Глава 54
Сборщики налогов прилетели на рассвете. Сочная зелень небесных баньянов окрасилась в оранжевые тона, и в этом золотистом свете появился он.
Летучий корабль.
Эйхгорн смотрел на него без удивления. Он уже знал, что у имниев есть такие. Своими глазами до этого не видел, но наслышан был порядочно. И авторы обеих найденных книг об этом писали, и жители Озирии упоминали, и сами имнии уже не раз об этом болтали. Единственное — до этого Эйхгорн полагал, что речь идет о волшебстве. Таком же, как в летучих коврах.
Однако ж нет, ничего подобного. Когда корабль подлетел ближе, стало ясно, что это дитя технологий — не магии.
По сути то был огромный аэростат — или даже дирижабль. Единственное, чем он отличался от земных — грузоподъемность. Гондола по-настоящему огромна и действительно очень похожа на корабельный корпус. Баллон же относительно мал — и несомненно заполнен флогистоном.
Именно об этом размышлял Эйхгорн, когда экспериментировал с фантастическим газом — и вполне логично, что кто-то здесь тоже до этого додумался. Немного странно, что это сделали дикари-имнии, но с другой стороны — как раз флогистона у них просто завались. Да и летающим существам гораздо проще строить такие и использовать.
Насколько им это проще, стало видно уже при посадке. Посадке, которой не было. Небесный корабль просто подлетел к деревне и имнии привязали его тросом к особо крупному дереву. Для спуска им не требовались ни лестницы, ни канаты — они просто прыгали за борт и планировали вниз на собственных крыльях.
Староста встретил гостей хлебом-солью. В их честь зарезали и зажарили целого склисса, а девушки надели праздничные юбочки из птичьих перьев и станцевали топлес.
Впрочем, они и так всегда ходили топлес.
Сразу по окончании культурной программы имнии перешли к взаиморасчетам. Мытари торопились. Причем странные это были мытари — с длинными кривыми саблями, в ярких цветастых штанах, причудливых шляпах. Капитан корабля вовсе носил повязку через глаз и выглядел совершенным пиратом.
Впрочем, в каком-то смысле это и были пираты. Как уже знал Эйхгорн, налоговые сборы на Алатусе отданы частным коллекторам. И большинство их — отпетые головорезы, в случае неуплаты просто отнимающие все силой. Именно поэтому староста всеми силами старался задобрить гостей, даже не пытаясь утаить хоть крошку.
На Алатусе были такие же товарно-денежные отношения, как и внизу — разве что вместо монет ходили дорогая ткань и зерна одного редкого растения. Но у жителей таких вот мелких деревенек не было и этого, поэтому налоги они выплачивали натурпродуктом — скотом, шкурами, мясом, изделиями.
Или рабами.
Собственно, в рабах налог и высчитывался. С каждой сотни имниев — шестерых в рабство. Такой вот закон. Если в рабство не хотите — а большинство почему-то не хотело! — давайте что-нибудь равноценное.
Обвязав канатами, на корабль одного за другим подняли трех склиссов. Это приравнивалось к двум рабам. Больше деревня пожертвовать не могла — без этих трех, да еще зарезанного у них оставалось всего шесть голов. Новые телята пока-то еще народятся!
Следующими грузили мелкий скот. То есть летающих черепах. Их деревня пожертвовала двадцать пять штук — и это оценили всего в одного раба.
Потом пошли накопленные за год шкуры, засоленное мясо рассу и другой дичи, две бухты веревки из растительных волокон и еще какая-то мелочь. Все это оценили в еще одного раба.
Стоимость пятого раба староста, сложив губы куриным гузном, выплатил наличными. Встав вполоборота, он передал капитану налоговых пиратов четыре перьевых стержня, заполненных золотым порошком.
