Прикосновение прохладной ладони ко лбу было приятным, но вырваться из омута тяжёлых тёмных снов, в который вверг Кира сеанс гипнопедии, оказалось непросто. Он с трудом разлепил веки и тут же охнул — утреннее солнце, щедро текущее сквозь стеклянный потолок, ударило по глазам, вызвав острый спазм. Голова болела невыносимо — так, словно что-то тяжёлое и чуждое, с множеством ощетиненных иголок, ворочалось внутри черепа, скребло, царапало, раздуваясь всё больше. Мгновенно подступила тошнота. Кир с трудом проглотил горький комок и снова зажмурился. Шав присела на краешек кровати, легко провела по его волосам и прошептала: "Вот зачем ты гипнопедию слушал, а? Совершенно не твой метод, ты очень плохо поддаешься гипнозу, запомни, пожалуйста. Да и вообще, ни к чему это, я прошу тебя, больше так не делай. Ты должен действовать осознанно — во всём. Понимаешь, о чём я?". Он послушно кивнул, хотя с осознанием на этот раз было туго: мало головной боли, так ещё одна зловредная часть организма заявила о себе нагло и безапелляционно. Кир быстро повернулся на бок, молясь всем богам, чтобы Шав не заметила причины его поспешного манёвра. Впрочем, если она что-то и заметила, то, конечно же, не подала и виду.

— Милый, давай-ка, приходи в себя, скоро отец проснётся. Думаю, он уже не будет так лютовать, но все же сердить его опозданием к завтраку не стоит. — Шав потрепала Кира по волосам и встала.

Он пробормотал:

— Угу, я проснулся уже, всё в порядке, сейчас в душ смотаюсь и буду как этот… окурчик, вот!

Шав негромко рассмеялась:

— Окурчик, надо же! Правильно — "огурчик"! Хотя, откуда тебе знать, что это такое? Это растение исчезло лет двести назад. Осталось только архаическое выражение. Всё, я иду готовить завтрак, смотри, не усни опять. — С этими словами она коснулась ладонью стены и перешагнула в столовую.

Кир тут же отбросил одеяло и сел. Головная боль понемногу спадала и вскоре обещала стать вполне терпимой, но ежеутреннюю зарядку он решил пропустить. В конце концов, до экзаменов ещё больше месяца, успеет необходимый объём энергии добрать. Презрев робкий голосок рассудка, пищавший что-то скучное и правильное насчёт важности постоянных тренировок, Кир вскочил с кровати и побежал в душ. Конечно, он успешно сдаст экзамен и вообще всех победит, какие могут быть сомнения? Если бы "Эцадат" сейчас был активен, он непременно выдал бы что-то вроде: запомните, элоим седьмой ступени, юности свойственна излишняя самонадеянность. Но обучающий комплекс со всеми своими премудрыми виртуальными мозгами парил сейчас в эфире вероятного, и из всех возможных неприятностей этого утра оставалась только скорая встреча с отцом.

Пройдя ряд нудных ежеутренних процедур, он вышел из гигиенической капсулы и застыл перед гардеробной в глубокой задумчивости. Мысль о завтраке в компании отца подавляла морально. Жизнь Аш-Шера управлялась ритуалами, которые, по-хорошему, давно следовало бы отправить на помойку истории, если бы они не регламентировали жизнь общества элоимов в целом. Кир скривился и потянул с вешалки кеттонет и широкие бесформенные штаны. Прикосновение грубой ткани к коже вынудило поёжиться. Всякий раз, облачаясь в архаические тряпки, он чувствовал себя дурак дураком и мечтал только об одном — поскорее скинуть их и переодеться. Отец же, пребывая дома, напротив, строго следовал традиции и всякий раз, застукав Кира в чрезвычайно удобной "второй коже" — одежде из поллака, материала, менявшего цвет и фактуру в зависимости от настроения и потребности хозяина, — впадал в праведный гнев и долго читал докучливые нотации. Его гардероб был настолько обширен, что для ускоренного поиска необходимого облачения интеллектуальная система дома "вырастила" отдельный справочный терминал у входа в гардеробную. Чего там только не было, какие только времена и эпохи не были представлены разнообразными одеяниями! Однако все эти костюмы использовались отцом исключительно в функциональных целях — для посещения сотворённых миров и участия в сезонных ритуалах, обязательных для зрелых элоимов.

