Кафе «Сен-Фереоль» постепенно заполнялось – отчасти посетителями американского консульства, отчасти теми, кто ждал разрешения на выезд из Франции, – они забегали сюда подкрепиться прежде, чем очередной раз отправиться в префектуру. Я бы охотно перешел в какое-нибудь кафе на Бельгийской набережной, потому что оттуда видна гавань, но я был не в силах двинуться с места. Подняться к Бинне? Не могу же я вечно им надоедать.

Вдруг мое сердце забилось, забилось прежде, чем я увидел ее. Она вошла в кафе и начала оглядывать столики. Ее печаль передалась мне. Мне стало страшно. Когда она подошла ближе, я встал. Безрадостно протянула она мне руку.

– Теперь вы сядете за мой столик, – сказал я ей. – Вы выпьете со мной… Вы выслушаете меня.

– Что вам от меня нужно? – спросила она устало.

– Мне? Ничего. Я только хочу узнать, кого вы ищете. Ведь вы ищете с утра до вечера, на всех улицах, повсюду.

Она посмотрела на меня с удивлением, потом сказала:

– Почему вы меня об этом спрашиваете?… Уж не хотите ли вы мне помочь?

– Вас так удивляет, что кто-то предлагает вам помощь? Кого вы ищете? Скажите, кого?

– Одного человека. Мне говорят, что его видели – то тут, то там. А стоит мне прийти, как он исчезает. Но я должна его найти. От этого зависит счастье всей моей жизни.

Я подавил улыбку: «Счастье жизни!»

– В Марселе нетрудно найти человека, – сказал я. – Это дело нескольких часов.

– Я и сама прежде так думала, – печально проговорила она. – Но этот человек словно заколдован…

– Странно… А вы-то сами хорошо его знаете?

Она побледнела.

– О да, я хорошо его знаю. Он был моим мужем.

Я взял ее за руку. Она нахмурила брови и серьезно посмотрела мне в лицо.

– Если я не найду его, я не смогу уехать. У него есть то, что мне нужно, – у него есть виза. Только он может достать мне визу. Он должен заявить консулу, что я его жена.

– Чтобы вы могли уехать с другим, – с врачом, если я все верно понял?

Она отняла у меня руку. Я говорил с ней слишком строго и сразу же пожалел об этом. Она ответила, опустив голову:

– Да, примерно так.

Я снова взял ее за руку. На этот раз она не отняла руки. Мне показалось, что это уже много.

– Ужасно получается, – сказала она, обращаясь к самой себе, – одного я не могу найти, а другого этим задерживаю. Он уже давно ждет меня, и все без толку. Ради меня он отложил свой отъезд. Больше он ждать не может… И все только из-за меня.

– Послушайте, – сказал я, – надо хорошенько во всем разобраться. Кто вам сказал, что этот человек здесь, кто его видел в Марселе?

– Служащие консульства, – ответила она. – Он недавно приходил туда за визой. Мексиканский консул лично разговаривал с ним несколько раз. Ошибки тут быть не может. Видел его и корсиканец из Бюро путешествий.

Почему ее рука стала в моих горячих ладонях холодной как лед? Она придвинулась ко мне ближе. А мне на мгновение захотелось, чтобы ее здесь не было, чтобы даже образ ее развеял порыв мистраля. Но если бы я сейчас ее обнял, она, наверно; не сопротивлялась бы. Она вела себя как ребенок, который из страха льнет к взрослому. Мне передался ее необъяснимый детский страх. Я тихо спросил, словно мы говорили о чем-то запретном:

– Откуда ой приехал в Марсель? С фронта? Из лагеря?

Она ответила мне в тон:

– Нет, из Парижа. Мы расстались, когда пришли немцы. Он там застрял. Как только я сюда приехала, я сразу же послала ему письмо. Сразу же! Я встретила здесь знакомую – сестру одного человека, с которым мы прежде дружили… Некий Пауль Штробель… У этой женщины была подруга. Она была помолвлена с французом, торговцем шелком. Ему как раз надо было поехать по своим делам в оккупированную зону. Я упросила его доставить мое письмо в Париж, и он это сделал. Это я знаю… Что с вами? – вскрикнула она вдруг. – Что случилось?

Я выпустил ее руку. Да что там выпустил! Я швырнул ее об стол.

