Все это общие для религиозных гильдий характеристики, хотя я должен подчеркнуть, что история таких групп знает много вариаций на тему. Антропологи, отмечающие подобные черты, часто спорят, считать ли их прямым следствием развития грамотности или опосредованным результатом той особой политической роли, которую религиозные гильдии играли внутри крупных государственных образований.

С точки зрения антрополога Джека Гуди, грамотность действительно приводит к появлению иного когнитивного стиля. Использование письменности вызывает изменения в когнитивных процессах, поскольку письменный текст выполняет функцию внешней памяти. Например, письменность позволяет производить сложные математические операции, сохраняя промежуточные результаты. Также она позволяет выдвигать пространные аргументы, поскольку дает возможность подкреплять тезис длинным перечнем доказательств. Наконец, она позволяет воспринимать разные концептуальные структуры как графические шаблоны. В этом отношении «зарисовочный» аспект письменности не менее важен, чем функция долговременного «хранения».

В пользу этой версии свидетельствуют некоторые особенности письменной религии. Например, перечислить 613 заповедей Торы или тысячи дурных предзнаменований, зафиксированных в шумерских и египетских текстах, без письменных навыков не получится. Сложные теологические учения, обрядовые предписания для тысяч разных случаев, собрания текстов мудрецов, своды прорицаний и этических правил – все это побочный эффект использования письменности для хранения и извлечения информации.

Однако некоторые перемены в отправлении религиозных культов стали также следствием того, что специалисты-богословы объединялись в крупные группы государственного масштаба, а не вербовались на месте на основе личных качеств. Приоритет абстрактных богов перед местными предками и заменившее договор с этими предками понятие спасения души обязаны своим появлением не столько письменности как таковой, сколько ее применению организованными группами поставщиков религиозных услуг. Эти два фактора – письменность и сложные политические образования – естественным образом переплетаются, поскольку письменность как технология коллективная не могла развиться вне сложных обществ.

Но, возможно, еще более важным (и в любом случае легче разрешимым), чем вопрос о истоках, является вопрос о последствиях возникновения письменной религии. Из приведенных выше выкладок может сложиться ошибочное впечатление, что в человеческой истории имелся конкретный момент, когда религия из прерогативы местных специалистов стала делом организованного объединения богословов, когда представления о местных богах и духах сменились более абстрактными и связными версиями и когда смерть стала восприниматься через призму спасения. Именно так зачастую пытаются представить дело сами религиозные институты – четко разграничить до и после своего появления. В действительности все гораздо сложнее.