Глава 10
Хильдесхаймская роза
Многие годы Надежда Раух формировала клиентуру, создавала авторитет своему ателье и оттачивала мастерство персонала. Значительная часть ее сил шла на формирование клиентских желаний и перенаправление их в нужное русло. Уговорить дебелую даму не заказывать открытый сарафан, который она не имела в юности из-за безденежья. Или же склонить заказчицу к пошиву свободного платья, ни слова не сказав о жировых складках и животе величиной с африканский тамтам.
Много раз Надежда видела, как умные, образованные женщины обманывали себя, пренебрегая здравым смыслом и принципами хорошего вкуса. В самом начале работы, когда задуманная вещь была еще на бумаге, заказчице хотелось всего. В одном платье совмещались драпировки на бедрах, открытая спина, высокий манжет, вышитый подол и бант на плече. В нужный момент на помощь приходила Надежда. Благодаря ее проницательности и умению нажать «аварийную кнопку» в процессе пошива удавалось избежать неудач. Но все же иногда они случались.
В одиннадцать часов, когда Надежда пришла на работу, ее срочно пригласили в примерочную.
– Что произошло? – поинтересовалась она.
Администраторша бегло сказала:
– Анжелике Васильевне жакет не понравился.
При появлении хозяйки закройщица Диана чуть отступила. Надежда улыбнулась клиентке:
– Здравствуйте, Анжелика!
Та продемонстрировала на себе жакет из пестрого шелка.
– Да… – протянула Надежда.
– Вы только посмотрите, на груди он просто разваливается.
– Когда мы рисовали эту модель, я сказала, что у вас красивая пышная грудь…
– Это я помню.
Между делом Надежда продолжала изучать посадку жакета:
– И я посоветовала поднять верхнюю пуговицу застежки до линии груди или чуть выше.
– Кажется, да.
– Тогда жакет сидел бы на фигуре словно влитой.
– Но я хотела только одну пуговицу на линии талии, – возразила заказчица.
– Поэтому он развалился. Ткань шелковая, скользкая, очень подвижная – иначе быть не могло.
– И что теперь делать?
– Перекраивать полочки или поднимать застежку за счет лацкана. – Надежда свела лацканы к центру жакета. – Возможно, получится. Но тогда придется перекроить воротник.
Анжелика Васильевна оглядела себя в зеркале:
– Ну, не знаю…
– Думайте. – Надежда направилась к двери. – Если решитесь, мы быстро все переделаем.
Она вышла в гостиную и устроилась в кресле. Закрыв глаза и запрокинув назад голову, вспомнила вчерашний поцелуй и Дениса. Мечтательная улыбка на лице появилась сама по себе.
Минут через пять из примерочной вышла закройщица:
– Будем переделывать. Клиентка согласна.
– У нее передняя посадка руки, – Надежда понизила голос: – Но вы этого не учли. Пойдите к Соколову, он расскажет, как рассчитать баланс и раскроить новый жакет. Хорошая посадка рукава во многом зависит от правильного положения плечевого шва на изделии.
– Значит, застежка здесь ни при чем? – спросила Диана.
– Застежка тоже при чем. Но рукав сидит из рук вон плохо. По счастью, ткань наша.
Диана унесла костюм в пошивочный цех. Клиентка вышла из примерочной. В гостиной появилась Ираида Самсоновна и проводила ее до выхода. Вернувшись, между прочим заметила:
– От нее нужно избавиться.
– Ты про закройщицу? – спросила Надежда.
– Слишком много ошибок.
– Ты хорошо знаешь, у кого их не бывает.
– У тех, кто вообще ничего не делает, – сказала Ираида Самсоновна.
– Давай подождем. У нее было несколько удачных вещей.
– Тебе видней, но до Соколова ей далеко.
– С каких пор ты стала его поклонницей?
В дверь позвонили. Не успев или не желая отвечать на вопрос, Ираида Самсоновна прошла в вестибюль и скоро вернулась в сопровождении Протопопова и Льва Астраханского.
Надежда удивилась:
– Здравствуйте. Странно, что вы вдвоем.
Протопопов пересек гостиную и бросил на стол свою папку. Оглянувшись, помахал Астраханскому:
– Ну что же ты, Лева? Давай проходи.
– Не понимаю… – снова заговорила Надежда.
