Телохранитель
Добравшись до отделения без труда, я поставил машину невдалеке и направился в сторону здания. То, что сотрудники милиции вызвали меня, адвоката, к моему клиенту, было очень подозрительным. Чаще всего, когда мы ищем своих клиентов, то сотрудники милиции стараются, наоборот, их спрятать, особенно если те находятся под следствием, рассчитывая на то, что клиент, лишившийся контакта с адвокатом, может в какой-то мере «расколоться». А тут вдруг сами звонят, да еще и приглашают срочно приехать. А вдруг это провокация?
Я подошел к дежурному, назвал свою фамилию, предъявил удостоверение.
– Мне к Сергееву, – сказал я.
– Поднимитесь на второй этаж, шестнадцатый кабинет, – сказал дежурный.
Я поднялся по лестнице. Проходя мимо кабинетов, я читал надписи на дверях: «Начальник оперативного отдела», «Оперуполномоченные», «Следователи». Наконец – «Начальник следственного отдела». Я постучал, вошел.
В просторном кабинете за большим столом, заваленным бумагами, сидел мужчина лет сорока пяти, с короткими темными волосами. Рядом лежали сумки, рюкзаки, автомат, пистолет без обоймы, традиционные бланки – протоколов допроса, осмотра и другие. Недалеко стоял сейф, небольшой телевизор, стереомагнитола.
Сергеев, услышав мою фамилию, встал и, улыбаясь, протянул мне руку.
– Быстро вы добрались! – сказал он.
– В чем проблема? – поинтересовался я.
– Создалась достаточно щекотливая ситуация…
– Какая же?
– Задержали вашего клиента, как я уже говорил, Александра Циборовского, он ведь ваш клиент?
– Да, мой.
– А по какому делу вы его защищали?
– Это вы и без меня можете узнать. Ведь у вас существует специальный вычислительный центр, там и проверяйте. А я уже и забыл, – улыбаясь, сказал я.
– Понятно, – сказал Сергеев. – Так вот, задержали мы его на Мичуринском проспекте при странных обстоятельствах. Его машину обстреляли из черной «БМВ», как показали свидетели. Он тоже стрелял, правда, оружия мы его не нашли. Мы привезли его в милицию, стали с ним беседовать. И вдруг неожиданно – наши сотрудники ничего ему не делали, просто разговаривали, – уточнил Сергеев, – Циборовский взорвался – разнервничался, стал бросаться на милиционеров, голову себе в камере разбил – на стены бросался. Угрожает покончить жизнь самоубийством, если к нему не вызовут его адвоката, и вашу фамилию назвал. Дал номер вашего пейджера. Вот мы вам и позвонили.
– Да, – вздохнул я, – интересно… Могу я его видеть?
– Конечно, – ответил Сергеев. И неуверенно добавил: – К вам просьба большая – вы постарайтесь его как-то успокоить. Мы ему даже «Скорую» вызвали, но он наотрез отказался. А вообще, он способен выполнить свою угрозу?
– Я не так близко с ним знаком и не так хорошо его знаю. Но если он об этом говорит, то, значит, такая возможность не исключается.
– Вот-вот, – подхватил Сергеев, – а нам этого не нужно. Поэтому, я вас очень прошу, переговорите с ним, пусть он этого не делает. Против него ничего особенного пока нет. Были показания, что он стрелял, но оружие пока не найдено. Вы, как адвокат, разъясните это ему. Мы оружие, конечно, ищем…
– Так отпускайте его, – сказал я.
– Этого мы сделать не можем. Пока он задержан по указу.
Мы спустились на первый этаж.
Я подошел к камере. Она была закрыта на засов. Сергеев отодвинул засов, открыл дверь и встал позади меня.
В темноте ничего не было видно.
– Александр, – позвал я, – это я, твой адвокат.
Какая-то фигура отделилась от темной стены и подошла ближе. Я увидел лицо Александра. Оно было в крови. Вероятно, бился лбом о стену. В крови были и руки. Следов побоев я не обнаружил – синяков не было, только правый рукав пиджака порван.
Александр дрожал.
– Суки, падлы, – говорил он, – они хотят меня завалить!
– Подожди, подожди, – остановил я его, – не торопись! – И, повернувшись к Сергееву, спросил: – Могу я поговорить с ним один на один?
– Да, но только здесь, – сказал Сергеев, отходя немного в сторону. – Мы не можем предоставить вам другие условия…
– Хорошо, меня это вполне устраивает.
Когда Сергеев отошел в сторону, я попросил Александра:
– Что случилось, рассказывай!
– Пусть попить принесут, – попросил Александр.
– Хорошо, только успокойся!
Отпив немного из стакана, он стал говорить:
– Пять дней назад они взорвали Сильвестра, Сергея Ивановича, – поправился он. – Вчера завалили Культика…
– Кого?
– Ну, Культика – это правая рука Сильвестра. А сегодня хотели убить меня!
– Кто это они? – осторожно спросил я.
– Не знаю – то ли братва, то ли погоны.
– В каком смысле?
– Ну, спецслужбы какие-нибудь…
– А ты-то тут при чем? – удивился я. – Сильвестр и ты…
– Как при чем? Ведь когда на Тверской-Ямской машину взорвали, я же рядом был!
– Ну и что? – не понимал я.
– Я же его телохранитель!
– Как телохранитель?
– А вы разве не знали об этом?
– Откуда я мог знать? – ответил я. – Я вообще тебя раза два всего видел, ты же это сам знаешь, ты мне никогда ничего такого не рассказывал…
– Я думал, вы все же общаетесь с нашими, вам говорили…
– Да нет, мне никто ничего не говорил.
– Они хотят меня убить!
– А какова причина этого?
– Я могу знать, кто убил Сергея Ивановича. Я хотел ехать в Солнцево, с братвой встречаться, а мою машину догнала «БМВ» черного цвета, номер 935.
– А модель какая?
– Пятьсот двадцатая. Открыли окно и хотели из автомата меня, но я стрелял в них.
– Кстати, оружие не найдено, – сказал я шепотом, оглянувшись по сторонам.
– Я его там, недалеко, сбросил… Но мне на свободу сейчас никак нельзя. Я лучше тут, в ИВС, посижу.
– А сколько времени ты тут сидеть будешь?
– Пока ситуация не прояснится.
– А ты будешь знать результаты?
– Я узнаю. Вы запишите телефон, позвоните кое-кому… – Он продиктовал мне номер телефона. – Ее Тамара зовут. Скажите, что я здесь, что в меня стреляли. Она знает, что делать дальше. И, кроме нее, никому не говорите, что я здесь.
– А кому я скажу-то?
