– Когда я впервые заподозрил честность и порядочность Скотчера, точнее, отсутствие таковых? – повторил Майкл Гатеркол.

Наш разговор состоялся на следующий день. Мы покинули Лиллиоук и добрались аж до отеля «О’Донован», в Клонакилти. До чего же приятно было сидеть и пить чай там, где на нас не могла напасть оскорбленная Клаудия или нервозная Дорро! В гостиной отеля «О’Донован» пахло сыростью, а мебели в нее напихали столько, что повернуться было негде. Шторы давно утратили первоначальный цвет, зато чай и пирожки были просто изумительны, да и я, честно говоря, готов был устроить свое седалище хоть на деревянном ящике в сарае, лишь бы провести пару часов среди людей, которые не насмехались и не издевались друг над другом поминутно. Судя по всему, Гатеркол разделял мои чувства: вокруг нас точно поднялся какой-то мрачный, тяжелый занавес, дав нам дышать свободно. Здесь, в этой затрапезной гостинице, он даже держался увереннее, чем всегда.

– Прекрасно помню самый момент, когда это случилось, – продолжал он. – Хотя долгое время я не отдавал себе в этом отчета. Зато теперь отдаю. Скотчер сказал кое-что об одной из книг леди Плейфорд – мы с ним ждали, когда она нас примет, – и все перепутал. Он спросил меня: «В какой книге крадут скаковую лошадь? Я все время забываю ее название». Мне это уже тогда показалось странным, ведь всего пару минут назад он заявил, что знает все книги леди Плейфорд буквально наизусть, и я ответил ему, что я тоже, а кроме того, в серии о Шримп нет романа, в котором речь шла бы о похищении лошади, и он не мог не понимать, что я это знаю. И лишь много времени спустя я догадался, что он тогда затеял. Он знал, что я сочту его оговорку ошибкой, пусть и странной. Ни один цивилизованный человек не набросится на того, кого он видит впервые, со словами: «Это ложь. Вы лжете». И сначала я действительно решил, что он просто ошибся.

– И вы его поправили?

– Да, попытался. Я рассказал ему, что единственная книга о Шримп, в которой вообще фигурирует лошадь, это «Шримп Седдон и путешествие вокруг света». Там есть один тип, сэр Сесил Деверо, кораблестроитель, а у него есть лошадь по кличке Сапфир, и Шримп разгадывает загадку, когда понимает, что мистер Бранкатизано, итальянец, неверно произносит это слово: не сапфир, а сапферо, отчего оно становится похожим на «Сферу», название судостроительной компании сэра Деверо, и из-за него начинается большая путаница и много мелких неприятностей.

– А знаете, мне кажется, что именно эту книгу о Шримп я читал, – сказал я ему.

– Она одна из лучших.

– Там еще есть один мерзкий тип по фамилии Хиггинс, который под конец падает в море и там пропадает, да?

– Совершенно верно! – Гатеркол улыбнулся. – Вот видите, вы уже знаете о книгах леди Плейфорд больше, чем знал Скотчер тогда. Теперь-то я понимаю, что этот дурацкий вопрос о лошади он задал мне именно затем, чтобы вызвать меня на разговор. Я его поправил, завязалась беседа, и я рассказал столько, что он смог выдать себя за лучшего в мире знатока похождений Шримп Седдон. А знаете, как он отреагировал, когда я объяснил ему все и про Сапфир, и про Сферу, и про лорда Деверо? «Ах да – конечно». Вот тогда-то мысль о том, что он не столько странный малый с дырявой памятью, сколько мошенник, и забрезжила у меня впервые. Но лишь едва забрезжила, поймите. Ведь честный человек в таком случае говорит что? «О господи, я совсем все перепутал. И как это я мог забыть?» В то время как брошенное Скотчером «конечно» предполагало, что он знает все сам, только слегка забыл. Как бы не так! Всякий, кто действительно читал «Вокруг света», ни за что не переврал бы сюжет таким странным способом.

Похоже, что Гатеркол собирался говорить еще, и я ждал. Молоденькая официантка подошла и спросила, не хотим ли мы еще чаю, и я сказал, что хотим.

– Но было уже поздно. Я пересказал Скотчеру достаточно книг леди Плейфорд да еще прибавил к пересказам кое-какие свои идеи по поводу ее творчества. И когда настало время мне идти к ней на собеседование, она почти не задавала мне вопросов. Я только сидел и слушал, как она восхищается Скотчером – какой он умный, да какой восприимчивый, да как это проницательно с его стороны подметить и то, и это и в композиции, и в тематике ее романов, и так далее. Нет нужды говорить, что в ее словах я узнавал свои теории, высказанные мною Скотчеру чуть более часа тому назад. Кстати – я не сказал? С ним она говорила целый час, со мною – всего минут двадцать.

