Кит подумала, что Уоткинс выглядит хуже, чем она себя чувствует. На фоне синего цвета мундира его бледность была особенно заметна, а круги под глазами делали его похожим на труп, который, отказываясь верить в свою смерть, продолжает ходить среди живых. По дороге на Леман-стрит она заметила констебля, который брел по Коммершал-стрит в свете того, что в Лондоне сходило за утреннее солнце, и остановилась поговорить с ним.

– Ты в порядке, Уоткинс? – спросила она, и юноша споткнулся, как пугливая лошадь. Он уставился на Кит, словно не узнавая, и лишь потом, опустив плечи, расслабился.

– А-а, это ты, – пробормотал он, глядя сквозь нее.

– Ты нашел вторую жертву? Эддоуз?

Уоткинс кивнул.

– Ее зарезали. Порезали на куски. – Констебль всхлипнул. – Почему ты не поймал его? Ты был рядом, Касвелл, почему ты просто не поймал его? Тогда бы он не… я бы не…

Кит замерла в ужасе, охваченная чувством вины и беспокойством за Уоткинса, который стоял перед ней посреди улицы и всхлипывал, как маленький ребенок, в то время как мимо шли и шли люди. Она не могла обнять его, как обняла бы Луция, не могла уйти и уж конечно не могла велеть ему подобрать сопли и вернуться к работе. Она не хотела даже думать о том, как поведет себя Эйрдейл, когда увидит юношу в таком состоянии. Интересно, что он сказал в ту ночь, когда они служили приманками, и где был в момент, когда Уоткинс нашел Кэти Эддоуз?

– Я… я пытался, Нэд. Я правда пытался, – виновато сказала она.

Уоткинс с некоторым трудом сглотнул.

– Я вижу вторую. Она мерещится мне с тех самых пор, как я ее нашел. А этим утром рядом с ней появилась новая, прямо у моей кровати. Они ничего не говорят, просто стоят и смотрят на меня. – Он схватил Кит за плечи так, что та едва не потеряла сознание от боли. – Чего они хотят? Я должен заставить их уйти!

Кит вывернулась, чтобы его пальцы не впивались в раненое плечо.

– Нет! Нед, иди домой. Тебе нужно отдохнуть.

– Я не могу спать, – ответил он. – С тех пор, как наткнулся на Темную Энни. А Эйрдейл смеется и смеется надо мной, говорит об этом все время, говорит, что их легко было разделать, не сложнее, чем корову…

– Нет, – повторила Кит и, положив руки ему на плечи, заставила посмотреть себе в глаза. – Нед, иди домой. Я поговорю с инспектором, скажу ему, что ты болен.

– Ты не должен ему говорить! Он подумает, что я свихнулся, и потом все будут об этом говорить. Эйрдейл…

– Чертов Эйрдейл не узнает, черт возьми! – воскликнула Кит. – Нед, я просто скажу Самому, что ты заболел, что ты съел что-то и тебе плохо. И все. Просто живот прихватило, дружище, да? Такое со всеми бывало после пирогов в «Стаут Эггис».

Она кивнула, и Уоткинс повторил ее жест – «Стаут Эггис» была олицетворением вкусной, но иногда опасной для употребления еды, от которой хотя бы раз пострадал каждый местный констебль.

– Болен, – повторил он. – Разболелся живот. Тогда все в порядке, правда?

– Конечно, в порядке, Нед. Давай иди.

Она смотрела, как он уходит, едва волоча ноги от усталости и страха. Кит подумала, не стоит ли рассказать Мейкпису правду о состоянии юного констебля, но решила этого не делать. Она ведь пообещала. Кроме того, не хотелось, чтобы эта информация дошла до Эйрдейла, а так бы и произошло, учитывая, сколь проницаемы стены участка для разнообразных слухов, болтовни и правды. Даже другие копперы не упустили бы возможности жестоко подразнить парня, а уж Эйрдейл… С Эйрдейлом было что-то не так, в нем было что-то злое, язвительное, то и дело выныривающее на поверхность. Кит не хотела подвергать этому Уоткинса.

Войдя в участок, она поздоровалась с дежурным сержантом, и тот кивнул ей. Это облегчило тяжесть на сердце, которую она чувствовала с тех пор, как позволила Потрошителю ускользнуть сквозь пальцы – практически в буквальном смысле. Ей даже не удалось достать из рукава дубинку, она не смогла ни разу ударить человека, который убил четырех женщин. Она понимала, что коллеги будут разочарованы, но какова будет сила обвинений – это еще предстояло узнать. Она так углубилась в мысли об этом, что едва не налетела на Эбберлайна на пути в комнату для совещаний.

– Поосторожнее, парень.

– Простите, сэр.

Эбберлайн не ответил на ее извинение, отчего в животе девушки зашевелился страх. Старший инспектор явно считал ее виноватой, Кит была уверена в этом. Нельзя сказать, что его можно было в этом упрекать; в конце концов, ему приходилось иметь дело одновременно с комиссаром Уорреном, министром внутренних дел Мэттьюзом и заместителем комиссара Монро, у каждого из которых было свое представление о том, как справляться с этим делом, и каждый из которых был человеком, предпочитавшим обвинять в неудачах своих подчиненных, вместо того чтобы предлагать конкретную помощь. Кит подумала, ухудшится ли мнение Эбберлайна о ней, а потом о том, разделяет ли Мейкпис эту точку зрения. От этой мысли девушке стало хуже. Она вошла в пропахшую мужским потом комнату, где несколько человек в полицейских касках обвиняюще уставились на нее.

– Хорошо, что присоединились к нам, Касвелл, – холодно сказал Мейкпис, но Кит так и не поняла, было ли это выражением недовольства или же он просто пытался вести себя как обычно: таким образом всегда приветствовали констебля, прибывшего последним. – Ладно, слушайте все. Прошлой ночью мы дважды его упустили, и теперь у нас еще два женских трупа. Можете представить, что о нас пишут газеты и что думают граждане, – особенно теперь, когда эти так называемые письма Потрошителя у всех на слуху.

Упоминание писем заставило Кит подумать о письме в кармане, которое она так и не открыла. У нее просто-напросто не было ни времени, ни достаточно уединенного места с тех пор как его просунули в щель для писем: мать после ужина осталась с ней, расспрашивая о работе и друзьях, а затем настояла на том, чтобы посидеть у кровати, пока девушка не заснет: не стоило устраивать из-за этого скандал и подкреплять ее подозрения. Кит все еще думала, что это письмо от Мэри Джейн, бранившей ее за то, что она не смогла спасти Лиз и Кэти, не смогла поймать убийцу, не смогла придумать план, как раз и навсегда прекратить эту резню.

– Больше никаких переодеваний, все равно от них толку нет. Нам приказано сосредоточиться на уликах. Комиссара Уоррена и прочих начальников, похоже, не интересует, что их у нас нет.

Мейкпис продолжил раздавать указания заступившим на смену констеблям. Кит обратила внимание, что она была единственной, кому ничего не поручили. Когда прозвучало имя Уоткинса, она лишь взглянула на раздраженного Мейкписа и ничего не сказала. Девушка чувствовала на себе взгляд Эбберлайна и старалась, чтобы на ее лице ничего не отражалось. Ни Райта, ни Эйрдейла видно не было, и инспектор не назвал их имен, так что, вероятно, они уже выполняют некое задание.

Мейкпис закончил и бросил взгляд на Эбберлайна, который в ответ покачал головой, показывая, что ему добавить нечего. Мужчины направились на выход, а Кит осталась, ожидая, пока Мейкпис обратит на нее внимание. Но он отвернулся и принялся изучать стену, увешанную картами, списками имен, мест и дат и фотографиями женщин после смерти.

Это были не обычные посмертные изображения, а отвратительные копии, в черно-белом цвете отображавшие все ужасные вещи, сделанные с ними, все жуткие отметины, оставленные острым предметом на лицах жертв.

– Сэр?

– Что такое? – Мейкпис не обернулся.

– Это насчет Неда, сэр. Уоткинса. Он заболел. Я видел его на Коммершал-стрит, сэр, и он пошел домой.

– Так почему же ты не сказал мне этого раньше? – раздраженно спросил инспектор. Кит не ответила, и, обернувшись, Мейкпис понял по ее лицу, что она не хотела говорить перед коллегами о слабости юного констебля. Он нехотя кивнул. – Ладно. Что-нибудь еще? Что-нибудь важное?

В ночь двойного убийства, когда Мейкпис нашел побитого и окровавленного Кита в Датфилдс-ярде, он был внимателен и добр. Сейчас же инспектор был раздражен и держался отстраненно. Девушка подумала, что такая перемена обусловлена не столько смертью Лиз Страйд, сколько последствиями провала Кит, усиленными гибелью Кэти Эддоуз.

Она прикусила губу, не зная, что сказать. Мейкпис, прищурившись, смерил ее взглядом.

– Касвелл, ты что-то хотел?

Кит медленно покачала головой, заморгав.

– Нет, сэр, ничего. Только… мне жаль. Я старался, сэр.

– Тогда сделай что-нибудь полезное. – Голос Мейкписа уже не был холоден, в нем звучала скупая забота. – Поговори с мужьями Страйд и Эддоуз, или кто там у них вместо мужей.

– Разве их еще не опросили, сэр?

– Да, но это делал Эйрдейл, так что можешь себе представить, как много от этого толку. Возможно, тебе удастся из них что-нибудь вытянуть. Иди, пока я не передумал и не отправил тебя мыть пол в камерах.

– Да, сэр.

Работа хлопотная, подумала Кит, но это не худшее назначение из возможных. К тому же она и правда могла обнаружить что-нибудь, какую-то связь между всеми этими женщинами – кроме их профессии.

Окрик инспектора остановил девушку.

– Касвелл?

– Да, сэр?

– Это не твоя вина. – Мейкпис сказал это будто нехотя, но почему-то казалось: он рад, что произнес эти слова. – Что бы ни случилось дальше, то, что произошло прошлой ночью, – не твоя вина. И, откровенно говоря, нам повезло, что мы и тебя тоже не потеряли.

Кит не ответила. Она подумала, что он, наверное, лжет, но все же от добрых слов у нее перехватило горло. Она посмотрела на стену, на которой отмечался ход расследования, на лица, раны, утраты. Там были не только четыре женщины, о которых Кит знала и предполагала, что их убили за их силу, – Никлоз, Чэпмен, Страйд и Эддоуз. Были и другие – Эмма Элизабет Смит и Марта Тэбрем, Энни Миллвуд и Ада Уилсон, которые, по мнению Кит, не укладывались в схему. Она подумала, что это шанс навести Мейкписа на правильные размышления, не прибегая к слову «ведьмы», – шанс заставить его снова воспринимать ее всерьез. Ктит глубоко вдохнула, собираясь нарушить хрупкое перемирие.

– Они другие, сэр.

Мэйкипс взглянул на нее, приподняв бровь.

– Другие?

– Ранние жертвы, сэр, они не такие, как последние четыре. Первых четверых закололи и ограбили, не зарезали и не изуродовали. Смит и Миллвуд прожили какое-то время после нападения, а Ада Уилсон все еще жива и обвиняет того же гренадера, который предположительно убил Тэбрем. У нас просто нет доказательств, потому что дружки выгораживают его, предоставляя алиби.

Мейкпис кивнул ей, призывая продолжать, и Кит воспрянула духом.

– Но последние четверо, сэр, они другие. С тела Чэпмен пропали кольца, но в кармане у нее оставались монеты, которые предположительно дал ей последний клиент, хотя, возможно, это плата за кольца, которые она сдала в ломбард. Кто бы ни убил ее, он не взял деньги, так что, ему вообще не было дела до колец или денег? Мы знаем, что он забрал у Николз, Чэпмен и Страйд, сэр, куски плоти. Что насчет Эддоуз, сэр? Нед сказал, что ее сильно порезали.

– Изрезали лицо, вспороли живот и вырезали левую почку, – ответил Мейкпис.

Кит почувствовала подступающую дурноту, поборола приступ и продолжила:

– Это разные преступления, сэр, совершенные разными людьми. В первых четырех случаях у нас, может, двое, может, трое убийц, которые сделали это с целью ограбления, а женщины погибли, потому что сопротивлялись. Но в последних случаях это один убийца, причем не кто-то из тех трех, и цель у него намного более странная, более зловещая.

– И что же это за цель, Касвелл?

– Если я бы знал, сэр, мы бы продвинулись гораздо дальше.

Мейкпис окинул Кит долгим, внимательным взглядом и отвернулся. Потом медленно подошел к стене и принялся сортировать фотографии и списки по-новому, разделяя их на две группы. Кит почувствовала, как сердце забилось чаще, будто его коснулся слабый лучик надежды.

– Касвелл, разве тебе не надо идти допрашивать людей?

Ближе к вечеру Кит отправилась к кладбищу у Церкви Христа. Она не пошла в церковь, а, миновав ворота, через которые они с Келли входили внутрь, – казалось, это было целую жизнь назад, – приблизилась к толпе людей в дальнем углу, скрытых надгробиями. Их плащи были слегка присыпаны снегом на плечах.

