На обратном пути заметно повеселевшая Ингрид сама остановила машину возле кафе, заказала, не покидая сиденья, два больших бутерброда и по стаканчику кофе, раз уж ресторан пришлось покидать так срочно.

Как только ей подали в окно, мы некоторое время молча наслаждались покоем, пожирая бутерброды и прихлебывая из стаканчиков.

Ингрид наконец сказала тихонько:

– Вообще-то я побаивалась…

– Я тоже, – признался я. Она посмотрела в удивлении, я пояснил: – Бюрократия могла взять верх… Например, под предлогом, что нельзя оставлять силовые структуры без присмотра общественности, а то обнаглеем, такого натворим! И вообще устроим сталинизм и времена Ивана Грозного…

– Или Петра Первого.

Я покачал головой.

– Хоть Петр Первый и погубил народу в сто крат больше, чем Иван Грозный, при нем Россия вообще обезлюдела, но он западник!

– И что?

– Госдеп и пятая колонна, – объяснил я, – ему все прощают, и о его преступлениях и зверствах с подачи заокеанского обкома принято стыдливо помалкивать. Как вон Госдеп поднимает крик, что в России нарушаются права геев, а что их союзник Саудовская Аравии геев просто забивает насмерть камнями – об этом молчок.

Еще не прожевав, с набитым ртом пропыхтела:

– Думаешь… тот Гаврош… не предаст?

– Он не враг, – пояснил я, – он абсолютно точная статистическая величина, характеризующая человека наступающего времени.

Она поморщилась.

– А попроще?

– Если на пальцах, – сказал я, – то абсолютно аморальный… это приветствуется, заметила?.. безыдейный, безнравственный… в общем, свободная демократическая личность без всяких шаблонов, рамок, правил, устоев и установок. Такой одинаково примет сторону хорошего и плохого, не видя между ними разницы.

Он передернула плечами.

– Какая гадость!.. Надо придраться к чему-нибудь и пристрелить побыстрее.

– Зачем? – спросил я равнодушно. – Сейчас он наш.

Она поинтересовалась:

– А мы на чьей стороне?

Я покосился на ее серьезное лицо, в профиль она просто воплощение чистоты и строгости.

– Сама как думаешь?

– Раньше думала, – ответила она серьезно, – на стороне Добра. Но когда смотрю на тебя…

– У всех Добро разное, – напомнил я. – Законы шариата тебе как?.. А миллиард человек искренне уверены, что это самое правильное Добро… В общем, мы на стороне прогресса и цивилизации.

– А она на чьей?

Я сказал с досадой:

– Ну что ты как дитя в пеленках!.. Почитай Никонова о неуничтожимости цивилизаций. Это и есть главная цель. А Добро… когда-то добром был каннибализм, совсем недавно во имя добра и по суду, а не как-нибудь, ведьм жгли на кострах… В общем, добро это то, что говорю я. А то, что говорят другие придурки, говно всякое.

Она замолчала, обдумывая, я тоже молчал, вспомнил Гавроша и подумал, что вообще-то я тоже этичный хакер, хотя мне само слово не нравится, уже скоро исчезнет сама необходимость хакерства. Не нужно будет прятаться, чувствовать себя преступником, нарушающим не только законы, но и моральные запреты, и все люди на свете будут иметь одинаково свободный доступ ко всей информации, ранее засекреченной.

Главное, преступления станут невозможными, сказал себе с надеждой. По крайней мере, терроризм исчезнет, а глобальные риски останутся только природными, которые предотвратить труднее… но зато можно будет сосредоточиться на них.

Мимо со вжиканьем проскакивают автомобили, Ингрид ведет машину на большой скорости, камеры явно фиксируют нарушения, но нам можно, в мою сторону поглядывает искоса, но не прерывает размышления профессора, как же, мудер, как сам о себе говорит, а может, и в самом деле умный, капитану контрразведки определить трудно.

На самом деле никаких профессорских размышлений, или размышлений, присущих именно профессору. Мой разгоняемый до немыслимых скоростей мозг устает гораздо быстрее моего прежнего, а тогда начинает не то чтобы работать медленнее, хуже того, начинает искать возможность поотдыхать.