– И не нужно ничего понимать, – Ираида Самсоновна решительно развернулась и встала посреди гостиной, чтобы все ее видели. – Это я их пригласила.
– Мама…
Ираида Самсоновна приказала администраторше выйти и, дождавшись, пока шаги затихнут в конце коридора, сказала:
– Я знаю, что украли из ателье той ночью, когда убили охранника.
Наступила долгая пауза, по завершении которой Протопопов спросил:
– Давно?
– Что? – спросила Ираида Самсоновна, утратив многозначительность, с которой сделала свое заявление. – Что значит давно?
– Когда об этом узнали? – расшифровал Протопопов. – Позавчера вы были уверены, что из ателье ничего не украли. Разумеется, если не считать жесткого диска.
– Об этом я узнала только вчера.
– Ну хорошо. В таком случае извольте сообщить, что украдено.
– Во-первых, скатерть из фламандского кружева. Во-вторых, серебряные ложки «Хильдесхаймская роза».
– Что? – в голосе Протопопова прозвучала ирония. – Вы действительно полагаете, что преступники вломились за этим?
– Конечно, я понимаю: из-за серебряных ложек нельзя убивать человека, но для настоящего знатока «Хильдесхаймская роза» – это сокровище. Конец девятнадцатого века, Германия. Штучная технология: ручная заливка расплавленного серебра в индивидуальную форму.
– Постойте, – прервал ее Протопопов. – Можете описать, как они выглядели, и обозначить примерную стоимость?
– Эти ложки, как и все столовые приборы марки «Хильдесхаймская роза», примечательны тем, что их ручки выполнены в виде ажурной ветки, в окончании которой – цветок или полураспустившийся бутон розы. – Ираида Самсоновна показала указательными пальцами примерную длину одной ложки. – Дизайн восходит к многовековой легенде о дикой розе у стен Хильдесхаймского епископства.
– Сколько их было? – с нетерпением спросил Протопопов.
– Шесть штук. Упакованы в деревянный ковчежец.
– Что такое ковчежец?
– Маленький красивый футляр.
– Где он хранился?
Ираида Самсоновна подошла к старинному буфету, выдвинула ящик и указала на пустое пространство между коробками:
– Здесь.
Иван Макарович заглянул в ящик:
– Что в остальных коробках?
– Столовые приборы, часть моей коллекции.
– Ну, предположим…
И тут вмешался Лев Астраханский:
– Ваш ковчежец мог украсть кто угодно: швея, закройщик или клиент.
– Это невозможно, – возразила Ираида Самсоновна. – Администратор каждый день их использует. Она обнаружила пропажу только вчера, когда готовила чай для клиентки.
– Сколько они стоят?
– Думаю, никак не меньше ста тысяч рублей.
– Еще вы говорили про скатерть, – напомил Лев Астраханский.
Ираида Самсоновна опустила глаза, поджала губы и, помолчав, глухо заговорила:
– Винтажная круглая скатерть, обрамленная тончайшим фламандским кружевом. Датируется началом позапрошлого века. Эта удивительная вещь досталась мне в наследство от матери и положила начало большой коллекции.
– Если скатерть вам дорога, – заговорил Протопопов, – что же вы дома ее не спрятали?
– Она там и хранилась. Но за день до этого я принесла ее сюда, чтобы передать на выставку. Положила на полку, а искусствовед не явилась.
– И скатерть осталась в гостиной? – удивилась Надежда.
Ираида Самсоновна простонала, сцепив перед собой руки:
– Простить себе не могу!
– Опишите ее.
– Беленого льна, полтора метра в диаметре. Ширина кружева по краю – двадцать пять сантиметров. В орнаменте, помимо завитков и цветочных гирлянд, – медальоны в виде дамских головок. Отличительная особенность – латинские буквы «G» и «R» в кружевном полотне. Вероятно, скатерть изготовили для европейского аристократа. Ее стоимость переоценить невозможно!
Иван Макарович достал носовой платок и шумно высморкался, потом пригладил усы. Все молча ждали, пока Протопопов вчетверо сложит платок. Наконец, он промолвил:
– Свои реликвии нужно лучше беречь.
Язвительные слова о беспрецедентном разгуле преступности, о том, что Протопопову самому нужно лучше работать, уже готовы были сорваться с губ Ираиды Самсоновны, но Надежда опередила ее, сказав:
– Уверена, что вы найдете и то и другое.