Группа из семи женщин, заметив Кит, бросились в стороны, как растревоженный рой. К счастью, ни одна из них не побежала – возможно, они не могли, – так что Кит ускорила шаг и схватила ближайшую. Никто не остановился, чтобы помочь своей товарке. Похоже, сестринские узы в эти дни ослабели, подумала Кит.

Женщина с жесткими рыжими волосами, отсутствующими передними зубами и шрамом на левой стороне рта зашипела и плюнула в Кит. Та хотела было дать ей пощечину, и осознала, что, видимо, провела среди мужчин слишком много времени, если подобное пришло ей в голову.

– Элиза Купер, утихомирься или будешь ночевать в камере, нравится тебе это или нет, – сказала Кит, и женщина, казалось, присмирела. Хотя, возможно, и не была бы против бесплатной постели, крыши над головой и теплой похлебки, подумала девушка. – Я ищу Мэри Келли, все еще…

Было пятое ноября. Со времени двойного убийства прошло тридцать пять дней, тридцать шесть – с тех пор, как Келли покинула Ледиз-Ментл-корт, дом 3, и словно растворилась в воздухе. Единственным утешением было то, что ее тела не нашли. Кит надеялась, что проститутка собрала вещи и покинула Лондон, перебравшись в более безопасное место; но это было маловероятно. Келли, как и большинство городских жителей, находилась во власти привычек, была завсегдатаем городских улиц, и понадобилось бы что-то более серьезное, чем угроза смерти и расчленения, чтобы заставить ее покинуть места, которые она так хорошо знала.

Хотя Кит пока не отчаялась найти Мэри Джейн, шансов на это было меньше, чем мяса в казенной похлебке. Никто не видел ее, и она не пыталась связаться с Кит. Письмо, которое все еще оттягивало карман грузом потенциальных последствий, было не от Келли.

– Не видала ее, и никто не видал уже несколько недель, – проворчала Купер, избегая смотреть Кит в глаза.

Та узнала это выражение лица. Девушка столько времени провела, опрашивая шлюх, что у тех дела пошли хуже: вездесущая Кит отпугивала клиентов. Если изначально они и испытывали к ней некую признательность, это чувство уменьшилось вместе с их заработками. Но в голосе Купер звучало что-то другое – озлобленность, которую Кит могла обернуть себе на пользу.

– Элиза! Элиза, посмотри на меня.

Женщина нехотя подняла глаза.

– Что?

– Элиза, мне нужно найти Мэри Джейн. Я должна удостовериться, что с ней все в порядке, и мне нужна ее помощь. – Женщина замотала головой, и Кит торопливо продолжила: – Пожалуйста, Элиза, пожалуйста. Не думай, что опасность миновала, – Джек все еще где-то рядом. Он выжидает.

Чувствовалось, что женщина колеблется. Кит не была противницей других методов убеждения – она вынула из кармана кошелек и позвенела монетами.

– Здесь хватит на ночлег и еду. Тебе не придется трудиться, чтобы заработать их. Пожалуйста, Элиза, я вовсе не хочу навредить ей.

Сперва казалось, что ее просьба не нашла отклика, но затем Элиза вздохнула, сдаваясь, и протянула руку. Кит бросила на нее взгляд, говоривший, что она не такая дура, чтобы отдавать деньги, не получив информацию, и женщина рассмеялась.

– Мэри Джейн говорила, что ты умный парень. Лады, она в меблированных комнатах на Флауэр энд Дин-стрит – номер тридцать два, там, где жила Лиззи.

– Кто за нее платит? – спросила Кит, высыпая монеты на грязную ладонь Элизы Купер – последние несколько недель она экономила на домашнем хозяйстве, откладывая деньги именно для этой цели.

– Она делает так, чтобы владелец был доволен. – Женщина рассмеялась и с восторгом посмотрела на легко доставшиеся ей монеты.

Кит нахмурилась.

– Элиза, прошу тебя, не спусти их на выпивку. Найди себе комнату и выспись. Оставайся в тепле и безопасности.

Женщина кивнула, но Кит подозревала, что она поступит как раз наоборот. Девушка пожала плечами. Рвения отца к спасению тех, кто не хотел, чтобы их спасали, она не унаследовала.

– Иди, Элиза, – со вздохом сказала Кит. – Береги себя.

Женщина, одарив Кит странным взглядом, снова кивнула. Девушка знала, что шлюхи Уайтчепла сплетничали о ней, обсуждали эксцентричного констебля, который не хотел пользоваться бесплатными услугами, не хотел спасти их души, а просто пытался помочь. Подобное бескорыстие вызывало у них подозрения.

Кит пошла прочь, намереваясь добраться до пункта назначения до того, как Купер передумает и решит предупредить Мэри Джейн.

Домов, подобных тому, в каком жила Келли, было много, в одном только Уайтчепле более двух сотен, – люди ютились в крошечных грязных комнатах, едва наскребая денег на ночлег. Кит нашла помощника хозяина – моложавого мужчину, которому предоставлялся ночлег в обмен на то, что он кое-как присматривал за домом, – и узнала у него, где находится комната Келли. Она тихонько постучала, раздумывая, не придется ли выманивать женщину из комнаты, и к своему удивлению обнаружила, что дверь не заперта. Келли – одетая в простую белую блузу, черную шаль и синюю юбку, без макияжа и со скромно уложенными волосами – выглядела не менее удивленной, чем Кит.

– Ты? Я думала, его лордейшество пришел за платой за постой. Заходи, коли так. – Мэри Джейн отошла в сторону, пропуская Кит.

Комната была маленькой, но удивительно чистой. Одежда была сложена на единственной полке, кровать аккуратно застелена. На прикроватном столике стояли лампа, бутылка джина и пара стаканов. В плетеной корзинке у кровати лежала какая-то старая одежда. Кит разглядела иголку и несколько мотков цветных ниток и удивленно приподняла бровь.

– Тренируюсь. Решила сменить род занятий, – сказала Мэри Джейн, указав Кит на единственный стул в комнате. Сама она села на кровать и взяла носок, который штопала.

– Как ты, Мэри? – спросила Кит, осторожно опускаясь на стул, который выглядел так, словно мог развалиться от веса сложенного одеяла. Стул скрипнул, но выдержал, и через несколько мгновений Кит расслабилась.

– Жива. Учитывая обстоятельства, это лучший исход, – едко ответила Келли.

Кит кивнула.

– Я искала тебя. Я волновалась.

– Нет нужды. Я сама могу о себе позаботиться. Я неплохо устроилась. Только один клиент в день, и он приносит мне одежду для починки. У нас договор.

– Ты не выходишь, – заметила Кит.

– Ну, снаружи холодно. – Келли связала концы нити, отложила носок в сторону, взяла из корзины блузу, выбрала подходящую по цвету нитку и принялась вдевать ее в игольное ушко. Кит затаила дыхание, будто сконцентрировалась на этой задаче вместе с ней.

– Почему ты исчезла? Почему не дала мне знать?

– Кто-то начал следить за мной. Я никого не заметила, просто знала это. Так что я залегла на дно. К тому же не похоже, чтобы ты собиралась помочь.

Кит проигнорировала колкость.

– Той ночью, когда ты приходила ко мне…

– Ммм… – В голосе Келли не было интереса. Она была поглощена работой.

Кит вынула из кармана письмо.

– Кто-то бросил его в щель для почты после того, как ты ушла. Кто-то следил за моим домом, я уверена. Это была ты?

– Нет. Когда я ушла, я ушла. И письмо это не от меня.

– Я знаю. Оно от него.

Руки Мэри Джейн дрогнули, блуза медленно опустилась ей на колени. Кит открыла конверт, как уже делала много раз с тех пор, как сорвала восковую печать. Почерк не походил на написанные красными чернилами каракули, напечатанные в газетах. Это не был Джек, который хотел писать, общаться, хвастаться и наслаждаться своей дурной славой. Письмо было написано черными чернилами, твердой рукой, изящным почерком, тон его был деловым, взвешенным. Оно содержало деловое предложение и походило на письмо, написанное разумным человеком, – по крайней мере, считающим свои действия разумными.

Кит протянула письмо женщине, постеснявшись спросить, умеет ли та читать и Келли с неохотой взяла его. Кит видела, как ее взгляд скользит по строчкам. Она видела, как руки женщины затряслись. Видела, как исполненный ужаса взгляд оторвался от письма и остановился на Кит.

– Поэтому ты здесь? – сдавленным голосом спросила она.

Кит замотала головой.

– Нет! Как ты можешь так думать обо мне?

– Тогда зачем? Зачем ты показала мне это? Зачем пришла туда, где я чувствовала себя в безопасности?

– Потому что я считаю, что могу поймать его. Думаю, я знаю, что делать. Я не представляю, как ему удалось столько выяснить обо мне, о Луции, но я думаю, что мы можем выманить его и поймать, Мэри Джейн.

– Давай-ка расставим все по местам. Этот человек предлагает тебе сделку: моя жизнь в обмен на здоровье твоего брата. И ты не хочешь на нее идти?

– А такое возможно? – спросила Кит в ответ.

Келли пожала плечами.

– Может быть, если у автора письма есть своя сила. Если нет, то нет.

– Что ж, Мэри Джейн Келли, я не верю, что это возможно. Я не верю, что у него есть своя сила, иначе бы он не забирал крохи у вас. Я не верю, что он может что-то предложить, и даже если бы мог, я не стану покупать здоровье Луция за такую цену – я, может, ничего не знаю о колдовстве, но знаю, что эта цена слишком высока. Я бы отдала за здоровье брата все богатства мира, но не стану менять жизнь на жизнь. Просто не стану. На моей совести и так достаточно смертей. – Она вытерла лицо ладонями. – Знаешь, Нед Уоткинс мертв.

Судя по выражению лица Келли, она ничего не знала.

– Бедняга. Что случилось?

– Он повесился в сарае в саду своих родителей. Он говорил, что они ему мерещились – Темная Энни и Кэтти Эддоуз. Он говорил, что они молчали, просто стояли всю ночь у кровати и смотрели на него.

Келли вздохнула.

– Иногда мертвецы не уходят. Они преследуют тех, кто оказался рядом с их телом, – иногда своего убийцу, а иногда просто первого попавшегося человека, которому не посчастливилось обнаружить труп. Ты не видишь Лиззи?

Кит помотала головой и забрала письмо у Келли.

– Как ты уже заметила, я не тронута никакой магией.

Она помахала в воздухе листом плотной бумаги кремового цвета.

– Это единственный способ, которым я могу помочь тебе, Мэри Джейн, но мне нужна помощь.

– Ты хочешь, чтобы я была наживкой, – хмыкнула Келли, и Кит кивнула.

– Да. Никто другой не подходит.

– Твой инспектор знает об этом? О письме?

Кит покачала головой, глядя ей в глаза.

Келли криво ухмыльнулась.

– Если ты начнешь рассказывать ему о ведьмах и магии, он подумает, что ты рехнулась. Если ты покажешь ему письмо, адресованное мисс Кэтрин Касвелл, он поймет, что ты не та, за кого себя выдаешь. Слишком много вопросов, и у тебя не хватит лжи, чтобы ответить на них.

– Если он поймет, что я женщина, мне придется вернуться к прошлой жизни. Придется выживать, едва наскребая денег, чтобы прокормить троих. Никогда больше я не буду такой беспомощной.

– Найди богатого мужа, ты довольно хорошенькая.

– Где я найду богатого мужа? Если все так просто, что же ты не нашла?

Воздух между ними словно сгустился, в нем чувствовалась горечь. Кит сделала глубокий вдох, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Но это я могу сделать. Если ты поможешь, я смогу его выманить, и он не выживет, обещаю тебе.

Голос Кит зазвенел сталью, и обе вздрогнули – они понимали, что это должно быть сделано.

– Он умрет за то, что сделал с Полли, и Энни, и Элизабет, и Кэти. Он умрет за то, что хочет сделать с тобой. Если его поймают, он, без сомнения, отправится на виселицу – но перед этим он раскроет тайны и разрушит жизни. Даже если никто не поверит в то, что ты ведьма, Мэри Джейн, они узнают, что я женщина, и моя жизнь будет кончена.

– Значит, ты тоже станешь убийцей, – заметила Келли.

Кит покачала головой – не отрицая ее слов, просто не желая думать о них. Она аккуратно сложила письмо и спрятала его в конверт, будто сейчас это было самой главной вещью на свете. Встав, Кит откашлялась.

– Я сделаю это, – сказала Келли упавшим голосом.

Кит замерла. Согласие женщины, решив одну проблему, порождало много других.

– Ты уверена?

– Господи боже, Кит Касвелл, ты уговорила меня согласиться с твоим безумным планом и теперь спрашиваешь, уверена ли я? – Келли резко засмеялась. – Я уверена. Только так я смогу безопасно ходить по улицам – ну, насколько улицы вообще могут быть безопасны для таких, как я.

Кит сглотнула и кивнула головой.

– Я дам объявление в газету, как он и просил, – сказала она. – Нам понадобится адрес, по которому мы его отправим…

– Бога ради, только не сюда!

– Куда-нибудь в уединенное место.

– Я как раз знаю такое.

