Глава 17
Сделка
Надежда положила на диван комплект чистого постельного белья, за которым ходила в спальню:
– Сам постелить сможешь?
– Смогу. – Лев взял пододеяльник, встряхнул его и стал искать прореху для одеяла. Помучившись пару минут, отбросил и взялся стелить простыню.
Надежда забрала пододеяльник и сама засунула в него одеяло. Взглянув на часы, спросила:
– Есть хочешь?
– Не откажусь. – Астраханский закончил с подушкой и бросил ее на диван.
– Идем на кухню.
Минут десять ушло на омлет и еще пять на приготовление гренок. Надежда сняла передник:
– Чай или кофе?
– Чай. – Лев оглядел ее кухню. – Хорошо здесь у тебя.
– Вот и живи, пока все не выяснится.
Он тяжело вздохнул:
– Если ничего не делать, ничего не изменится.
– Ты про кого сейчас? – поинтересовалась Надежда.
– Я рассчитываю только на себя, – сказал Лев.
– И в этом мы с тобой очень похожи. – Она поставила перед ним тарелку с омлетом.
– А ты? – взявшись за вилку, он поднял глаза.
– После шести не ем.
– Что ж, дело твое.
Надежда налила чаю, поставила одну чашку перед Астраханским, другую – перед собой.
– А теперь скажи, куда ты ездил в тот день?
– Зачем это тебе?
– Я должна быть уверена…
– … что не я убил Рыбникову? – он усмехнулся. – Но ты сказала, что веришь.
– Верю. Именно поэтому имею право спросить.
– А если я не скажу? – Лев серьезно посмотрел ей в глаза.
Она спокойно ответила:
– Ничего не изменится. Можешь остаться здесь.
– Великодушно. Я бы сказал, всепрощающе.
– А есть за что прощать? – живо поинтересовалась она.
– Не за что. Я к другу ездил в больницу.
– Другого времени не было?
– Жена позвонила.
– Чья жена?
– Друга моего. Он умирал.
– Успел?
Лев покачал головой:
– Нет.
– Ты понимаешь, что это – алиби? – оживилась Надежда.
– Не все так просто, как тебе кажется. Во-первых, мой друг отсидел срок за убийство. Во-вторых, умер от огнестрела.
– Кого он убил? – спросила она.
– Какая разница…
– Разница есть.
– Статья сто четырнадцатая – превышение пределов необходимой обороны. На него напали, он защищался. Две недели назад освободился, и мы собрались, отметили это дело. Жена его счастливая такая была. – Лев опустил голову. – А через несколько дней – подстрелили.
– Те же, что нападали?
– Не знаю. – Он склонился над тарелкой и начал есть.
Поразмыслив, Надежда спросила:
– Ты думаешь, его приплетут к этому делу?
– Нисколько не сомневаюсь. И это только усложнит ситуацию. Чтобы защититься, нужны железобетонные доказательства моей непричастности. Но, кроме меня, их никто не предъявит.
– Чтобы предъявить, их нужно иметь, – уточнила Надежда.
– Вот-вот…
– Я могла бы тебе помочь…
Он поднял голову:
– Чем?
– Ну, например, сходить к Протопопову и взять запись с видеокамеры.
– Да он тебя на раз-два-три просчитает и уже через пять минут будет здесь.
– Мне показалось, что Протопопов неплохо к тебе относится.
– При чем тут отношения? – Не закончив есть, Лев отодвинул тарелку. – К чему все эти расспросы? Да если бы я похитил Рыбникову и этот чертов портфель, я бы никогда не оставил его в машине. Напоминаю: я десять лет проработал следователем. – Он помолчал. – И как бы я пробрался за портфелем в примерочную? В шапке-невидимке? Абсурд.
– В этом деле все – полный бред, – проговорила Надежда. – И когда Самойлов сказал про помаду, я удивилась.
– Почему?
– Сумка Рыбниковой оставалась в гостиной. Никто не носит губную помаду в кармане.
– Полезное наблюдение.
– И, кстати, в ее брюках нет карманов. Знаю, потому что сама рисовала эту модель. Ну и последнее: чтобы говорить по телефону во дворе, не нужно подкрашивать губы, тем более тащить губную помаду с собой. Это я тебе как женщина говорю.
– Мощное обоснование. – Лев усмехнулся. – Чтобы так объяснить, нужно быть женщиной.
– Уверена, что скоро все само собой объяснится.
– Я так не думаю. – Астраханский потер виски, потом, задумавшись, провел пальцем по шраму. – Ума не приложу, как на отвертке оказались мои отпечатки.
– Самое простое объяснение: если ты не прикасался к чужой отвертке, значит, эта отвертка – твоя.
– Так не бывает.
– А чужой портфель в багажнике бывает? Помада под сиденьем… Это – как?
– Подкинули.
– То же самое с отверткой. Что может быть проще.
Лев Астраханский удивленно взглянул на нее:
– Хочешь сказать, что в мою квартиру кто-то залез?
– Залез, побывал, заглянул, чтобы забрать. Трактуй как угодно.
– Но я бы заметил.