– Это понятно. Я так сказал… – ответил Александр. – А сейчас не уходите. Пусть они вызовут врача. Я хочу, чтобы врач посмотрел меня при вас. Только чтобы это были настоящие врачи!
– А что, могут и ненастоящие приехать?
– Могут погоны приехать, переодетые врачами, и меня усыпить.
– Саша, – сказал я ему, – а тебе не кажется, что ты чрезмерно «зашифровался»?
– Нет, не кажется. Две смерти подряд случайно не бывают!
– А ты знаешь, что вот тут, в газете, написали… – начал было я. Но Александр прервал меня:
– Давайте вызовем врачей! Я себя плохо чувствую.
Я обратился к Сергееву:
– Можно «Скорую помощь» вызвать?
– Конечно, – ответил он. – Сейчас!
Часа через два я покинул отделение милиции. «Скорая помощь» сделала уколы, успокаивающее. Александра оставили в отделении милиции. Разговаривать с оперативниками или с Сергеевым у меня уже не было ни желания, ни сил – было около часа ночи.
Улицы были пустынны. Но, сев в машину, я неожиданно вспомнил слова Александра, что кто-то может меня «вести». Всю дорогу я смотрел назад, но ничего не заметил. Подъезжая к двору своего дома, я увидел, что около моего подъезда стоит черная «БМВ». Номера я разглядеть не мог. В машине сидели люди. Это показалось мне очень странным.
Я не знал, что делать дальше. Наконец я вошел в подъезд и осторожно поднялся на шестой этаж, к своей квартире. Открыв дверь ключом, я вошел внутрь.
Был второй час ночи. Я заварил себе кофе, сел в кресло и, отпив из чашки, стал раздумывать, что мы имеем. А имеем мы следующее. Пять дней назад убит Сильвестр, лидер ореховской группировки. Через несколько дней убирают его заместителя Культика. Сегодня покушаются на телохранителя Александра. Идет охота на членов ближнего круга Сильвестра. А если Сильвестр жив? Не убирает ли он сам свое окружение, которое может его опознать? Ситуация достаточно опасная. И почему у моего подъезда стоит черная «БМВ»? А может, это случайность?
Что же делать? Прежде всего, нужно прояснить обстановку. Для этого необходимо завтра или послезавтра подробно поговорить с Александром, когда он придет в себя.
Вдруг я услышал за входной дверью какие-то шаги. Осторожно, на цыпочках, подойдя к двери, я прислушался. Казалось, что кто-то стоит за дверью. «Что делать? – подумал я. – Может, вызвать милицию? Нет, паниковать пока не стоит… Все же, кажется, там никого нет… А может, подложили бомбу? А для чего? Что я знаю? Информация, которой я владею, слишком маленькая…» Но внутренний голос говорил иное: «Но они же не знают, что у тебя маленькая информация. Может быть, они думают, что ты многое знаешь!»
Я отошел от двери. «Ладно, не надо паниковать, – успокаивал я сам себя. – Завтра все выясним».
На следующее утро, около десяти часов утра, я переступил порог 138-го отделения милиции. Но тут меня подстерегала неожиданность – ни Александра, ни Сергеева в отделении не было. Александра, как объяснил дежурный по отделению, вывезли еще ночью в неизвестном направлении какие-то оперативники. Сергеев уехал на совещание в округ. Мне ничего не оставалось, как дожидаться возвращения начальника следственного отдела.
Часа через полтора Сергеев появился в отделении. Я сразу поднялся к нему.
– Куда вывезли моего клиента? – спросил я, поздоровавшись.
– Вчера ночью Петровка приезжала, к себе, в ИВС, забрали.
– Но дело-то за вами числится?
– Дело за мной – пока, – сказал он. – Но, возможно, они что-нибудь еще на него накопают.
– А почему он сидит на Петровке? Это так необходимо?
– У нас нет питания, плохие условия содержания. У нас тут одни-двое суток только можно продержать, максимум – трое. Поэтому и направляем их в ИВС.
Все это было очень странно!
– Хорошо, – сказал я, – поскольку вы ведете дело, дайте мне разрешение на встречу с моим клиентом.
– Пожалуйста! – сказал Сергеев и сел за компьютер печатать разрешение.
Вскоре я уже был на Петровке, 38, и через дежурного оформил допуск на встречу с Александром.
ИВС находится внутри двора громадного здания на Петровке, 38, где располагаются и Главное управление внутренних дел, и несколько подразделений, в том числе и уголовный розыск Управления по борьбе с экономическими преступлениями, бывшего ОБХСС.
Я протянул в окошко пропусков свое удостоверение и попросил, чтобы мне выписали пропуск в изолятор временного содержания. Но женщина, сидящая за окном, сказала:
– Вам необходимо было прежде сюда позвонить, узнать, содержится ли тут ваш подопечный. Вдруг его там нет?
– Нет, – сказал я, – мне в отделении в Крылатском сказали, что его сюда вывезли.
– Но вы все равно проверьте!
Я подошел к телефону-автомату внутренней связи, набрал номер изолятора временного содержания. Назвав себя, попросил узнать у дежурного, содержится ли у них подследственный Циборовский Александр.
– Как вы говорите? – переспросил дежурный. – Циборовский? Сейчас проверю… Нет такого.
– Как это нет? – удивился я. – Его же вчера привезли!
– Не знаю. По книге у нас он не проходит.
– А могут его просто без книги…
– Нет, такое исключено, – ответил дежурный.
– Как мне узнать, где мой клиент?
– Обращайтесь к начальнику следственного отдела в отделении.
Я вышел на улицу. Получалось что-то совсем непонятное. Вроде Александра вывезли. И в то же время его тут нет. А может, его и в самом деле убрали по дороге? Ведь не случайно же он говорил о возможном покушении на него! Могла быть инсценирована попытка к бегству… Надо срочно звонить Сергееву.
Дойдя до ближайшего телефона-автомата, я набрал номер начальника следственного отдела.
– Слушаю! – раздался голос.
Я коротко изложил суть дела.
– Вообще-то я этого делать не обязан, но, учитывая то, что вы пошли мне навстречу, когда я вас просил, я постараюсь все узнать через оперативников, которые забирали вашего подопечного, где он. Перезвоните мне минут через десять.
Десять минут показались мне несколькими часами. Я ходил по Петровке взад и вперед. Наконец я снова набрал номер Сергеева.
– Я все узнал! Ваш подопечный там. Просто его зарегистрировать не успели.
– Ну что ж, – сказал я, – спасибо. Сейчас я уточню. Надеюсь, что меня никто не обманул.
– Как можно! – ответил Сергеев.
Набрав номер ИВС, я задал дежурному тот же вопрос.
– Да, да, только что доставили! – ответил на этот раз дежурный.