Кит была в этом магазине лишь дважды. В первый раз ее привело сюда послание от мистера Виня через неделю после смерти отца. В дом пришел один из мальчиков-китайцев, и Луиза прогнала его. Он убежал, уронив по дороге белую прямоугольную карточку. Кит подняла ее, и адрес на обратной стороне, написанный чернилами, привел ее в Лаймхауз, в магазин, торгующий травяными настоями.

Ей нравился запах, аромат множества высушенных ингредиентов. Мистер Винь выглядел очень старым, когда объяснял Кит, чем он обязан ее семье, и еще старше – во время ее второго визита, когда Кит попросила выделить ей место в схроне. Сейчас, в свой третий визит, она приложила максимум усилий и оделась в черное, чтобы ее внешний вид – платье, накидка, капор, сумка – напоминал об утрате (хотя период траура был уже давно закончен) и долге перед ее семьей.

В магазине ничего не поменялось, разве что запах был чуть сладковатым – Кит подумала, не используется ли подвал в качестве курильни опиума, но затем покачала головой. Она не хотела этого знать и в данный момент не имела права никого судить. Свет, пробивавшийся сквозь покрытые копотью окна, был тусклым, покупателей в магазине не было, и казалось, что даже содержимое полок не изменилось, хотя Кит и знала, что торговля у китайского аптекаря шла хорошо, а репутация мистера Виня была такова, что даже специалисты с Харли-стрит посылали к нему пациентов за определенными лекарствами. Кит пробовала давать его отвары Луцию, но из-за вкуса и запаха он решительно отказывался сделать второй глоток, так что в конце концов микстуру пришлось вылить.

Человек, которого она искала, сидел на высоком табурете за прилавком, выпрямившись, будто это был не человек, а манекен или кукла, оставленная на страже. На его круглом лице при виде Кит не отразилось удивления, но рот, обрамленный тонкими седыми усами, изогнулся в приветственной улыбке. На продавце был чудной халат серо-зеленого цвета – Кит обратила внимание, что в нем он почти идеально сливается с сокрытым тенью убранством магазина.

– Мисс Кэтрин… – сказал он. Голос у китайца был молодой, вкрадчивый. – Не ожидал вашего визита так скоро. Следует ли мне беспокоиться?

Кит улыбнулась.

– Добрый день, мистер Винь. – Она не знала, действительно ли это его имя, но именно оно было написано на вывеске магазина, именно его он называл своим клиентам-европейцам, заходившим в лавочку, и именно этим именем его называли соплеменники, по крайней мере в присутствии посторонних. – Уверена, у вас нет никаких проблем.

Мистер Винь кивнул, но не ответил, ожидая, что Кит озвучит цель своего визита.

Поколебавшись, она продолжила:

– Мистер Винь, у меня к вам необычная просьба. Мне неудобно напоминать об этом, но я пришла к вам из-за того, что нас связывает.

– Вы имеете в виду мой долг, мисс Кэтрин, – рассмеялся китаец.

Кит изобразила что-то вроде кивка и пожатия плечами одновременно.

– И что же вы от меня хотите?

– Мне нужен пистолет, сэр.

Потянулись долгие секунды молчания. Мистер Винь сидел неподвижно, поглаживая усы, а затем случилось невообразимое – он сошел со своего трона и подошел к ней. Его движения не походили на движения старика, и Кит подумала, что он двигается медленно потому, что так хочет, а не потому, что вынужден.

– Это очень большая услуга, мисс Касвелл, – мрачно сказал мистер Винь, остановившись.

– Именно большую услугу вы и должны мне, мистер Винь, – глядя прямо в глаза китайцу, столь же мрачно ответила она.

– И почему же вы решили, что я стану помогать вам в подобных незаконных вещах?

– По той же причине, по которой вы прислали ко мне мальчика, сообщившего о мертвой женщине. – Винь открыл было рот, чтобы возразить, но Кит, не обратив на это внимания, продолжила: – Сэр, здесь мало что происходит без вашего ведома – я знаю, что ваши мальцы собирают информацию, как обычные дети – ягоды. И я знаю, что это делается для того, чтобы ваши люди были в безопасности: предупрежден, значит вооружен. Поверьте мне, это нужно, чтобы мои – да и все – люди были в безопасности. Я знаю, что вы поймете и захотите помочь.

Китаец какое-то время пристально смотрел на нее.

– Однозарядный или многозарядный? – наконец спросил он.

Кит моргнула.

– Лучше многозарядный.

– Больше одного шанса, хотя мне говорили, что первый выстрел не должен пропасть впустую. Вы умеете им пользоваться?

Кит кивнула. Отец учил ее стрелять дичь; она тренировалась в стрельбе и позже, когда поступила на службу в полицию, но, поскольку была новичком, оружие ей пока не доверяли.

– Мальчик у схрона передаст вам его.

– Когда? Мне он нужен…

– Такие вещи не просто организовать, – сказал китаец, а затем рассмеялся. – Вечером девятого числа.

Кит поблагодарила его и направилась к выходу, но у самой двери замерла, услышав:

– Мисс Кэтрин!

– Да? – Приподняв брови, она обернулась.

– Помните, что ваши решения необратимы. Некоторые действия имеют серьезные последствия – так я всегда говорю нашим молодым людям, когда они выбирают свой путь. Полагаю, это и к вам относится. То, что вы сделаете дальше, изменит ход вашей жизни.

Кит кивнула, но ничего не ответила. Выйдя на улицу, она глубоко вздохнула, втянув в легкие холодный воздух, – в магазине вдруг стало слишком тесно и душно. Девушка зажмурилась и принялась тереть глаза, пока перед ними не поплыли круги. Нет другого выбора, говорила себе она. Либо отступить, ничего не делать, притвориться, что то, что уже произошло и еще произойдет, ее не касается; либо рассказать все Мейкпису, раскрыть свой обман и лишиться всего, чего достигла с таким трудом; либо же поступить так, прибегнуть к последнему средству, закончить все это и продолжать жить своей жизнью.

– Где ты была? – спросила Луиза, едва Кит переступила порог.

После визита Мэри Келли Кит все время оставалась настороже – ну, по крайней мере, когда была дома, на случай, если окажется, что мать следит за ней. Кит, вытянув руку с сумочкой, потрясла ею, заставив звенеть маленькие бутылочки внутри, и приподняла сумку с продуктами.

– Лекарство для Луция, опиумная настойка и еда, мама. – Кит сняла капор и повесила его на вешалку, стараясь не выказывать раздражения, хотя с тех пор, как мать стала такой подозрительной, делать это было все сложнее. – Как Луций?

– У него все еще температура, – пожаловалась Луиза.

Кит вынула из сумки маленький коричневый мешочек и протянула его матери.

– Вскипяти воду и добавь в нее это. Это ромашник, он поможет.

Луиза кивнула и ушла в кухню. Кит направилась в комнату брата и обнаружила там миссис К., читавшую мальчику потрепанную Библию. Кит не могла сказать, было ли скорбное выражение лица брата вызвано высокой температурой или скукой. Сквозь крошечное окно он смотрел на крошечный двор. Кит улыбнулась.

– Отдохните, миссис К., я посижу с ним.

Женщина взглянула на Кит и кивнула – она не смотрела на нее с подозрением, как Луиза, лишь с неодобрением, будто Кит подвела ее. Подойдя к дверному проему, миссис К. тихо сказала:

– Эта твоя подруга, что работает у модистки…

Кит склонила голову, ожидая продолжения.

– Я ее знаю, но не могу вспомнить откуда.

Кит пожала плечами.

– Она живет рядом с магазином мисс Хэзлтон. Не знаю даже, где еще вы могли ее видеть.

Миссис К. покачала головой, протянула ей Библию и вышла. Услышав голоса в кухне, девушка села на стул у кровати и положила руку на лоб Луция. У него был жар, но не такой сильный, как она ожидала.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – поспешно ответил Луций, не глядя на сестру. – Ты нашла ее?

Кит некоторое время назад перестала рассказывать Луцию о своих приключениях – вернее, рассказывала далеко не все, и он это знал. Перед ночью двойного убийства и после нее, когда Кит вернулась домой с ушибом плеча и с исцарапанным лицом, он очень волновался, и с тех пор ему стало хуже. Когда Луций расспрашивал Кит, в его голосе звучала горечь, которой она раньше не слышала, и это ее огорчало. Девушка не рассказала брату о Уоткинсе, а о своих поисках Мэри Келли – лишь совсем чуть-чуть.

– Нашла несколько дней назад. Она в безопасности, Луций, с ней все хорошо, не беспокойся. Ей ничто не угрожает, и я думаю, что убийца исчез, – соврала Кит.

– Ты говорила, что этого не может быть. Ты говорила, что он не исчезнет. Что он не остановится, пока не получит то, что ему нужно.

Кит мысленно выругала себя за то, что рассказала брату так много. И мысленно выругала Луция за то, что его слова напомнили ей о страхе – даже знании! – того, что убийца просто ждет, пока Мэри Джейн перестанет прятаться, что ее план слишком рискованный, слишком плохо продуман, слишком отчаянный. Кит наклонилась, взяла брата за руку и заговорила так тихо, что было слышно, как в кухне заваривают чай и как матушка разбирает сумку с продуктами.

– Луций, обещаю тебе, это скоро закончится. Обещаю тебе, что этот человек больше никому не навредит. И обещаю, что я буду очень осторожна.

– Ты и в прошлый раз это говорила, – ответил он, наконец взглянув на Кит.

– Да, говорила. Я недооценила его. Но не в этот раз. Я не допущу ошибки снова. Мне лишь нужно, чтобы ты мне верил. Ты веришь?

Прежде чем Луций успел ответить, в дверях появилась Луиза. Она держала в руках хрупкую фарфоровую чашку, от которой пахло чем-то вроде камфоры. Луций скривился.

– Нечего морщиться, молодой человек, – сказала Кит. – Это для твоей же пользы, лекарства и не должны быть на вкус как сладости. Иногда всем нам приходится делать то, чего мы не хотим.

Луций внимательно посмотрел на нее.

– Я знаю, – ответил он.

В заросшем саду рядом со схроном Кит ожидал тот самый мальчик, который рассказал ей о безвременной кончине Лиз Страйд. С тех пор девушка с ним не встречалась, хотя и пыталась его разыскать. Не говоря ни слова, мальчик протянул ей ситцевый сверток. Но только он собрался уходить, Кит схватила его за руку.

– Откуда ты знал? О женщине в Датфилд-ярде?

Кит не думала, что он ответит, но не собиралась его отпускать. Мальчик дернулся, пытаясь вырваться, но девушка держала крепко.

– Я видел ее. Видел тело, – наконец признался он.

Кит разжала пальцы, понимая, что иного ответа она не получит. Мальчик исчез в тумане.

В сарае было холодно, и вся обстановка дышала враждебностью – будто Кит больше не имела права здесь находиться. Или же это была лишь игра ее воображения. Иной стала не эта кладовая, которая была ее наперсницей все эти месяцы, которая помогла ей изменить свою жизнь и измениться самой, – иной была причина, по которой она сюда пришла. Эти четыре стены по-прежнему хранили свои секреты.

Кит открыла крышку своего кофра, избегая глядеть на сверток в руке. Она посмотрела на потрескавшиеся стены, на грязные отпечатки ботинок на полу (по отпечатку было видно, что в подошве правого ботинка зияла дыра), на странной формы свод потолка, на слишком тонкие потолочные балки, и лишь после этого, глубоко вздохнув, развернула ткань. Это был револьвер «бульдог» – та же модель, с которой она тренировалась, но которую ей так и не выдали, – с барабаном на шесть патронов и деревянной рукоятью. Револьвер поблескивал в тусклом свете.

Кит переломила ствол и увидела шесть патронов, спящих в барабане. Она провела пальцем по гравировке «Филип Вебли и сын, Бирмингем», сообщавшей, кто и где его сделал, затем коснулась курка. Это была старая модель, но Кит не было дела до возраста оружия, пока оно способно сделать то, что ей нужно.

Кит все еще не могла поверить, что собирается направить его на человека – пусть даже на кого-то, кто совершил все эти злодеяния, – и нажать на курок с намерением отнять жизнь.

Она закрыла глаза и прислонилась к стене. В разделе личных объявлений уже появились строчки, указывающие время и место встречи, – оно было составлено так, будто предполагалось свидание романтического толка. Что, если уже слишком поздно, подумала Кит, что, если ему надоело ждать, пока она выйдет на контакт, пока согласится на его условия, – что, если все это было напрасно?

С тех пор как девушка впервые прочла письмо, она не теряла бдительности каждую ночь; даже днем она была осторожна, то и дело оглядываясь через плечо, постоянно убеждаясь в том, что знает, где находятся выходы и сколько их, всегда держа дубинку под рукой, где бы ни была. У нее даже появилась привычка надевать кастеты всякий раз, когда она отходила на несколько шагов от полицейского участка на Леман-стрит.

Кит была так сосредоточена на угрозе, что перестала обращать внимание на презрительные реплики Эйрдейла и вообще игнорировала его; она даже не заметила, что за последние несколько недель он присмирел, поскольку не было никакого удовольствия в том, чтобы издеваться над кем-то, кто не обращает на это внимания. Райт однажды в шутку спросил, что за чары она использовала.

