Несколько дней спустя в Блэкфилд наконец-то пришла зима. Голые ветви деревьев оделись в белый снег, точно в перчатку, и теперь простирались под бледно-серым небом и переплетались вокруг стеклянных берегов озера — словно застывшая балетная сцена, без движения и песни, — погрузившись в сон до весны. А тогда растает лед, и стечет с них струйками, и контуры их заблестят от напряжения — легко ли продержаться в одном и том же положении весь сезон!

А вот деревенские жители в спячку впадать не собирались. Напротив, зимние месяцы были едва ли не самым хлопотливым временем в году. После ярмарки начались званые ужины, праздничные церковные службы, зимние распродажи и кружки квилтинга, не говоря уже о главном событии: о Блэкфилдском рождественском бале.

На самом деле это был не столько бал, сколько местная танцевальная вечеринка, но поскольку проводилась она в доме Корнелии Риз, иначе, как балом, ее не называли и упоминали о ней не иначе как с благоговейным почтением, во всяком случае, в присутствии миссис Риз. Ризам принадлежал самый большой дом во всей деревне, и хотя размерами он лишь самую малость превосходил Эвертон, миссис Риз с пеной у рта утверждала, что праздник такого размаха можно проводить только в нем — ведь он вместит всех обитателей Блэкфилда. Эта женщина просто обожала проявлять сострадание к отбросам общества, к простонародью — к бедолагам, которым в жизни не так повезло, как ей, чтобы и они изведали толику счастья в своей безотрадной, унылой жизни, хотя бы на один вечер. Несмотря на это обстоятельство, а возможно, и благодаря ему жители Блэкфилда охотно собирались в усадьбе Ризов под названием Аркхэм-Холл и громко обсуждали между собой, как с прошлого года поблекло и обветшало внутреннее убранство, при этом в изобилии набивая рты и сумы угощением. Поселяне не возражали подыграть Корнелии, чтобы воспользоваться ее щедростью. В конце концов, праздник — всегда праздник.

В тот день я загнала Джеймса в угол после уроков и перебросила его через плечо. Мальчуган хохотал и брыкался — он просто обожал шумную возню! — но возможности устроить сцену, конечно же, не упустил:

— Помогите! Убивают!

Шутка прозвучала крайне неуместно, учитывая, что произошло с няней Прам. По счастью, Пол, уже достаточно взрослый, чтобы прочувствовать такие вещи, на выходе из классной комнаты отвесил братцу смачный подзатыльник.

Джеймс, как многие маленькие мальчики сходного темперамента, ванну не слишком жаловал. Вокруг столько грязевых луж — возись не хочу! Столько лягушек, что всех и не переловишь! Столько отличных деревьев для лазания! — еще не хватало тратить время на такую рутинную повинность, как мытье! Однако, едва оказавшись в горячей воде и перестав отбиваться руками и ногами, он почувствовал себя как дома — мокрый, в чем мать родила, — и воображал себя рыбой, выскальзывая у меня из рук, пока я пыталась его намылить.

Покончив с купанием, я потащила своего подопечного обратно в детскую, помня, что, пока мы не выйдем из дома, нельзя ни на секунду спускать с него глаз. Пол уже почти оделся и теперь тщательно расчесывал темные кудри. Я порадовалась, что Лили не может его видеть. Мы оглянуться не успеем, как он превратится в молодого человека, которому больше не нужны услуги ни гувернантки, ни няни. Я поручила Джеймса заботам брата и пошла собираться сама, пригрозив Полу страшными индийскими проклятиями, если он только попытается свести на нет все мои усилия привести малыша в приличный вид.

Я села перед зеркалом, распустила волосы, обычно стянутые в узел на затылке, расчесала их щеткой и вновь заколола крохотными шпильками с драгоценными камнями, что перешли ко мне от матери. Тем вечером она в моем отражении не просматривалась. Я рассталась со строгим нарядом гувернантки и надела вечернее платье цвета глубокой ночи: корсет его был расшит серебряным бисером — точно россыпь звезд в темном небе.

Незадолго до наступления сумерек мы с детьми дожидались мистера Дэрроу в прихожей Эвертона. Понять, в каком он расположении духа, возможным не представлялось — он упорно не встречался со мной взглядом, но оделся более-менее сообразно торжественному случаю. Его золотые волосы, гладко зачесанные назад, не скрывали выразительных синих глаз. Он был в темном костюме с кремовой рубашкой и темно-синим галстуком, что случайно совпал по цвету с моим платьем. Сомневаюсь, что мистер Дэрроу заметил эту тонкость, а мне упоминать о ней не пристало. Я всего лишь гувернантка.