«Странно, – подумал я, – где же он был все это время?»
Выписав документы, я подошел к ограде. Еще при прежнем начальнике ГУВД была издана инструкция, что все лица, посещающие Петровку, 38, должны непременно сопровождаться сотрудником, который их вызывает или которого они посещают, кроме, конечно, сотрудников милиции, работающих в системе МВД. Поэтому я ждал человека, который должен был проводить меня в ИВС. Скоро этот человек – сержант – появился. Мы молча шли по дворику Петровки, 38. Двор достаточно большой. Вокруг буквой П стоят здания, посередине большая ухоженная цветочная клумба. С левой стороны от желтого здания – большая арка. Пройдя под нее, мы оказались во внутреннем дворе. Здесь уже стояли более скромные здания – с одной стороны гараж, а посередине – четырехэтажное квадратное здание. Это и был ИВС.
Я подошел к дежурному и предъявил свои документы – разрешение, подписанное начальником следственного отдела Сергеевым, и удостоверение. Дежурный выдал металлический жетон и сказал:
– Поднимайтесь на второй этаж. Сейчас вашего подопечного доставят.
Я поднялся на второй этаж, заполнил карточку вызова заключенного и стал ждать.
Вскоре ввели Александра. Он был спокоен. Ничто в нем не напоминало о вчерашнем его поведении в отделении милиции. Лицо чистое, но глаза все же были красными – вероятно, всю ночь Александр не спал.
– Как ты? – спросил я.
– Более-менее нормально, – ответил Александр.
– Тебя не били?
– Нет, не били.
– А почему тебя вывезли сюда?
– Как только вы уехали, приехали опера с Петровки. Сначала допрашивали у Сергеева в кабинете. Затем посадили в машину и вывезли сюда. Всю ночь допрашивали. Записывали…
– Записывали на что?
– На магнитофон и на видео.
– И что, ты в чем-нибудь признался?
– Нет. В чем же мне признаваться? – удивился Александр. – Только какие-то странные все эти допросы…
– В каком смысле странные?
– Они совершенно не касаются меня и того, почему я попал в это отделение милиции, стрелял я или нет. Их это не интересовало.
– А что же их интересовало?
– Тот, кого я охранял.
– Что же они спрашивали?
– Много вопросов задавали, быстро не расскажешь…
– Слушай, – сказал я, – вчера я, может быть, твоих рассказов наслушался и около своего подъезда заметил стоящую черную «БМВ». Как ты думаешь, это не могли быть люди из той же компании?
– А какой номер? – насторожился Александр.
– Да номера я не разглядел…
– Они могут и сменить номера. А дальше что было?
– Да ничего особенного не было…
– Знаете, – продолжил Александр, – тут тоже очень много странного. Камеры все переполнены, но я сижу в одиночке. Понимаете?
– Что же в этом странного?
– Меня же могут повесить или как-то по-другому убить и инсценировать самоубийство!
– Прекрати говорить такие вещи! – прикрикнул на него я. – Чтобы как-то обезопасить тебя, давай-ка пиши заявление на мое имя.
– Какое?
– О том, что ты кончать жизнь самоубийством не собираешься.
Прошло два дня, как Александра задержали после злополучного покушения на него на проспекте, задержания и суток, проведенных в 138-м отделении милиции. Уже вторые сутки он находился в ИВС на Петрах.
Первая встреча с адвокатом вселила в него уверенность. Это была связь с внешним миром. Сидя в камере-одиночке, Александр пытался думать о последних событиях, которые произошли в его жизни.
Неожиданно открылась «кормушка» – небольшое окошко, через которое в камеру подается еда, – конвоир выкрикнул его фамилию и сказал:
– Собирайся на допрос! Зайду через пять минут!
Александр слез с нар, сунул ноги в кроссовки без шнурков, отобранных ранее, и сел ждать конвоира. Вскоре заскрипел засов, дверь отворилась, и Александр вышел в коридор.
– Вперед! Руки за спину!
Заложив руки за спину, Александр медленно пошел вперед. Они оказались на четвертом этаже. Там находились следственные кабинеты. Конвоир медленно позвонил. Дверь открыл другой конвоир.
– Этого – в восьмую комнату, – сказал он, протягивая листок вызова. Конвоир скомандовал Александру:
– Вперед!
Подойдя к двери восьмой комнаты, конвоир открыл ее и сказал:
– Разрешите?
Из комнаты послышался голос:
– Входи!
Конвоир обернулся к Александру и велел ему входить.
Войдя в небольшую комнату, так называемый следственный кабинет, Александр увидел, что комната представляла собой небольшое помещение около 16 квадратных метров, с единственным окошком, закрытым двумя рядами решетки – одна помельче, другая покрупнее. Возле окна стояли стол и две скамейки, намертво прибитые к полу. Вдоль другой стены стояло еще несколько стульев, также прибитых к полу. Вот и вся обстановка.
За столом сидели два человека. Один – лет сорока, светленький, с голубыми глазами, в кожаной куртке, явно оперативник. Другой – в пиджаке, с бородой, помощнее, с темными волосами. Поскольку они были без верхней одежды, Александр понял, что они приехали не из какой-то другой организации, например, прокуратуры, а пришли с Петровки, по внутреннему переходу.
– Заходи, садись! – показал оперативник на стул. – Давай знакомиться. Значит, про тебя мы все знаем, – сразу сказал он. – А мы – оперативники с Петровки, как ты понимаешь.
– Да, я в курсе, – ответил Александр. И, опередив их, сказал: – Никаких показаний я давать не буду, только в присутствии моего адвоката.
– Послушай, Шурик, а кто сказал, что тебя здесь будут допрашивать? Видишь, у нас даже никаких документов нет – ни протокола допроса, ничего. Мы просто хотим с тобой побеседовать, а ты должен знать, что на беседе присутствие твоего адвоката совсем необязательно. К тому же в этой беседе скорее всего заинтересован ты, а не мы, – неожиданно добавил оперативник.
Александр, улыбнувшись, спросил:
– Интересно, в чем же это я заинтересован?
– А в том, что мы раскроем тебе глаза на многие вещи, которых ты не знал.
– Например, какие?
– Например, что тебя приговорили… Ты в курсе?
– Кто?
– Ореховские, курганские и другая братва…
– И за что же они меня приговорили?
– За то, что ты не смог уберечь своего патрона, Сильвестра.
– Ну, – протянул Александр, – это еще надо доказать! В тот день меня не было. Что вы от меня хотите?
– Мы хотим задать тебе несколько вопросов.
– А какой смысл мне отвечать на ваши вопросы? – спросил Александр.