Кит не знала, как долго просидела с закрытыми глазами, но поняла, что слишком долго, когда почувствовала, что холод пробирает до костей. Она поднялась на ноги и, дрожа, переоделась в полицейскую форму. Надев каску, девушка застегнула зимний плащ и осторожно опустила пистолет в карман, молясь про себя, что он не сработал и не прострелил ей ногу.

Идя мимо забора вокруг Церкви Христа, Кит остановилась, притворившись, что завязывает шнурки ботинок, и прислушалась, но не услышала ничего. Потом из теней во дворе церкви послышался тихий, но хорошо различимый голос Келли:

– Холодная ночь для прогулки, констебль Касвелл.

– Вы готовы? – спросила Кит, игнорируя ее напускную вежливость. – Все в порядке?

– Я выполню свою часть сделки, если ты выполнишь свою. Только не опоздай, черт возьми!

– Клянусь, я не опоздаю, – ответила Кит.

Покрытая инеем трава захрустела под удаляющимися шагами Келли.

В участке на Леман-стрит было тепло, что стало настоящим благословением для Кит. Впрочем, она не сняла плащ, оставшись в нем на все время брифинга, который проводил сержант Райт, недавно получивший повышение, – обоих инспекторов в участке не было. Райт выглядел обеспокоенным, так что Кит задержалась, когда все разошлись.

– Все в порядке, сержант? – спросила она.

– Будто все психи сегодня на воле, а ведь нынче даже не чертово полнолуние. – Райт взял со стола регистрационный журнал. Они вышли из комнаты и остановились у стола дежурного в коридоре.

– Кто-то конкретно? – спросила Кит. Револьвер в кармане был ощутимо тяжелым, ей казалось, что его видно за милю.

Райт покачал головой.

– Пара старых кошелок потребовали встречи с «тем, кто тут главный, добрый человек» и не хотели уходить, пока сам Эбберлайн не услышал шум и не пригласил их в кабинет.

Кит вскинула брови.

– Представляю, какой кавардак они устроили! Удивительно, что он не бросил их в камеру на всю ночь.

– Думаю, он и хотел бы так сделать, но они не были пьяны и утверждали, что у них есть для инспектора важная информация. Оказалось, что он проклял бы этот день, если бы проигнорировал их.

Кит расхохоталась. Райт собрался продолжить рассказ, но его прервал Эйрдейл, появившийся на лестнице.

– Касвелл!

Кит посмотрела на лицо констебля, морщинистое и багровое, как ветчина, и улыбка на его толстых губах ей совсем не понравилась.

– Инспектор хочет перекинуться с тобой словечком, и немедленно!

Кит переглянулась с Райтом. Тот пожал плечами, показывая, что для него это новость.

– Быстро! – рявкнул Эйрдейл.

Кит помчалась наверх, протиснувшись мимо злобно зыркнувшего на нее Эйрдейла, который не пошел следом, а остался на месте, глядя ей в спину. Это заставило Кит занервничать, хотя она и так была на взводе. Она думала о Мейкписе и о том, чего он может от нее хотеть.

С тех пор как первые четыре убийства перестали приписывать Потрошителю, двоих убийц нашли, а за гренадером, которого видели последним в компании и Тэбрем, и Смит, пристально следили. Мейкпис был доволен этим. Но куда меньше он был доволен отсутствием прогресса по делу Потрошителя.

Сотни людей были допрошены, еще больше было зацепок, но все они в итоге вели в никуда. Как же Кит хотелось рассказать Мейкпису, что после этой ночи Потрошитель, по крайней мере, перестанет быть проблемой для столичной полиции.

Она постучала в дверь кабинета инспектора и отворила ее.

Мейкписа в захламленном кабинете не было, но за его столом сидел Эбберлайн, а за столом Эбберлайна – две женщины, прилично одетые. Они взглянули на Кит. Она узнала их, и от ужаса кровь отлила от ее лица. Эбберлайн холодно приветствовал ее.

– А-а, констебль Касвелл… Эти леди поведали мне интереснейшую историю. Возможно, вы могли бы помочь выяснить некоторые детали.

Луиза в полнейшем смятении уставилась на дочь.

– Ох, Кэтрин, как ты могла?

Первой мыслью Кит было то, что мать потрясена тем, что ей открылось, сильнее, чем если бы оказалось, что ее дочь работает на панели, и ничего на это не ответила.

– Где Мейкпис? – только и спросила она.

– Инспектор Мейкпис занят. Ваше дело не является приоритетным.

Кит чувствовала себя так, будто ее только что отчитал возмущенный ее поведением дедушка. Единственным человеком, который, казалось, не был оскорблен ее маскарадом, а скорее даже впечатлен им, была миссис К. – у нее было выражение лица человека, который понял, что допустил большую-большую ошибку.

– Полагаю, – произнес Эбберлайн взвешенным тоном, словно он был самым здравомыслящим человеком, предлагающим разумный шаг, – что время, проведенное в камере, сделает вас более сговорчивой.

На плечо Кит легла огромная лапища, и ей не надо было оборачиваться, чтобы понять, что это Эйрдейл, ухмылявшийся так, будто только что выиграл на скачках целое состояние.

Выражение лица матери стало неуверенным.

– Полагаю, инспектор Эбберлайн, в этом нет необходимости, – начала она. – Полагаю, я просто могу отвести дочь домой и…

– Ваша дочь мошенница, миссис Касвелл. Она никуда не пойдет до тех пор, пока я не доберусь до сути и не выясню, как сильно она своими действиями навредила расследованию.

Кит хотелось защищаться, хотелось кричать и вопить, но мысль о том, что этим она даст Эйрдейлу повод ударить ее или, взвалив на плечо, как мешок угля, отнести в камеру, заставила ее вести себя с холодным достоинством.

Констебль повел девушку вниз по ступенькам, а голос матери, вместо того чтобы затихать, звучал все громче, все пронзительнее. Кит с трудом сдержала улыбку: Эйрдейлу ее матушка была не по зубам. Райт, стоящий за стойкой дежурного, удивленно замер, увидев, что Эйрдейл сбил с ее головы каску.

– Найди Мейкписа, – только и успела сказать Кит.

Эйрдейл грубо толкнул ее в спину.

– Не беспокойся об этом, – хмыкнул он и подтолкнул девушку к каменным ступеням, ведущим в подвал.

Кит подумала о Мэри Келли, которая совсем одна на Миллерз-корт, пока она прохлаждается здесь, подумала об ужасном человеке, который набросится на женщину, доверившую ей свою жизнь. Кит повернулась и открыла рот, собираясь крикнуть Райту, что он непременно должен найти Мейкписа и отправить его на Миллерз-корт, рассказать инспектору, что убийца будет там и его можно поймать. Неважно, что ее тайна расскрылась, важно спасти жизнь Мэри Джейн!

Но прежде чем она успела произнести хоть слово, огромная ладонь Эйрдейла обрушилась на нее. Сила пощечины отбросила девушку к стене, и она потеряла сознание.

Она пришла в себя на холодном каменном полу. Эйрдейл даже не озаботился тем, чтобы уложить ее на соломенную подстилку, заменявшую в крошечной камере кровать. Кит не знала, сколько прошло времени, не знала, сколько бывших коллег, не веря своим глазам, успели посмотреть на нее.

Девушка чувствовала, как в бедро упирается револьвер, – никто не додумался обыскать ее, забрать ее вещи. Дубинка так и осталась на поясе, хотя каска, как она полагала, сейчас лежит на столе Райта.

Констебль Райт, ее ментор, что он думает обо всем этом? Что он скажет? И Мейкпис. Что скажет инспектор? Что он будет делать? Кит поняла, что ее интересует мнение только этих двоих, и никого больше.

– Проснулась, а? – За решеткой виднелась фигура Эйрдейла. – Готова к дисциплинарному взысканию?

– Где Мейкпис? Эйрдейл, мне нужно поговорить с Самим, мне нужно выйти отсюда. Ты не понимаешь…

– Я понимаю, что ты влезла туда, куда не надо, и вмешалась в дела, в которые не должна была вмешиваться. Разве ты не знаешь, что случается с маленькими девочками, которые забираются в плохие места? С девочками, которые не следуют правилам? Девочки, которые сходят с тропинки, получают по заслугам – вот что.

Эйрдейл отворил дверь и прикрыл ее за собой. Он не запер ее, поскольку это было излишне: ловкость Кит не имела значение, если она в принципе не могла проскочить мимо него. Констебль принялся снимать рубашку. Кит прижалась к дальней стене камеры.

– Маленькие девочки, которые нарушают правила, учатся на собственной шкуре, Кэтрин.

Он был так уверен в себе, что отвлекся на расстегивание штанов, рассмеявшись, когда Кит отпрянула. Когда же она ринулась на него, Эйрдейл оказался абсолютно не готов к этому. Девушка взмахнула дубинкой, и она с хрустом обрушилась на левое колено констебля. Эйрдейл, рухнув на пол, завопил. Кит перепрыгнула через него, но констебль успел схватить девушку за лодыжку, и она тоже упала, ударившись об пол локтем с такой силой, что рука онемела. Кит врезала ему каблуком по лицу – послышался хруст выбитых зубов.

Она вскочила и побежала по ступенькам наверх. Райт все еще был там и выглядел сбитым с толку. Пробегая мимо – никто даже не попытался ее остановить – Кит крикнула ему:

– Миллерз-корт, тринадцать! Потрошитель!

Девушка, толкнув дверь плечом, выбежала в темноту, и каждое движение ее рук, каждый шаг по мостовой возносили молитву небесам.

Кит даже не остановилась, чтобы прислушаться, не пустились ли за ней копперы – в погоню ли, на помощь ли. Она бежала по слабо освещенным улицам, судорожно пытаясь вспомнить короткие пути, которые выучила за время патрулирования Уайтчепла. Дважды девушке пришлось возвращаться назад, всхлипывая и ругаясь словами, которые ей раньше никогда не доводилось использовать, но которые она неоднократно слышала от местных.

Миллерз-корт был частью трущоб Спитафилдз, района столь опасного, что там ходили удвоенные патрули. Он тянулся вдоль так называемого «проклятого квартала» на Дорсет-стрит. Тут жило много людей – Кит подумала, что нападение обязательно услышат, но внутренний голос напомнил ей, что других убитых женщин это не особенно выручило. Это был не тот район, где люди бегут на крик или помогают друг другу. Здесь обычно разворачиваются и поспешно идут в противоположную сторону, чтобы не впутываться в неприятности.

Впереди возникли очертания Церкви Христа, и это вселяло надежду – она была уже близко. Кит все еще не знала, который сейчас час. Не знала, сколько потеряла времени. Нужно остановиться и спросить, подумала девушка, но тут же одернула себя, обозвав идиоткой: нельзя было терять ни секунды. Если же она уже опоздала… что ж, тогда не важно, который час, верно?

Кит повернула налево, на Дорсет-стрит, едва замедлив на повороте, и чуть не упала, поскользнувшись на мокрой мостовой. С трудом удержавшись на ногах, она продолжила бежать, пока не увидела проход не более чем в ярд шириной, который вел в тупик Миллер-корт.

Пробравшись через него, девушка увидела по правую руку дом номер 13. Келли говорила, что там есть отдельный вход и что ее гражданский муж – бывший – может освободить его на вечер, если она позаботится о ренте. Это истощило скудные денежные ресурсы Кит, но она все же отдала Мэри Джейн целых двадцать девять шиллингов.

Приближаясь к углу, Кит пошла медленнее. Во двор выходили два окна, занавешенные дерюгой, и проникающий сквозь них оранжевый свет немного успокоил девушку – огонь означал тепло и уют, дом и очаг. На секунду Кит показалось, что все будет хорошо. А затем она заметила, что одно из окон разбито и заткнуто тряпкой, покрытой темными пятнами.

Девушка взялась за ручку, повернула ее и осторожно толкнула дверь.

Она никогда раньше не чувствовала такого запаха – другие женщины умерли снаружи, и запах их мертвых тел унес ветер. Воздух в комнате Мэри Джейн Келли пропитался железом, дерьмом и мочой. Из-за теней, отбрасываемых языками пламени в камине, казалось, что грудь женщины вздымается, но Кит знала, что это невозможно: тело Мэри Джейн было вспорото от глотки до промежности. Крови было столько, что Кит не могла сказать, какую часть тела забрали, а какие остались. Похоже, груди были отрезаны, ноги раздвинуты, бо́льшая часть содержимого брюшной полости вынута. Голова жертвы была повернута к двери, и зияющая рана на месте лица, казалось, обвиняюще смотрела на Кит. Одежда Келли была почему-то аккуратно сложена на стуле у кровати. На двух изящных столиках почти ничего не стояло.

Кит старалась не дышать полной грудью, не глотать. Она не могла заставить себя подойти к кровати, лишь окинула взглядом комнату, стараясь запомнить каждую деталь на будущее, – девушка понимала, что ее служба в столичной полиции окончена.