– Необязательно. Ты что, каждый день берешь в руки отвертку? – Она махнула рукой. – Вот тебе еще одна вводная информация: в мою квартиру тоже кто-то залез, а через несколько дней залезли в квартиру к моей матери.
– Украли что-нибудь?
– На первый взгляд ничего. Разве сразу поймешь? Могли забрать что-то вроде отвертки.
Астраханский сердито потупился:
– Заговор какой-то сионский!
– Это уж точно. Не знаешь, с какой стороны подступиться. Куда ни пойдешь, везде путь закрыт.
– Спроси у Протопопова, что за отвертка? Ну там какого цвета или размера.
– Хорошо, я позвоню, – пообещала Надежда.
– Послушай… Откуда взялся этот ребенок?
– Сегодня? Родился в нашей примерочной. – Она улыбнулась. – И такой умненький, такой раскрасавец…
– Дети – это хорошо, – убежденно проговорил Астраханский и вдруг прислушался: – Кажется, звонит твой телефон.
– А может быть, твой? – предположила она.
– Свой я забыл у Ларисы, – сказал он и вдруг покраснел.
Надежда вскочила с места и побежала в комнату. Порывшись в сумке, нашла телефон:
– Слушаю!
– Это Мешакина.
– Здравствуйте, Леся! – Надежда полюбопытствовала: – Как Анфиса? Как чувствует себя мальчик? – Она решила, что Мешакина звонит, чтобы поблагодарить ее, а может быть, извиниться за все, что случилось. Однако Надежда ошиблась.
Мешакина спросила:
– Можете к нам приехать?
– К вам – это куда? – поинтересовалась Надежда.
– Мы сейчас за городом, в Ильинке.
Она посмотрела на время:
– Уже поздно.
– Вас отвезут домой.
– Нет, Леся, простите…
– Прошу вас, приезжайте! – Мешакина заплакала в голос.
– Нельзя же так, в самом деле! – возмутилась Надежда.
– Мой муж хочет с вами поговорить.
– Не понимаю, о чем.
– Машина ждет вас внизу!
– Откуда у вас мой адрес?
– Не забывайте, кто мой муж.
– Ну знаете!
– Прошу вас, Надежда! Если вы не приедете, я не переживу сегодняшней ночи.
Помолчав, Надежда согласилась:
– Ну хорошо, я приеду.
– Мы ждем! – Мешакина бросила трубку, как будто опасаясь, что Раух передумает.
Надежда вернулась на кухню:
– Мне нужно уехать.
– Куда?
– Клиентка позвонила, есть разговор.
– Когда вернешься?
– Не знаю. Это за городом, за мной прислали машину.
– Ждать не буду. Лягу спать.
– И правильно сделаешь. – Она сходила за сумкой и через минуту уже стояла в прихожей.
Надев туфли, отомкнула дверь, распахнув ее, выскочила на лестничную площадку. Там стоял Марк Фридманович.
Увидев ее, он упал на колени:
– Прости меня, Надя!
– Не устраивай цирк! – воскликнула она и захлопнула за собой дверь.
– Я – подлец. – Марк обнял ее колени.
Надежда попыталась освободиться:
– Немедленно встань!
– Не дрыгайся, – обыденно проговорил Марк. – Мне и так больно коленки. – И он еще крепче ее «стреножил». – Не встану, пока не простишь.
Она поменяла тактику:
– Ну хорошо, давай завтра поговорим. Сейчас мне нужно идти.
Марк поднял лицо и посмотрел на нее с подозрением:
– К нему?
Она сорвалась:
– А это не твое дело! Я не спрашиваю, куда ты уходишь.
– К жене, тебе это известно.
– И нисколько от этого не легче. – Сказав это, она пожалела, что дала повод затянуть себя в дальнейшие объяснения.
Марк не преминул этим воспользоваться:
– Зачем нужны все эти сложности? Ты знаешь, что мой брак – это совместное предприятие. О любви речь не идет. Любовь – это ты!
– Давай встретимся завтра, – она заговорила примирительным тоном, и Фридманович поднялся с колен.
– Простила?
Не зная, как отвязаться, Надежда утвердительно кивнула:
– Простила.
– Милая, – Марк обнял ее и потянул к двери. – Идем к тебе.
– Я ухожу.
– Куда?
Переборов себя, она объяснила:
– В гости к клиентке.
– Если не секрет, ее имя?
Надежда напрямую спросила:
– Ты в чем-то подозреваешь меня?
– Надеюсь, что ты идешь не к нему?
– К кому?! – Она потеряла терпение.
– К тому хлыщу, с которым ты была в ресторане.
– О боже! Я еду в дом к прокурору Мешакину. Его жена – моя клиентка. – Надежда направилась к лестнице и стала спускаться.
Марк пошел следом:
– Я тебя провожу.
Выйдя из подъезда, он подошел к большой черной машине и постучал по стеклу. Дверь приоткрылась:
– Что?
Марк спросил у водителя:
– Чья это машина?
Тот ответил:
– За Надеждой Раух прислали.
– Я спрашиваю – кто.
– Мешакин Тихон Иванович.