Разговор продолжился и перешел в конструктивное русло. Ираида Самсоновна отвечала на вопросы Ивана Макаровича. Послушав ее, Астраханский заметил:
– Не могу представить громилу-налетчика с чайными ложками и куском старой ткани.
– Для меня совершенно очевидно, что шли не за этим, – сказал Протопопов.
Надежда спросила:
– По-вашему, зачем они приходили?
– На этот вопрос пока нет ответа. Меня в данный момент занимает другая идея. Среди грабителей наверняка…
– …была женщина? – продолжил мысль Астраханский.
– Молодец! Поймал на лету, – похвалил его Протопопов. – Хоть и сбежал из следственного, но хватка осталась.
– Я не сбежал, – мрачно заметил Лев.
– А это как будет угодно.
– Что значит – женщина? – спросила Ираида Самсоновна.
– То и значит, мама, – вмешалась Надежда. – Сама хорошенько подумай.
– По-видимому, у нее было время, чтобы выбрать самое лучшее!
– Вряд ли, – сказала Астраханский. – Схватила первое, что под руку подвернулось.
– Хотелось бы на нее посмотреть.
– Мне тоже. – Протопопов взглянул на часы. – Если это все, мне нужно идти.
– А что делать мне? – растерялась Ираида Самсоновна.
– Ущерб нанесен, и тут уж ничего не поделать. Опишите подробно все, что украли. В следующий раз, когда я зайду, отдадите этот перечень мне. Точное описание даст шанс найти ваши ложки.
Иван Макарович Протопопов ушел. Астраханский же, напротив, остался, как будто для него разговор не был закончен.
– Я – в цех, – сказала Ираида Самсоновна и, покосившись на дочь, удалилась.
– Хотел сказать вам спасибо, – проговорил Астраханский.
Надежда удивилась:
– За что?
– За тот вопрос, что вы задали репортеру, когда сюда ворвались телевизионщики.
– Вы были здесь? Я вас не видела.
– Это неважно. Репортер вам ответил, что первой к ателье подъехала съемочная группа «Криминального канала».
– И что?
– Я побывал там. Сообщение об исчезновении Рыбниковой поступило в студию во время прямого эфира. Звонила какая-то женщина.
– И тут женщина…
– Мне пообещали скинуть запись ее звонка.
– Как думаете, для чего это сделано?
– Чтобы устроить скандал, скомпрометировать партийного кандидата.
– Ее, может, и в живых-то уже нет, – проговорила Надежда.
– А это спорный вопрос.
– Селиванов сам сказал, что Рыбникова похищена и, возможно, убита.
– Он просто использовал ситуацию в своих интересах. Узнав о звонке в студию, устроил пресс-конференцию. На самом деле Геннадий Петрович считает, что все дело в портфеле.
– В каком это смысле?
– В нем были финансовые документы по избирательной кампании. Не исключено, что, потеряв их, Рыбникова сама решила исчезнуть.
– Зачем вы это мне говорите? – насторожилась Надежда. – Опять за свое? Сколько раз повторять: не я взяла этот портфель! Что же вы думаете, если сорок раз повторите, я соглашусь? Не дождетесь!
Он улыбнулся:
– А вдруг?
– Не нужно шутить! – Надежда начинала сердиться. – У меня клиенты разбегутся из-за этой шумихи.
– Скандалы, как и новости, – продукт скоропортящийся. Через неделю все об этом забудут.
Выражение ее лица неожиданно поменялось, как будто она что-то вспомнила:
– Хотите подсказку?
– Какого рода?
– Сейчас все поймете. В день исчезновения Рыбниковой здесь летал дрон.
– Откуда вы знаете? – спросил Астраханский.
– Видела, когда стояла у окна в кабинете. Он летал над храмом, а потом вдоль улицы и над домом. Не исключаю, что дрон летал во дворе. Возможно, он снял на видео что-нибудь интересное. Кто-то входил, выходил, а может, просто вылез в окно.
– Но вы, конечно, не заметили, кто им управлял?
– Нет, не заметила.
– Что ж, спасибо и на этом.
– Вот видите, – улыбнулась Надежда. – Как и обещала, я еще раз вам помогла.
Уже направившись к выходу, Лев обернулся:
– А если окажется, что это вы звонили на телевидение?
