Мечта

Волна набежала сзади, чуть слева.

Когда-то, очень давно, Петров читал о волнах-убийцах, вызревающих, по неведомому капризу природы, в недрах Атлантики или Тихого океана. Не девятый или поддающийся какому-то математическому исчислению вал, а гигантская среди общей толчеи волн стена воды вырастает вдруг с вздыбленными к самому небу когтями пены и беззвучным, одиночным тараном несется по поверхности. Несется, пока океан и ветер не рассосут, не развеют ее неукротимую силу. И горе тому, кто окажется на ее пути!

Однако за восемь лет, проведенных на штурманском мостике в самых экзотических закоулках планеты, ничего подобного наблюдать или слышать от других моряков ему так и не довелось. А в последующие пятнадцать лет жизни, уже сухопутной, тем более. Упоминание о волне-убийце оставалось в глубине подсознания, как ни разу не востребованный файл в давно заброшенной директории. Но сейчас, когда странное ощущение заставило его обернуться, чтобы увидеть беззвучно догоняющую яхту «Мечта» гору воды, файл открылся мгновенно, в долю секунды.

Говорят, в минуты смертельной опасности перед глазами человека проносится вся его жизнь. У Петрова времени хватило лишь на то, чтобы вспомнить, что он находится не на штурманском мостике океанского лайнера, а за румпелем тринадцатиметровой деревянной яхты, бросить этот самый румпель, прыгнуть на четвереньки в кокпит и изо всех сил вцепиться в решетку пайолов. Волна обрушилась на яхту, на его дугой согнутую спину, превратив кокпит в кипящую пеной ванну, на закрытый люк во внутренние помещения, даже на зарифованный штормовой парус. На миг Петрова вжало, впрессовало в палубу. Окажись на пути волны дом, силы удара хватило бы, чтобы разнести его на кирпичи или щепки. Яхта содрогнулась. Натруженные за сорокалетнюю службу доски из красного дерева прогнулись под чудовищным напором воды, раздвинулись в сочлененьях, пропуская воду внутрь, заскрипели в полный голос, жалуясь на невыносимую тяжесть.

Но морские суда не принимают удары воды, как дом. Втиснутая в центр волны, яхта понеслась вместе с ней, выбиваясь на самую вершину. Петрову стало не хватать дыхания, он рванулся наверх, открыл глаза и увидел, что все еще находится в кокпите яхты, но сама она парит над морем, словно внезапно обретя крылья. Вокруг все так же бушевал шторм, но яхта была над ним!

Может быть, так, вместе с судном, уходят не в пучину, а ввысь, в последнее в жизни плаванье-полет моряки?

Наваждение длилось несколько секунд. Яхта сильно накренилась, соскальзывая с крутого склона, выпрямилась вновь, и волна-убийца пронеслась дальше, вперед, выискивая новую жертву. А Петров вновь вцепился в румпель, приводя яхту на курс.

Люк распахнулся, и в его проеме появился капитан «Мечты». Волосы на его голове сбились в седые космы, на щеке четко отпечатался рубец от смятой подушки. Впалые щеки покрывала двухдневная, тоже седая щетина.

– Что это было? – хрипло спросил он и закашлялся. Последние дни Кашице, отставному полковнику, не здоровилось, он больше отлеживался на нижней койке по левому борту кают-компании, на палубу выбирался лишь в случае крайней необходимости, передав управление Петрову и Паше Подникову.

– Да так, девятый вал, не удержал против волны.

Яхта, по разумению Петрова, выдержала схватку с волной-убийцей, которая уже бесследно исчезла вдали, дважды в одну воронку бомба не падает, и упоминать о волне было все равно что рассказывать байку о морском змее. Все равно никто не поверит. А раны можно будет зализать потом, на берегу. До которого надо еще добраться.

Шторм не утихал. Волны перехлестывали низкий кормовой транец, прокатывались, не встречая препятствий, по палубе, и вода из кокпита едва успевала уходить за борт через невозвратные клапана. Берег был отчетливо виден, в бинокль проглядывались даже полоски на маяке Даугавгрива. Но мощный юго-западный ветер дул со стороны берега, навстречу, и Петров понимал, что и на этот раз яхта легла на левый галс слишком рано, ее вновь выносит мимо входных створов Даугавы в сторону Саулкрастского берега, и возвращение в Ригу откладывается на неопределенное время.

Щуря слезящиеся глаза, Кашица посмотрел в сторону берега.

– На новый заход идем? Хреново дело. Воды в каюте больше стало, помпа не справляется. А все я, старый дурак, сглазил!