В камине горела одежда – Кит подумала, что это, наверное, содержимое пустой корзины на одном из столов, в которой, по всей видимости, была одежда для штопки, которую Келли принесла с собой, чтобы было чем заняться. На полу остались отпечатки грязных и окровавленных ботинок. В комнате не было очевидных следов борьбы, что означало, что женщину лишили сознания быстро.

К тому времени, как сквозь проход, ведущий на Миллерз-корт, пробрались Мейкпис, Райт и шесть запыхавшихся полицейских, она уже увидела все, что хотела, и сейчас сидела на одной из старых бочек во дворе.

Когда инспектор вопросительно посмотрел на девушку и спросил: «Откуда ты знала?» – она лишь пожала плечами и указала на распахнутую дверь.

Да и что она могла сказать? Что это произошло из-за нее? Что она рискнула жизнью женщины и не смогла ее уберечь, хотя обещала? Мейкпис ткнул в нее пальцем.

– Это еще не конец, – сказал он.

– Вы не представляете, насколько правы, – пробормотала Кит ему в спину.

Мейкпис и Райт вошли в маленькую комнату, остальные полицейские, ругаясь, столпились у входа и заглядывали внутрь. Кое-кого из них стошнило. Когда из дверей вышел мертвенно-бледный Мейкпис, все, что он смог сказать, было:

– Почему? Почему так? Это не он, да? Кто-то… что-то новое?

Кит покачала головой.

– Это он.

– Но…

– Он сделал это, потому что она долгое время ускользала от него. Он разозлился, был в ярости. Он мог взять кого-то еще, но оказался одержим ею просто потому, что не мог найти. – Кит встала и потерла онемевшие от холода руки. – Это стало личным. Он не любит, когда ему бросают вызов.

Она прижала к лицу затянутые в перчатки руки, вдыхая запах кожи.

Взгляд Мейкписа метался между полицейскими, заглядывающими в комнату, где произошла бойня, и поспешно покидающими ее, и доктором Багстером Филлипсом, с трудом пробирающимся сквозь узкий проход с Дорсет-стрит. По его оценивающему взгляду Кит поняла, что он уже слышал новости. Девушка встала. Она не сможет выдержать еще расспросы и любопытные взгляды!

– Куда это ты собралась? – требовательно спросил Мейкпис.

Кит посмотрела на него.

– Полагаю, остаток ночи вы будете заняты. Я вам больше не подчиняюсь, я иду домой.

– У меня есть к тебе вопросы, Касвелл.

– Вы знаете, где меня найти.

Кит повернулась и пошла прочь. Люди вокруг, бросив свои дела, уставились на нее, но никто не сделал попытки остановить девушку, даже Эбберлайн, который направлялся к месту преступления с видом приговоренного к виселице.

Кит понимала, что теперь на нее будут смотреть по-другому. В глазах всех она стала преступницей. А потом она подумала, не будет ли окровавленная тень Мэри Келли поджидать ее у кровати, когда она доберется домой?

Никогда еще в жизни Кит время не тянулось так медленно. Каждая секунда казалась часом, каждый час – вечностью, день тянулся и тянулся, растягиваясь на невообразимую величину. Казалось, она уже вечность пролежала на кровати, переводя взгляд со сложного узора на ковре на картину на стене, на деревянный комод, на стоявшие на раковине вазу с цветами и миску, на вышитую подушку на кресле в углу.

Она не спала; она не спала уже долго, не могла. То и дело в окружавшую ее тишину врывался крик Луизы, сопровождаемый то яростным ударом двери о стену и визгом из коридора, то каким-то еще шумом в квартире. Крики прекратились, лишь когда Кит услышала успокаивающий голос миссис К., уговаривающий мать выпить чаю и чего-нибудь успокаивающего. Кит надеялась, что та имеет в виду большую дозу опиумной настойки, способной усыпить Луизу надолго и, может быть, заставить ее забыть о том, что натворила ее дочь.

В этом-то и было дело: Луиза не помнила в точности, что сделала Кит. Она была в ярости, ей было стыдно, она была совершенно уверена, что дочь навлекла позор на семью, но похоже было, что она не помнила, чем же именно. Похоже было на то, что в ее голове прегрешение Кит было совсем другим. Насколько девушка смогла понять из ее гневных речей, Луиза считала Кит падшей женщиной.

Звучали и другие обвинения, каждое еще более нелепое, чем предыдущее, но суть была именно в этом: Луиза считала Кит проституткой, и ничьи слова не могли переубедить ее. Разве не поэтому они с миссис К. пошли в полицейский участок? Чтобы потребовать расследования! Чтобы полиция остановила ее дочь, помешала ей делать все эти ужасные вещи! Разве Луций – дорогой, милый Луций, который всегда заботился о душе сестры, – не клялся, что именно этим Кит зарабатывала на жизнь?

С тех пор как вернулась домой, Кит не зашла проведать брата. Она слышала сквозь стену, разделяющую их комнаты, как он зовет ее, но не смогла заставить себя ответить. И не могла заставить себя взглянуть на Луция, зная, что из-за него – пусть даже мальчик действовал, чтобы защитить ее! – погибла Мэри Келли. Кит не могла заговорить с ним без того, чтобы не расплакаться от съедающей ее изнутри вины. Едва она заговорит, то уже не сможет удержаться от того, чтобы переложить часть – о, всего лишь часть! – своего груза на его плечи. Нельзя было говорить с ним до тех пор, пока она не справится с гневом, с виной, пока не сможет держать все это в себе. Пока не наберется сил лгать брату, уверяя, что в случившейся прошлой ночью трагедии нет ни капли его вины.

В какой-то момент до Кит донеслось сопение Луизы, шумное дыхание через нос, означавшее, что она приняла свое «лекарство». Затем послышался робкий стук, заставивший Кит наконец отвлечься от акварели с изображением цветочного луга – подарка от преподобного Касвелла. Миссис Киттридж робко стояла на пороге комнаты, не уверенная, что девушка разрешит ей войти. Кит откашлялась и наконец заговорила:

– Что вы хотели, миссис К.?

Она не проронила ни слова с тех пор, как попрощалась с Мейкписом прошлой ночью. Ночью? Утром? Да важно ли это?

– Кэтрин… – начала женщина, затем замолкла, вошла в комнату и поставила стул к кровати Кит, чтобы смотреть ей в глаза, будто это было важно. – Кит, я…

Кит подняла бровь. Она не была уверена, что готова к каким-либо взаимодействиям, но миссис К. не кричала на нее, не вела себя нерационально, не запиралась в темнице собственного мнения. Миссис К. хотела поговорить, и Кит решила, что может хотя бы выслушать ее.

Она села, опершись на подушки, и лишь сейчас обратила внимание, что не сняла свою униформу – а ее придется вернуть в полицейский участок, как и дубинку, плащ, свисток и фонарь. При этой мысли с ее губ сорвался вздох. Ботинки, что сейчас лежали в углу, по крайней мере, принадлежали ей – вернее, ее отцу. У преподобного были довольно маленькие ноги, а у Кит, наоборот, достаточно большие.

– Да, миссис К.?

– Кит, прости меня.

Кит моргнула. Извинение было последним, чего она ожидала.

– Прости меня за то, что мы сделали. Я думала, что так правильно, у нас… у твоей матери возникли подозрения, а потом твой брат рассказал нам, чем ты на самом деле занимаешься… О, я знаю, что сейчас ее разум помутился, но она придет в себя… Мы думали, что так заботимся о тебе. Только вот… – Она помолчала, шмыгнув носом. – Только вот когда я увидела тебя в той комнате, в униформе, высокую, подтянутую, я поняла, что спасать тебя не надо. Я поняла, что это ты всех спасаешь, а мы все испортили. Мы все испортили.

Не сдержавшись, миссис К. принялась всхлипывать. Кит едва не присоединилась к ней, но слезами ничему помочь было нельзя. Она похлопала миссис К. по плечу, успокаивая, и даже смогла выдавить из себя: «Все в порядке», на что женщина вскинулась.

– Нет, не в порядке, – с напором сказала она. – Совсем не в порядке! Я хожу на все эти женские собрания, выслушиваю рассуждения о равенстве и праве голоса, а потом иду и лишаю тебя будущего, лишаю возможности пойти по пути, закрытому для нас.

– Я думала, вы ходите в церковь и на спиритические сеансы, миссис К., – пробормотала сбитая с толку Кит. Мысль о том, что ее квартирная хозяйка является борцом за права женщин, заставляла думать, что Кит никогда на самом деле не знала эту женщину.

Миссис К. посмотрела на девушку с обидой в глазах, а затем смутилась.

– Ну да, я хожу на сеансы, но где, как ты думаешь, проходят встречи суфражисток? Какое самое безопасное место в мире? Церковь. Как бы то ни было, то, что я хочу тебе сказать, я узнала не в церкви и не на этих встречах, а на спиритических сеансах. Ты ведь знаешь, что я хожу болтать со своей милой старой матушкой?

Кит не знала этого, но все равно кивнула. Ей было стыдно, что она, оказывается, так мало знала о женщине, которая столько времени заботилась о ее матери и брате. Она казалась сама себе предательницей.

– Так вот, эта ваша несчастная подруга, Мэри Джейн… Я была уверена, что знаю ее откуда-то. С сеансов, Кит. На них приглашают экстрасенсов – медиумов, которые могут связываться с духами и позволять им говорить через них. Твоя Мэри Джейн была одной из них.

Кит почувствовала, как зашевелились волосы на затылке. Сеансы… Ясновидцы не проделывали свои фокусы бесплатно. Это была оплачиваемая работа, и она не была связана с тем, что тебя прижимает к стене мужчина, которого ты едва знаешь. Такую работу Мэри Келли, которая узнала все самые страшные секреты Кит, лишь коснувшись ее руки, могла выполнять, не прикладывая особых усилий. Работенка, которой занимались бы все ведьмы Уайтчепла, если бы им выпал такой шанс. Что, если этот предполагаемый Потрошитель так и находит их?

– Миссис К., вы знаете других убитых женщин? В газетах печатали их фотографии, вы узнали кого-нибудь? Возможно, они тоже были медиумами на ваших сеансах.

Миссис К. задумалась и наконец кивнула, будто приняла тяжелое решение.

– Очень возможно, Кит. Очень возможно, что там была, по крайней мере, одна из них – когда они приходят, от них несет джином, и они не выглядят порядочными женщинами, но они очень хорошие медиумы. Юная Мэри Джейн обеспечила мне лучшую связь с мамой за многие годы.

– Вы помните на сеансах еще кого-нибудь? Может быть, мужчину, который присматривался к этим женщинам?

Миссис К. покачала головой.

– Там много разного народу, разных групп, Кит. Не могу никого припомнить – все же я хожу туда не для того, чтобы общаться с живыми.

Что ж, возможно, он не посещал те же сеансы, что и миссис К., но в Лондоне не было недостатка в людях, отчаянно ищущих контактов с потусторонним миром. Кит полагала, что среди жуликов и притворщиков должны попадаться и люди, обладающие настоящей силой. И Джек, кем бы он ни был, наверняка посещал места, где женщины Уайтчепла демонстрировали эту силу, где он выбирал их для того, что собирался сделать.

– Миссис К., – Кит спустила ноги с кровати, – мне нужно ненадолго уйти. Присмотрите за этим сумасшедшим домом?

Квартирная хозяйка выпрямилась и расправила плечи – она восприняла это поручение как шанс искупить вину.

К тому времени, как Кит, обойдя весь район вдоль и поперек, нашла Багстера Филлипса, был уже почти вечер. Побывав на Олд Монтег-стрит, она выяснила, что тело Келли увезли в морг Шордича. Когда она прибыла туда, вскрытие уже было произведено, и внутри был лишь сторож, который за немалую сумму денег поведал ей, что Багстер Филлипс работал в паре с этим невыносимым снобом доктором Бондом. Хотя в начале их сотрудничества доктора обменивались взаимными колкостями, к концу вскрытия они, похоже, пришли к взаимопониманию, будто совместный кровавый труд, сопряженный с извлечением внутренностей Мэри Келли, сплотил их. С нездоровым восторгом сторож рассказал, что когда они покончили с изуродованными останками, то оба молчали и лица их были бледны.

Кит знала, что Бонд не захочет иметь с ней дела, но, возможно, Багстер Филлипс мог бы. Когда девушка наконец нашла его в пабе «Ангел и корона», он выглядел так, будто старался стереть из памяти все, что делал утром. Доктор посмотрел на девушку затуманенным взглядом, а потом пьяным жестом указал на стул рядом с собой. Облизнув губы – но вовсе не похотливо! – он несколько секунд шевелил ими, будто его рот был набит ватой, затем широко открыл глаза и попытался сосредоточиться. Его толстый палец указал на девушку.

– Я всегда знал, что с вами что-то не так, Касвелл.

– Все мы крепки задним умом, доктор Багстер Филлипс, – чопорно ответила Кит, положив сумочку себе на колени в манере леди, и ухмыльнулась.

– Я-то думал, что вы весьма симпатичный паренек, а поглядите-ка – вы, оказывается, несколько менее симпатичная девушка. – Доктор хрюкнул от смеха. – Готов спорить, что некоторые молодые копперы вздохнули с облегчением, когда узнали, что молодой человек, на которого они иногда слишком заглядывались, на самом деле дамочка.