Кир затянул на животе украшенный металлическими деталями пояс, щелчком пальцев активировал собственное трёхмерное изображение и скривился так, словно съел мифический лайм. Тьфу, глаза б не смотрели! Добро пожаловать на каторгу, элоим седьмой ступени!

Шав, хлопотавшая на кухне, встретила традиционно — улыбкой. Пожалуй, это была единственная традиция, которую Кир не только не отвергал, но и хотел бы возвести в ранг закона, если бы обладал таковыми полномочиями. Правда, он подозревал, что в этом случае искренняя радость Шав скоро могла бы превратиться в ещё один пресный ритуал. Кир давно заметил, что законы и традиции элоимов призваны не столько сохранять общество в некоем общепонятном поле условностей, сколько отсекать всё, что представляется проявлением индивидуальности. Юные элоимы едва ли не с рождения содержались в чёрном теле, учились тренировать волю и накапливать энергию для грядущих актов творения. Эмоции, расслабляющие ум и мешающие намерению, отсекались как заведомо вредные. Идеальный элоим не чувствовал, а эффективно взаимодействовал со средой. Кир знал, что отличается от сверстников и прилагал максимум усилий для того, чтобы не выделяться на общем фоне. Его задача во многом облегчалась тем, что элоимы, в силу своей природы, были индивидуалистами и в обществе друг друга не нуждались, поэтому встречались только на тренировках или же на ежегодных требах. Обучение мальчиков, до девятой ступени включительно, проводилось на дому по персональной программе, адаптированной к особенностям восприятия каждого ученика. За два года до инициации шестнадцатилетние юноши объединялись в малочисленные группы для прохождения углублённых психотренингов и — самое главное — обучения одухотворению и удержанию. В ходе этого курса творцы истинные отделялись от тех, кто всю оставшуюся жизнь будет обречён трудиться в ранге обслуживающего персонала, создавая и ремонтируя инмобов, тренируя молодняк или производя из Великого Ничто незначительные материальные предметы, на которые состоявшимся демиургам энергию тратить как-то не солидно. Признаться, Киру было страшно думать о подобной перспективе, равно вероятной для любого неинициированного элоима. Со всего потока, который редко когда превышал число в пятьдесят студентов, по окончании двухгодичного курса обнаруживалось пять-шесть неудачников, успешно прошедших все ступени обучения и наученных взаимодействовать с материей, но не способных удержать сотворённое в поле своей воли. Материальные предметы, созданные элоимами-ремесленниками, достаточно долго сохраняли форму и исправно исполняли свои функции весь срок службы, гарантированный производителем, но живое не подчинялось воле трибов. Точнее, оно просто не оживало от их слова. Возможно, со временем некоторые ремесленники и находили какую-то извращённую радость в создании предметов бытийного уровня, но в большинстве своём они были глубоко несчастны. Разве можно забыть о том, что когда-то ты имел возможность стать всесильным? Кроме того, элоимы-ремесленники жили мало по сравнению с элоимами-демиургами — но это, по разумению Кира, было как раз-таки скорее благом. И детей у них не могло быть — а вот это уже было совсем плохо. Хотя… как посмотреть. Например, Аш-Шеру, по мнению Кира, сын вообще не был нужен, он его родил исключительно потому, что демиургу такого уровня строго предписывалось продлить род и воспитать достойного преемника. Каждый элоим, достигший определённого уровня и получивший таковую возможность, мог родить только одного наследника. Элоимов не могло быть слишком много, их собственный мир подчинялся законам, оставленным Творцом.

…А ведь после судьбоносного отбора предстояла ещё инициация, о которой в среде юных элоимов ходили самые жуткие слухи. Прошедшие её менялись необратимо, а непрошедшие… О них не принято было говорить, память о них стиралась из всех источников, а на отцов ложился неизгладимый позор.