Миссис Малбус и Дженни уже ушли помочь с подготовкой вечерних увеселений. Прочие слуги покидали дом целыми группами, надев теплые пальто поверх своих самых парадных платьев и костюмов. Даже миссис Норман выглядела не так мрачно, как всегда: она щеголяла в шляпе с пером, благодаря которой слегка смахивала на павлина. Ее сопровождал старый Фредерик: одну руку он галантно предложил миссис Норман, а другой спрятал под куртку небольшую серебряную фляжку.

Роланд подал ко входу крытый экипаж и подсадил нас внутрь. Мальчишки тотчас же уселись рядышком по одну сторону, так что мы с мистером Дэрроу были вынуждены неловко устроиться бок о бок — по другую. По счастью, путь предстоял недолгий и очень скоро мы уже свернули на скромную подъездную аллею Аркхэм-Холла.

Дом, возможно, лишь самую малость превосходил Эвертон размерами, зато лучше поддерживался и украшен был куда наряднее. Корнелия Риз по сей день регулярно каталась в город в соответствии с календарем своей светской жизни и неизменно возвращалась с небольшим табором антикваров и художников, дабы облагородить внешний вид очередной комнаты, что пала в глазах хозяйки.

Наш экипаж обогнул мраморный фонтан, изображающий древнеримскую архаику. Отвратительная была конструкция — потоки воды изливались из глазниц и ран павших воинов, — но для дома Корнелии Риз замечательно подходила. Один из лакеев помог мне выйти, и, крепко держа Джеймса за руку, я вошла в холл.

Веселье уже мало-помалу выплескивалось за пределы бальной залы: раскрасневшиеся гости с бокалами вина в руках заполонили коридоры, повсюду разносились повышено громкие голоса. Собравшиеся смачно хлопали друг друга по спине, раскатисто хохотали, прикрыв ладонью рот, когда одна компания подпускала шпильку-другую в адрес другой. Иные джентльмены делали сомнительные авансы, что жены позабудут не скоро. В толпе взрослых шныряло множество детей; Джеймс тут же нашел себе приятеля для игр — отличный повод сбежать из-под моего надзора! Мальчуган скрылся за чужими спинами — напоследок обернувшись и проказливо ухмыльнувшись. Я поняла: вечер мне предстоит не из легких.

Бальная зала была длинной и узкой, с высоким потолком и променуаром вдоль всего второго этажа, что давало возможность тем, кто не склонен вставать в танец, полюбоваться на танцующих. Я глядела на толпу — и меня захлестывало ощущение безнадежности. Поселянам было так хорошо и весело вместе. Я же с ужасом думала о том, как эту идиллию разрушит что-нибудь ужасное. Если я не смогу остановить мистера Уотли — кто окажется следующим на очереди?

Я отыскала мистера Скотта: тот не пощадил сил, чтобы пригладить волосы ради торжественного случая, но они все равно клочковато топорщились над головой.

— Надеюсь, вы решили все свои проблемы с духами? — спросил он. Голос его едва пробивался сквозь громкую музыку: прямо под нами играл небольшой оркестр.

— Увы, нет.

— Значит, Джеймс по-прежнему задает много вопросов?

— Да просто всех извел своим любопытством!

Священник понимающе кивнул.

— Вспоминаю себя в его возрасте. Меня тоже всегда занимали такие материи, что, собственно, и подтолкнуло меня к служению Господу. — Он улыбнулся, восхитившись собственным благочестием, но тут же устыдился своей гордыни. И продолжил: — Я много размышлял на эту тему и пришел к заключению, что духи недобрых намерений питать не могут.

— Вы так считаете?

— Это не в их природе! Духи могут проявлять жестокость, но только того ради, чтобы привнести в мир какие-либо перемены во имя Господа.

— Вы в том убеждены?

— Дорогая моя, я ни в чем не убежден. Я просто верю. Но это все лишь гипотетические умствования, не правда ли?

Я поблагодарила священника за совет и, осторожно пробираясь сквозь толпу, спустилась на первый этаж: я заприметила сверху Сюзанну с Лайонелом. Они танцевали вместе, счастливые, сияющие; невзирая на быстрый темп музыки, они неотрывно глядели друг другу в глаза — и кружились, и кружились, самозабвенно хохоча. Но вот музыка стихла — и Сюзанна поймала мой взгляд. Выглядела она заметно поздоровевшей в сравнении с прошлым разом. Затравленное выражение в глазах исчезло, все ее существо дышало блаженным покоем. Лайонел отлучился принести жене бокал, Сюзанна приветственно поцеловала меня в щеку. На шее у нее висел прозрачный зеленый янтарный диск; молодая женщина задумчиво повертела его в руках.

— Он идет к вашим волосам, — похвалила я.

— Очень идет! — Сюзанна пропустила сквозь пальцы ярко-рыжие пряди. — Где вы его нашли?