– Ничего. Что может со мной случиться? Вот разве что не дадут испанской транзитной визы. Впрочем, и ее я, наверно, скоро получу. Говорите, пожалуйста, говорите дальше.

– А дальше ничего нет. Это все.

– Перед консулами ежедневно проходят сотни людей, – сказал я, не глядя на нее. – Они легко могут спутать фамилию, быть может, его нет в Марселе… Быть может, он все еще в Париже… Быть может…

Она резко подняла руку, как бы приказывая мне замолчать.

– Никаких «быть может», – сказал она изменившимся хриплым голосом. – Его видели во многих местах. Четыре раза в кафе «Мон Верту». Мексиканский консул встретил его в кафе «Рим», Корсиканец видел его не только в Бюро путешествий, но и в каком-то кафе на Бельгийской набережной, а потом в маленьком бистро на Портовой набережной, но я всегда прихожу слишком поздно.

– Вы, наверно, расспрашивали о нем в мексиканском консульстве, просили служащих разыскать его?

– Нет, этого я не стала делать. Когда я узнала, что адрес, который он оставил в консульстве, неверный, я сразу поняла, что он приехал сюда по фальшивым документам и живет, видимо, под чужой фамилией. А это значит, что я не должна никого о нем расспрашивать, не должна задавать подозрительных вопросов, а то ведь недолго все испортить ему, а тем самым и мне. Понимаете?

Да, конечно, я все понял. Теперь мне никогда уже не уйти от печали. Вот оно, наследство покойного Вайделя. Страдать буду я.

– Вы хотите получить визу, – сказал я. – А без мужа вы не можете ее получить. Вы заклинали его приехать, обнадежив, что будете продолжать совместную жизнь.

Она посмотрела на меня ясными, широко раскрытыми глазами ребенка, который еще боится лгать, хотя и способен на самые дикие выходки.

– Теперь вы любите врача? – спросил я.

После недолгого колебания – я жадно считал минуты – она сказала:

– Он очень добрый.

– Господи, Мари, разве я вас спрашиваю о его доброте?

Некоторое время мы молчали.

– Вам не кажется странным, – начал я снова, – что ваш муж, если он в самом деле здесь, не искал вас, не сделал никакой попытки увидеться с вами?

Она сложила руки и тихо сказала:

– Конечно, это странно… Более чем странно… И все же он в Марселе, это ясно. Должно быть, он узнал, что я здесь с другим. Он не хочет меня видеть. Ему больше нет до меня дела.

Я снова взял ее руку. Я пытался осилить свою печаль, рассеять предчувствие несчастья. «Стоит мне остаться с ней вдвоем, и я все как-нибудь улажу, – твердил я себе. – Прежде всего надо спровадить врача. Чем скорее и чем дальше, тем лучше. А что до ее мужа, то я лучше всех знаю, что ему нужно». Так, во всяком случае, мне тогда казалось.

– Вы, наверно, боитесь встречи с ним?

Ее лицо стало непроницаемым.

– Конечно, боюсь. После всего, что произошло. Такая встреча после долгой разлуки не легче расставания.

– Поэтому для вас было бы лучше всего, чтобы все уладилось без вашего участия. Чтобы в консульствах оформили все ваши документы. Ведь для этого нужно только вписать ваше имя в его визу, а затем вам выдадут справку, чтобы вы могли получить разрешение на выезд. У меня есть некоторые связи… Если вы не возражаете, я попытаюсь предпринять кое-какие шаги.

– А если я с ним встречусь на пароходе? И я буду с другим?…

– Доктор должен ехать через Оран. Я помогу ему в этом.

– Дело кончится тем, что я окажусь здесь одна.

– Одна? Ах вот что. А почему вам так страшно остаться одной? Вы боитесь, что вас посадят в Бомпар? Не забывайте, что я здесь. Я вас теперь не оставлю.

– Я ничего не боюсь, – сказала она спокойно. – Если мне придется остаться здесь одной, то все равно, буду ли я на свободе или в тюрьме, в Бомпаре или в другом лагере, на земле или под землей.

Я слушал ее, и передо мной вдруг возникла картина совершенно пустынного, покинутого людьми берега, от которого отчалил последний пароход. И только она одна осталась на этой сразу одичавшей земле.