– Очень простой. Ты приговорен и можешь погибнуть в любую минуту. Вот сейчас ты находишься в одиночке. Это наша работа и наша заслуга. И ты должен это оценить. А мы могли бы перевести тебя в общую камеру. А там, как ты понимаешь, внутри камеры ситуацией владеют зеки, «синие», блатные. Как придет «малява» с воли – тебя порешить, – это тут же сделают. Любой зек сочтет за честь это сделать. Как же, ты человек, который не уберег, а может, и сам подстроил смерть Сильвестра!
– А что, и такой базар уже идет?
– Базар идет самый разный, – сказал русый оперативник. – Мы владеем информацией.
– Так если вы владеете информацией, то зачем же меня допрашивать?
– А мы хотим уточнить кое-что, проверить. То, что мы тебя топить в показаниях не будем, – это мы тебе гарантируем.
– Это каким же образом?
– Мы не будем тебя спрашивать о принадлежности к бандформированию, о происхождении твоего оружия, которое у тебя изъяли в ходе перестрелки на Мичуринском проспекте, о твоей деятельности в бригаде Сильвестра, – нас это совершенно не интересует.
– А что же вас интересует? – спросил Александр.
Оперативники, переглянувшись, сказали:
– Нас интересует многое – последние дни Сильвестра перед гибелью. С кем он встречался, куда ездил.
– Этого я вам не скажу.
– Хорошо, – сказал оперативник. – Нас интересуют похороны. Ты же был на похоронах?
– Да, был.
– Вот мы тебя засняли, – и оперативник вытащил фото, где Алексадр стоял рядом с Вадимом. – Нас интересуют вот эти товарищи, – и он вытащил другие фотографии. Александр без труда узнал солнцевских, Андрея, стоящего с ними, курганских… Карточек было очень много.
– А вот этого товарища ты знаешь? – неожиданно вытащил из папки фотографию бородач.
– А кто это? – удивленно спросил Александр.
– Посмотри внимательно!
– Нет, я его не знаю, – покачал головой Александр.
– Как же ты не знаешь своего бывшего шефа?
– Как? Это Сильвестр? Он жив?!
– Это мы у тебя хотим спросить. Давай, Шурик, говори правду! Мы знаем, что он жив, что покушение подстроил он сам.
– А смысл какой?
– Ну, во-первых, спрятаться от басманной группировки, которая его активно искала и приговорила, во-вторых, отойти от дел – ведь у него достаточно недвижимости за границей, в Израиле, в Австрии, да и в России, – ты это знаешь не хуже нас. А в-третьих, есть какие-то еще причины. Может быть, бабки захапал «общаковские» – ведь все сейчас ваш «общак» ищут, а никто найти не может.
– Я не в курсе, – сказал Александр. – И я не верю, что Сильвестр жив.
– А ты знаешь, что его уже видели в Одессе после похорон, причем в обществе Росписи?
– Откуда я могу это знать? Я два дня пил после похорон, потом меня задержали. Я вообще не в курсе, что творится, что делается. У вас же есть возможность проверить, он это или нет, опознание, в конце концов, провести… Ведь у него есть родственники, его брательник приехал…
– Все это мы сделали. Даже больше того, мы очень внимательно описали его зубки, которые он вставлял себе в Штатах, и направили технику, так что сейчас ждем ответа. Зубки точно покажут, он это или не он, – сказал бородач. – Но мы хотим от тебя это узнать. Ты же последние два года работал с ним вплотную, можно сказать, плечом к плечу шли. Он тебе что-то ведь говорил накануне гибели? Давай, Саша, вспоминай, вспоминай!
– Странные вопросы вы задаете! – покачал головой Александр, как бы недоумевая. – Я думал, вы будете интересоваться, кто его убил, кто заказал его убийство, а вы интересуетесь, жив он или не жив, говорил он или нет… Что, неужели действительно Иваныч жив?
Оперативники посмотрели на него внимательно.
– Ты знаешь, – сказал русоволосый, – а я ему верю. Не думаю, что он дурачком прикидывается.
– Хорошо, – сказал бородач, – давай поговорим о тебе. Что тебе известно об ореховской структуре?
– Мне ничего не известно, – сказал Александр. – Я уже сказал, что после похорон два дня сидел пил.
– У кого ты пил?
– У Тамары.
– Кто такая Тамара
– Проститутка одна.
– Адрес, телефон?
Александр назвал адрес и телефон Тамары.
– Дальше что? – продолжил бородач.
– Дальше – встречался со своими ребятами с Дальнего Востока.
– С Вадиком и со Славкой? – перебил русоволосый.
– Да, – нехотя подтвердил Александр.
– О чем говорили?
– Говорили, что разлад в Орехове произошел…
– Это мы знаем, – подтвердил русоволосый. – Ты-то знаешь, что теперь в Орехове двадцать бригад? Как такового Орехова уже нет. Теперь двадцать независимых бригад. И уже началась война между многими. Наследство делят. Структуры, коммерсантов… Значит, – продолжил оперативник, – на сегодняшний день ты информацией не владеешь?
– Нет, – покачал головой Александр.
– К тебе ходит адвокат?
– Да.
– Давай с тобой договоримся. Мы тебе поможем. Но помоги и ты нам. Познакомь нас с информацией, которую тебе даст адвокат в основном по Орехову, кто записки тебе будет присылать, что будут спрашивать, что говорить, а мы тебе…
– А чем вы можете мне помочь? – перебил его Александр. – Выпустите меня отсюда?
– Нет, этого мы тебе не обещаем. У тебя нашли оружие, и за оружие годика два тебе светит. Мы тебе гарантируем жизнь в стенах изолятора. Это в наших силах.
– Это в каком смысле?
– Понимаешь, от нас тоже зависит, в какой камере ты будешь сидеть. Хочешь – до конца будешь сидеть в одиночке, никто тебя не тронет. А не захочешь – значит, как все, сядешь в общую. А там, извини, враги тебя могут достать. А врагов у тебя, Шурик, много. А теперь мы зададим тебе один вопрос, очень важный для нас, по которому мы сразу определим, согласен ты нам помогать или нет, – добавил оперативник, немного помолчав.
Бородач достал фотографию и выложил ее на стол.
– Знаешь ли ты этого человека? И если знаешь, то когда и где видел?
На фото был изображен Александр Солоник. Александр его узнал сразу. Но говорить, что он его знает, никакого желания не было. Он покачал головой:
– Я его не знаю. А кто он?
– Будто не знаешь? – сказал русоволосый оперативник. – Разве Сильвестр не вызывал его из Кургана?
– Не знаю, – упорствовал Александр. – Сильвестр со многими встречался, не упомнишь. И на многих встречах я сидел в машине, не видел, с кем он говорил, и не знаю, о чем.
– Значит, ты не знаешь киллера Александра Солоника, который завалил Глобуса, и Барона, и многих других?
