тети Люси, жила в этом или в соседнем доме, а вы с бабушкой ее навещали.

– Вполне возможно. Мать, кажется, приходилась Раечке двоюродной племянницей. – Ираида Самсоновна виновато вздохнула: – Как жаль, что мы не знаем наших корней.

Захлопнув альбом, Надежда как будто подвела черту и сказала:

– Вчера вечером я была у Мешакиных.

Ираида Самсоновна вскинула брови:

– С чего это вдруг?

– Меня просили не распространяться насчет родов Анфисы. Так что сама учти и предупреди остальных.

– Не понимаю, что в этом такого. Ну родила и родила. Как, кстати, чувствует себя малыш?

– Говорят, что нормально, но судя по всему, дед не в восторге.

– Это пока. А возьмет на руки да в глазки малышу поглядит, сразу оттает. – Вздохнув, Ираида Самсоновна проронила: – А мне, видать, не дождаться…

Надежда возмутилась:

– Мама! Сколько можно просить: хватит об этом!

Их разговор прервал Соколов, явившийся в гостиную с плечиками, на которых висел шифоновый балахон, расшитый цветами из разноцветных пайеток:

– В двенадцать у Ермаковой примерка.

Надежда всполошилась:

– Почему я об этом не знаю?

– Потому что невозможно одной за всем усмотреть, – ответила Ираида Самсоновна, вышла из-за стола и распахнула перед Соколовым дверь примерочной.

Валентин Михайлович прошел внутрь, повесил плечики на крючок и удалился.

Надежда посмотрела в окно – лимузин Ермаковой уже припарковался у дома. Она поспешила к главному входу и вскоре вернулась с немолодой, но молодящейся женщиной, одетой так броско, как может себе позволить только очень известная эстрадная певица. При ней состояли три тихие дамы, готовые оказать ей услугу в любую минуту.

– Здравствуйте, Аделина Сергеевна! – Ираида Самсоновна сопроводила певицу и ее свиту в примерочную.

– Когда уже спадет эта жара… – Аделина Ермакова тяжело переставляла отекшие ноги, обутые в ажурные сапоги. – Эхе-хе, старость не радость.

– Не нужно лукавить, Аделина Сергеевна, глядя на вас, никто не скажет, сколько вам лет, – заметила одна из ее свиты.

– Заткнись, Маня! Не действуй на нервы.

Ираида Самсоновна отступила от двери примерочной.

– Прошу вас, платье уже здесь.

– Не платье, а сценический костюм, – лениво откликнулась примадонна и протопала внутрь помещения.

– Одевайтесь, я зайду через пять минут. – Надежда прикрыла дверь. – Как ты могла забыть? – прошептала она матери.

– Вместо того чтобы упрекать, лучше бы помогла. Второй день без Виктории, все сама да сама, – ответила Ираида Самсоновна и спросила: – Звать Соколова?

– Сама проведу примерку.

– Ну слава богу – не будет мельтешить перед глазами.

– Послушай, мама. – Надежда потеряла терпение. – В последний раз прошу: оставь Соколова в покое.

– Оставила, оставила, успокойся.

Через пять минут Надежда вошла в примерочную:

– Ну, что, Аделина Сергеевна, давайте посмотрим…

Певица заметила:

– А что тут смотреть? Уже вижу, платье – говно.

– Ну почему же…

– Плечи у меня в нем, как у медведя.

– Давайте подложим плечевые накладки.

– Рукав слишком широкий.

Надежда взяла иголку и пометила, на сколько нужно убрать рукав.

– Мне нужно так: выйти на сцену, и чтобы все охренели. А это что? – Примадонна подцепила пальцами подол и откинула его, как ненужную тряпку.

– Натуральный шелк, пайетки пришиты вручную.

– Да его хоть золотом вымажь, толку не будет.

– Длину какую делаем? – спросила Надежда.

– Выше колена!

Отметив длину, она разогнулась:

– Вот так! По-моему, все хорошо.

– Хорошее вдвойне хорошо, когда оно коротко, – проговорила певица.

– Это поговорка? – поинтересовалась Надежда.

– Это значит, делаем короче.

Подружка из свиты угодливо захихикала. Отметив новую длину, Надежда чуть отступила:

– Так?

– Так. – Ермакова устало стянула с себя платье. – Слава богу, отмучилась.

– Ираида Самсоновна скажет, когда будет готово. А я с вами прощаюсь. – Надежда забрала балахон и вышла за дверь. Уже свернув в коридор, на пути в пошивочный цех, зло прошептала:

– Сволочь законченная.