Ну а шестой раб пошел как есть — в виде Эйхгорна. Мытари удивились редкой в этих краях птице — человеку, — но и обрадовались. Эйхгорна тщательно осмотрели, пощупали мускулы, проверили зубы, похлопали по лысине, сняли и снова надели очки, после чего велели карабкаться на корабль. Одного матроса капитан приставил для страховки — а то вдруг бескрылое существо со всего двумя руками сверзится с каната?
— Хороший раб, хороший! — довольно приговаривал капитан, трепля жирную щеку старосты. — Не очень молодой, но хороший. Молодец, хорошо охотишься. А из вещей у него было что хорошее?
— Не было ничего, господин, — ответил честным взглядом староста. — Вот только одежка, что на нем.
Эйхгорн, еще не успевший влезть достаточно высоко, издал тихое хмыканье. На миг ему захотелось заложить старосту, перечислив все, что было в рюкзаке, а главное — минимы.
Впрочем, миним уже нет. Имнии понятия не имели, что это такое, а спросить им в голову не пришло. В первый же день кто-то нечаянно раздавил одну миниму — и деревня была в шоке, когда из той вывалилась корзина фруктов.
Ужасно обрадовавшись, крылатые идиоты тут же передавили и остальные, заполучив две бочки воды, четыре ящика галет и целую гору щебенки и битого кирпича. Трое суток потом дети объедались незнакомыми им сухими лепешками и лопали земные фрукты.
Приняв мыто, капитан вручил старосте расписку. Точнее, просто веревочку с двумя хитрыми узелками. После этого, торопясь обобрать и другие деревни, налоговые пираты отдали концы.
Эйхгорна они в перемещениях не ограничили. Троих других рабов, взятых в предыдущих деревеньках, держали запертыми в трюме, а ему, бескрылому, дозволялось гулять свободно. Все равно же сбежать не сможет.
Да он пока что и не собирался. Возможно, позже, но не сейчас. Благо летучий корабль держал курс именно туда, куда стремился и сам Эйхгорн — в столицу Алатуса, к всевластному правителю-сипе, господину всех имниев.
Эйхгорну очень хотелось его увидеть — хотя он понимал, что это вряд ли удастся. Просто деревенские жители рассказывали о нем какие-то восторженные чудеса. Мол, это настоящий полубог, он живет уже больше ста лет, и никто в подлунном мире не может сравниться с его мудростью и величием.
Летающий корабль действительно оказался лишен всякого волшебства — достижение исключительно технической мысли. И очень продуманное. Вместо парусов наверху был закреплен раздутый просмоленный баллон, полный флогистона. Под ним — большая стеклянная бутыль, соединенная с баллоном шлангом. Когда надо спуститься — часть флогистона перегоняют в бутыль, в результате чего объем кораблета уменьшается, а вот вес остается неизменным. Если надо подняться — флогистон возвращают в баллон, вновь увеличивая объем.
А для перемещения по горизонтали в команде имелись специальные матросы — они летали над и под кораблем, ища попутный ветер. Найдя его — кричали об этом, и кораблет поднимали или опускали. Алатус, режущий атмосферу, точно громадный нож, создавал настоящий хаос воздушных потоков, и ориентироваться в них было делом непростым. Хорошие ветроискатели ценились не меньше, чем на морских судах — лоцманы.
Из разговоров уже с матросами Эйхгорн узнал, что кораблеты на Алатусе весьма распространены. Более того, их продают и вниз, ползунам, но те, разумеется, не могут нормально с ними управляться. Даже те, кто использует волшебство для создания попутного ветра, все равно в подметки не годятся настоящим покорителям небес — имниям.
Имнии действительно были царями воздушной стихии. Эти крылатые создания покорили небеса раньше, чем научились говорить — и они по сей день остаются лучшими матросами для воздушного корабля. Ведь они не боятся выпасть за борт. Собственно, им не так уж и нужен летучий корабль для путешествия, но он весьма удобен и выгоден. Корабль, в отличие от них самих, способен нести очень большой груз и вообще служить передвижным домом.