– Думаю, констебль Эйрдейл не один из них, – ответила Кит, и доктор расхохотался. Его гогот почти скрыл громкий звук, с которым он испортил воздух мгновением позже.

– О боже, прошу прощения, – сказал он и замахал рукой. Кит, впрочем, не была уверена, что этот запах хуже запаха из его рта, когда доктор отрыгивал. – Да уж, вы, безусловно, позаботились об этом орангутане. Полагаю, у вас была на то веская причина.

– Доктор Багстер Филлипс… – сказала Кит. – Доктор Багстер Филлипс, вы обнаружили что-нибудь при вскрытии Мэри Келли?

– Бедная, бедная девочка. – Лицо доктора выражало крайнюю степень печали. – Бедная маленькая девочка, она не заслужила этого.

– Что он забрал?

– Забрал? – озадаченно переспросил доктор.

– Его сувенир, доктор. Он забрал что-то у каждой, как вам известно.

Филлипс покачал головой.

– Сердце, – ответил он. – Ее бедное сердце исчезло. И ребенок.

Кит почувствовала, как ее выворачивает наизнанку, – ей не было так плохо, даже когда она смотрела на изувеченное тело Келли.

– Она была беременна?

Доктор кивнул. В его затуманившихся глазах стояли слезы.

– Доктор, инструмент – это был не байонет, верно? Я хочу сказать, было слишком много… порезы… Я видела…

Филлипс медленно кивнул.

– Не мог это быть нож Листона? – продолжила Кит. – Я видела, вы использовали его, когда не могли воспользоваться пилой…

На лице Багстера Филлипса был написан гнев – Кит не могла не заметить, что мысль о том, что убийца мог быть врачом, его не радовала. Затем доктор кивнул.

– Это возможно. Но он не врач, Касвелл, он мясник, запомните это.

– О, я знаю, доктор Багстер Филлипс, это я знаю. – Кит поднялась со стула, но остановилась, когда доктор положил свою мясистую руку на ее ладонь.

Кит вопросительно приподняла брови.

– Осторожнее, Касвелл. Снаружи бродит мужчина, который очень не любит женщин.

Кит кивнула, похлопала Филлипса по плечу и оставила его наедине со стаканом джина.

Выйдя на вечерний холод, она бросила взгляд на карманные часы отца, которые, несмотря на протесты Луизы, стала носить с собой после смерти Мэри Келли. Если она поторопится, то еще успеет зайти в лавку в Лаймхаузе и обратиться к мистеру Виню с последней просьбой. Девушка была готова сказать китайцу, что в обмен на эту услугу его долг будет прощен полностью. Но хватит ли этого, задала себе вопрос Кит.

Кит была уверена, что она что-то упускает. Было что-то в ее памяти, это уж точно. Что-то она знала, но не могла уцепиться за эту мысль, осознать ее значение – будто это знание умышленно ускользало от ее мысленного взора. Она перебрала в голове каждый крохотный кусочек информации, сколь бы неважным он не казался, – Кит поступала так, просто чтобы отвлечься от предыдущих провальных попыток вспомнить, когда сознание непреклонно отказывалось предоставлять ей возможное решение, – но память отказалась подчиняться.

Оставив доктора Багстера Филлипса с его выпивкой, Кит добралась до аптеки мистера Виня и обнаружила, что дверь закрыта, а самого его не видно. Пришлось достаточно долго стучать, прежде чем китаец появился в окне и отрицательно помотал головой. Но когда стало очевидно, что Кит уже ищет что-нибудь, чем можно разбить окно, мистер Винь сдался и открыл дверь, внутрь девушку, впрочем, не впустив.

Кит была вымотана и продрогла до костей, холод будто поселился в них и отказывался уходить, сколько бы каминов ни было растоплено, во сколько бы теплых одеял она ни завернулась. Но Кит не стала пытаться войти.

– Где мальчик? – спросила она с порога. – Который сообщил мне о женщине в Датфилдс-ярде. Тот, что принес пистолет.

Китаец сердито вздохнул. Кит поняла, что сейчас испытывает его терпение.

– Почему вы спрашиваете, мисс Кэтрин? Зачем вам это знать?

– Потому что я думаю, что он видел человека, убившего Элизабет Страйд. Я думаю, что он отыскал меня по собственной воле – вы вовсе не посылали его. Я думаю, что он разыскал меня, потому что был напуган – слишком напуган, чтобы сказать мне еще что-нибудь, – но не настолько, чтобы не говорить вообще ничего. – Кит взялась рукой за дверной косяк, чтобы Винь не мог закрыть дверь, не причинив ей вреда. – Я думаю, что в ту ночь, когда я его видела в последний раз, он проговорился, а затем поправился. Он сказал: «Я видел ее», а потом: «Видел ее тело». Думаю, он имел в виду, что видел женщину до убийства.

– Какая интересная мысль, мисс Кэтрин. Возможно, вам следует сообщить о ней полиции. – Ни голос, ни взгляд мистера Виня ничего не выражали, но Кит поняла: ему известно о том, что она потеряла должность, что теперь все изменилось.

Она сдалась, ушла прежде, чем он сообщил, что ей больше не рады, что она не может больше пользоваться своим ящиком в схроне, – Кит и без этого потеряла уже слишком многое. Она не была готова к тому, что придется расстаться с чем-то еще.

Сейчас девушка сидела в гостиной. За окном темнело, ее ноги в чулках были вытянуты к огню, словно Кит пыталась растопить промерзшее нутро. Миссис К. позаботилась о чае и портвейне, и это помогло, хотя Кит опасалась, что алкоголь притупил ее чувства. Возможно, поэтому она и не может найти недостающий кусок головоломки.

Она настолько погрузилась в размышления, что не услышала стука в парадную дверь, не стряхнула с себя оцепенение, пока на пороге комнаты не возникла миссис К. За ней виднелась чья-то тень.

– Кэтрин? Кит, к тебе пришел джентльмен.

Миссис К. отступила в сторону, и в комнату вошел Мейкпис. Кит расхохоталась от мысли, что упомянутым джентльменом оказался ее бывший босс. Инспектор вертел котелок в руках, словно ему необходимо было чем-то занять их. Кит озадачило его поведение. Мейкпис имел полное право допросить ее как преступницу – на самом деле она ожидала этого весь день, готовая к тому, что по возвращении он будет ожидать ее, пребывая не в лучшем расположении духа. Возможно, он не давал волю гневу из-за присутствия миссис К.

Кит спрятала ноги под юбки и кивнула Мейкпису, разрешая ему пройти. Миссис К. ушла, пробормотав что-то о чае и бисквитах. Кит мимоходом подумала о том, когда в последний раз ее квартирная хозяйка заходила в собственную кухню наверху. Или она к этому времени полностью перебралась в их кухню?

Мейкпис, скрестив ноги, расположился в кресле напротив Кит и какое-то время был поглощен тем, чтобы расположить свою шляпу на колене. Откинувшись на комковатую подушку, инспектор попытался устроиться поудобнее. Кит с изумлением следила за тем, как человек шести футов ростом, ерзая, сражается с подушкой, пытаясь одновременно выглядеть достойно.

– Обычно мы просто швыряем ее на пол, – сказала она, сжалившись над инспектором.

– О, спасибо, Господи! – Мейкпис вынул подушку из-за спины и швырнул ее на пол рядом с креслом. – Никогда не мог понять женскую страсть к подушкам, Касвелл.

– Тут я с вами согласна, сэр, – ответила Кит. Старые привычки не хотели уходить. – Но, полагаю, уже не «сэр». Мистер Мейкпис.

– Эдвин, если хотите, – неловко предложил он. Кит была удивлена, что инспектор не злится, ничего не требует и не ведет себя агрессивно. Возможно, это из-за того, что Мейкпис знал, что Кит положено носить платье, в котором он ее сейчас видел, и поэтому вел себя галантно.

– Полагаю, мистер Мейкпис, вы здесь для того, чтобы задать кое-какие нелегкие вопросы. – Кит теребила вязаное одеяло, осторожно проводя кончиками пальцев по переплетению нитей. – Конечно же, я отвечу на них.

– Какое облегчение, – сухо ответил инспектор и чуть наклонился вперед. – Откуда вы узнали? Откуда вы узнали, что он там будет, что там будет Келли?

И Кит рассказала ему все, начиная со своей первой встречи с Келли и откровения касательно того, что уайтчепльские шлюхи практикуют ведовство, – на лице Мейкписа проступила гримаса недоверия, но Кит было все равно. Она рассказала ему о полученном письме, о своем договоре с Мэри Джейн, о том, как ужасно закончилось это партнерство, и о том, что было дальше, – хотя об этом инспектор уже знал. Кит подумала, что это самое меньшее наказание, которого она заслуживает, – снова и снова рассказывать историю своего провала.

– И вы мне ничего не рассказали, потому что подумали, что я сочту вас сумасшедшей со всей этой чушью про ведьм?

– А сейчас вы разве так не думаете? – Кит вздохнула. – Неважно. Мне уже нечего скрывать, нечего терять. У него есть то, что ему нужно. Мэри всегда говорила, что ему нужны пятеро, поскольку это число имеет магическое значение: неспроста именно пятиконечная звезда используется в магических ритуалах, именно столько необходимо для призыва духов и сделок с ними. Она полагала, что он делает именно это – забирает части тел, чтобы души держались за них, по крайней мере до того, как он сделает то, что ему нужно.

– Но зачем все это… Кэтрин? – Мейкпис указал на одежду девушки, имея в виду отсутствующую униформу. – Зачем этот маскарад?

Кит не хотела вдаваться в подробности, как ей удавалось вести двойную жизнь, рассказывать о схроне и помощи мистера Виня – эти тайны были лишь ее тайнами.

– Вы хотите сказать, мистер Мейкпис, что если бы я пришла на Леман-стрит в платье с турнюром и в капоре и попросила работу, меня бы с уважением выслушали? Хотите сказать, что мне бы не рассмеялись в лицо с порога, не пригрозили упрятать в лечебницу до тех пор, пока я не выброшу подобные мысли из головы? Мне нужно кормить несколько ртов, мистер Мейкпис, а знаете, на сколько хватает жалованья подмастерья модистки семье из трех человек, один из которых болен, а состояние второго ухудшается?..

Она не закончила.

– Я сделала то, что должна. Нет, – поправилась она, – я сделала то, что хотела.

– Сделали то, что посчитали правильным.

– Правильным? Удобным? Не думайте, что я не понимаю, как много из случившегося – моя вина. Если бы мне не надо было хранить свои секреты, все это давно бы уже закончилось. Я осознаю́, что поставила жизнь своей семьи превыше жизней уличных девок, потому что я не лучше любого мужчины, потому что я не верила в них. Я не думала, что они заслуживают спокойной жизни, как я, хотя никогда этого не говорила; я думала, что они сами навлекли на себя насилие, потому что вели такую жизнь. Я ставила их ниже себя, мистер Мейкпис, и с этим мне придется жить каждый проклятый день своей жизни! – Кит ткнула пальцем в инспектора, словно он собирался спорить с ней. – И не говорите мне, что вы сами так не думаете: что жизнь этих женщин стоит меньше вашей. Если бы это было неправдой, вы бы не сидели сейчас здесь с таким спокойствием, будто я всего лишь украла пакетик конфет. Вы не думаете, что жизни этих женщин стоят вашей злости – вас приводит в ярость то, что этот человек осмелился бросить вам вызов, творить беспорядок на ваших улицах, выставил ваших людей идиотами. Если вы будете отрицать это, я буду знать, что вы лжец.

Губы Мейкписа побелели. Кит подумала, что она, возможно, зашла слишком далеко, но инспектор не вышел из себя и не стал спорить с ней.

– Чай и бисквиты, – провозгласила миссис К., внося в комнату поднос. Засуетившись, она поставила его на небольшой столик рядом с креслом Кит, отчего чайные ложки звякнули о фарфоровые блюдца.

– Благодарю, миссис К., – сказала Кит тоном, недвусмысленно говорившим, что ей следует поторопиться и освободить комнату.

Кит принялась наливать темно-коричневую жидкость в разрисованную розами чашку. Мейкпис сидел ссутулившись.

– Я слышал вас, – сказал он.

– Что?

– Я слышал, как Эйрдейл вел вас в камеру. Я был в кладовой позади стойки и слышал, как вы просили Райта найти меня. Я слышал это и проигнорировал. Я подумал: «Пусть это будет тебе уроком, маленькая мисс, будешь знать, как делать из меня дурака!»

Мейкпис опустил глаза на шляпу, едва державшуюся на его колене.

– Как давно вы знали? – спросила Кит.

– С вечера после двойного убийства. Я заходил проверить, как вы. Я был на другой стороне улицы и неожиданно вместо своего лучшего констебля увидел на пороге дома высокую женщину в ночной рубашке, которая глядела вслед шлюхе, уходившей по дороге в Ледиз-Ментл-корт.

– Вы знали все это время? Знали и ничего не сказали? Знали и все равно прислушались, когда я рассказала вам о сувенирах? – удивленно спросила Кит.

