Одно из самых значимых и известных открытий социальной психологии заключается в том, что создать сильное чувство групповой причастности и солидарности между выбранными произвольно членами группы удивительно легко. Достаточно разбить участников, скажем, на команду «синих» и команду «красных». Потом дать каждой команде какое-то простейшее задание (любое) – и вскоре люди уже будут выказывать больше расположения к участникам своей группы, а не чужой. Кроме того, они будут считать участников – своей команды, разумеется – более привлекательными, честными и умными. Обмануть или обидеть они предпочтут участников противоположной команды. Даже прекрасно сознавая, что разделение произвольное, и даже когда произвольность эта подчеркивается, участники с трудом могут удержаться от подобных ощущений, а также представления, что в основе групповой принадлежности лежит некое внутреннее свойство.

Эти широко известные данные демонстрируют, насколько сильна у человека тяга к объединению в группы, которую Мэтт Ридли назвал общинностью. Люди не мыслят себя вне какой бы то ни было группы и всеми силами пытаются продемонстрировать верность ей. Однако по этим же данным видно, как легко спровоцировать эссенциалистское понимание группы и даже перевести его в реальные поступки в контексте коалиции. То есть представителям означенных групп предлагается теснее сотрудничать со своими, чем с чужими. У них быстро вырабатываются интуитивные установки и чувства доверия и надежности, связанные с групповой принадлежностью, то есть установки и эмоции, необходимые для создания коалиции.

На мой взгляд, на стыке искусственных лабораторных условий и действительного социального поведения возникает объяснение, почему эссенциалистское понимание становится выраженным и эмоционально значимым: к этим понятиям мы спонтанно обращаемся, описывая интуитивные установки, которые на самом деле относятся не к категориям, а к коалициям.

Формулировка, возможно, несколько запутанная, но идея проста. Согласно нашему наивному взгляду на социальное взаимодействие, мы часто имеем дело с людьми, с которыми нас роднят общие существенные качества – род, племя, религиозные практики и т. д. Но мне кажется, нам удастся лучше разобраться в том, как на самом деле строится такое взаимодействие, если мы осознаем, что многие из этих групп на самом деле представляют собой коалиционные образования и их стабильность обеспечивается тем, что в результате оценки выгод и издержек участие выглядит более желанным, чем уклонение. В предыдущих главах я упоминал гибкие, импровизированные коалиции, встречаемые во многих социальных контекстах, – от неформальных союзов и приятельства на работе до охотничьих вылазок, которые организовывали первобытные кочевые племена. Коалиция требует сложных оценок надежности участников на основе сигналов, которые часто бывают двойственными и иногда фальшивыми, а также сопоставления выгод и издержек, сопряженных с участием. Но оглашать это людям, как правило, не требуется. Им достаточно мыслей и утверждений, что одни люди заведомо надежны, а другие нет. Обычно это «шестое чувство» вполне оправдывает себя как руководство к действию, поскольку оно продиктовано сложными расчетами в наших специализированных системах, которые ведутся вне сознательного осмысления.

В некоторых контекстах социальные отношения, выстраиваемые на основе этих коалиционных интуитивных установок, упрощаются за счет восприятия групп с эссенциалистских позиций. В лабораторных исследованиях участники, произвольным образом объединенные в коалицию, начинали приписывать группам некие существенные различия. В реальном социальном взаимодействии очень часто происходит противоположное: человеку преподносятся социальные категории, представленные как существенный признак – касты кузнецов или род, – и он опирается на них при создании коалиций.

В силу своей коалиционной стабильности эти эссенциалистские группы вовсе не воспринимаются как коалиции. То есть и своим, и чужим кажется, что руководящим критерием служит именно внутренняя сущность. Но я подозреваю, что в действительности поведением управляют коалиционные интуитивные установки. Возьмем в качестве примера родовую принадлежность у африканских народов, в частности фанг. Род явно определяется в эссенциалистских терминах, поскольку речь идет не только о том, что люди являются потомками одного прародителя, но и о том, что они обладают некими определенными чертами. Когда я работал в Камеруне, мне часто доводилось слышать, что такие-то – разгильдяи, а такие-то – бедокуры. Но род у фанг – это еще и почва для активного безоговорочного сотрудничества: сородичи всегда придут друг другу на выручку, чего нельзя ждать от чужаков, даже если они односельчане. Иногда род у фанг расселяется так широко, что у каждого находятся кузены, с которыми он почти не видится. В редких случаях взаимодействия эссенциалистское понимание рода подсказывает, что доверять им можно все равно (это одна с тобой плоть и кровь, ты представляешь себе их типаж и, следовательно, их реакцию), тогда как коалиционная интуиция рекомендует остерегаться (это первое и, возможно, последнее взаимодействие, зачем им оказывать тебе услугу?). В таких случаях люди, как правило, полагаются на коалиционную интуицию, но примиряют ее с эссенциалистскими понятиями, утверждая, что просто не уверены, действительно ли имеют дело с сородичем.