– Но… разве вы не рассказали леди Плейфорд обо всем, что произошло у дверей ее кабинета? – спросил я.

– Нет. Я не большой любитель выставлять других в невыгодном свете – но с тех пор я не раз упрекал себя за это; ведь, смолчав, я не защитил леди Плейфорд от этого мошенника, Скотчера. Правда, я сомневаюсь, что она бы тогда меня послушала.

– Точно не послушала бы, – заверил я его.

– Одним словом, после того короткого интервью меня отослали прочь, а Скотчер получил работу. И вдруг четыре года спустя – нет, почти пять – леди Плейфорд снова вызывает меня сюда и говорит: «Я не дала вам шанса, Майкл. Теперь я это вижу. Поэтому я хочу, чтобы вы стали моим юристом и впредь занимались только моими делами – так я намерена загладить допущенную несправедливость!» Разумеется, я был в восторге. Хотя она и так уже устроила меня в контору к Орвиллу Рольфу, сразу после того, как я не стал ее секретарем.

– Да, она мне говорила.

– Я ей всем обязан. – Гатеркол нахмурился. – Просто всем. А еще она сказала в тот день, что, хотя я для нее просто юрист, не более того, однако все свои писательские идеи она отныне и всегда будет обсуждать только со мной – со мной, и больше ни с кем. Это подчеркнутое «больше ни с кем» даже навело меня на мысль, уж не имеет ли она в виду Скотчера. И вот… много лет спустя моя догадка подтвердилась. «Ты для меня номер первый» – вот что она имела тогда в виду. По крайней мере, я так считаю. Скотчер продолжал оставаться ее секретарем, но когда ей нужен был совет о книге, она обращалась только ко мне. Всегда.

Я кивнул, понимая, как это важно для Гатеркола.

– А еще в тот день она рассказала мне о болезни Скотчера – правда, очень необычным образом. Видите ли, она не сказала: «Он умирает», а «Джозеф говорит, что он умирает».

– Видимо, так она хотела дать вам понять, что не верит ему и сомневается в его словах.

– Да, и, к стыду своему, должен сказать, я не сдержался, – продолжал Гатеркол. – Вы сочтете меня мелочным, но я был абсолютно уверен, что и за пять лет на посту секретаря леди Плейфорд Скотчер по-прежнему не прочел ни одной ее книги. Он легко мог наверстать пробелы в знаниях, получив это место, но даже не подумал сделать это. Предпочел и дальше дурачить всех. Полагаю, он просто упивался своей нечестностью, хотя, конечно, никаких доказательств этого у меня нет, только ощущение. Помните, в тот вечер, за обедом, он так небрежно выдал разгадку «Дамы в костюме» Пуаро, который ее не читал?

– Разумеется, помню, – ответил я. – Как тут забудешь?

– Уже одно это показывает, до какой степени Скотчеру были безразличны книги леди Плейфорд! И вообще, тот, кому действительно нравятся детективы, ни за что не станет вот так с наскоку открывать разгадку, чтобы не портить другим удовольствие от чтения. А как вам понравился его совет Пуаро читать книги леди Плейфорд вразброс, а не в хронологическом порядке, потому что это, видите ли, приближает их к реальной жизни? Опять же у меня нет доказательств, но Джозеф постоянно поражал всех какими-то идеями насчет романов леди Плейфорд, которые никак не могли принадлежать ему самому. Я сильно подозреваю, что он заимствовал их из писем, которые потом уничтожал.

– Писем к леди Плейфорд? – переспросил я.

– Ну да – как ее секретарь, Джозеф обязан был регулярно просматривать всю ее корреспонденцию. И письма, которые она получала от читателей, попадали сначала к нему и только потом к ней. Издатели пересылали их сюда мешками. А Джозеф просто купался в этом море – пока его притворная болезнь не зашла слишком далеко и его не заменила Софи. Моя неблагородная догадка состоит в том, что письма, в которых выражались наиболее неортодоксальные взгляды на Шримп и ее похождения, он припрятывал, вызубривал наизусть, а оригиналы сжигал. Помню, как-то раз я вошел в гостиную и застал его у камина – он сидел и бросал в огонь какие-то бумаги. Увидев меня, вздрогнул, а потом забормотал какую-то невнятицу о бесполезных писульках.

– Вы упомянули, что не сдержались, когда услышали от леди Плейфорд о предполагаемой смертельной болезни Скотчера, – напомнил я. – В чем же заключалась ваша несдержанность?

– В чем?.. Ах да, конечно. Я тогда сказал: «Прошу прощения, леди Плейфорд, но что это значит: “Джозеф говорит, что он при смерти”? Так при смерти он или нет?»

– И что она вам ответила? – спросил я.

– Она грустно улыбнулась и сказала: «В том-то и дело, Майкл. В том-то и дело, что это никому не известно».