— Это древний индийский талисман, он ограждает от злых духов, — солгала я.

— Уж и не знаю как, но он работает! С тех пор как вы мне его дали, ничего больше не происходит.

Я задумалась было, а что происходит в Упокоении между Корнелиусом и Уотли, но тут же себя одернула. Сегодня праздник, и Сумеречью на нем не место. Впервые за много недель я почувствовала облегчение и даже некоторое злорадство. Пусть я еще не до конца разгадала замыслы мистера Уотли, по крайней мере один из них мне удалось сорвать. Хотя если моя подруга в безопасности, значит, под угрозой оказывается вся деревня. Именно поэтому мальчишка с замочными скважинами вместо глаз по-прежнему сидел прикованным к ножке моей кровати. Возможность подслушать обрывки тайных переговоров стоила того, чтобы потерпеть лязг и скрежет цепи в ночи, пока мой пленник тщетно пытался вырваться из-под моей власти. По счастью, мальчики явно не вызывали у него интереса; он предпочитал собирать секреты взрослых.

Роланд тронул Сюзанну за плечо и откашлялся.

— Прошу прощения, мэм, могу ли я пригласить вас на этот танец?

Сегодня он сменил пропыленную рабочую одежду на коричневый твидовый костюм, хотя волосы его по-прежнему топорщились спутанной копной: забавно, учитывая, что в Эвертон-то его наняли придавать запущенным зарослям ухоженный вид.

Сюзанна подала ему руку.

— Роланд, я готова танцевать с вами всю ночь, если попросите! — заверила она юношу, спасшего ей жизнь. И они закружились по зале.

Вернулся ее муж с напитками и, ревниво нахмурившись, проводил пару взглядом. Я подошла было составить ему компанию, но меня отвлек невесть откуда взявшийся владелец Эвертона.

— Миссис Маркхэм.

— Мистер Дэрроу.

На том наш разговор, казалось бы, и закончился, но тут снова заиграла музыка, и мистер Дэрроу, смущаясь, предложил мне руку.

— Вы со мной не потанцуете?

— Вы уверены, что это разумно? Пойдут разговоры.

— И пусть себе.

— Какая перемена взглядов!

— Жизнь слишком коротка, чтобы вечно тревожиться о том, кто и что подумает, тем более если можно потанцевать. Пойдем?

Я приняла его руку, и мы влились в круговерть танцующих. Музыка играла быстрая, мы чаще переходили от одного партнера к другому, нежели танцевали друг с другом. Но вот, к нашему облегчению, мелодия замедлилась, и все вернулись к своим первоначальным парам. Генри взял мои руки в свои и поглядел на меня — возможно, он впервые действительно видел меня с момента того вечера в кухне. Он смотрел мне в душу, мы кружились и вертелись в такт музыке, и подол моего платья задевал его ноги. Мы не то чтобы льнули друг к другу совсем близко, но наши сплетенные руки передавали через пустоту между нами незримые волны, что затемняли остальную залу и преображали мотив в нечто созданное для нас одних. Как мне не хотелось, чтобы это чудо заканчивалось! И долгое время казалось, что оно не закончится никогда. Мы танцевали и танцевали, и вот я уже не чувствовала под собою ног, только его прикосновения — и глухой, всеподавляющий стук сердца в груди.

Музыка смолкла — но мы не отстранились друг от друга. Держась за руки, мы пробрались сквозь толпу, мимо приятно шокированной Корнелии Риз — теперь ей будет о чем посудачить с друзьями и конфидантами, историй хватит на целый месяц, никак не меньше! — мимо миссис Норман в ее шляпке с павлиньим пером (ее сурово поджатые губы чуть изогнулись в одобрительной улыбке) — и вышли в заснеженный сад Аркхэм-Холла. Под черным пустым небом, за припорошенной инеем изгородью Генри прижал меня к груди и поцеловал — страстным, долгим поцелуем, в котором не ощущалось ни сдержанности, ни тревоги. Наши губы двигались в унисон, все страхи позабылись, растаяли в воздухе, а на смену им соткалось что-то новое — чистое, сильное и радостное, исполненное обещания и надежды. Я самозабвенно упивалась этим мгновением — и тут в морозном воздухе раздался пронзительный безумный крик.

Кричала женщина, и я сразу поняла, кто это. Я отпрянула от Генри и побежала через сад, следуя за эхом, что отражалось от каменных статуй и пустых птичьих фонтанов, — за тенью звука, застывшего во льду. Я мчалась во весь дух, подобрав юбку; ветер обжигал мне кожу. Я обогнула садовую решетку, оплетенную иссохшими вьюнами, и обнаружила Сюзанну: та распростерлась на холодной земле, закрыв лицо руками, а над нею, отделяясь от тьмы, расползалась, раскручивалась тень: она обретала форму и плотность, становилась осязаемой, влажной, блестящей; ее поверхность застывала на морозе и шла трещинами. Это существо щупальцем обвило Сюзанну за шею и подняло ее в воздух: ноги ее скребли по земле, ища и не находя опоры.