Люди простые, когда советуют отдохнуть человеку с «умственной» работой, говорят с сочувствием что-то типа того, что пойди наколи дров, подвигай мебель, в общем, бытует старая дурь, что мозг отдыхает при смене деятельности, что, конечно, редкостная глупость.

Мозг отдыхает, когда получает удовольствие. Потому после напряженной работы над геномом нужно не дрова колоть или мебель двигать, а повернуться к компу с запушенной баймой и поиграть всласть хотя бы часик. Обрадованный мозг за это время отдохнет полностью и снова готов к интенсивной работе…

Но пока я не поставил никакой задачи, роется, как самая счастливая свинья на свете, в новостях науки и политики, ну еще и экономику я разрешил смотреть, остальное под запретом, а это значит, отсек где-то девяносто процентов всякого говна о том, кто с кем разводится, кто с кем сводится, и дискуссии на тему, почему нельзя запрещать зоофилию подросткам…

Гаврош услышал мой голос, едва я переступил порог, поспешно развернулся в мою сторону. Не зная еще, как себя вести, вскочил, вытянулся, поедая меня взглядом, как казак Платов полковника Скалозуба.

– Вольно, – сказал я. – Итак, Гаврош, уже вошел в курс дела?.. Теперь покажи, как умеешь работать. Вот смотри, это Тунис, страна такая, вблизи границы с Ливией… Видишь Эль-Кеф?.. Вот сюда смотри! За последние полгода в это дикое вообще-то место переправлены сотни тонн груза. Повторяю, место настолько дикое и безлюдное, что просто не знаю…

Глаза его загорелись, спросил быстро:

– А чем переправляли?.. Транспортными самолетами?

Я ехидно улыбнулся.

– Осликами.

– Значит, – сказал он, – не было слишком тяжелых штук, которые нельзя разобрать, перевести и снова собрать?

Я кивнул в его сторону Ивару и Данко.

– Видите, быстро схватывает!.. Ладно, ваша общая задача – узнать, кто и зачем. И чем там занимаются.

Левченко ответил:

– Сделаем, шеф. А потом можно кого-нибудь из них пристрелю?.. Хотя бы этого Гавроша. Или вот того лохматого… чего он такой? А то как-то непривычно здесь. Я все-таки оперативник.

– Сплюнь, – посоветовал я.

– Что-то наклевывается? – спросил он с надеждой.

– Нет, – ответил я, – но убежать нам от этого не получится. От всех границ пахнет порохом. И мы должны успевать просчитывать, где рванет раньше. Чтобы либо успеть погасить пожар, либо… либо тех, кто намеревается его разжечь. Это и есть наша работа, а не ломать головы, хватит ли нефти на сто лет или какие мосты построим через моря через семьдесят…

Данко сказал обиженно:

– Но почему же? Специалисты могут рассчитать достаточно точно… Как экономисты, так и технологи.

Я сказал с отвращением:

– Мы что, древние римляне?.. Уже при нашей жизни бабахнули революции, что изменили мир!.. Компьютеры, Интернет, смартфоны, а через десяток лет при таком ускорении обрушится вообще такое невообразимое, что невозможно представить… Не через тысячу лет, Карл, а через десяток-другой!..

Ивар хмыкнул.

– Шеф, а вы чего ожидали? Люди живут, как и жили. Общество в одном измерении, наука – в другом. К нам тут приходили из Комитета моделирования Глобальных Катастроф. Хотел их послать подальше, но решил дождаться вас.

– А что у них? – поинтересовался я.

Он хмыкнул.

– Сурьезные ученые, – в голосе отчетливо прозвучала неприязнь. – Ох, какие сурьезные… И проблемы у них в самом деле глобальные. Занимаются прогнозированием парниковых эффектов, извержения супервулканов, разогрева Солнца до сверхновой, столкновения Земли с Юпитером… или с чем там она у них столкнется? В общем, благородные теоретики, а вот мы – низшая раса практиков. И занимаемся какой-то мелочью, всего лишь предотвращаем уничтожение человечества. А они спасают вселенную!

Я сказал негромко:

– Так это же прекрасно.

– Что?

– Пусть занимаются, – ответил я. – Как раз их работу и нужно пропагандировать. Непонятно?

Он посмотрел исподлобья.