Капитан с досадой сплюнул за борт и нырнул обратно в люк, закрывая его за собой, чтобы уберечь себя и каюту от новой волны. О сглазе капитан за последние сутки упомянул второй раз.

К полуночи яхта вышла из Ирбенского пролива и на траверзе маяка Колка легла на правый галс, прямым курсом на Ригу. Двухнедельное путешествие подходило к концу. После поворота все кроме рулевого спустились в кают-компанию, и Кашица выставил бутылку «Русского стандарта».

– Ну что, мужики, – сказал он. – Когда придем, наверное, некогда будет. Поэтому скажу сейчас. С командой без опыта сразу в дальнее плавание – такое у меня первый раз. Но проявили вы себя молодцом, на пять баллов. Даже Младший. Словом – за благополучное возвращение домой!

– И за Кэпа! – вставил Младший.

– Не гони волну, молодой. Тост уже был. И вообще тебе на руль заступать.

– Да ничего, там Васек сейчас.

Кашица нахмурился. С первого дня он пытался сделать из Младшего, по его выражению, настоящего яхтенного матроса, но все его усилия разбивались, как волна о каменный утес. Львиную долю поручений Младшего безотказно выполнял Васек.

«Мужики» дружно сдвинули стопки с водкой, но звона не получилось. Вся посуда на яхте была небьющейся, из пластика. Игорь, старший из братьев, прижал к уху мобильник.

– Алена, – закричал он, – привет, дорогая, это я… Что значит – кто я? Твой муж… Каких груш? Чего объелся? Связь плохая, не пойму ничего. Скоро дома буду! Васильич, во сколько придем?

– Да к утру где-то, часам к десяти-одиннадцати… Как потянет.

– К одиннадцати утра будем в яхт-клубе! Приезжай! Водилу из клиники возьми! И еще… Черт, совсем связь пропала.

Игорь сокрушенно повертел в руках телефон, даже потряс, словно надеясь вернуть пропавшую радиоволну на место, и улыбнулся, очевидно, вспоминая прерванный разговор.

– Не знаю, как вы, а я по жене точно соскучился. Алена у меня такая, с приколами, с язычком. Скажет, как отрежет. Я ей, когда рассказал, что в поход на «Мечте» собираюсь, она мне сразу: «Мечта идиота!» Здорово, правда?

– Зря ты про приход все-таки, – не одобрил Кашица и пососал незажженную трубку. – Плохая примета. И пить за приход, пока не подошли к причалу, кстати, тоже. В море у меня всегда сухой закон был. Расслабился я тут с вами что-то.

– Да ладно, Кэп, мы уже, считай, что дома. Какие там приметы!

– Эй! Сами пьете, а меня забыли? – мощная фигура Васька заполнила проем входного люка. – Уже четверть первого, где моя смена? Младший!

– А ты что, руль бросил?

– Да что с ним сделается!

– Что сделается? – От возмущения Кашица привстал. Стопки и тарелка с закуской поползли к краю стола. Яхту тряхнуло.

– Блин! – заорал Васек и кинулся обратно к рулю. Толкаясь и мешая друг другу, остальные рванулись вслед за ним.

Справа по корме выбивал световую морзянку маяк Колка. Три коротких проблеска и один длинный, привычно сосчитал Петров. Небо было затянуто облаками, но в промежутках четко просвечивали знакомые созвездия. Впереди, у горизонта, угадывалось далекое еще свечение ночной Риги. И только невесть откуда налетевший ветер вытягивал по темной воде длинные белые полосы пены. Вовчик вцепился в румпель, длинный деревянный шток, заменяющий на «Мечте» более привычный круглый штурвал. Яхта накренилась градусов на тридцать, по палубе правого борта побежала вода, паруса загудели гулко и угрожающе.

– Шквал налетел? – предположил Петров.

– Если бы! – Кашица вгляделся в небо. Навстречу, со стороны Риги, стремительно набегало облако, и ночные светила, которых касались его рыхлые контуры, исчезали, словно поглощаемые черной дырой.

– Погода меняется. Что-то мне это сильно не нравится. Вот и не верь после этого приметам. Короче, грот будем на рифы брать. И стаксель поменяем – на штормовой. Сглазили, сукины дети.

