Нефть и газ всегда занимали особое место в работе Международного центра по налогам и инвестициям. В исполнительный комитет центра входили четверо руководителей от корпораций; трое из них более 10 лет были представителями компаний Chevron, BP и British Gas. Делая упор на нефть и газ, центр разделяет стратегические интересы американского и британского правительств, внешняя политика которых многие годы подчинена главной цели – обеспечить постоянный приток нефти. В первой половине XX века нефть ценилась главным образом военными: им требовалось горючее для кораблей и танков, а позже и самолетов. Нефть сыграла важную роль во Второй мировой войне.
Одной из главных целей неудачного наступления Гитлера на Советский Союз были нефтяные месторождения Азербайджана, в то время как на другом краю света атака японцев на Перл-Харбор была вызвана стремлением получить контроль над акваторией Тихого океана и судоходными маршрутами, по которым поставлялась нефть из Индонезии. Военные лидеры всех противоборствующих сторон прекрасно знали, что если они не смогут обеспечить себе поставки нефти, то их военные машины остановятся.
С тех пор значение нефти для военных целей ничуть не уменьшилось. Так, во время вторжения в Ирак и его оккупации в 2003 году американские войска тратили 1,4 млн галлонов топлива в день. Но, начиная с середины XX века, нефть стала играть такое же большое значение в экономике, как и в военном деле, став рыночным товаром. Даниэль Ергин, признанный специалист по истории нефтяной отрасли, замечает: «Какими бы не были повороты глобальной политики, как бы не возвышались и не теряли свое влияние те или иные нации, в годы после Второй мировой войны одна тенденция сохранялась неизменной – неуклонно растущее потребление нефти. Нефть стала королем всего и вся, монархом, наряд которого – трубы нефтепроводов».
На протяжении почти всего XX века Соединенные Штаты были крупнейшей нефтедобывающей страной мира. По мере того, как запасы нефти в США уменьшались, потребление «черного золота» в Северной Америке, Европе, а позднее – и в Азии, увеличивалось. Страны – основные потребители нефти и страны, добывающие нефть, оказались в совершенно разных регионах мира. Нефть стала главной движущей силой в мировой геополитике, особенно на Ближнем Востоке, где находится 60 % мировых запасов нефти.
Возможно, наиболее отчетливо это было видно в доктрине Картера от 1980 года. В своем обращении к нации президент Картер заявил: «Я прямо и ясно изложу нашу позицию. Любая попытка любой внешней силы получить контроль над регионом Персидского залива будет рассматриваться как посягательство на жизненные интересы Соединенных Штатов Америки, и такое посягательство будет отражено любыми необходимыми средствами, в том числе и с помощью военной силы. И, хотя президент говорил о «внешней силе», данная политика в равной мере применяется и к игрокам на самом Ближнем Востоке, что и было продемонстрировано Войной в Заливе 1991 года, вторжением в Ирак в 2003 году и демонстрируется сейчас в кризисе вокруг Ирана.
Я впервые побывал в Ираке в 2005 году, через два года после вторжения коалиционных войск, где меня принимали Хасан Джума и Единый профсоюз работников нефтяной отрасли. Я провел неделю в обжигающе жарком климате Басры, встречаясь с нефтяниками и посещая их рабочие места. В то время я работал в британской неправительственной организации PLATFORM и восемь лет изучал влияние британских нефтяных компаний в мире. Я также наблюдал за тем, что происходило в иракской нефтяной политике после 2003 года.
В мае 2005 года я посетил нефтеперерабатывающий завод в Басре. Как любое подобное предприятие, он представлял собой нагромождение труб, соединяющих здания странной формы. Всюду ощущался запах серы, а над всеми постройками возвышалась гигантская факельная башня с извергающимися языками пламени, жар от которых чувствовался даже внизу, на земле. Но чем отличался завод Басры, так это древностью своего оборудования: компьютеры в диспетчерской – как из фильмов 1970-х годов, ветхие здания и покрытые ржавчиной трубы.
Идя по территории завода, я занервничал. Я знал об авариях на нефтеперерабатывающих заводах Великобритании и США, когда старые трубы и клапаны не выдерживали высокого давления. Подумав об этом, я невольно пригнулся и съежился.
Я спросил директора завода в Басре, как обстоят дела на предприятии с безопасностью. Мой вопрос его удивил. Аварии происходят крайне редко, сказал директор, так как все системы часто проверяются. «Для оператора этот завод словно дом родной», – пояснил мой собеседник. Меня поразил такой резкий контраст по сравнению с американскими и британскими нефтеперерабатывающими заводами, руководители которых не очень-то думают о безопасности, видя в рабочей силе прежде всего расходы, которые нужно свести к минимуму. На многих заводах из-за большого сокращения персонала проверки оборудования проводятся крайне редко, а неисправные запчасти не ремонтируются и не заменяются.