Примерки Ермаковой походили одна на другую, и реплики ее из раза в раз повторялись. Ей все не нравилось, но она приходила снова и снова. От такой работы у Надежды опускались руки и появлялось отчаяние. Но потом она видела наряды по телевидению, и ни за один из них ей не было стыдно.

В пошивочном цехе она подошла к портнихе, которая занималась костюмами Ермаковой, прокомментировала замечания и показала все метки.

– Постарайтесь, чтобы при переделке не осыпались пайетки. По обрезному краю тщательно закрепите их вручную.

Портниха задала пару вопросов и сказала, что все поняла. По пути к выходу Надежда подошла к распахнутому окну и выглянула во двор. Заметив, что на лавке сидит старуха Ульяна, отправилась в кабинет за ее фотографией. И когда вышла в подъезд, столкнулась с Денисом.

– А я как раз шел к тебе. Как сегодня со временем?

Надежда заколебалась:

– Боюсь, что сегодня ничего не получится.

Денис решительно замотал головой:

– Отказ не принимается. У Кости Лебедева день рождения, он пригласил нас и уже заказал места в ресторане.

– Как раз сегодня вечером мне нужно быть дома.

– Послушай… – Денис обнял ее за плечи. – Я что-то сделал не так? Ты резко переменилась ко мне.

– Это неправда. – Она мягко высвободилась. – Я по-прежнему хорошо к тебе отношусь.

– Хорошо – для меня мало.

Она показала фотокарточку.

– Там во дворе старуха сидит, нужно отдать. Я обещала, – сказав это, Надежда начала спускаться по лестнице.

– Подожди. – Денис заступил ей путь. – Предположим, сегодня ты занята. – Он спустился на пару ступенек и заглянул в глаза, пытаясь перехватить ее взгляд. – Но завтра-то мы увидимся?

– Я не избегаю тебя. Просто у меня много работы. Сам знаешь, что ни день, что-то случается.

Денис взял ее руки и поцеловал сначала одну, а после другую:

– Идем. – Он начал спускаться по лестнице. – Я поговорил с Костей.

– О чем? – поинтересовалась Надежда.

– Он придет посмотреть на твои помещения и предложит новую стилистику оформления.

– Повторяю, мне сейчас не до этого. – Разговор зашел о ремонте, и Надежда начала раздражаться.

– Нет так нет. Зачем же нервничать?

Они вышли во двор. Надежда подняла голову и посмотрела на небо:

– Ни облачка, – проговорила она. – Неделю дождя не было.

– И еще долго не будет. Вторая половина июля будет сухой и жаркой.

– К морю бы сейчас… – Надежда пошла к скамейке, на которой сидела Ульяна.

– Не вопрос. Утром садимся в машину, к вечеру – мы на море. – Денис шагал рядом с ней.

– Жаль, сейчас не могу.

– Нет, правда, бросить все – и айда!

Надежда подошла к старухе и протянула ей фотографию:

– Большое спасибо. Знаете, а ведь Зося и правда была художницей. А фамилия у Зоси была Домбровская.

Ульяна забрала фотографию и закивала:

– Муж ее, Иван Васильевич, до шестидесятого года здесь проживал. Умер в один месяц с моим папой.

– Постойте, – заинтересовалась Надежда. – Значит, вы хорошо знали мужа Зоси Домбровской?

– Хорошо или нет, но когда встречались, здоровались.

– Фамилию его помните?

– Домбровский.

– Вы что-то путаете. Это девичья фамилия его жены.

– Да нет же…

– Уверяю вас, – разволновалась Надежда. – Родная сестра Зоси Раиса носила ту же фамилию.

– Раиса Владимировна? – Старуха с готовностью все объяснила: – Она была второй женой Ивана Васильевича.

– Значит, после гибели Зоси Домбровской он женился на ее сестре?

– Видимо, так. Дай бог памяти, Раиса Владимировна пережила Ивана Васильевича на несколько лет. После ее смерти наследники поменяли квартиру.

– Теперь все понятно. – Надежда не стала объяснять, что именно поняла.

Ульяна встала со скамейки и одернула кофту:

– Пойду в тенек посижу. Солнце напечет – голова заболит. В ушах целый день звон стоит. – Она протянула руку, указав в глубину двора, где в зарослях акации стоял венский стул. – На прошлой неделе сидела там, часов пять было уже. Дождь прошел, солнышко вышло. Вроде не жарко, а голова болит и болит. И вдруг ни с того ни с сего в ушах зазвенело, да так сильно, что я обомлела. Потом только поняла, что это вовсе не в моей голове.