Самым мудрым из своих приятелей Петров считал Володю. Заработав приличную по его понятиям сумму, он плюнул на формулу «деньги должны делать новые деньги», отрастил шкиперскую бородку, поменял сигареты на дорогую трубку из бриара работы Савинелли и взялся за изучение навигации. Жесты его стали вальяжными, речь неспешной, слова глубокомысленными. Помимо этого, он бросил работу, передал бизнес детям и заказал на голландской верфи роскошную семнадцатиметровую яхту Viva с четырьмя каютами. А на перегон ее из Амстердама пригласил Петрова.

В марине, из которой им предстояло выйти, яхта выделялась безупречностью линий и свежей краской. Володя устроился в кокпите за штурвалом, а Петров взял багор, который моряки называют опорным крюком, и прошел на бак, чтобы оттолкнуть носовую часть. Выбрав швартовый конец, он приготовил крюк, но под ним внезапно забурлила вода, и яхта самостоятельно, боком, отодвинулась от причала. Триумфально улыбаясь, Володя отключил подруливающий носовой движок. Яхта вышла из ворот марины на узкий судовой ход, и Петров спросил, где у Володи находится пеленгатор.

– Что-что? – переспросил он.

– Ну, такая штука с окуляром. Устанавливается на картушку компаса.

– А для чего это?

В голосе Володи зазвучала озабоченность. Он был уверен, что яхта оборудована под завязку, и вдруг выясняется, что нет какого-то пеленгатора…

– Да чтобы брать пеленги на маяки и другие приметные знаки и по ним определять место.

– А-а, – вспомнил Володя, – точно, я читал про такие штуки. Их использовали в прошлом. А сейчас для них и места на компасе не предусмотрено. Да и зачем? Вот, смотри.

Он откинул крышку с плоского прибора и открыл монитор с красочной морской картой. В центре ее светилась яхта. Красной ниткой тянулась линия курса. Край экрана занимала табличка с текущими координатами, скоростью, указанием времени и расстояния до поворота и до конечной цели, с обозначением силы ветра, глубины под килем и еще с целым рядом непонятных для Петрова, несмотря на штурманское образование, данных. Кроме яхты на экране отражались и все остальные плавательные средства в радиусе тридцати морских миль. Как подручное средство компьютер предлагал не только информацию о направлении их движения, но и названия судов, их позывные и даже фамилию капитана…

– А если компьютер откажет или зависнет? – со слабой надеждой предположил Петров.

– Есть еще дублирующие системы с автономным питанием. Одна в штурманской, другая в моей каюте, на ноутбуке… Да, кстати. Недавно стихотворение одно по радио слышал. То ли о пеленгаторе, то ли о навигаторе… А, вспомнил:

А обычный парикмахер Никому не нужен на…

Яхта вышла в открытое море. С северо-востока дул ветер силой в четыре балла, слегка покачивало. Володя предложил поставить парус. Петров с готовностью схватился за стаксель-шкот, накинул на лебедку три шлага и приготовился тянуть канат, но Володя остановил его. Он нажал кнопку, едва слышно запел электромотор, и на носу во всей красе развернулся стаксель. Со следующей кнопки на всю двадцатипятиметровую высоту вытянулся грот. Паруса мгновенно наполнились ветром, качка прекратилась, уступив место плавному переваливанию по покатым спинам волн.

– С богом, красавица, – сказал Володя, любовно оглядывая свое приобретение, и потянулся. – Ну, ты постой тут, посмотри вокруг, а я пока в каюту спущусь, за трубкой. Курить хочется.

Петров встал, чтобы занять Володино место за рулем, но тот уже щелкнул рычажком управления авторулевого. Паруса были наполнены ветром, авторулевой четко выдерживал проложенный на компьютере курс, электроника предугадывала любую проблему. Петрову непонятно было только одно: что делает на яхте он.

На «Мечте» подобных мыслей не возникало ни разу. Единственным действующим навигационным прибором на ней оказался тот самый пресловутый пеленгатор, маленькое оптическое устройство, выставляемое поверх картушки компаса. Петров сутками с наслаждением возился с картами, выискивал на берегу маяки, водонапорные вышки и другие приметные знаки, вел прокладку и счисление курса, выстаивал на руле без гидроусилителя ходовые вахты, всем телом ощущая, как перо руля передает усилие его рук набегающему потоку воды. И даже сейчас, когда изнуряющая качка двенадцать часов подряд расшатывала ветхую конструкцию яхты, отзывающейся на каждый новый удар волн надсадным скрипом, а для того, чтобы удержать ее на курсе, надо было изо всех сил тянуть на себя румпель, упираясь ногами в противоположную банку кокпита, в голове вновь и вновь прокручивались слышанные где-то строки:

Несмотря на сверхнадежный, по уверению продавца, штормовой водоотталкивающий костюм, вода все-таки нашла лазейку внутрь и противными струйками холодила ноющую от напряжения спину. Поэтому появление Паши Петров воспринял как манну небесную.