Например, нефтеперерабатывающий завод Grangemouth компании BP в Шотландии, на котором я побывал в 2002 году, после нескольких аварий двумя годами раньше, которые сопровождались взрывами, утечкой газа и пожарами, получил самый большой штраф за нарушение техники безопасности за всю историю Шотландии. Сильный пожар, с которым семь часов боролись 50 пожарных на 14 пожарных машинах, проще было потушить в самом его начале, но одна из двух пожарных машин, которые находились непосредственно на территории завода, сломалась.
Как эксперты, так и депутаты местного парламента назвали одной из причин аварий нехватку квалифицированного персонала. В 1998 году на этом нефтеперерабатывающем заводе сократили 200 работников, а в 1999 году еще 400 человек. Но не успели еще высохнуть чернила на докладе о пожаре 2000 года, как ВР вновь сокращает своих рабочих на целых 40 %, с 2,5 тысяч до 1,5 тысяч человек.
Совсем иная ситуация на нефтеперерабатывающем заводе в Басре. Пожаров там не было с 2003 года, о чем мне с гордостью рассказал Фарадж Рабат Мизбан, руководитель пожарной охраны завода. Между тем, во время вторжения в Ирак на заводе произошли 23 пожара, в том числе и взрыв цистерны с нефтью в результате атаки самолета F-16.
Фарадж, тихий, жилистый человек с неприятной ухмылкой, работает на этом нефтеперерабатывающем заводе с 1976 года. В начале 1980-х он был музыкантом и играл на канане, национальном струнном музыкальном инструменте. Его музыкальный коллектив имел успех и часто выезжал на гастроли за рубеж. Но сам он не мог поехать с ними – ему не давали разрешения на выезд за границу, так как он отказался вступать в партию БААС.
В жизни Фараджа отражена трагедия всего иракского народа. Его нефтеперерабатывающий завод, расположенный на юго-востоке Ирака, оказывался в эпицентре боевых действий во время трех последних войн. Война с Ираном 1980–1988 годов унесла жизни нескольких коллег Фараджа – они погибли в результате артобстрелов Басры иранцами. Всего лишь через два года после окончания той войны Саддам Хусейн захватил Кувейт. Последовавшая за этим Война в Заливе, по словам Фараджа, «была очень страшной войной, так как мы увидели оружие, с которым раньше не сталкивались, – самолеты F-16, самолеты-невидимки Stealth, самолеты Tornado, крылатые ракеты. Мужчины, женщины, дети, даже животные – все замирали от страха, когда слышали звук летящего самолета». Фараджу та война принесла несчастье. Около его дома взорвалась ракета, выпущенная союзными войсками, и ранила его сына, который играл неподалеку. В результате сын стал инвалидом, прикованным к постели, и нуждается в постоянном уходе по сей день, хотя прошло уже 15 лет.
После того как возглавляемые США коалиционные силы изгнали Саддама Хусейна из Кувейта, шиитские мусульманские группы на юге Ирака начали готовиться к выступлению против Саддама, получив сигнал, что американцы поддержат их восстание, что на деле так и не сбылось.
Саддам отреагировал на это самыми жестокими репрессиями за всю историю своего правления. Так, Фарадж был арестован всего лишь за участие в демонстрации; его три месяца держали в тюрьме в ужасных условиях.
В 1990-е годы к Ираку были применены международные санкции. В результате умерли сотни тысяч людей, особенно детей, из-за нехватки лекарств и продовольствия. Исследование, проведенное детским фондом UNICEF Организации Объединенных Наций, показало, что в период между 1991 и 1998 годами в Ираке умерло на полмиллиона детей больше, чем составила бы смертность в обычное время, без режима санкций. Многие дети умерли из-за отсутствия чистой питьевой воды, так как международное сообщество посчитало хлор товаром «двойного назначения», поэтому его импорт был запрещен международными санкциями. Когда американо-британские войска вторглись в Ирак в марте 2003 года, большинство жителей юга страны, равно как и многие жители других районов, приветствовали их приход, так как это означало конец правления Саддама.
Но надежды на лучшее улетучились, так как на смену им пришли суровые реалии оккупации. Фарадж вспоминает один инцидент. Когда он с товарищами возвращался домой после ночной смены, они встретили нескольких американских солдат. Рабочие поприветствовали американцев, но те повели себя очень нервно и агрессивно. Солдаты загнали рабочих на территорию завода, закрыли калитки и не выпускали их. Когда один из старших рабочих попытался объясниться с ними, его швырнули на землю и придавили голову сапогом.
Многих американских солдат, по возрасту почти юнцов, приучили видеть в каждом иракце потенциального террориста. Но такой стереотип укоренился не только у 18-летних солдат, но и у высокопоставленных бюрократов – представителей оккупационных властей, а также у консультантов, предлагающих иракцам «рекомендации» о том, как им развивать свою экономику.