Мейкпис пожал плечами.

– Ваши слова имели смысл, а я уже знал, что вы не идиотка. Я не думал, что если вы другого пола, то это что-то меняет.

– Спасибо, – тихо сказала девушка. Она и правда была благодарна инспектору.

– Но я злился на вас. Очень злился. Когда Эбберлайн приказал запереть вас в камере, я не вмешался. Я подумал: «Так ей и надо». – Мейкпис потер ладонями лицо с многодневной щетиной. – Так что во всем этом есть и моя вина. Я позволил им закрыть вас в камере. Я позволил Эйрдейлу увести вас – хотя, клянусь, я не знал, что он вас ударил. Я тоже виновен в смерти Келли.

Кит посмотрела на свои руки, осмотрела ногти – не скопилась ли под ними грязь? – что угодно, лишь бы не смотреть на инспектора. Девушка была возмущена, хотя и понимала, что на самом деле у нее нет на это права – это было неважно. Она лгала всем, она рискнула жизнью другой женщины. Вина полностью на ней.

Внезапно Кит почувствовала усталость. Она не спала с тех пор, как обнаружила тело Келли, – просто лежала, глядя на потолок, дверь, стены, надеясь, что, несмотря на отсутствие у нее тайных сил, Мэри сможет явиться ей, чтобы Кит могла рассказать, что случилось, объяснить, что она не предала ее, не бросила во тьме.

– Полагаю, мистер Мейкпис, мне следует уйти в отставку.

Инспектор медленно кивнул, поднялся и замер в растерянности. Кит протянула ему руку. Мейкрис держал ее долгие секунды, будто не мог подобрать нужных слов. Кит проводила его до двери и открыла ее – на пороге стоял маленький китайский мальчик, как раз собиравшийся стучать. Его глаза при виде мужчины и женщины распахнулись, и Кит испугалась было, что он бросится бежать, но мальчик взял себя в руки.

Это был не тот, которого она искала, но Кит показалось, что она уже видела его раньше. Он вынул из кармана толстый серый конверт и отдал его девушке, после чего, не сказав ни слова, припустил прочь.

– Что это, мисс Касвелл? – спросил Мейкпис.

Кит улыбнулась, осторожно встряхнув конверт.

– Мистер Винь, аптекарь, присылает Луцию лечебные травы. Иногда он присылает лекарства и от головной боли матушки. Он очень добр.

Эдвин Мейкпис кивнул, надел шляпу и попрощался. Кит смотрела ему вслед, не торопясь закрывать дверь, чтобы не вызывать у инспектора подозрений, что что-то не так.

Вернувшись в гостиную, девушка открыла второй таинственный конверт – на этот раз она хотя бы знала, кто его послал. Внутри были письмо и ключ.

В письме, написанном ровным почерком мистера Виня на листе рисовой бумаги, говорилось о том, что мальчика, с которым она хотела поговорить, нашли. Он был убит, полиция не заинтересована в проведении расследования. Мистер Винь писал, что Кит была права и мальчик видел именно то, что она предполагала, но имя этого человека остается неизвестным – он может дать Кит лишь ключ от люка в полу и двери внизу. Внизу страницы была нарисована карта, начерченная аккуратными росчерками пера, – настоящее произведение искусства. У Кит заболела голова, перед глазами заплясали цветные пятна. Грязные следы на полу схрона, на правом ботинке слева нет куска подошвы. Кровавые следы на полу дома номер 13 на Миллерз-корт, те же самые отпечатки. Все это время ответ был прямо у нее перед носом, он был спрятан на виду, среди сотни хранившихся в ее памяти подробностей.

Кит глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. У нее все еще была форма, пистолет и кастеты. Тот факт, что Мейкпис не потребовал возвращения собственности столичной полиции, удивил девушку. Вернувшись к себе в комнату, Кит вынула из глубин платяного шкафа твидовый костюм, принадлежавший ранее отцу, и переоделась, тщательно подбирая наряд. Учитывая ее планы на этот вечер, едва ли платье было бы уместным. Кит зашнуровала ботинки и обернула шею толстым шарфом. Потом надела плащ, ощутив, как карман оттягивает все еще лежащий там револьвер, и положила кастеты и дубинку в другой карман, чтобы не перепутать оружие при необходимости.

Кит сказала миссис К., что уходит, чтобы та не беспокоилась, хотя и знала, что беспокоиться она будет, – но это не могло остановить девушку. Квартирная хозяйка стояла на крыльце. В свете ламп, льющемся изнутри, был виден ее силуэт. Фонарь в руке Кит освещал путь сквозь затянутые туманом улицы, словно луч надежды в эту безлунную ночь.

Замок сработал с едва слышным щелчком. Кит открыла люк и уставилась во тьму у своих ног. Она направила туда луч фонаря, и он выхватил из темноты металлическую лестницу, блестящие от влаги кирпичные стены и мощеный проход примерно в девяти футах внизу. Судя по запаху, там была канализация. Кит плотнее обернула шарф вокруг рта и носа, это немного помогло.

Спускаться по лестнице было непросто, ведь приходилось одновременно держать фонарь – без него девушка мгновенно заблудилась бы – и держаться за лестницу. Один раз Кит поскользнулась, едва не упала, чуть не выронила фонарь, но смогла устоять и, тяжело дыша, пару секунд держалась за раненое плечо, которое все никак не заживало.

Спустившись вниз, Кит осветила лучом фонаря карту мистера Виня. Слава богу, идти было недалеко – аптекарь предусмотрительно отметил количество шагов, которое нужно сделать прежде, чем повернуть налево, затем направо, затем снова налево и еще раз налево. В конце Кит оказалась перед тяжелой дверью, укрепленной ржавыми гвоздями. Дверь в глубине.

Кит на цыпочках подкралась ближе и прижалась ухом к холодной поверхности, ощутив щекой слизь. С другой стороны двери не доносилось ни звука, но позади, в тоннелях, которые она миновала, раздался, как девушке показалось, всплеск. Крыса. Кит вздрогнула и закрыла глаза.

Она поставила фонарь на камни и полезла в карман за ключом, а вставив его в скважину, с удивлением обнаружила, что этого не требовалось, – от толчка дверь отворилась.

Перед ней была комната, освещенная свечами в золотых и серебряных подсвечниках, – наверняка краденых, – покрытых расплавленным воском. В центре потрепанного персидского ковра стояло старое кресло с лежащим на нем меховым покрывалом. Рядом с креслом стоял стол, на котором были книги, бутылочки, пестики для растирания и высушенные ингредиенты, стояли бутылки для образцов с чем-то странным внутри, лежали острые хирургические инструменты в кожаном футляре, поблескивая на фоне красной бархатной скатерти в свете мириад огоньков.

В комнате было удивительно тепло, благовония разгоняли вонь канализации. В дальней стене, занавешенный тяжелой красной драпировкой, был проход. Оставив фонарь на полу, Кит вошла в комнату, нащупывая в кармане плаща револьвер и с громким щелчком взводя курок.

Она замерла, но никакого движения не последовало, никто не пытался остановить ее, и она, облегченно вздохнув, взялась за драпировку и отодвинула ее в сторону.

За ней была комната поменьше, так же ярко освещенная, как и первая, но почти пустая – лишь в центре ее стоял низкий круглый алтарь с нарисованной на нем пентаграммой. На конце каждого из лучей пентаграммы стояла бутылочка высотой в четыре дюйма, содержащая в себе пляшущий голубой огонек, а перед каждой бутылочкой лежала куча гниющей плоти. Кит догадалась, что это: горло, матка, почка, палец, сердце.

В центре пентаграммы лежали длинный серебряный нож и комок плоти длиной в три дюйма, похожий на толстого червя: крохотные ручки и ножки, не по размеру огромная голова – шанса вырасти ему не дали.

Кит сглотнула и посмотрела на мужчину, стоявшего рядом с алтарем. Он улыбнулся ей.

– Здравствуйте, констебль Касвелл. – С тех пор, как Кит видела Эндрю Дугласа в последний раз, с него слетела маска цивилизованного человека. Возможно, место, в котором он сейчас находился, заставило его показать себя истинного, не прячась за напускной изысканностью. Здесь он не был ценным помощником, правой рукой известного и богатого человека. Здесь он был крысой, и здесь он был дома, вместе со своими сородичами. – Как ваш брат?

Кит прокашлялась, но не смогла подобрать слов. Она знала, что должна застрелить его. Нужно было просто покончить с этим, но Кит – и ведьмам – нужно было знать почему. Они заслуживали этого ответа, своего рода памятника, пусть лишь в виде слов.

– Язык проглотили? Если подумать, будь у вас хоть капля силы, я, возможно, забрал вы ваш острый язычок. – Мужчина рассмеялся собственной шутке, затем с сожалением покачал головой. – Но у вас ее нет, верно? Ни капли. Вы для меня бесполезны, хотя и можете немного развлечь.

– Зачем? – только и смогла выдавить Кит. В горле стоял ком. Она попробовала снова: – Зачем это все? Зачем вам эти несчастные женщины?

– Несчастные женщины, несчастные женщины… – Дуглас пропел эти слова, будто какую-то мрачную колыбельную. – Они сделали свой выбор, Кэтрин. Вас ведь зовут Кэтрин, верно? О, я читал ваши письма сэру Уильяму. Прямо сердце кровью обливалось от того, как вы описывали болезнь брата, как он перестал ходить после смерти вашего отца, и вы думали, что причина может быть психологическая. Вы такая умная девочка, – одобрительно сказал он. – Ему я, конечно, письма не показывал, ваши проблемы слишком мелкие для того, чтобы столь великий человек тратил на них время, но для меня читать их было развлечением, и я опечалился, когда вы перестали писать. И представьте себе мое удивление, когда на пороге дома возник констебль с такой же фамилией. Каковы шансы, что у Кэтрин Касвелл был еще один брат, Кит? Я был заинтригован, так что разыскал эти старые письма и направился по вашему адресу. И там были вы, во всей своей красе, в ночной рубашке, и Мари Жанетт во всем ее шлюшьем великолепии. Я знал, что она-то мне и нужна. А потом она исчезла, спряталась от меня, сука.

– Зачем? – снова спросила Кит, злясь на себя за просительный тон, за слабость, за страх, за то, что делает его сильнее, показывая свой страх, давая понять, что ей нужно объяснение перед тем, как все закончится.

– Сэр Уильям, милейший человек, великий человек, болен. Я перепробовал все в попытках помочь ему, каждое лекарство, каждый отвар, каждую панацею. Все. И ничто не помогло.

Наконец Кит услышала в его словах искренность, смысл в его безумии, пусть и ложный смысл.

– Но вы не врач, а сэр Уильям стар. Он пережил несколько ударов – это естественный процесс, естественное увядание тела. Вы не можете остановить старость.

Дуглас поднял палец, как погонщик палку, как учитель трость.

– Может, я и не врач, но я нечто иное, нечто лучшее, нечто куда более сильное. Я маг. Я могу призывать ангелов и демонов, я пожертвую души в обмен на здоровье и долголетие сэра Уильяма.

– Вы не сможете призвать даже горничную с чашкой чаю. Если бы у вас была сила, вам не пришлось бы красть ее у этих бедных женщин, – не удержавшись от искушения разозлить его, сказала Кит. – Вы украли у них, как крали у сэра Уильяма – его хирургические инструменты, его подсвечники. Так вы ему отплатили. Эти женщины владели столь малым, а вы забрали у них и это.

– Чего стоят их ничтожные жизни по сравнению с его жизнью? Сколько других жизней он спас? Разве не спас он меня от прозябания на улице, не вырастил, не приблизил к себе? – Дуглас кричал так, что в тесноте комнаты от его крика болели уши. – И разве я не знал, что они собой представляют? Разве я не понял этого, едва увидел их?

– Ты видел их на спиритических сеансах, жулик. Ты видел, как они используют свои способности, ты не узнал их секрета при помощи чар. Ты видел то, что они сами показывали.

Мужчина вздрогнул от ярости, но, успокоившись, продолжил:

– С первой было сложнее всего, я не был ни в чем уверен, кроме своего предназначения. Дальше стало проще. Настолько проще, что за одну ночь я достал двоих, даже несмотря на то, что вы помешали мне. – Он гордо ухмыльнулся. – А последняя, твоя Мэри Джейн… убивать ее было удовольствием. Тогда-то я и понял, что мне это по вкусу, – не только цель, но и само действо! Уколы, порезы, весь цвет, мисс Касвелл. Как здоровье вашего брата, между прочим?

Кит была озадачена повторением этого вопроса, но затем поняла, зачем он задает его снова: он хотел услышать, что Луцию стало лучше, что он поправляется. Что Кит пошла на сделку, предложенную Дугласом, и что он в действительности обладает силой – он ведь не мог знать, что Кит той ночью задержали, что она и не собиралась придерживаться сделки.

– Ему хуже. Гораздо хуже. Врач думает, что он может умереть.

Мужчина вздрогнул, будто получил пощечину.

– Ты бесполезен. У тебя нет силы. Все это было зря, – прошипела Кит.