Особо впечатляюще Паша выглядел за рулем большого черного «паджеро». Если бы золотая цепь на мощной шее бывшего мастера спорта по подводному плаванию была толще, с него можно было бы рисовать картину «Браток на свободе». Бритая голова идеально дополняла образ, весьма позитивно воспринимаемый в финансовых кругах. Особенно среди работников принадлежащей ему сети обменных валютных пунктов. Во всяком случае, кражи в его сети происходили заметно реже, чем у конкурентов. Свободное от зарабатывания денег время Паша посвящал экзотическим путешествиям, иногда вместе с Петровым. Идея двухнедельного похода принадлежала ему. В качестве испытания самой яхты и собственной готовности выкупить ее у подуставшего от морской жизни Кашицы. Впрочем, яхта подходила Паше не хуже, чем «паджеро».

– Ты как, живой? Подменить не надо? Что случилось-то? Внутри ощущение жуткое было, но Кэп темнит, все в порядке, говорит.

– Да вот, волна здоровенная налетела откуда-то, – Петров кивнул в сторону моря. – С головой накрыла. Но яхта ничего, держится. А вот костюмчик мой не слишком герметичный оказался. Переодеться бы надо, промерзать начинаю.

– Без проблем. Куда держим?

– Пока вдоль берега. Потом надо будет уйти мористее, чтобы снова заходить со стороны Юрмалы, но намного ближе к берегу. Иначе опять не вытянем.

Передав румпель в крепкие Пашины руки, Петров спустился в кают-компанию.

Влад Решетилов лежал в гробу.

Прыгающий утренний свет из узкого иллюминатора падал на рыжую, тщательно ухоженную артистическую бородку с проседью, клином устремленную вверх, и, казалось, она живет какой-то своей, отдельной от лица жизнью. Потолок, поморскому подволок, над головой Решетилова сочился влагой. Время от времени она скатывалась в оцинкованный тазик, который, словно рыцарский щит, прикрывал грудь Влада. Гробом на яхте называлось спальное место над штурманским столиком, выполненное в виде ящика, из которого наружу торчали только голова и плечи.

Петров скинул штормовку, стянул мокрый свитер и крепко, до красноты, растер задубевшую кожу махровым полотенцем. Переодевшись, он вспомнил о своей общественной нагрузке, доставшейся ему как бывшему журналисту, и достал с полочки видеокамеру. Отснято было уже немало, но кадры, ясно понимал Петров, были большей частью постановочные, слишком лакированные, без изюминки. Вместо приключения на видео получалась простая морская увеселительная прогулка. Вот если бы можно было со стороны снять волну-убийцу, или как яхта падает в провалы волн! Или как Паша, пристегнувшись к носовому штагу, чтобы противостоять сбивающим с ног волнам, ставит штормовой стаксель! Или как при первой постановке паруса Младший сваливается за борт и Васек одной рукой выхватывает его обратно! Увы, в горячие минуты было не до камеры, а в штормовую погоду оптика быстро забрызгивалась водой или запотевала, и, за отсутствием гербовой, писать приходилось на простой.

В рассказе о яхте с поэтическим названием «Мечта» каждый был просто обязан поделиться своей сугубо персональной мечтой. Видеоряд должен был сделать эти высказывания контрастными и выпуклыми. В начале путешествия и в его конце. На практике, правда, пошло не так. А капитан и вовсе отказался позировать перед камерой.

– Начальник под документом подписывается последним, – весомо и немногословно заметил он. – Начни с молодых.

После первой постановки парусов главным хобби Младшего стало вылеживание на спине в носовой каюте или, если позволяла погода, на палубе. За этим занятием Петров его и застал.

– О чем мечтаю? – настороженно переспросил Младший. – А чего другие говорят? Правильней было бы со старших товарищей начинать.

– На военном совете первое слово всегда имеет младший офицер. Прошу, маэстро.

– Правда? Не знал. Ну, тогда… – лицо Младшего на миг озарилось светлой мыслью. – Хочу, чтобы в Риге началась всеобщая эпидемия кариеса! И пародонтоза.

– Это как? – опешил Петров.

– А просто. Чтобы бабок насшибать на приличный джип. Такой, как у Паши. А то у нас из четырех кабинетов два все время простаивают.

Заковыристей всех выразился Влад, выразив желание нарисовать закат, как у Куинджи.