Большая часть этих рекомендаций исходит из того предположения, что иракцы не способны самостоятельно управлять своей нефтяной отраслью, поэтому им не обойтись без транснациональных корпораций. После своего визита на нефтеперерабатывающий завод я пришел к противоположному выводу. Хасан Джума так высказался о транснациональных корпорациях: «Хотя их оборудование производит впечатление, нельзя сказать то же самое об их технических навыках».
Начало Единому профсоюзу работников нефтяной отрасли положил митинг, организованный Хасаном Джума 20 апреля 2003 года, всего лишь через несколько дней после падения режима Саддама. Профсоюзы в Ираке были запрещены с 1987 года, когда диктатор объявил вне закона все профсоюзы, кроме государственного (который фактически был не профсоюзом, а частью его аппарата спецслужб). Цель работников нефтяной отрасли – не просто защита своих прав: «После начала оккупации некоторые активисты посчитали крайне важным создать профсоюз нефтяников для защиты национальной экономики. Ведь мы все хорошо знали, что американцы пришли сюда за нефтью».
На том первом митинге был создан комитет из девяти человек. Вначале многие работники не хотели организовывать профсоюз, так как ассоциировался у них с одним из инструментов репрессий эпохи Саддама. В то время страна только что была оккупирована, но американцы не знали, как дальше управлять этой страной.
Поэтому комитет решил, прежде всего, организовать рабочих на восстановление работы предприятия и хотя бы частичный ремонт повреждений, нанесенных войной. Как только эти усилия дали какой-то результат, в комитет стали вступать рабочие, затем был создан профсоюз Южной нефтяной компании и проведены выборы его руководства. Хасан Джума был избран президентом, а Фарадж получил должность в исполнительном комитете профсоюза.
Следующей задачей профсоюза было налаживание взаимоотношений с оккупационными властями. Первые два месяца оккупации рабочим не платили зарплату. К июню 2003 года терпение рабочих стало иссякать. Фарадж, Ибрагим Радхи (рабочий завода, член профсоюза) и еще 100 рабочих блокировали пункт заправки топливом транспорта британской армии. Они перекрыли дорогу краном, а сами сели у колес грузовиков.
Прибыли бронетранспортеры с солдатами, протестующих рабочих взяли под прицел автоматов. Но рабочие вели себя храбро, продолжая сидеть и показывая своим видом солдатам, что те могут стрелять, если хотят.
Благодаря этой акции протеста тут же начались переговоры, и уже через несколько часов все долги по зарплате рабочим были выплачены. Британское военное командование поняло, что рабочие контролировали жизненно важное для оккупантов топливо. После акции протеста о профсоюзе заговорили все, и число членов профсоюза выросло со 100 до 3000 человек.
Тем не менее, мнение иракских нефтяников продолжали игнорировать, так как оккупационные силы пытались установить контроль над иракской нефтяной отраслью с помощью американской компании Halliburton. Эта нефтяная компания, как и ее хозяева, политики и военные, была плохо подготовлена к выполнению этой задачи, а ее попытки восстановить нефтяной сектор Ирака и управлять им по большей части терпели провал.
В августе 2003 года профсоюз организовал забастовку, во время которой в течение двух дней в Ираке была полностью прекращена добыча нефти. Как и акция протеста на нефтеперерабатывающем заводе, эта забастовка сыграла ключевую роль в дальнейшем успехе профсоюза. Месяцем позже глава американской оккупационной администрации в Ираке Пол Бремер предложил для иракских рабочих тарифную сетку, начиная с суммы в 69 тысяч иракских динаров (40–45 долларов) в месяц. На такую зарплату рабочие просто не смогли бы прожить. Угроза дальнейших забастовок привела к новым переговорам, в результате которых две самые низкие ставки были отменены, и минимальный размер зарплаты составил 100 тысяч динаров.
С тех пор профсоюз достиг многого. Так, удалось вынудить подрядчика компании Halliburton заменить 1200 иностранных рабочих иракцами. Кроме того, удалось пролоббировать строительство жилья для рабочих, а также создание рабочих мест для иракцев-выпускников нефтяной академии.
Тем временем профсоюз вырос до 23 тысяч человек и был преобразован в Единый профсоюз работников нефтяной отрасли. Были созданы 10 представительств этого профсоюза в 10 иракских нефтяных компаниях в Басре, Амаре, Насирии и Самаве – четырех южных провинциях Ирака, где находится большая часть нефтяных запасов страны.
Но Хасан знает, что основная борьба еще впереди. «В этой войне есть два этапа. Первый – это военная оккупация. Второй этап – это экономическая война и разрушение экономики Ирака».