– А где? – живо поинтересовалась Надежда.

– Поблизости где-то. – Старуха повела рукой: – Там или там… – Она прикоснулась ко лбу. – Надо же… Забыла рассказать полицейскому. Совсем память отшибло. – Согнувшись, Ульяна поковыляла в тенек к венскому стулу.

У Надежды между тем зазвонил телефон, и она ответила:

– Да!

– К тебе тут пришли, – проговорила Ираида Самсоновна.

– Кто?

– Дама.

– Ты ее знаешь?

– Впервые вижу.

– Скажи, я скоро приду.

Взглянув на Дениса, Надежда улыбнулась:

– До завтра?

– Я зайду к тебе в конце рабочего дня.

– Идет!

Надежда побежала к подъезду, но уже через минуту, оказавшись в гостиной, внутренне сжалась. На краешке дивана, выпрямив спину и глядя строго перед собой, сидела мадам Фридманович. Она держала свою сумочку на коленях, словно не доверяя ни самому этому месту, ни людям, что здесь работают.

– Здравствуйте! – сказала Надежда. – Меня ждете?

Фридманович обернулась, растянула губы в улыбке и поднялась:

– Меня зовут Марина Фридманович. Впрочем, вы меня знаете, как и я – вас.

– Чем обязана? – произнеся эту фразу, Надежда вспомнила, что не так давно уже произносила ее, только при других обстоятельствах. – Зачем вы здесь?

– Хочу заказать платье. У нас с мужем юбилей. Не бог весть какой – всего пять лет, но мы решили отметить.

– Зря вы сюда пришли.

– Отчего же… Говорят, что вы неплохой закройщик.

– Я не закройщик.

– Ах да… Вы – стилист.

– Я модельер.

– Ну так что?

– Не нравится мне ваша затея.

– Мне тоже многое не нравится. Но я же мирюсь. – Фридманович улыбнулась холодной улыбкой. – Сами знаете, как это ужасно, когда его ждешь, а он не приходит.

– Увольте меня от подробностей.

– Знаете, когда одеяло короткое, его не хватает. Тянешь до подбородка – голые ноги. Ноги накроешь – плечи замерзнут.

– Не понимаю. – Надежда не без лукавства уклонялась от объяснений.

– Я говорю о Марке. Других общих тем у нас с вами нет.

– Чего вы хотите?

– А вы? – Марина Фридманович пошла в наступление: – Марк женился на мне. Вы понимаете? Я – его жена, а он мой муж. Однажды вам уже щелкнули по носу, указав, где ваше место. Тогда у вас хватило благоразумия оставить Марка в покое. Чего вам нужно теперь?

– От вас? Ничего. – Надежда медленно закипала.

– Мне стало известно, что Марк снова бывает у вас.

– С чего вы взяли?

– Не лгите!

В тот момент, когда Марина Фридманович выкрикнула эти слова, Надежду прорвало:

– Марк – ваш муж, вот и разбирайтесь с ним, а не со мной, – зло проговорила она. – В конце концов, это я должна предъявлять вам претензии! Когда вы познакомились с Марком, мы с ним встречались. Вам не говорили, что нехорошо уводить чужих женихов? Вы целый год навязывали ему себя, и я, кстати, была в курсе. Неужели не понимаете, что ваш папаша купил Марка с потрохами и подарил вам к вашей же свадьбе? Распинаетесь тут! Еще неизвестно, кто перед кем виноват.

Марина Фридманович слушала ее, расширив глаза, и когда Надежда закончила, прошептала:

– Ты – мерзкая гадина. – Уткнувшись в ладони, она разрыдалась.

– Платье будем заказывать? – поинтересовалась Надежда.

Фридманович бросилась к выходу. Дверь хлопнула, и по лестнице в гостиную осторожно спустилась Ираида Самсоновна:

– Его жена?

– Да.

– Зачем она приходила?

– Не знаю! – Еще не отойдя от неприятного разговора, Надежда ответила слишком резко.

– Но ты же с ней говорила.

– Мама! – Надежда подошла к матери, обняла ее и сквозь слезы сказала: – На душе тяжело. Мерзко на душе. Понимаешь?

– Понимаю. – Ираида Самсоновна прижала ее к себе.