– Нет, я его не знаю.
– Ну вот мы и проверили твою искренность… Ладно, Шурик, иди в тюрьму и думай. Захочешь с нами поговорить – вызовешь. Позвонишь конвоиру, скажешь, чтобы люди с Петровки пришли, из нашего отдела, – оперативник назвал отдел, – и мы придем. Или через следователя это сделаешь. Разочаровал ты нас, Шурик, очень разочаровал! Мы считали, что ты думающий человек, а ты – так, – помолчав, сказал оперативник, показывая, что допрос окончен.
Через минуту Александра забрал конвоир и повел в камеру.
Оказавшись в одиночке, Александр стал анализировать, зачем приходили с Петровки, какую информацию снимать. Неужели действительно Сильвестр жив? Неужели он провернул такой трюк? Неужели он завел двойника? Действительно, в последнее время некоторые встречи, как начал припоминать Александр, проходили в его отсутствие, как будто он умышленно оставлял его в машине, уходил с каким-то человеком, встречался с артистами… Может быть, двойник и был артистом? Может, в самом деле прячется от своих врагов или решил выйти из дела? Трудно сказать… Почему началась война? Кто ее разжег? Неужели все думают, что он имеет отношение к гибели Сильвестра? Неужели все думают, что он знает, где «общак»? А может, на него хотят все списать? Все эти мысли роились у него в голове, и ни на одну он не мог найти ответа.
Практически всю ночь Александр не сомкнул глаз. Он сидел и думал обо всех событиях, о разговорах, которые велись с ним все это время.
На следующее утро его снова выдернули на допрос. На этот раз к следователю. Приехал и адвокат. Допрос был неинтересным, так как следователя совершенно ничего не интересовало – ни Сильвестр, ни его местонахождение, ни роль Александра как телохранителя. Его интересовало только оружие – где купил, кто стрелял… Было видно, что следователь работал по узкой теме, выявлял то, что было связано с конкретным уголовным делом: незаконное ношение оружия.
– А что мне светит? – обратился Александр к адвокату.
– По твоей статье – до трех лет, – сказал следователь. – Кстати, вот, – он показал листок, – предъявляю санкцию прокурора на твой арест в связи с обвинением в незаконном хранении и перевозке оружия. Сейчас твое оружие направлено на экспертизу. И мы узнаем, стреляли ли из него и есть ли у этого ствола определенная биография. А поскольку санкция прокурора получена сегодня, то сегодня тебя переведут в тюрьму.
– В какую? – спросил Александр.
– Не знаю, – ответил следователь. – Это не в моей компетенции. Какая будет свободна.
– А что, есть свободные тюрьмы?
– Я имею в виду свободные места в камерах, – сухо объяснил следователь.
В этот же вечер Александра перевели в Бутырку. Его поместили в автозак. Там были еще какие-то заключенные. Долго ехали по каким-то улицам. От Петровки до Бутырки рукой подать, но везли почему-то очень долго, останавливались – видимо, забирали еще клиентов в других отделениях милиции. Наконец машина въехала во дворик. Александр это почувствовал, так как стали медленно открываться ворота тюрьмы, похожие на шлюзы.
Сначала Александра поместили на «сборку». Это что-то вроде карантина, где находятся люди до направления их в конкретные камеры.
На «сборке» Александр пробыл около недели. Здесь сидел народ разный. Поскольку почти все попали в следственный изолятор впервые, то был какой-то своеобразный обмен информацией – кто что знает, как надо вести себя в камерах, как войти, какие правила и законы тюремной жизни существуют. Александр молча слушал, не вникая особо в разговоры. Скоро он знал, что существует так называемая общая камера, где содержится большая часть заключенных, и «спецы» – спецкамеры, где содержится криминальная элита – воры в законе, авторитеты. Эти камеры малонаселены – не более чем на 10–16 человек. В них более-менее сносные условия. Иногда в эти камеры может попасть и рядовой человек, не принадлежащий к элите криминального мира.
Боязнь не адаптироваться к тюремным законам у Александра была. Вскоре его, выражаясь тюремным языком, выдернули. Прокричав вечером перед отбоем несколько фамилий, конвоир сказал:
– С вещами на выход!
Это означало, что названных людей переводят в камеры. Они долго шли по коридорам. Время от времени открывались двери камеры и кого-то запускали. Наконец у конвоира остался только один Александр. Он вопросительно посмотрел на конвоира. Это был молодой парень, лет двадцати трех.
– А меня куда?
– Как куда? В камеру.
– В какую? В общую?
– А ты что, хотел на «спец», что ли? – с иронией спросил конвоир. – Что-то ты на крутого не тянешь, чтобы тебя на «спец» тащить! В общей будешь сидеть! Камера нормальная, не волнуйся!
– Сколько человек-то?
– Тридцать, по стандарту.
Вскоре они остановились у металлической двери, на которой были цифры 162.
– Давай, заходи! – сказал ему конвоир, проталкивая вперед Александра.
Он вошел внутрь. Камера была действительно небольшая, рассчитанная на тридцать человек, только там было человек восемьдесят, а то и девяносто. Кто из них спал, кто ходил, кто разговаривал. Многие смотрели телевизоры. Их в камере было несколько.
Александр стоял у входа, не зная, что делать дальше. Никто на него не обратил внимания. Вдруг какой-то паренек, сидящий недалеко, подошел к нему и сказал:
– Чего, новенький, что ли?
Александр молча кивнул.
– Давай садись пока ко мне на нары, посидишь у меня. Тебе повезло, братуха, завтра будет этап, многие места в камере освободятся, так что, может, повезет и какая-нибудь «шконка» тебе перепадет.
Всю ночь Александр просидел с этим парнем, не разговаривая. Воздух был очень спертый.
Утро в камере началось с восьми часов, по обычному тюремному распорядку. Вошли несколько конвоиров и оперативники. Всех выстроили в одну шеренгу. Началась перекличка. У оперативника был список. Он называл фамилию, человек повторял фамилию, имя, отчество, говорил номер статьи, по какой сидит. После проверки Александр сделал вывод, что москвичей в камере было процентов шестьдесят, остальные – иногородние. Больше всего здесь было людей в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет. Несколько человек совсем молодых – до восемнадцати лет, и несколько – около сорока. Это были бомжи, какие-то доходяги. Основная братва тусовалась вместе. Братва была ухоженная, их было видно издалека. Они были в дорогих костюмах, красивых кроссовках.
Криминальных программ по телевизору показывали достаточно много, но самой любимой была оперативная программа, идущая по ТВ-6, – «Дорожный патруль». Здесь узнавали последние новости об убийствах и крупных преступлениях в Москве.