– Погоди, – удивился Петров. – Ты же рисуешь абстракции.

Влад осторожно потрогал бородку и, убедившись, что она по-прежнему на месте, снисходительно посмотрел на собеседника.

– Мы, художники, видим мир по-своему, не так, как обычные люди. Куинджи бы меня понял.

Довольно предсказуемо высказался Паша.

– О чем еще можно мечтать на «Мечте»? Мы уже здесь – а это самое главное. И Петров был с ним полностью согласен.

Он нажал кнопку на запись и медленным круговым движением повел объектив по кают-компании. Над пустой Пашиной постелью в такт качке перемещалась страховочная веревка. Напротив, над капитаном, крепко зацепив рукой поручень, мирно посапывал Игорь. В сильную качку самое комфортное положение моряка – на спине лежа. Лежать и смотреть в потолок скучно, читать невозможно. В любой момент твое участие может срочно понадобиться в самых непредвиденных обстоятельствах. Поэтому моряки быстро привыкают отсыпаться впрок. Тем более что сон получается неполноценным, мышцы спины и рук постоянно в работе, не давая телу перекатываться по койке в такт качке. И экипаж «Мечты», судя по этому признаку, уже превратился в настоящих морских волков. Чтобы ничего не упустить, Петров приоткрыл дверь в каюту форпика, и на крохотном дисплее отразилась вжатая в левый борт фигура младшего из братьев. Одеяло на нем было сбито до пояса, а его плечи обнимала могучая рука Васька.

Петров осторожно прикрыл дверь, подумав, что эти кадры, наверное, лучше будет вырезать.

С основной частью команды Петрова познакомил Паша. Было это в Болдераи, на территории непрезентабельной марины с разбитым асфальтом и неухоженными эллингами. Остальные участники предполагаемого похода уже прибыли, и Петров сразу распознал пышную рыжеволосую шевелюру, обрамляющую кадаврообразный череп Влада Решетилова, известного организатора камерных концертов и художника-абстракциониста по совместительству. Одну из его картин Петров совсем недавно разглядывал, ожидая приема в стоматологической клинике братьев Елисеевых. По замыслу автора, зеленое, с красными и желтыми искорками пятно должно было отвлекать от зубной боли. Сами братья тоже были здесь. Старший, Игорь, невысокий, сухощавый, с глубокими залысинами, всегда чем-то озабоченный. И младший, абсолютно на него непохожий, Олег, высокий и рыхлый, с пухлыми нежно-розовыми щеками, почти не тронутыми еще бритвой, и навсегда приклеенной, как бывает у работников сферы обслуживания, улыбкой.

– А это, – представил ему Паша большого мосластого парня лет сорока, – Васек, известный ювелир. И вообще на все руки.

– Очень приятно. Я так и понял, – ответил Петров, разминая ладонь после стального пожатия ювелира.

Владелец яхты, седовласый и элегантный, как и полагается морскому капитану, в светлых брюках и фуражке с якорем на кокарде, встречал гостей на берегу. «Мечта» стояла в ряду других кормой к старому, давно требующему ремонта причалу, выделяясь среди стандартных пластиковых яхт-соседей старомодным дизайном и корпусом из лакированного, потемневшего от времени красного дерева.

– По трапу перебирайтесь аккуратней, по одному, – честно предупредил капитан. – Доски подгнившие, никак не заменю, могут не выдержать.

На столе в кают-компании, занимавшем почти всю ее площадь, стояли когда-то белые, но хорошо пожелтевшие от долгого употребления кружки для чая, в тарелке посередине возвышалась горка печенья. Сиденья заменяли койки нижнего яруса. Сидеть приходилось полусогнувшись, чтобы не втыкаться головой в верхний ярус. Капитан обвел руками помещение.

– Чем богаты, тем и рады. Поход я планирую дальний, недели две занять может, подойдет ли вам такое, приглядывайтесь сразу. Под столом у нас двигатель, но им пользуемся не часто, только на отходах-заходах. Здесь, в углу, кухня. Видите шкафчик с посудой и две газовые конфорки? Еще есть носовой кубрик, там разместиться могут двое. А всего семь мест. Эта дверь в гальюн, но при таком количестве народа им пользоваться не получится. У меня там паруса хранятся, да еще ваши вещи куда-то запихнуть надо будет.

– А как же тогда по нужде? – удивился младший из Елисеевых.

– На стоянке туалеты имеются на берегу. А на ходу – очко прямого действия.

– Это как?

– Показать, что ли? – капитан сверкнул золотой коронкой. – На носу вывешиваешься за борт на рострах и – впрямую к рыбам.