– Что… хотите сказать, под их прикрытием…

– Именно, – подтвердил я. – Пусть наш комитет как раз и воспринимают, как этих безобидных и, главное, беззубых теоретиков. Меньше проверок, меньше желающих поставить под свой контроль. Если мы тайная служба, какая публичность?.. А они на самом деле заняты полезным делом. К примеру, если хотя бы за месяц предупредят о взрыве Йеллоустоуна, мир успеет приготовиться!

Он фыркнул.

– А превращение Солнца в сверхновую?

Я развел руками.

– Думаю, у нас тоже не все пули ложатся в яблочко. Ивар, что у тебя там на экране за такая страшная хрень? Это Ингрид в ярости?

Ивар виновато посмотрел на Ингрид.

– Ваше высокоблагородие, не обижайтесь на этого грубого человека, он же начальник, ему все можно… Владимир Алексеевич, я исследую варианты поведения роботов в зависимости от их внешности и размеров. Сейчас их строят все армии мира… по крайней мере развитых стран..

– Строят, – согласился я, – но это скоро прекратится.

Ингрид, раз уж ее упомянули, спросила в изумлении.

– Почему? По прогнозам, все только набирает разбег!

– Если вложила деньги, – посоветовал я, – лучше эти акции сбросить, пока котируются. Слишком дорого, трудоемко, а пользы будет намного меньше, чем ожидается. Когда поймут эксперты, начнется сброс акций. А за ними пойдет обвал…

– Но почему? – спросила она. – А если оснастить роботов искусственным интеллектом?

– Искусственного не будет, – отрезал я. – Всем говорю, что не будет, никто не верит. Как же эти сказочки въедаются в сознание даже не самых последних идиотов! А то, что будет называться интеллектом машин, всегда будет отставать от нашего мозга.

Она спросила с недоверием:

– Чего это вдруг? А как же безграничные возможности хай-тека… закон Мура?

Я посмотрел на нее с соболезнованием, как на красивую. Она нахмурилась и ответила строгим взглядом, достойным снежной королевы.

– Человек, – произнес я кротко, – такая свинья, что все девайсы, которые изобретаются, тут же пихает в себя. И свой мозг начнет апгрейдить в первую очередь, а уже потом айэйный.

Она бросила в мою сторону взгляд, полный подозрения, словно я уже напихал в свой мозг всякие штуки.

– А на небиологическую основу, – сказал я, – человек перейдет при первой же возможности! Это случится до того, как искусственный интеллект обретет достаточную мощь до осознания своего «я». Хотя, скажу честно, наиболее авторитетные ученые сомневаются, что это вообще возможно. А вот человеку не нужно думать, как обойти этот барьер! Он уже готов захватывать мир, Солнечную систему, галактику…

Ивар сказал со вздохом:

– Вот тогда и начнутся настоящие звездные войны.

– Разве? – спросил Данко. – Еще в детстве читал размышления и споры ученых, почему не прилетают Старшие Братья по Разуму? Старшим сверхцивилизациям должно быть уже по миллиарду лет, а младшим по миллиону!.. Но теперь знаю.

Я взглянул с интересом.

– Вы решили вековую загадку?

– Да, – ответил он мрачно. – Чем ближе к сингулярности, тем быстрее растет лавина угроз!.. Когда читал про этих Старших Братьев, атомные бомбы были только у Штатов и России, а сейчас их накопили хренова туча стран, и не все из них мирные! А кроме бомб теперь в каждой лаборатории, вы сами это говорили… даже в Африке могут разрабатывать штаммы бактерий, что погубят весь мир. А завтра это сможет разрабатывать в любой квартире даже школьники!..

– Понял, – сказал я. – Никто не доживает до Сверхцивилизации?

– Никто, – отрубил он. – Мы точно не доживем. А чем те на других планетах лучше?

– Никого нет лучше нас, – подтвердил я. – Только не понял, что из этого следует: переживем все или сгинем уже сегодня?..

Он произнес смиренно:

– Вы шеф, вам виднее.

– Как шеф, – ответил я, – объявляю, мы люди, твари жадные и цепкие, еще побарахтаемся! Хоть и с запозданием, но мы уже начали… Или кто-то спит?

Они поспешно разбежались по местам, в современном понимании это торопливо повернулись в вертящихся креслах к мониторам.