По своей обычной привычке Эйхгорн очень быстро пересчитал имниев на борту — и всего их оказалось тридцать два. Капитан, штурман, судовой врач, боцман, плотник, газовик, старший абордажник, два ветроискателя, восемнадцать матросов, двое юнг женского пола и три раба в трюме.
Матросы делились на две вахты — пока одна лазала по вантам, чинила корпус, смолила баллон и ходила за скотом, вторая играла в кости, развлекалась с юнгами или просто дрыхла. Спали они вверх ногами, как летучие мыши, — привычка, которой Эйхгорн не замечал у деревенских имниев.
Вообще, кораблет был не очень приспособлен для существа без крыльев или хотя бы второй пары рук. Даже посещение гальюна доставляло Эйхгорну серьезные проблемы. Расположенный на носу, тот был замаскирован резной фигурой сирены и не имел пола. Имнии справляли нужду на весу, держась руками и ногами за скобы в стене. Причем скобы эти были вбиты вертикально, совершенно не подходя для человеческих ступней.
Зато на борту всегда была свежая пища. В отличие от классических моряков, эти воздухоплаватели парили над цветущими джунглями, где всегда хватало плодов и дичи. Попадались и деревеньки, с которых сбирали дань, в том числе скотом. Пираты нередко охотились на рассу и других летающих зверей.
Излюбленной их добычей были лентяйники — млекопитающие, похожие на очень крупных белок-летяг. В отличие от своих мелких сородичей, лапы они расставляли не горизонтально, а под углом в сорок пять градусов, и провисающая перепонка образовывала нечто вроде колокола. В этой емкости лентяйники удерживали пузыри флогистона, медленно-медленно дрейфуя по ветру. Когда их подносило к деревьям, они кормились, но большую часть времени просто плавали в воздухе — и имнии брали их почти голыми руками.
Но культура питания у налоговых пиратов отсутствовала напрочь. Не было ни кока, ни вообще камбуза или столовой. Прямо на палубе стояло нечто вроде гриль-печи — в нижней ее части постоянно тлели угли, а в верхней располагался казан с вертикальным вертелом в центре. В этой хитрой посудине имнии и стряпали все подряд.
На вертел обычно насаживали целые туши, обрезая ножами еще полусырые куски. В казане же плескалось липкое, постоянно пополняющееся месиво. Туда сваливали и остатки мяса, и всякую зелень, и молочные продукты, и вообще все, что попадалось под руку. Соответственно, вкус похлебки все время менялся, всегда был непредсказуем, но неизменно — омерзителен.
Причем туда не клали ни специй, ни даже соли. Приправы в кухне имниев почти не употреблялись, а соль встречалась редко, стоила очень дорого и каждый день ее вкушали только богачи. Обычные имнии видели соленые блюда только по праздникам.
К тому же казан и вертел, судя по их виду, никто никогда не мыл. Вдыхая запах застарелой, многократно переваренной подливы, Эйхгорн мрачно размышлял, насколько же это все негигиенично. Пищевое отравление гарантировано почти наверняка.
Но пираты не видели в этом ничего особенного. Каждый просто зачерпывал из казана своей плошкой и уплетал варево за обе щеки. Мутную жижу и куски загадочного происхождения. О том, что посуду надо хотя бы изредка мыть, никто из них не задумывался.
Зато корабль они чистили и скоблили, как еноты-полоскуны. Боцман очень ревностно относился к внешнему облику своей посудины и нещадно гонял матросов. Если сейчас твоя смена, но ты бездельничаешь — береги спину. Боцман только и глядел, кого бы хлестнуть кошкой-треххвосткой.
Дважды от него доставалось и Эйхгорну — ну просто так, чтоб знал свое место. Хорошо хоть, бил не в полную силу — так, мазнул легонечко.
Вообще, в отличие от гигиены, дисциплина на кораблете была жесткая. В трюмах лежали целые груды добра, взятого в деревнях, но никто не смел к нему даже подходить. Любого приказа офицеров матросы слушались беспрекословно. За малейший проступок получали линьков.