– Как на бидэ. Заодно и подмоет волной, – добавил умудренный опытом Паша.

– Понятно… А навигационное оборудование какое? – поинтересовался Петров. – Ну, локатор там, эхолот, лаг…

– Разбираешься, что ли? – капитан прищурил глаза. – Какое, к черту, оборудование на пенсию купишь. Вон рация старенькая к полке прикручена, миль на двадцать тянет. Карты, конечно. И магнитный компас наверху. Ничего, сорок лет уже по морю ходим, не заблудились до сих пор. Да и яхта еще крепкая. Подтекает слегка, но держит. С каждого участника хотелось бы получить по двести латов. Если вам по карману…

– По сто восемьдесят.

– Что?

– По сто восемьдесят, – твердо повторил Игорь Елисеев. – Без удобств все-таки.

– А… Ну, пусть будет по сто восемьдесят, раз такое дело. Так что вы решайте, а я пока выйду, покурю.

Капитан ступил на ступеньку трапа и повернулся к гостям.

– Да, вспомнил, из оборудования еще пеленгатор есть. Здесь, в ящике валяется.

Некоторое время гости сидели молча. Парни выглядели явно разочарованными.

– Погорячился я, – вздохнул Игорь. – Надо было сразу на сто пятьдесят опускать. Все равно ему деться некуда. Да и рискованно это все, кажется.

– Без риска даже улицу не перейти! Я с Васильичем на «Мечте» уже ходил в Вентспилс, все нормально было. – Паша осуждающе посмотрел на Игоря, и тот, вероятно вспомнив о не возвращенном до сих пор кредите, по которому он большей частью рассчитывался стоматологическими услугами для Паши, членов его семьи и его друзей, в орбиту которых входил и Петров, как-то стушевался.

– Пусть специалист выскажется, – сказал Влад.

Петров выпрямился и ударился головой о край верхней койки. После лечения зуба второй раз обращаться в елисеевскую клинику он зарекся, но это вовсе не означало, что нельзя прожить несколько дней в одной каюте с ее хозяевами. Особенно когда в твоем распоряжении оказывается настоящий пеленгатор.

– В общем, мужики, – сказал он тогда, поглаживая ушибленное место, – если хотите, чтобы у вас в жизни хоть раз было настоящее Приключение, с большой буквы, раздумывать нечего.

Приключение, похоже, разворачивалось во всю.

Напоследок Петров нацелил камеру на Влада.

Тоненькая струйка сорвалась точно на кончик носа художника. Влад вздрогнул, стер воду рукавом фуфайки и открыл глаза.

– Как там? Корпус выдержит? Дойдем?

Человек привыкает ко всему. С камерой Петрова видели постоянно и уже перестали обращать на нее внимание, как в сериале «Дом-2», на что он, собственно, и рассчитывал. Голос Влада звучал испуганно, и Петрову захотелось добавить драматизма.

– Гарантировать ничего не могу. Да тебе-то чего волноваться, ты и так в гробу. А вообще, – посуровев голосом, добавил он, – в море такие вопросы задавать нельзя. Плохая примета. Ты же художник, человек творческий, сам понимать должен. Чтобы не получилось, как вчера.

– Конечно, конечно, – торопливо согласился Влад, уворачиваясь от новой струйки воды. Чтобы подавить смех, Петров отвернулся. Яхту качнуло очередной раз, и на центр каюты выкатились, а скорее, выплыли на гуляющей по пайолам воде его раздолбанные кроссовки. Окончательно порвались они еще два дня назад, но для невзыскательного перемещения по яхте подходили намного лучше, чем шлепанцы. Подумав, что теперь самое время от них избавиться, Петров убрал камеру, подхватил обувь одной рукой и шагнул на трап.

– Эй! – остановил его Влад. – А кроссовки зачем берешь?

– Ну… Понимаешь, плохую примету перебить можно только другой, хорошей. Говорят, если Нептун не пускает в порт, надо ему отдать любимые ботинки. Вот так.

Петров приоткрыл люк, швырнул кроссовки за борт и выбрался наружу сам.

Паша, увидав Петрова, замахал рукой.

– Давай скорей сюда! Смотри, тут к нам пилит кто-то! Может, помочь хотят?

С левого борта к яхте на огромной скорости несся торпедный катер. Подойдя метров на двадцать, катер затормозил, на его палубу вышел моряк в штормовке и с мегафоном в руках. За кормой катера развевался американский военно-морской флаг.

– Надо же! – удивился Паша. – Америкосам-то чего здесь надо?