Таким образом, некоторые социальные категории опираются на критерии сущности – эссенциалистские представления, однако в действительном поведении человек руководствуется более сложными сигналами – установками коалиционной интуиции, которые минуют сознание, но дают нам точные указания, как поступить. В делении на социальные группы различие может показаться скорее метафизическим, но оно обретает принципиальный характер, когда речь заходит о социальной иерархии и господстве.

Это четко видно по иерархиям, созданным на основе «произвольных комплексных различий», как называют их социологи Джим Сиданиус и Фелиция Пратто, таких как расовая или этническая принадлежность. Здесь тоже заметно расхождение между эксплицитными понятиями социальной группы и интуитивными установками, направляющими поступки. Рассмотрим сначала эксплицитные представления: опасность или ненадежность основной массы представителей меньшинства считается основополагающим свойством таких групп у расистов и порицается нерасистами как несправедливый стереотип. Но обе стороны сходятся в одном: отношение к таким социальным группам строится на эссенциализации. С этой точки зрения, чтобы улучшить отношения, достаточно убедить большинство представителей группы-гегемона, что меньшинство по сути своей ничем не отличается от них. Если воспитывать ребенка в убеждении, что стереотипы не действуют и люди им не подчиняются, он осознает этическое уродство дискриминации.

Однако в то же время Сиданиусу и Пратто удалось собрать достаточный массив данных, свидетельствующих о том, что гегемония строится не только на стереотипах и что они скорее следствие, чем причина. По сути, они демонстрируют, что поведение в доминирующих группах во многом отражает желание не только принадлежать к своей группе, поддерживать свой клан, но и делать это так, чтобы принижать статус другой группы. Расистские стереотипы входят в число представлений, создаваемых с целью истолковать собственную интуитивную установку, что члены других групп представляют опасность и угрожают тем преимуществам, которые обеспечивает коалиция. Одна из возможных причин, по которым мы в упор не замечаем здесь коалиционную структуру, заключается, судя по всему, в том, что эта структура вступает в противоречие с нашими этическими нормами. Именно поэтому многие предпочитают видеть в расизме следствие ошибочных представлений, а не высокоэффективной экономической стратегии.

Не стоит удивляться, что многие социальные категории одновременно строятся на коалиционной солидарности и эксплицитно воспринимаются через призму эссенциализма. Это еще одна иллюстрация социальной магии, описанной в седьмой главе. Наличие у людей тонких коалиционных настроек не означает, что они понимают принципы их действия. Признаки, по которым одни люди кажутся более надежными, а другие менее, вычисляются вне сознательного осмысления. Точно так же большинство людей интуитивно чувствуют, хотя не могут объяснить почему, что дезертирство – это угроза и для них, даже если напрямую оно вредит кому-то другому. Поэтому представление о том, что кузнецы или занимающиеся погребением по сути своей отличаются от остальных, приобретает особую актуальность как объяснение, почему не принадлежащие к этим кастам поддерживают высокую степень солидарности, исключающей представителей данных ремесел. Однако причина подобного разделения не в представлениях, а в интересах группы, рассматриваемых через призму коалиционного мышления. В этой области социального взаимодействия, как и в других, создание авторитетных представлений о том, что такое группы, в какой-то степени обусловлено тем, что они обеспечивают достоверное и релевантное объяснение интуитивных установок.

Возвращаясь к религии: я попытался показать, что боги и духи не играют никакой особой роли в создании общности или установлении высокого уровня доверия. Но на этом останавливаться нельзя, потому что тогда мы не получим объяснения, откуда возникает душевный порыв, с которым члены некоторых религиозных групп предлагают бескорыстное сотрудничество другим адептам, а приверженцев иной веры считают опасными, отвратительными или явными недочеловеками. Ответ кроется в способностях человека к созданию коалиций и гибкости этих способностей. Участвующие в этом когнитивные механизмы не настроены на религиозные представления, однако в некоторых обстоятельствах такие представления могут выступать отчетливыми индикаторами, указывающими, где рассчитывать на коалиционную солидарность.

Возможно, именно поэтому многие религиозные общины стараются насаждать причастность как радикальный, не подлежащий обсуждению вариант. Все устройство религиозных объединений внушает, что членство в них пожизненное. Разумеется, в большинстве мест само понятие выбора не более чем теория. То есть у родившегося в Саудовской Аравии выбор, стать ли ему мусульманином и членом мусульманской уммы, примерно такой же, как в отношении христианства у родившегося в Соединенных Штатах. Однако можно варьировать степень обозначения своей принадлежности, а также рассмотрения ее как необходимости коалиционного вклада и источника коалиционных благ. Кто-то придерживается стратегии минимальных вложений, соглашаясь на членство, платя разные взносы и оказывая разные услуги, требующиеся от участников, но не более того. Другие выбирают бо́льшую вовлеченность, предполагающую открытую декларацию своей принадлежности, добровольно совершая исключительные поступки ради своей веры и получая взамен блага, власть, престиж и гарантию единства с другими представителями корпорации. Третьи вступают на еще более рискованный путь и готовы убить или, наоборот, отдать собственную жизнь ради интересов группы.