Однажды прошел сюжет о том, как был убит один предприниматель с Дальнего Востока. Он посмотрел и с ужасом увидел, как у подъезда собственного дома лежал с простреленной головой Вадик. Через день показали задержание и арест предполагаемого убийцы. Александр узнал в нем Славку. Нет, этого не могло быть! Значит, кто-то дал команду на отстрел и ликвидацию дальневосточной бригады…
4 октября произошло сенсационное событие. Все телевизионные программы показали, что в районе рынка на Петровско-Разумовской произошла перестрелка, в результате которой погибли милиционеры. Но самое интересное – был схвачен киллер. Александр с удивлением увидел по телевизору фотографию Александра Солоника. «Ну вот, – подумал он, – и этот попался!»
В камере только и говорили об этом случае. Принялись живо обсуждать, кто такой Солоник, а когда прошла новая информация о его причастности к убийству ряда авторитетов, в том числе Глобуса и Барона, Александр с ужасом узнал, что в камере сидят три человека из басманной группировки, которые стали активно доказывать, что правильнее и честнее вора, чем Глобус, и круче авторитета, чем Барон, в Москве не было и нет. Теперь у Александра была одна мысль – только бы они его не узнали!
Через два дня – новое событие. Неожиданно Александра выдернули на допрос. Время было около восьми вечера. В это время адвокатов на беседы с подзащитными уже не допускали. Значит, его будут допрашивать или следователь, или оперативники… И наверняка по какому-то срочному делу. Не будут же они тревожить его в такое время из-за оружия!
Еще очень странным было то, что вел Александра на допрос не обычный конвоир-«вертухай», и даже не корпусной, который постоянно дежурил на этаже, где находились камеры, а какой-то оперативный работник в накинутом бушлате без погон, должность и звание которого были скрыты. Оперативник шел молча, открывая ключом-«вездеходом» двери и отсеки.
Наконец они вошли в большой овальный коридор. Потолок смотрелся дугой. Здесь были следственные кабинеты Бутырки. Но дежурного за столом, который обычно сидел и вызывал заключенных к следователям или адвокатам, не было. Более того, практически все следственные кабинеты были открыты и тщательно вымыты «шнырями» – зеками, которые остались для работы. Они подошли к одной двери. Оперативник приоткрыл ее и слегка подтолкнул Александра.
Александр вошел. В следственном кабинете горела тусклая лампочка. За столом сидел мужчина в пальто, в темной водолазке, в черной кепке. Александр всмотрелся в его лицо и с удивлением сказал:
– Андрей, ты?! Какими судьбами! Что ты здесь делаешь? – Он подошел к человеку, который был правой рукой Сильвестра.
Андрей медленно поднялся.
– Садись, Санек, – сказал он, – базар есть.
Александр понял, что что-то произошло.
– Как ты попал сюда? – спросил он.
– А чего ты лохом прикидываешься? – сказал Андрей. – Ты что, не знаешь, что за бабки можно все? Дал лавэ, вот и провели меня к тебе на свидание. Поговорить надо. Ты в курсе, что творится?
– Я по ящику слышал – Вадика грохнули… Каким образом? Славку арестовали… Он же наверняка не имеет никакого отношения к убийству Вадика!
– Обычное дело – внутриструктурные разборки, – сказал Андрей. – Отстрел ваших пошел. Да и наших тоже. Ты в курсе, что завалили Культика, Дракона, Двоечника, еще нескольких ребят?
– А кто, кто это сделал?
– Вот я и пришел поговорить с тобой об этом. Итак, прежде всего я хочу знать, что тебе накануне взрыва говорил Иваныч, куда вы ездили, кого посещали?
– Встречались с коммерсантами, с одним жуликом, – сказал Александр. – Потом он должен был в банк подъехать, что-то там с деньгами. Вот у банка его и взорвали.
– А что он тебе про этот банк говорил? Зачем он туда поехал?
– Я не в курсе, Андрюха, – ответил Александр, – совершенно не в курсе.
– А где бабки? Ты же знаешь, где бабки! Говори!
– Какие бабки?
– «Общаковские»! Все ищут «общаковские» деньги!
– Я не знаю, где они.
– Послушай, – Андрей поднялся во весь рост, – ты знаешь, что ты приговорен? Приговорен всеми.
– Я? Приговорен всеми?
– Тебя объявили крысой.
– Меня крысой? За что? Почему?
– Ясно за что. За «общак». Говорят, ты «общак» взял.
– Зачем? Какой смысл? Я не знаю, где «общак»! Неужели ты думаешь, что Иваныч мне говорил, где «общак»?
– В то, что он тебе это говорил, я тоже не верю, – спокойно сказал Андрей, – но подсмотреть, где находится «общак», ты мог на сто процентов, конкретно. Так что, Шурик, давай по-хорошему, говори, где бабки, и мы тебя выпускаем.
– Выпускаете?
– Ну, выкупаем, – поправился Андрей. – Какое это имеет значение? Выйдешь на свободу. А иначе – тебе кранты. Теперь вся твоя жизнь, твоя судьба зависит только от тебя, Шурик. Думай, Шурик, думай, принимай решение! Говори, где бабки? – повторял Андрей.
– Андрюха, – пытался объяснить Александр, – я не в курсе, я ничего не знаю! Я не знаю, где бабки! Более того, со мной в камере три хмыря из басманной группировки сидят.
– Я в курсе, – сказал Андрей.
Александр понял, что Андрей владел полной информацией о его нахождении в сизо. А может быть, не случайно он оказался именно в той камере, где находятся его враги? Александр вспомнил разговор с ментами насчет того, что Сильвестр мог остаться в живых.
– Послушай, – сказал Александр, – я хочу сказать тебе одну вещь. Ко мне приходили менты, опера. Они говорят, что Иваныч жив, что двойника завалили, что видели его то ли в Одессе с Росписью, то ли в Вене…
– Ты что? – перебил его Андрей. – Веришь этой пурге? Нет Иваныча больше. В земле он лежит. Экспертиза по зубам показала, что это он…
– Кто мог это сделать? – спросил Александр.
– Разные слухи ходят… Может, чеченцы, может, воры за смерть Отарика, может, курганцы…
– За что?
– За то, что не рассчитался с ними, коммерческие структуры под себя взяли. Кстати, они многие структуры взяли под себя. Может, «Белая стрела»…
– Что еще за «Белая стрела»?
– Секретная организация ментов, которая истребляет уголовных авторитетов. Кто знает? Жизнь покажет, – сказал Андрей. – Но дело не в этом. Где «общак», Шурик? У тебя осталось две минуты, две минуты твоей жизни.
– Ты что?! Как ты можешь говорить такие вещи?