Над водой, едва пробиваясь сквозь свист ветра, разнеслась английская речь, в которой Петров с трудом разобрал слова о том, что им следует немедленно покинуть зону военно-морских учений. «Бойся в море рыбака и вояку-дурака» – гласит известная морская поговорка.

– Помощь пока не предлагает, – ответил Петров. – Погоди, я с ним поговорю.

Он спустился обратно в кают-компанию к штурманскому столику, включил рацию и попытался вызвать катер на международном шестнадцатом канале. Наушники ответили мрачным шипением и треском. Такой же треск стоял на канале Рижского порта. Вариантов было два – либо рация вышла из строя, либо военные на период учений включили подавление радиообмена. Мегафона на яхте не было. Петров вновь выбрался на палубу. Катер держался на прежнем месте.

– Hi! – попробовал крикнуть Петров, но сразу понял, что его голос вряд ли бы услыхали сейчас даже в носовой части «Мечты», если предположить, что кто-то мог бы оказаться там в такую погоду. И он повернулся к Паше, перехватывая у него румпель.

– Не работает рация. У тебя глотка мощней, попробуй ты объяснить этому мудиле, что мегафона нет, движок не вытягивает, да и вообще яхта протекает и все у нас хреново, и нам, может быть, не помешала бы их «help».

– Не проблема, – согласился Паша, вставая на ноги и набирая в легкие побольше воздуха.

– How do you do? Янки! Go home! – неожиданным фальцетом закричал он. Выждав немного, Паша с сожалением повернулся к Петрову. – Не слышит, гад. Наверное, слух плохой. Ничего, я по-другому попробую.

Правой рукой Паша держался за рейлинг у входного люка, а левой оживленно жестикулировал. В завершение он отвел руку в сторону, сжал ладонь в кулак и оттопырил большой палец, указывая куда-то вниз.

Некоторое время моряк вглядывался в Пашины жесты, потом повернулся, подошел к зенитной установке и завозился с рычагами управления.

– Ну как? – спросил Паша у Петрова.

– Отлично. Лучше тебя с этим не справился бы никто. Вот я только не понял, зачем ты показал ему «Fuck you!»

– Разве? – удивился Паша. – Я же объяснял, что ветер слишком сильный. Да и… Чего они, сволочи, Белград бомбили!

А Ирак! Учения у них тут, видите ли! Нашли, где пушками размахивать!

Моряк на торпедном катере покрутил ручки, и дуло развернулось в сторону яхты.

Петров замер. Когда-то, еще до падения Берлинской стены, летним солнечным днем он гулял по Западному Берлину. Выйдя к покатому берегу Шпрее недалеко от Рейхстага, Петров обратил внимание на красивую пару, устроившую маленький пикничок. Светловолосая фрау достала из плетеной корзинки салфетку, разложила нарезанный сыр, а ее спутник разлил по пластиковым стаканчикам вино. По противоположному берегу проходила граница ГДР. Среди бетонных заборов и рядов колючей проволоки стояли танки, напротив возвышалась вышка с вооруженным ручным пулеметом часовым. Пара подняла бокалы. Часовой смотрел на них. Парень отсалютовал ему стаканчиком. Часовой навел на них дуло пулемета. Парень с девушкой замерли. Несколько секунд спустя они встали и, не допив вино, поспешно зашагали прочь.

Уйти с «Мечты» было некуда.

Петров передал Паше румпель, поднялся и сделал несколько успокаивающих жестов, напоминающих замедленные балетные па. Американец отошел от зенитки и потряс руками, имитируя отдачу при стрельбе. Потом вновь поднес мегафон к губам, выдал еще одну гневную тираду и скрылся в надстройке. Катер взревел и, мгновенно набирая скорость, исчез из виду.

– А сейчас он чего сказал? – спросил Паша.

– Удачи пожелал. И еще сказал, что если мы к едреной фене отсюда сейчас же не уберемся, то из нас получится отличная мишень для стрельбы по движущейся цели.

– Ну, сволота! Ну ничего, русские не сдаются. Мы бы ему…

– На абордаж бы взяли? Трави шкот, поворачивать будем.

«Мечта» отвернула от берега в глубь залива. Ветер зашел в корму, качка усилилась. Люк приоткрылся, и в нем возникла голова Влада.

– Ну как там? – прокричал он.

– Сражаемся! – ответил Паша.