Фридманович удовлетворенно кивнул, распахнув заднюю дверцу. Надежда села, и он захлопнул ее, пообещав:
– На днях я зайду.
* * *
Сорока минутами позже Надежда вошла в дом прокурора Мешакина. Проследовав за горничной, села туда, куда ее посадили – за стол в большой темной комнате, увешанной картинами, зеркалами и подсвечниками.
Вскоре в комнате появились хозяева: высокий седой мужчина и сама Леся Мешакина.
– Тихон Иванович, – представился мужчина, усаживаясь за стол напротив нее.
– Надежда Алексеевна. – Она придвинулась ближе, положив руки на каменную перламутровую столешницу.
– Тиша, мне остаться? – спросила Леся Мешакина.
Ее муж распорядился:
– Ты можешь идти.
Леся юркнула в дверь, прикрыв ее за собой преувеличенно плотно. Что-то подсказало Надежде, что в тот же миг она прильнула ухом к филенке.
– Ну, что ж, Надежда Алексеевна, – начал Мешакин, – предупрежу: разговор у нас непростой.
Изобразив на лице интерес, Надежда перебрала в уме возможные варианты: от претензий за несвоевременное прибытие «Скорой» до некомфортного родовспоможения его дочери или некачественного раскроя школьных костюмов. Ни то, ни другое, ни третье не подтвердилось, когда Мешакин снова заговорил.
– Вы и ваши подчиненные явились свидетелями нежелательной ситуации.
– У вас родился внук, только и всего, – возразила Надежда.
– Надеюсь, вам известно, сколько Анфисе лет? – посмурнев, спросил Тихон Иванович.
– Анфиса ваша дочь, и вы несете за нее ответственность. Я здесь ни при чем.
– Не об ответственности речь, – сдержанно проговорил прокурор, – Меня интересует другой аспект этого дела.
– Конфиденциальность? – догадалась Надежда.
– Лучше не скажешь, – Мешакин удовлетворенно кивнул. – Прошу навсегда позабыть о том, что случилось. Предупредите своих работников, что если кто-то из них вольно или невольно упомянет о том, что произошло с моей дочерью…
– Простите, это угроза? – поинтересовалась Надежда.
– Думайте, когда говорите! – одернул ее Мешакин. – И не забывайте о том, кто я такой.
– Вы – прокурор, – не растерялась Надежда.
– Не нужно все толковать настолько буквально.
– Вы сами заговорили об этом.
– Перестаньте спорить со мной! Нам нужно договориться. Информация должна остаться в стенах вашего ателье. Анфисе необходимо закончить среднюю школу, поступить в университет и получить хорошее образование. Я не желаю, чтобы ее жизнь шла под откос.
– Конечно, это ваше дело… – заговорила Надежда, но Тихон Иванович прервал ее:
– Поэтому прошу вас все сохранить в тайне.
– Полностью могу поручиться лишь за себя. Остальным порекомендую молчать, но результат прогнозировать невозможно. Думаю, что ни вы, ни ваша дочь никогда не пересечетесь с моими портными. Такая вероятность равна нулю.
Мешакин пошел дальше:
– За молчание предлагаю деньги.
– Господи… – Надежда отвернулась. – Давайте остановимся на том, что я поговорю со своими работниками и попрошу их никому не говорить о случившемся. Большего обещать не могу. – Она пререключилась на приятную тему: – Как себя чувствует Анфиса?
– Она здорова.
– А ее мальчик?
– Он тоже здоров.
Надежда улыбнулась:
– Держала его в руках. У него такой умненький взгляд…
– Жена мне рассказывала. – Мешакин закрыл тему, задав новый вопрос: – Что я могу сделать лично для вас?
– Чтобы отблагодарить за молчание? – поинтересовалась Надежда. – Мне бы не хотелось… – начав говорить, она вдруг замолчала, но потом продолжила в совсем ином тоне: – Послушайте… У меня есть вопрос. Вот если кого-то убили еще во времена НЭПа, дело о расследовании убийства можно найти?
Мешакин удивленно моргнул:
– В соответствии с Перечнем документов федеральных судов общей юрисдикции у подобных документов существуют различные сроки хранения. – Он посчитал в уме: – Девяносто лет… – И покачал головой: – Думаю, не найти.
– А если попробовать?
– Лично для вас? – подчеркнуто собранно поинтересовался Мешакин.
– Лично для меня.
– Какая есть информация? – Мешакин достал телефон и включил диктофон.
– Убитая – Зося Владимировна Домбровская. Убийца – Лихоцкий. Все случилось третьего июля тысяча девятьсот двадцать шестого года в квартире по Кадашевскому переулку.
– Это все?
– Все.
Он выключил диктофон и спрятал телефон в карман пиджака:
– Я извещу. А теперь – до свидания. – Он поднялся со стула. – Вас отвезут.
Домой Надежда вернулась за полночь. Лев Астраханский спал или делал вид, что спит, во избежание разговоров. Прикрыв дверь в его комнату, она прошла на кухню и удивилась – посуда была помыта и расставлена по местам.
С приятным ощущением Надежда отправилась спать, решив, что даже при самых неблагоприятных обстоятельствах бывают неплохие моменты.