– Потому что через две минуты я уйду, и больше тебе на этом свете никто помочь не сможет.
Александр сказал:
– Теперь я все понимаю. Вы все «стрелки» на меня скинули и хотите меня крайним поставить. Кто-то из вас «общак» пригрел, а меня списать хотите по этому делу. Не выйдет! Я «маляву» на волю напишу братве!
– Ладно, с тобой все ясно, – сказал Андрей. – Разговор окончен.
Но после этих слов, как ни странно, Андрей не стал вызывать конвоира, чтобы Александра вернули обратно в камеру. Он сел за стол, вырвал из блокнота листок и стал писать какую-то записку. Потом свернул эту записку, написал сверху имя, вытащил пачку сигарет и, сняв с нее целлофановую обложку, вложил в нее записку, концы тщательно зажег зажигалкой. Таким образом, получалась тюремная «торпеда» – запаянная записка, «малява», которую может прочесть только адресат. Потом Андрей встал, не обращая никакого внимания на Александра, приоткрыл дверь. В комнату тут же вошел конвоир, который привел Александра. От него уже немного попахивало спиртным. Андрей положил записку в боковой карман конвоиру и сказал:
– Все, спасибо тебе, Митрич, веди его обратно.
Конвоир молча кивнул. Александр вышел из кабинета, не прощаясь. Когда они подошли к камере, конвоир приоткрыл дверь и сказал:
– Входи.
Александр вошел. Но конвоир дверь не закрывал, а лишь прикрыл и через «кормушку» назвал фамилию одного из сокамерников Александра. Тот подошел к «кормушке». Александр увидел, как конвоир приоткрыл дверь и сказал:
– Выйди.
Тот вышел. Они общались минуты три-четыре. Наконец здоровый детина, сокамерник Александра, вернулся в камеру. Он молча подошел к окну, сел и, достав сигарету, закурил. Александр продолжал на него смотреть. Очень странным показался ему такой резкий вызов сокамерника именно тем конвоиром, который только что сопровождал его. И вдруг он увидел, как здоровяк достает «маляву», написанную Андреем, распечатывает ее и начинает читать. «Все ясно, – подумал Александр, – значит, у него есть связь. Кто этот здоровяк, откуда он? Почему Андрей написал ему «маляву»? Сто процентов, что она касается меня… Значит, вот от кого ждать первого удара…»
Почти всю ночь он не спал, только и думал о возможной провокации.
Следующее утро для Александра началось как обычно. В восемь проверка, затем завтрак – через тюремное окошко подавали миски, наполненные тюремной бурдой. На сей раз бурда состояла из гречневой каши, разведенной водой, и куска рыбы. Слабо заваренный чай напоминал помои. Многие сокамерники Александра давно отказались от тюремной баланды и предпочитали жить семьями. Объединение людей в группу от четырех до двенадцати человек, питающихся за счет «дачек» – передач, получаемых с воли. Семьи имели свой четкий распорядок. Сначала садилась за стол первая смена, вторая, третья и так далее. Никто никогда этого порядка не нарушал, посторонний за стол к чужой семье не садился.
Александр не принадлежал ни к какой семье и ни с кем не сближался, поэтому каждый раз, когда садилась люберецкая, долгопрудненская братва, подогреваемая с воли шикарными деликатесами, у него текли слюнки.
Сегодня должна была быть баня. К обеду всех вывели. Александр знал, что когда людей выводят на прогулку или в баню, то частенько в камере устраивают шмон. Врываются конвоиры и переворачивают матрасы, подушки, личные вещи осужденных.
Баня представляла собой достаточно большое помещение – помывочную с многочисленными душевыми воронками, из которых текла холодная вода. В бане всегда можно было определить, кто когда сидел, за что. У так называемых «синих», то есть людей, которые были в колониях и следственных изоляторах уже не первый раз, обычно вся биография и криминальный путь был нанесен на груди, на руках и на спине. Изредка Александр наблюдал за здоровяком. Как ни странно, у него были две неприметные татуировки, не относящиеся к тюремной символике. Скорее всего одну он сделал за границей; судя по ее восточному характеру, эта татуировка была сделана где-то в Таиланде.
Вначале все было нормально, но затем неожиданно началась драка. Трудно сказать, из-за чего – то ли кто-то к кому-то стал приставать, то ли мыло не поднял, то ли, наоборот, уронил… В нее было вовлечено несколько человек. Александр, уже помывшись, сидел на деревянной скамейке, медленно надевая тюремную одежду, как вдруг к нему подлетели здоровяк и еще один парень и, не говоря ни слова, с кулаками набросились на него. В один миг Александр оказался на полу. Здоровяк и парень били его ногами. Здоровяк не говорил ни слова, только бил. Вступать в разговоры и спрашивать, за что, у Александра не было времени. Он каким-то образом извернулся и ударил здоровяка, но тот в последний момент отпрянул, и удар пришелся на его напарника. Парень отлетел в сторону и ударился головой о стену.
Здоровяк свистнул. Из другого отделения выскочили еще несколько человек. Драка продолжалась несколько минут. Точнее, это уже было избиение. Александр уже не мог оказывать сопротивление. Он только лежал, закрыв голову руками. Били везде, молча. Наконец Александр потерял сознание…
На следующее утро Александр проснулся, лежа на белоснежной кровати, стены были также белые, но на окнах – такие же решетки. Это была «больничка». Сюда помещали на излечение заключенных, получивших травмы в драках. Александр осмотрелся.
Палата была небольшая. Койки стояли в один ряд, двухъярусных не было. В углу, около окна, была ухоженная койка с двумя тумбочками. Александр и раньше знал о существовании «больничек», что туда часто попадают воры в законе и авторитеты, чтобы отлежаться в более-менее хороших условиях. Безусловно, на той койке лежал авторитет, может быть, даже «смотрящий» по блоку.
Рядом лежал такой же парень с обвязанной головой. Александр пытался приподняться, но сильная боль в грудной клетке и спине заставила его отказаться от этой попытки.
К обеду пришел человек в военной форме, с наброшенным на плечи халатом. Это, вероятно, был оперативник.
– Ну что можешь сказать, – наклонившись к нему, спросил он, – по факту своего избиения? Ты запомнил, кто тебя бил в бане?
Что мог ему ответить Александр? По тюремным законам, выдавать товарища являлось западло. Он это прекрасно знал.
– Меня никто не бил. Упал, поскользнулся…
Оперативник, видимо, часто получавший стандартный ответ, не удивился.
– Ну-ну, – сказал он, – выбирай, парень, свою судьбу сам. Как дальше-то жить будешь?
– Молча, – выдавил из себя Александр.