Волна догнала яхту и перекатилась через транец, оставив под ногами кипящую массу воды. Голова Влада исчезла, потом показалась вновь. На этот раз он высунулся по пояс. В правой руке он сжимал новенькие, несколько дней назад купленные в Стокгольме кроссовки. Стой, хотел сказать Петров, но Влад уже взмахнул рукой, и кроссовки полетели за борт.

Через минуту в люк выглянул Младший, и в воду унеслись кожаные туфли. Вовчик выкинул стоптанные сапоги. Игорь расстался со старыми шлепанцами. Петров с замиранием сердца ожидал появления Кашицы.

Яхта набрала скорость и пошла ровнее.

– А я и не знал, что такая примета есть, – сказал Паша. – Погоди тут один, я сейчас тоже что-нибудь найду.

Три часа спустя, сделав круг, яхта вновь неслась к приемному бую со стороны Юрмалы, но на этот раз намного ближе к берегу. Румпель вырывался из рук, мышцы сводило от напряжения, и Петров с Пашей менялись каждые полчаса. Петров напряженно вглядывался в воду, пытаясь угадать возможные мели. Ветер не утихал, но волны под берегом были спокойней. Кашица ожидал сигнала у приоткрытого люка. Конечно, движок можно было запустить и раньше, но дизельного топлива на яхте оставалось в обрез. Входные створы быстро сближались.

– Включай! – заорал Петров, поворачивая руль. Парус забило, заполоскало набегающим ветром, но Паша уже стягивал полотнище зарифленного паруса вниз, а Васек мощными рывками придавливал освобождающиеся шкаторины к гику. Над яхтой взметнулось облачко дыма, движок застучал на полную мощь. Створные знаки сошлись в одну, ведущую по судовому фарватеру линию. Паша кинулся убирать стаксель. Кашица перебрался к Петрову в кокпит.

– Надо вытянуть, – сказал он. – Помпа полетела, хоть ведрами воду черпай. Но если в такую качку пайолы поднимать…

– Вытянем!

Яхта скрипела и стонала, но входные ворота с каждым мигом становились ближе и ближе. Паша убрал парус. Один за другим наружу выбирались остальные члены команды. И потом случилось чудо. Яхта вошла в ворота, и мгновенно наступила тишина. На гигантских глыбах волнолома сидели рыбаки с удочками. Над головой палило солнце. По мирной глади реки скользили яхты и небольшие катера. Даже ветер, казалось, почти исчез, и его хватает лишь на то, чтобы достойно и устойчиво держать развернутым на кормовом флагштоке государственный флаг.

– Слава богу, добрались. – Олег Васильевич скинул штормовку, надел светлые брюки и капитанскую фуражку и даже морщины на его лице, казалось, внезапно разгладились. – Ну что, парни, до Болдераи близко, давайте на палубе быстренько приборку организуем, чтобы войти достойно.

Петров спустился в каюту, чтобы тоже переодеться, и вспомнил о своей незавершенной видеомиссии. По завершении похода он собирался повторно опросить каждого члена команды об их мечте, но прекрасно понимал, что теперь, когда издалека уже проглядывали причалы Болдерайской марины с встречающими на берегу, парням будет не до интервью. Да и выскажутся они, наверное, слишком одинаковым образом. Уже завтра их, как и его самого, ожидал привычный круговорот повседневных дел, зависящих уже не столько от его мастерства, знаний и крепости рук, а от множества других людей, конкурентов и партнеров, от их настроений, характеров, совпадений и накладок, стечений обстоятельств и капризов, от всего того, что почему-то принято называть деловой жизнью. И главное ощущение, которое он сейчас испытывал, было сожаление, что все уже кончилось.

Когда Петров вновь выбрался на палубу с камерой в руках, народ толпился на корме, разглядывая флаг. Что-то происходило, и он поспешно включил камеру на запись.

– Не может такого быть! – голос капитана громыхал праведным гневом. – Я только вчера повесил новенький флаг. Самый лучший, из крепкого материала. Да и не могло такого от ветра произойти, сами посмотрите!

Кэп развернул флаг полотнищем на обозрение остальным. В центре его зияла ровная, словно специально вырезанная дыра диаметром сантиметров в семь.

– Да все понятно, Васильич, – успокоил отставного полковника Паша. – Это тот америкос из зенитки саданул, больше некому. Точно он. Мы же видели, как он целился, гад.

– Что?! – лицо Кэпа начало наливаться краской, и Петрову захотелось разрядить обстановку.

– Олег Васильич, – спросил он, поднимая камеру, – скажи, пожалуйста, о чем ты сейчас больше всего мечтаешь?

– О чем? Да чтобы у америкосов этих гребаных!..