Но до наступления этого переломного периода оставалось ещё несколько лет, так что Кир с лёгким сердцем мог себе позволить широко улыбнуться Шав в ответ.

— Ты такой смешной в этих штанах! — Шав ехидно хмыкнула и продолжила нарезать хлеб. — Ну-ну, не дуйся, я же шучу. Но ты и в самом деле смешно выглядишь. — Она вскинула взгляд на Кира. Глаза её лучились так светло, что он мгновенно оттаял.

— Ты голоден, конечно? Что желаешь: кашу из спельты или омлет?

— Ого! Омлет! Заманчиво! А спельта — это что такое? — Кир деланно округлил глаза, но Шав не поддалась на провокацию.

— Это такой злак, очень древний, давно забытый, но не исчезнувший. Я добыла семена и немножко поэкспериментировала — но это тсс-с, секрет! — и теперь у нас с тобой есть возможность попробовать нечто новое и, уверена, очень вкусное.

— Откуда ты вообще все это берешь: зёрна, яйца, муку какую-то, да то же какао, наконец? Никогда в синтент-меню не видел таких названий. Там всё примитивно, полезно и питательно. А у нас что ни день, то разносолы такие, что от запахов голова кружится. Не, ну я допускаю, что можно синтезировать нечто особенное при желании и в синтенте. Но ведь ты все это сама готовишь, я же видел. И охота тебе возиться?

Кир говорил и смотрел на Шав, но она хлопотала у синтент-консоли и не поворачивалась к нему. Через минуту материализовала из воздуха стакан, наполовину заполненный какой-то оранжевой бурдой. Поставила на стол:

— На вот, пей, разговорчивый. Это морковный сок. Но я тебя сразу предупреждаю, что ни разу он не морковный, потому что синтент это всегда только синтент. Обман рецепторов и зрения. Всего лишь набор микроэлементов. А я хочу, чтобы ты питался живой едой. Спельта, которая росла в почве и знала солнце, несёт в себе силу. И ты возьмёшь себе эту силу и сделаешь её частью своей силы — потому что спельта научит тебя быть зерном, умеющим ждать, а потом — ростком, способным пробивать упрямой макушкой толщу холодной земли. И ты будешь уже не только элоимом-демиургом, но и живым стеблем, покорно гнущимся под порывом ветра, а после возвращающим себе прежнюю прямизну. И ты научишься ощущать, как наливается и растёт семя в колосе твоего рода, и ты будешь беречь каждое своё зернышко — своё продолжение, умножающее твою силу. А теперь пей свой синтент. Или же ты немного подождёшь, и я выжму тебе сок из настоящей морковки?

Кир пристыжено опустил голову и отодвинул от себя стакан:

— Да, я подожду. Спасибо, Шав.

— Пожалуйста, дорог… — Шав не успела закончить фразу — в столовой появился отец.

Вопреки ожиданиям, Аш-Шер оказался в добром расположении духа — насколько это вообще было для него возможно. Скупо улыбнувшись и пожелав всем доброго утра, он босиком (уже только это ввергло Кира в ступор) прошествовал к обеденному столу из восстановленного морёного дуба, уселся напротив сына и подмигнул ему. Кир, внутренне готовый совсем к другому приему, ошарашено уставился на отца так, словно впервые видел. Определенно, происходило что-то из ряда вон выходящее.

— Лапочка, — голос отца сочился елеем, — будь так любезна, мне пуэр завари и… И всё. Завтракать я не буду, заряжен под завязку, да и дел много. И ты, сын, пошевеливайся, ешь побыстрее, едешь со мной.

— Э-э-э… Куда? Зачем? — на памяти Кира это был едва ли не первый случай, когда отец решил взять его куда-то с собой. Он растерянно глянул на Шав — та, совершая будничный ритуал, поспешно переставляла баночки с травами и чаями в поисках нужной и словно бы не слышала их разговор, но напряжённость и скованные движения говорили о многом. Она была насторожена.