Крохотные деревеньки имниев были разбросаны по джунглям в несметных количествах. Кораблет двигался причудливыми зигзагами, каждый день окучивая два, а то и три поселения. Везде по одной и той же таксе — шесть рабов с сотни. Или, гораздо чаще, что-нибудь взамен.
Скот мытари брали очень неохотно. Место в трюмах уже заканчивалось, а животных надо было кормить, и они ужасно все пачкали. Налоговые пираты даже делали небольшие скидки, если мыто выплачивали чем-нибудь дорогим и компактным. А сделав остановку в особенно крупной деревне, где добывали какую-то ценную смолу, они обменяли на нее часть уже собранного скота.
Но не рабов. По какой-то причине рабы сипе требовались в первую очередь, и их везли прямиком в столицу. Хотя у имниев, как показалось Эйхгорну, рабовладение не очень-то распространено — «живым товаром» мыто выплачивали редко, почти все предпочитали откупаться чем-нибудь еще.
И далеко не везде сбор дани проходил мирно. Нередко староста буквально ползал на коленях, упрашивая дать отсрочку или простить часть долга. Женщины завывали, расцарапывали себе лица, взывали к состраданию мытарей.
Хуже всего получилось в одной уединенной деревеньке. Там недавно случился падеж скота, все склиссы передохли, и у жителей возникли серьезные проблемы с продовольствием. Выплатить мыто полностью означало обречь себя на голод. Единственной альтернативой было отдать нескольких из своих в рабство, но этот вариант привлекал их еще меньше.
А поскольку сжалиться мытари не сжалились, деревенские оказали сопротивление. Вооружились и напали на кораблет. И при более удачных обстоятельствах у них могло даже получиться — мужчин в деревне было почти вдвое больше, чем пиратов.
Но зато пираты были опытнее в бою. И гораздо лучше вооружены. Так что после ожесточенной воздушной схватки — вот когда Эйхгорн пожалел об отсутствии видеокамеры! — деревенских разогнали по гнездам. С визгом и воплями, сжимая всеми четырьмя руками длинные кинжалы, пираты преследовали несчастных, пока те окончательно не сдались.
Не обошлось и без жертв. Тринадцать погибших и девять тяжело раненных. Из них три трупа и два калеки — пираты, остальные — деревенские.
После расправы и усмирения деревню выпотрошили. Здесь мытари взяли не только положенный налог — вычистили из домов все мало-мальски ценное. В рабство обратили восемнадцать самых молодых и здоровых имниев — больше просто не влезло в трюм. Пираты жадно потирали руки — пусть за добычу и пришлось заплатить жизнями, она оказалась куда больше обычной.
Эта деревня стала в рейде последней. Капитан планировал посетить еще три, но корабль был уже ощутимо перегружен. Баллон пришлось накачать флогистоном до предела, но и этого едва хватало. К тому же в бою погиб газовик — а без него на летучем корабле лучше не ходить.
Объявив о конце рейда, капитан объявил и о том, ради чего эта орава занималась своим делом — дележе добычи. Все награбленное было скрупулезно подсчитано и оценено, после чего капитан лично принялся распределять доли. Остальные члены команды стояли рядом и пристально следили за каждым его движением.
Вначале от добычи была отделена ровно половина. Капитан громко объявил, что это «доля сипы», и все закивали. Потом оставшееся было еще раз поделено пополам. Капитан вновь громко объявил, что это «доля корабля», и все снова закивали.
Оставшиеся двадцать пять процентов делились уже между членами команды. Четырнадцать матросов получили по одной доле, юнги — по половинке. Ветроискателям досталось по полторы доли, боцману, плотнику и старшему абордажнику — по две, врачу — две с половиной, штурману — три. Капитан получил четыре доли. Кроме того, двойную долю выдали матросу, которому в бою выбили глаз, и тройную — тому, который потерял крыло. Троим погибшим не досталось ничего — над ними просто постояли минутку в молчании, а затем так же молча спихнули за борт.
