К концу следующего дня мне позвонили.

– Это я, Кэтчпул, – ваш друг Эркюль Пуаро.

– К чему такая официальность, Пуаро? Я и так узнал ваш голос. Да и Хаттон, когда пришел звать меня к телефону, с непривычной для него словоохотливостью сразу предупредил меня, что это вы. Ну, как встретила вас Англия?

– Теперь, когда меня переселили в другую комнату в отеле и подле меня стоит un sirop, можно сказать, что неплохо. Первый номер, в который они пытались меня поселить, был дурно обставлен. Обычно я не склонен жаловаться на недостатки временного жилья…

– Ну, конечно же, нет. – Однако про себя я улыбнулся. – Так и вижу, как вы стоически переносите лишения.

– …Однако, вернувшись сегодня от тунеядцев, я особенно остро нуждался в уюте.

Затертое разговорное словцо в сочетании с безукоризненным континентальным выговором Пуаро рассмешило меня. Казалось, он выбрал его нарочно, чтобы посмотреть, какое оно произведет впечатление в устах такого человека, как он.

– Каких еще тунеядцев? Вы что, наведались в работный дом? В какой и зачем вас туда понесло?

– Об этом я и расскажу вам через минуту, но сначала скажите мне, Кэтчпул, как ваши дела? Чем вы заняты с тех пор, как я покинул Лиллиоук?

– Я. Да так… всем понемножку. Сегодня вот славно выспался после обеда. Отдохнул замечательно. А вообще… стараюсь держаться подальше от остальных. Без вас тут стало совсем мрачно. Когда вы вернетесь?

– Так я и знал! Немедленно прекратите это, избегать остальных! Наоборот. Пользуйтесь любым предлогом, чтобы завести разговор – с кем угодно, в том числе со слугами. Говорите сами, но больше слушайте и запоминайте, что вам говорят, каждое слово. Чем дольше люди говорят, тем больше они выбалтывают. Не тратьте времени даром, Кэтчпул. Берите пример с меня – у меня ни один миг не пропадает понапрасну. Я постоянно говорю, но при этом внимательно слушаю.

– Где, в работном доме?

– Да. В том, что в Абингдоне, под Оксфордом. Где теперь обитает вдовец Персиваль Гиллоу. У меня состоялся весьма содержательный разговор с ним по поводу гибели его жены, Айрис Гиллоу. А когда я закончу свои дела в Оксфорде – что будет еще не так скоро, – поеду в Малмсбери.

– Малмсбери? Это еще зачем?..

– Там родился Томас Гоббс – вы этого не знали, Кэтчпул? Автор «Левиафана».

Я не знал.

– А какое отношение имеет «Левиафан» к убийству Джозефа Скотчера?

– Никакого. Зато к нему имеет самое непосредственное отношение другое литературное произведение. О да.

– Что вы такое говорите, Пуаро?

– Все в свое время, mon ami. Позвольте, я сначала расскажу вам о мистере Гиллоу.

Я подтянул к телефону стул и сел, чтобы послушать историю с комфортом.

Появление в работном доме Пуаро – человека с положением в обществе, да еще и элегантного донельзя, – похоже, рассмешило Перси Гиллоу не меньше, чем меня. Он усмехнулся, когда в его тесную, узкую комнатенку ввели такого неожиданного гостя, и сказал:

– Нечасто к нам залетают такие птицы. Что, шли на вечеринку, да адресок перепутали?

– Я приехал поговорить именно с вами, месье. Надеюсь, вы не против?

– А чего мне возражать? Это вам тут не по себе, а я привычный. Что, стены страшные? Ну, да, облезли малость, так это не беда – подкрасить чуток, и опять как новые. Тесновато здесь, это правда, но ничего, ко всему привыкаешь. Зато жрачка стала лучше, верно вам говорю. И в кино нас водят раз в неделю – а вы не знали, да?

– Звучит очень обнадеживающе. Скажите, месье… вы были женаты на девушке по имени Айрис Морфет?