Лицо Дугласа исказила ярость. Он схватил с алтаря нож и бросился на нее. Девушка едва успела поднять пистолет и, даже не вынимая его из кармана, выстрелить. В комнате запахло порохом и горелой шерстью, Дуглас пошатнулся – пуля попала ему в живот, – но продолжал приближаться. Нож ударил, вспорол плащ на груди, пиджак, рубашку и кожу почти до грудины… А затем Дуглас откинулся назад и с силой всадил лезвие по рукоять в ее раненое плечо. Кит закричала. Дуглас рассмеялся и, вырвав оружие из раны, занес его для очередного удара.

Кит отпрянула, все ее тело терзала боль. Шатаясь, она добралась до алтаря. Колени ее подогнулись, руки смели светящиеся бутылочки на пол. Дуглас яростно завопил, когда, упав на каменный пол, все они разбились вдребезги. Кит попыталась подняться, защититься, нащупать в кармане пистолет, но упала на бок, уронив голову рядом с осколками битого стекла.

Она видела, как бело-голубое пламя, изгибаясь, становится сильнее, как его языки, заворачиваясь спиралью, сливаются воедино. Дуглас издал непередаваемый звук, и Кит показалось, что он не верит своим глазам. Его вели отчаяние, безумие, ложная надежда. Что ж, подумала девушка, едва не теряя сознание, теперь они выяснили правду.

Кит чувствовала, как пол под ней заливает кровь, руки и ноги ее отяжелели, а синий адский огонь, подбиравшийся все ближе, завораживал. Язык пламени перебрался девушке на грудь, и она обнаженной плотью почувствовала одновременно тепло и холод, а потом… Потом пламя проникло в нее. Оно ревело в жилах Кит, сжигая ее заживо. А потом послышались голоса… Голоса! Хор, ликующий, говорящий об освобождении, облегчении, свободе и полный темной жажды мести.

Кит узнала лишь один голос: Мэри Джейн Келли звучала в ее черепной коробке, командуя остальными, говоря им, что нужно делать.

«Я не предала тебя, – подумала Кит. – Мне так жаль, Мэри Джейн, я не сдавала тебя».

И в ее голове раздался тот самый, звучащий как музыка, голос, ответивший:

«Если бы я об этом не знала, думаешь, я была бы здесь, идиотка? Теперь заткнись, нам нужно сосредоточиться».

Кит почувствовала, что отрывается от земли, взлетает выше, выше… Раскинув руки, она повисла в футе от пола, охваченная светом, потрескивавшим, как костер. Перед ней, раскрыв рот, стоял Эндрю Дуглас, и в его взгляде не осталось ни крупицы разума.

Он смотрел, как Кит парит в воздухе, как пламя собирается воедино у ее груди, как оно выстреливает, будто ядро из пушки, охватывая его. Колдовской огонь не причинял вреда Кит, но Дугласа он поглотил полностью, плоть и кости, оставив лишь кучку дымящейся золы там, где он только что стоял.

Кит, все еще висящая в воздухе, краем глаза заметила фигуру в дверном проеме.

Это был Мейкпис, и на лице его застыли ужас и недоверие. В следующую секунду Кит камнем рухнула вниз, со стуком ударившись об пол. Перед тем как сознание покинуло ее, она успела подумать, что нужно было в последний раз поговорить с Луцием.

– Ну, Кит Касвелл, ты определенно поднялась.

Прошло почти шесть недель с тех пор, как Мейкпис – полный подозрений, достаточных для того, чтобы прождать Кит на холоде и проследить за ней до схрона, – вынес девушку из канализации и доставил в больницу Гая, где у нее началась лихорадка, и Кит провела несколько дней между жизнью и смертью.

В последний раз инспектор видел Кит в день, когда лихорадка спала, и девушка настаивала на том, чтобы идти домой, – она наделала достаточно шума, чтобы ее выписали. После этого Мейкпис, убедившийся, что Кит вне опасности, при помощи Томаса Райта завершил расследование дела Потрошителя.

Райт, сердитый, по-отечески заботливый, смирившийся с тем фактом, что Кит – девушка, часто навещал ее как в больнице, так и позже, да еще и приводил с собой жену и детей, будто Кит была каким-то цирковым аттракционом. Эбберлайн прислал ей цветы – Кит не знала, как много ему известно, да ей и не было до этого дела.

– Сэр Уильям весьма щедр, – ответила Кит, разглаживая темно-зеленую поплиновую юбку.

Ее волосы немного отросли, а на щеках, глядя по утрам в зеркало, она видела румянец, но все еще была слишком худой, хотя послушно ела все, чем кормила ее миссис К.

– Да уж, весьма щедр, – согласился инспектор, скользя взглядом по богатой обстановке гостиной.

Это был один из маленьких домов в районе, не слишком роскошный, но очень милый, хорошо обставленный и расположенный на самом дорогом участке земли в Мейфейре – по другую сторону парка от собственного дома сэра Уильяма.

Кит все еще не могла привыкнуть к тому, что у нее есть горничная и лакей. Но миссис К. с восторгом приняла на себя обязанности домоправительницы – собственный дом она удачно сдала в аренду семье из девяти человек – и была счастлива командовать всеми остальными, стараясь устроить все для мисс Кэтрин и мастера Луция. Кит закатывала глаза и угрожала выгнать женщину, если она еще раз назовет ее так.

– Очень, – согласилась она.

Мейкпис кивнул, сделал глоток весьма недурной мадеры, которую принесла миссис К., и спросил:

– Это было его собственное решение?

– По большей части да, хотя и пришлось поднажать. Сэр Уильям не хотел, чтобы люди его круга узнали, что его личный секретарь оказался не кем иным, как Джеком-потрошителем, убивающим людей ради черной магии.

– Поверит ли кто-нибудь в подобную несусветную чушь?

– А это неважно, мистер Мейкпис. Даже ничтожная капля грязи разрушает безупречную репутацию. В тот же миг, как Дугласу предъявили бы обвинение, люди стали бы говорить, что всегда знали, что с ним что-то не то.

– Бедный сэр Уильям, – вздохнул Мейкпис.

Кит улыбнулась, затем рассмеялась.

– Не беспокойтесь так по поводу старика. Он привязался к Луцию, и, хотя и любит поговорить о шантаже, я ему тоже нравлюсь. Этот дом принадлежит мне, на счету в банке значительная сумма, а сэр Уильям позаботился о том, чтобы за Луцием присматривали врачи.

– Думаете, он снова начнет ходить?

Девушка пожала плечами.

– Возможно, но если нет, я смогу о нем позаботиться.

– А что с вашей матерью? – поколебавшись, спросил Мейкпис.

Последовала долгая пауза, а затем Кит ответила на вопрос, которого инспектор не задавал.

– Мой отец погиб из-за своей доброты. Почти три года назад на улицах Лаймхауза он наткнулся на девушку, внучку аптекаря. Ее ударили дубинкой и пырнули ножом – и те двое, что сделали это, стояли тут же. Отец попытался защитить девушку, и эти люди напали на него. Они оба умерли. Окружающие просто смотрели, боясь вмешаться, а после с радостью пересказывали эту историю. – Кит посмотрела в окно на маленький садик, запорошенный снегом. – Я хочу думать, что они не были одиноки, когда их поглотила тьма. – Кит подумала о Мэри Джейн, о Кэти, Элизабет, Полли и Энни, таких одиноких в смерти. – После этого мою мать охватило отчаяние. Вы должны понять, инспектор, она уже не та женщина, что была, – и мне приходится каждый день напоминать себе об этом. Та женщина делала все, что в ее силах, чтобы мы оставались вместе, чтобы у нас была еда, одежда и дом. После того как священник умирает, его семья никому не нужна. Когда моя мать вышла за отца, собственная семья отреклась от нее – конечно, она была выше его по рождению, но женщина, вступая в такой брак, теряет свое положение, а статус мужчины едва ли становится выше. Я повстречала женщину, которая взяла меня в подмастерья, хотя, по правде говоря, я была худшей модисткой, когда-либо посещавшей ее лавку. Какое-то время мы жили на мое жалование, но едва сводили концы с концами, а болезнь Луция не делала жизнь проще. Мама обратилась к своей семье. Она молила свою мать принять ее обратно ради внуков. Но та отказала. Не предложила даже корзинки еды, чтобы покормить нас. Насколько же нужно быть жалкой, чтобы отказать в такой просьбе! – Кит опустила взгляд на руки, которые сцепила перед собой, потом поднялась и принялась мерить комнату шагами. – И вот однажды ночью – это было до того, как мы поселились у миссис Киттридж, в куда менее приличном доме, жильцы которого не суют нос в чужие дела, мать поцеловала нас на ночь, а когда решила, что мы спим, накрасила щеки и губы, подвела глаза углем, как цыганка. Она распустила волосы и надела единственное платье, оставшееся у нее от прошлой жизни, в которой она была дочерью богача, алое бальное платье с кружевами, расшитое янтарем, будто темными звездами. Я спряталась и смотрела с лестницы, как мама с королевским достоинством выходит через парадную дверь, чтобы заработать нам на пропитание, инспектор. Думайте что хотите, но ради нас моя мать готова была пойти на все.

– И что произошло? – тихо спросил Мейкпис, словно опасаясь, что звук его голоса разрушит доверие, что Кит перестанет говорить и он больше не сможет присутствовать при том, как переплетение ее слов пробуждает к жизни другое время, другое место и людей, которых больше не было.

– Однажды ночью она вернулась домой побитая, в синяках, в порванном платье и с почти оторванным ухом. Ее порезали, на животе остались шрамы, которые вам не стоило бы видеть. Мама выжила, но какая-то ее часть умерла. Вот здесь. – Кит постучала пальцем по виску, а потом коснулась сердца. – И здесь. И будто этого было мало, один из тех грязных ублюдков заразил ее.

– Сифилис?

Кит кивнула.

– Она гниет изнутри. От мозга до самой сердцевины, инспектор. Каждый день она все более неуравновешена, и я больше не могу приглядывать за ней.

– Так она…

– Сэр Уильям был очень щедр. Я уже задумывалась, не знал ли он ее до этого, но старик ничего не скажет. Я вспоминаю, что Мэри Келли упоминала о его визитах к девушкам до болезни. Он позаботился о том, чтобы устроить маму в санаторий неподалеку от Виндзора. Луций, миссис К. и я навещаем ее раз в неделю, хотя она все еще не говорит со мной и впадает в ярость при виде меня, так что обычно я остаюсь в холле и читаю. – Кит безрадостно рассмеялась. – Удивительно, инспектор, не правда ли? Она судит меня строже за то, что я переоделась мужчиной и вошла в ваш мир, чем я судила ее за то, что она была шлюхой.

Мейкпис не знал, что ответить, поэтому сменил тему.

– И вся эта… магия, которую я видел в вас, весь этот огонь – все исчезло?

Кит уклонилась от прямого ответа:

– Это была не я, не моя сила. Это была их сила, сила ведьм, я стала лишь инструментом.

– Что вы будете делать дальше?

– О, мне есть чем заняться, есть кое-какие дела, – ответила Кит, не распространяясь дальше.

Какое-то время они сидели в тишине, затем Кит улыбнулась и сказала:

– Не хочу показаться грубой, инспектор, но уже время физической терапии Луция.

– Конечно.

Мейкпис поднялся, и девушка проводила его к двери. Когда она подошла ближе, это, казалось, парализовало инспектора. Он возвышался над Кит, глядя на нее сверху вниз, а затем поднял свою большую руку и положил ее Кит на плечо, туда, где все еще были бинты. Наклонившись, инспектор собрался заговорить.

– Не обманывайте себя, Мейкпис, я не буду ничьей шлюхой. – Губы Кит были рассерженно поджаты.

Мейкпис, покраснев, пробормотал извинение, натянул плащ и торопливо сбежал по ступенькам.

Кит задумалась, увидит ли его снова, и решила, что это, наверное, неважно.

Онс смотрела инспектору вслед, пока тот шел по улице, а затем ее внимание привлекло какое-то движение. У ограды частного парка, в который лакей будет выносить Луция, когда настанет весна, где, как надеялась Кит, он когда-нибудь сможет гулять самостоятельно, стояла женщина.

Невысокого роста, с темно-каштановыми волосами, в платье цвета листвы, в короткой черной накидке и чистом белом переднике. Но что-то было с ней не так – ее очертания дрожали, размывались, колебались между этим миром и иным. Прячась за ее призрачную юбку, за ноги женщины держался ребенок, который смотрел на Кит смущенным взором.

А она, глядя на призраков, задумалась, каким образом ребенок, который не жил и секунды, может быть такого возраста, но потом поняла, что Мери Джейн сейчас может представлять свою дочь как угодно, придать ее эктоплазменному телу любую форму. Женщина улыбнулась слегка самодовольной улыбкой, которая словно говорила: «Видишь? Я все еще здесь. Я победила».

Кит улыбнулась в ответ и помахала, приветствуя ее и прощаясь. Мери Джейн взяла свою девочку на руки, помахала Кит и прошла прямо сквозь ограду в засыпанный снегом парк, с каждым шагом растворяясь все больше и больше. Когда она исчезла, Кит стряхнула оцепенение и вернулась в дом.

У нее были дела.