Но едва тварь прикоснулась к молодой женщине, как маленький прозрачный янтарный диск на ее шее зажегся внутренним светом. В воздухе запульсировало тусклое зеленое сияние и окутало Сюзанну, испепеляя плоть пришельца из тьмы. От потрясения и боли тот выпустил жертву.

Сей же миг передо мною замаячили все те, кого я потеряла, и боль моя сгустилась в гнев, в ненависть — и претворилась в действие: я накинулась на чудовище, застав его врасплох, я лягалась, кусалась, царапала его ногтями — пока тварь не хлестнула меня по лицу темным, нераспознаваемым отростком. Я рухнула наземь, кошмарное существо нависло надо мной, загораживая те последние отблески света, что еще просачивались из-за мерцающих облаков, вонь сводила с ума — смесь аммиака и серы в равных пропорциях. Я не боялась смерти: я знала, что мои родные и близкие ждут меня. Тварь поползла ко мне, но тут грянул выстрел, и я почувствовала на лице влажные брызги. Существо дрогнуло, заколыхалось, словно бы уходя в себя, помешкало, заслышав неизбежное хлопанье дверей и перекличку голосов от дома, сжалось до человеческих очертаний и бежало в глубину замерзшего сада.

Я провела рукой по лицу, не вполне понимая, этот влажный след — моя собственная кровь или нечто доставшееся от твари, что на меня напала. Сюзанна сидела, обхватив колени, в позе эмбриона, и раскачивалась взад-вперед. Генри стоял рядом; пистолет в его руке еще дымился.

Генри помог мне подняться на ноги.

— Вы в порядке?

— Да, со мной все хорошо. — Это не был человек в черном, хотелось мне сказать, это что-то совершенно иное. Этой части игры мистера Уотли я по-прежнему не понимала — и не на шутку тревожилась.

Встав с земли, я так и не выпустила руки Генри. Мы подошли к пострадавшей: с блуждающим взглядом она тихо бормотала себе под нос:

— Держи их закрытыми. Не открывай. Откроешь — и все вырвется, все распадется во тьме…

Я опустилась на колени рядом с подругой и поцеловала ее в лоб.

— Кто это был, Сюзанна? Кто на тебя напал?

— Волк в овечьей шкуре. Чудище из-под кровати.

Генри покачал головой и положил руку мне на плечо.

— Мы сходим за доктором Барберри.

— Сперва нужно отыскать Лайонела.

— Конечно.

Людские голоса звучали все громче. Я указала на пистолет в руке у Генри.

— У вас было оружие.

— Было и есть.

— Но зачем?

— На воле рыщет опасный маньяк.

— Вы правда думаете, что это человек?

Генри поглядел на меня как-то странно, но расспросить подробнее не успел: нас уже обступили прочие гости. Хватаясь за воротники пиджаков и платьев, они в ужасе взирали на жуткую сцену в саду: втроем мы стояли над замерзшей лужей черной крови.

Позвали Лайонела, и он увел жену домой, но лишь после того, как доктор осмотрел ее с видом весьма мрачным. И не преминул отметить, что существуют такие особые места для людей, перенесших серьезную травму, благоустроенные, замечательные места, где больные быстро идут на поправку, но бармен и слышать не желал ни о чем подобном.

Мы с Генри забрали детей и поехали в Эвертон. Всю дорогу мы молчали, погруженные в размышления. По прибытии в усадьбу я отвела моих подопечных прямиком в детскую. Поднимаясь вверх по лестнице, я ощущала на себе неотрывный взгляд Генри, но не смогла заставить себя остановиться и обернуться.

Когда я вернулась к себе, мальчишка с замочными скважинами вместо глаз съежился в углу, поджав к груди колени, и ткнул сломанным грязным ногтем в сторону моей постели. На подушке лежал пергаментный конверт с синей восковой печатью. Я вскрыла его перочинным ножиком и прочла:

Я перечитала приглашение с дюжину раз от начала и до конца. Отложила его на прикроватную тумбочку и переоделась в ночнушку. Кто-то принес письмо ко мне в комнату, кто-то из Дома-Сумеречья. Это не просто признание, это открытое объявление войны. Хотя для доказательства связи между Уотли и Эвертоном этого конверта недостаточно, нашей игры тем самым не завершить.

Я билась над новой загадкой до глубокой ночи. Когда же сон наконец пришел, мне привиделось, будто я танцую с мистером Уотли на краю пропасти. Мы кружимся и вращаемся, и никто из нас не уверен, кому первому суждено сорваться с края.