— "Куда, куда"! Имущество принимать! — отец расхохотался и откинулся на спинку стула, сцепив на затылке руки. — Сделку удачную провернул, только что всё решилось. Купил мир в хорошем состоянии всего за тысячу витэнеров. Я за ним лет десять следил, знал, что этот олух Аб-Нус прогорит. Это ж подумать только: он решил устроить мир, где не будет религии! Никакой! Ни пантеональной, ни монотеистической — ни-че-го! Идиот, одним словом! Налепил болванчиков: крылышки им, то-сё, благоустроил рай круглогодичный, питаться от светила дал без всяких условий, развёл зверья неопасного тварям своим для забавы, морали не вложил, одни нежности, предоставил полную свободу и даже смерть не устрашающую придумал: отпели-оттанцевали, потомство породили, да и отошли к праху с блаженной улыбкой на губах. Никаких мучений, о страданиях и понятия нет. Те и рады стараться, живут в свое удовольствие, населяют, наследуют, светилом заряжаются и хороводы водят, а у дурака-творца кредит год от года всё тощее. Правильно, энергия ж не из воздуха берется, её зарабатывают! Ну кто же станет тебе отдавать, если нет страха божьего? Основы основ! Демиург, шед его побери! — Аш-Шер так распалился, что не заметил, как ругнулся. — Стажёр и есть стажёр! Отцовское наследство промотал, ни с чем остался, теперь полжизни на отработку выложит. Да и отец его не лучше — такой же дурак, гуманист великий. Ходят слухи, с галмой как с равной обращается, интеллект ей развивает, книги она у него уже читает! Как ещё до Совета не дошло, удивляюсь. Галму с человеком равнять, уму непостижимо! Отступник, мерзость какая, тьфу! Порочная семейка… Однако мне только на руку. Теперь Фаэр мой. Чистить поедем, понял?

Кир, онемевший от столь долгой и эмоциональной тирады отца, только кивнул. Потом прочистил горло и выдавил:

— Х-хорошо, да, понял. Я тоже завтракать не буду, — не оглядывался, но спиной почувствовал, что Шав сердито покачала головой. — Отец… а как это — чистить?

— На месте увидишь, нет времени на пересказы. Пока я тут с тобой чаи распиваю, у них уже сотни лет прошло, мало что они там сдуру наизобретали, возни ещё больше будет. Нужно побыстрее решить проблему. Короче, так. С занятий я тебя отпросил, тем более что у тебя практика, считай, будет. — Аш-Шер плотоядно осклабился. — Давай-ка в темпе, оденься попроще, без "кож" этих своих. Да, рубаху льняную возьми и сандалии пробковые. "Крылья" и прочую атрибутику я тебе сам подберу. Помалкивай, на вопросы времени нет! — Кир и так молчал, и только хлопал глазами, слушая отца. — Рот-то прикрой, отпрыск, а то шед влетит. Я пошел готовиться, нужно документы на право владения собрать, да и так, по мелочи. Жду тебя в Сфере. Шав, подготовь мне дорожный комплект на неделю минимум. Кир вернётся сам, к вечеру. Всё, действуйте! — отец резко вскочил, щелчком открыл портал прямо из столовой и исчез, оставив после себя запах озона.

— Ну вот… — Шав тяжело осела на стул, бессильно свесив руки. — Ох, только не это… Я так надеялась тебя уберечь от подобного. И вот… придётся пройти. — Она встала и подошла к Киру вплотную. Провела рукой по волосам. — Смотри на меня и слушай. Знай одно: что бы ты там ни увидел, это будет делаться не по твоей воле. Ты инструмент. Это не навсегда, но пока так. Помни, пожалуйста, об этом. И про меня помни, думай обо мне — и я смогу поддержать тебя. — Шав потянула Кира вверх, он поднялся в полный рост и отстранённо заметил, что уже перерос её. Привлекла к себе, приникла так крепко, словно пыталась удержать от шага в тёмную пропасть. Несмотря на тесную близость, у Кира не возникло даже тени желания — передалась её тревога.

— Поторопись, дорогой, отец ждать не любит. Помни главное: я с тобой. — Она разомкнула объятия и поспешно вышла из столовой.