– Был. – Гиллоу, похоже, приятно удивился тому, что Пуаро, столь невежественный в нюансах жизни работного дома, располагает кое-какими сведениями из его собственной биографии. – Точно, она за меня вышла. Я ведь тогда был джентльмен не хуже всякого – да, да, вот вы не верите, а я правду говорю. Я вообще в любые сапоги втаптываюсь, какие на меня ни надень. А это для человека главное. Однако чудно́, что вы пришли спрашивать об Айрис. Она ведь умерла. И замуж за меня не собиралась.

– Почему вы так считаете?

– Любила-то она другого: Рэндла Кимптона. Сроду это имя не забуду. Упустила она его, своего милого, – другой рассказал ей жалобную сказочку, она и заслушалась, уши развесила, а своего упустила, а вернуть потом так и не смогла. А уж как все это случилось, тут она схватилась за первого попавшегося, да только попался-то ей я: Персиваль Гиллоу, эсквайр! – Он широко ухмыльнулся, обнажив почерневшие обломки зубов, и вынул из кармана табакерку с самоцветами на крышке. Кончики его пальцев цветом не отличались от ее содержимого.

– Я знаком с доктором Кимптоном, – сообщил ему Пуаро.

– Он вам, стало быть, про меня и рассказал? Про нас с Айрис? Поэтому вы здесь?

– Доктор Кимптон упоминал, что о смерти Айрис ходили разные слухи – якобы она не случайно оказалась под колесами паровоза.

– Он-то тогда врачом еще не был.

– Так как же умерла Айрис, мистер Гиллоу? – терпеливо переспросил Пуаро.

– Ясное дело, не случайно. Убили ее. А Кимптон что говорил?

– Предположил, что это вы могли столкнуть жену под поезд.

– Ха, как бы не так. – Перси Гиллоу, нисколько не оскорбленный тем, что кто-то считает его убийцей, продолжал загружать табак себе в нос. – Ее убила баба в мужском платье. Переодетая! Я им так и сказал – полиции-то, – но они только глянули на меня и сразу перестали слушать. И то, чего путного услышишь от типа вроде меня?

– Значит, вы все видели? Вы видели ту переодетую особу, которая столкнула вашу жену под колеса поезда? – переспросил Пуаро.

– Нет, сэр. А видел я вот что. Сначала я видел, как упала Айрис – бам-м! Я ничего не мог поделать. Ее прямо как бросило вперед. А паровоз-то был уже на подходе. Вот и смял ее, как бабочку. – Гиллоу покачал головой и показал на табакерку. – Ее подарок. Конечно, она мне ее не в тот день подарила. Но все равно, как на табакерку посмотрю, так ее вспомню. Добрая она была, Айрис. И умная – жаль только, что, как до мужиков дело доходило, она про ум-то свой забывала. То же и у меня с бабенками. Мы с ней в этом были два сапога пара, я и Айрис. Да только она того не понимала, все рвалась куда-то.

– Понимаю. Значит, вы увидели, как она упала, а потом…

– Я отвернулся. Не мог смотреть прямо на рельсы, вот и повернул голову в сторону, смотрю – а там он. А лучше сказать, она. Костюм мужской, шляпа. И борода – посредине рыжая, а по краям седая. Прямо как у пирата. Короче, маскировка что надо, да только меня не обманешь.

– Борода, как у пирата. Это интересно, – проговорил Пуаро.

– Только она отвалилась, – сказал Гиллоу.

– Кто – она?

– Борода. Прямо у меня на глазах, хоп, и упала! Сам-то я никогда бороды не носил, но знаю, что эти штуки просто так не падают. Вот тогда я и понял, что это баба, только переодетая. Она подхватила свою бороду и тут же сделала ноги – все равно как расписалась – я, мол, виновата. Но это если меня спросить, а полиция, та не спрашивала: видят – парень залил в себя многовато эля, и профессии у него нет, и жена только что под поезд упала; так попробуй докажи им чего!

И Пуаро понимающе кивнул, хотя, при всем своем незаурядном воображении, он никак не мог представить себя в подобной ситуации.