Эйхгорн ожидал, что лишившегося крыла матроса спишут на берег, однако этого не произошло. Парень остался в команде и лазал по мачтам почти так же ловко, как и прежде. Хотя летать, конечно, уже не летал — оставшегося крыла хватало лишь на то, чтобы притормаживать падение.
В честь окончания рейда пираты зарезали целого склисса и целый день объедались шашлыками. Даже рабов накормили до отвала — настолько доволен был капитан.
Откупорили и бочонок… чего-то алкогольного. Имнии подвергали брожению некие местные плоды и получали бледно-желтый напиток со вкусом и консистенцией льняного масла, однако при этом весьма крепкий. Чтобы захмелеть, хватало трех-четырех чарок.
Эйхгорну, впрочем, досталось только пригубить — на большее щедрость пиратов не распространялась. После этого он лишь восседал в углу, мрачно наблюдая за все более разгульной оргией. Опьянев, пираты выволокли из трюма всех рабов женского пола и принялись употреблять их по прямому назначению. Стесняться они не стеснялись нисколько — в некоторых отношениях имнии все еще недалеко ушли от животных.
Когда это только начиналось, Эйхгорн подумывал воспользоваться ситуацией. Дождаться, когда все перепьются, и устроить побег или, если повезет, даже бунт. Возможно, захватить корабль.
Ему очень хотелось захватить корабль.
Но с каждой минутой становилась очевиднее тщетность идеи. Пить-то имнии пили, пьянеть-то пьянели, но не до бесчувственности. Два матроса с кислыми лицами вовсе оставались трезвыми и стерегли рабов.
Будь они безоружны, Эйхгорн, пожалуй, еще рискнул бы — все-таки в сравнении с человеком имнии существа хлипкие. Но матросы были вооружены, как капитан Смоллетт в мультфильме Черкасского. А поскольку им не досталось выпивки — еще и злы, как тысяча чертей.
На остальных рабов рассчитывать было нечего. Совершенно сломленные, они тихо сидели в трюме и дожидались… чего?.. Эйхгорн все еще не знал, что их ожидает в Авиуме — столице Алатуса. Пираты на этот вопрос отвечали уклончиво или не отвечали вовсе.
Создавалось впечатление, что они и сами не знают.
После этого кораблет в деревни уже не заходил, летя строго по прямой — точно в центр Алатуса. Матросы, число которых уменьшилось, работали теперь в трехсменном режиме. Стояли по две вахты через третью.
Незадолго до прибытия в Авиум корабль попал еще и в шквал. Всего за три минуты ветер усилился до ураганного, да вдобавок хлынул ливневый дождь с грозой.
Боцман протрубил аврал, и все высыпали на палубу. Громадный флогистоновый баллон состоял из нескольких секций, но сейчас, при таком перегрузе, потеря даже одной означала падение. Капитан распорядился раскрыть люки в днище и подтащить к ним наиболее тяжелое — в случае прорыва оболочки оно сразу полетит вниз.
Конечно, для имниев кораблекрушение не так катастрофично, как для людей. У них даже шлюпок нету — просто покидают корабль на собственных крыльях. Потом спускаются к нему и чинят.
Капитан даже распорядился на время открыть трюм. Если рабы погибнут — они пропадут навсегда. А если разлетятся — их можно будет снова поймать.
На Эйхгорна же капитан глянул и… махнул рукой.
По счастью, шквал продлился недолго, и кораблет почти не пострадал. Двадцать — двадцать пять минут его влачило ураганом, а потом все стихло почти так же быстро, как и началось. Все промокли до нитки, и порвались два троса, но это, в общем, пустяки, дело житейское.
— Что, ползун, жив еще? — хмыкнул боцман, увидев кислую рожу Эйхгорна. — Готовься — завтра Авиум!