– Ладно, – похлопал его по плечу оперативник, – в камеру мы тебя другую определим. Туда уже больше не вернешься. А поскольку ты претензий не имеешь, тогда подпиши, – и он протянул листок. Александр прочел: «Я, такой-то, претензий к тюремной администрации по факту своего избиения в бане не имею». Он расписался.
Пролежав на «больничке» три недели, Александр был переведен в другую камеру.
Через два дня его ждал большой сюрприз. Как-то в камере выкрикнули его фамилию:
– На свидание!
Александр вышел. Первый раз в жизни он шел на тюремное свидание.
Собрав группу людей примерно из шестнадцати человек, конвоиры вели их по коридору. Приведя их в комнату для свиданий, всех поместили в специальные камеры – так называемые «стаканы». Наконец очередь дошла до Александра. Он знал, что свидание продолжается не более 50–60 минут.
Его ввели в комнату. Комната была небольшая, метров 18–20, разделенная вдоль каменной стеной. В нее были вмонтированы телефонные аппараты. Их было семь штук. Телефонные будки, в свою очередь, были разделены на две половины. С одной стороны стоял небольшой столик, чтобы можно было положить руки, сбоку привинчена телефонная трубка на металлическом шнуре, какие были в 50–60-х годах. Разделяла их то ли пластмасса, то ли стекло, внутри которой находилась мелкая сетка. На другой стороне было то же самое – такая же трубка, такая же скамеечка, столик. Будка была разделена на две части. В одной находился осужденный, в другой – человек, пришедший к нему на свидание. За осужденным тут же закрывалась дверь на шпингалет с внешней стороны, и он уже не мог выйти, а у человека, пришедшего на свидание с воли, такого шпингалетика не было.
Наконец раздался звонок, дверь открылась, и около восьми человек, пришедших на свидание, вошли в зал. Там были и женщины, и мужчины. Александр увидел знакомое лицо. Да это Тамара! Она заулыбалась, открыла дверь, подошла, села и чмокнула через стекло Александра, взяла трубку.
– Шурик, как ты, дорогой? – тихо спросила она.
– Ничего, нормально.
– Ты удивлен?
– Конечно. Как ты меня нашла?
– Ребята подсказали. Все тебе кланяются.
– Как они? – сразу спросил Александр.
– Вадик… Вадика убили, – сказала Тамара. – А вчера убили Славку. Но он тебе письмо оставил. Когда выйдешь, я тебе его передам. Письмо очень важное.
– Кто его убил?
– Его выпустили в связи с недоказанностью обвинения в убийстве Вадика, и через три дня приехали с Дальнего Востока какие-то то ли кровники, то ли крестники – как там, по-вашему… в общем, какие-то уголовники приехали, ужасно страшные! Я их видела. Они его и убили…
– Откуда знаешь? – недоверчиво спросил Александр.
– Ребята приходили – Макс, Олег, – все рассказали. И они мне твой адрес сказали, просили передать тебе, что часть бригады уехала, а часть в Москве осталась. Кто куда примкнул, к разным структурам. Тебе все большой привет передают. В отношении тебя, как они сказали, волна вроде улеглась. Ходят странные слухи… Говорят, что твой бывший шеф жив…
– С чего это вдруг? – спросил Александр.
– А помнишь, Сережа Борода, в начале года… Труп его в Яузе нашли…
– Ну? – сказал Александр, вспомнив Сережу Бороду, одного из хороших товарищей Сильвестра, который таинственно исчез из «Метрополя».
– Так вот, он оказался жив. И теперь по Москве поползли слухи, что и твой… тоже жив.
«Вот так новость! – подумал Александр. – А ведь это прекрасно!»
– А как это точно узнать, жив он или нет?
– Ну как я могу тебе это сказать? Откуда я знаю? Даже ребята ничего толком сказать не могут. Ходят слухи, и все.
Александр был совершенно ошарашен. Выходит, то, что говорили менты и что говорит сейчас Тамара… Нет, она не могла быть прислана ментами, этого не может быть!
Свидание произвело на Александра большое впечатление. Он почти не спал ночью, вспоминая каждую деталь свидания.
Через два дня его ждал новый сюрприз. Пришел адвокат и сказал, чтобы он готовился к судебному процессу, но не по его уголовному делу, а на предмет изменения меры пресечения. Такой суд вскоре и состоялся.
На автозаке Александра и других людей, видимо, тоже участников таких процессов об изменении меры пресечения, повезли куда-то в центр. Ехали недолго. Приехали в Тверской суд, находящийся на Цветном бульваре. Тверской суд рассматривал все дела, связанные с содержанием, а также с преступлениями, совершаемыми на территории Бутырки.
Судья, парень лет тридцати, безразлично взял его уголовное дело, стал пролистывать. Слово предоставили адвокату. Тот стал говорить, что никакого оружия у Александра не было, что до сих пор экспертиза по этому оружию ничего не показала, что Александр ранее к уголовной ответственности не привлекался, и наконец самое главное – адвокат специально сделал большую паузу, чтобы привлечь внимание участников судебного заседания, – что сроки содержания Александра под стражей нарушены, прошло два месяца.
А по закону нельзя этого делать, нужна санкция прокурора о продлении срока.
Судья стал снова пролистывать бумаги, ища какие-то документы, обосновывающие просрочку содержания Александра под стражей. Но не нашел. Он раздраженно сказал:
– Суд удаляется на совещание.
Минут через сорок, вернувшись, судья сказал, что все домыслы защитника относительно хранения оружия признаются необоснованными, что следствие действовало в соответствии с процессуальными нормами, никаких нарушений с его стороны нет. Что же касается нарушения сроков содержания под стражей, то здесь действительно есть нарушения. И, исходя из этого, суд постановляет: изменить меру пресечения в отношении Александра – освободить его из-под стражи и перевести на подписку о невыезде.
Александр не верил своим ушам. Неужели?!
Его снова вернули в камеру. Адвокат оформлял какие-то бумаги. Наконец засов открылся, и сержант как бы с грустью сказал:
– Александр… на выход!
Выведя его из камеры, он выдал ему листок и сказал:
– Вот подписка о невыезде. Подпиши.
Александр быстро подписал бумагу.
– Будешь являться на допрос по требованию следователя. За тебя поступило поручительство от гражданки…
Александр увидел, что недалеко стоит Тамара.
– Повезло тебе, парень, что у твоей бабы московская прописка. Теперь она за тебя отвечает. Давай, гуляй! – хлопнул его по плечу конвоир.
Александр вышел, радостный и счастливый. Неужели все кончилось?
– Нет, дело не закончено, – сказал подошедший адвокат. – Все зависит от результатов экспертизы.
– В каком смысле?
– Вдруг не подтвердят, что из этого оружия можно стрелять. Но пока ты свободен.
