Глава 20
Причина жить
Фран позвонил. Ждать пришлось, как ему казалось, целую вечность. Наконец послышались быстрые легкие шаги, и Марта приветливо улыбнулась ему с порога. Проводя его в глубь квартиры, на ходу попросила подождать, пока она высушит волосы, и оставила в большой комнате в компании двух женщин, которых представила как свою мать – Кристину и тетку – Эльзу.
– Очень приятно. – Фран безукоризненно исполнил приветственный ритуал.
Его всегда поражало ханжество светского общения. При самой первой встрече можешь верить, что перед тобой хороший человек, но от самого знакомства приятно пока никому не становится.
– Марта говорит, что вы познакомились при необычных обстоятельствах, – произнесла Кристина.
– В общем, да, – улыбнулся Фран. – Я бы сказал, что она на меня словно в неба свалилась.
Эльза, тетка Марты, просто не сводила с него глаз, упорно всматривалась в его лицо, будто искала знакомые черты, но в чем-то сомневалась. С каждой минутой она нервничала все больше. Франу тоже она почему-то показалась знакомой. Хоть бы Марта скорее возвращалась!
– Чем вы, Фран, занимаетесь? Ах, простите, я не хотела, чтобы это напоминало допрос. Но что делать! Те же слова говорили наши родители нашим знакомым молодым людям. Фран, мы просто хотим знать о вас что-нибудь…
– Да, Фран, я за то, чтобы у дочери была полная свобода личной жизни, – добавила Кристина.
Фран мгновенно выставил домашнюю заготовку. Наркоманы – виртуозы вранья, и не по склонности, а от вынужденной практики.
– Один контракт закончился, а другого еще не заключил и пока свободен. Ищу, осматриваюсь, изучаю возможности.
– Охотник на привале?
– Ну да, в каком-то смысле.
– Если молодой человек ищет работу, значит, он работающий молодой человек. Попасть в дыру между двумя договорами еще не преступление. Найдет новую работу.
– Разумеется, – серьезно произнес Фран.
«Марта, где же ты?» – изнывал он.
Словно откликаясь на его безмолвные призывы, Марта спустилась по лестнице, объявив, что готова. На лице у нее больше не было пластыря, но виднелся шрам. Синяк, полученный в автобусе, ей удалось хорошо скрыть тональным кремом. Она оделась в джинсовые шорты, топик, открывавший пупок, и курточку. Нижние края штанишек были изящно обтрепаны и слегка расширялись, как раскрывающийся цветок. Очень эротично. Фран от души надеялся, что мать и тетка Марты не заметили его взгляда, которым он обласкал живот девушки. Совсем не то, что нужно для первого впечатления.
– Мы пошли, – сказала Марта.
Она расцеловалась с обеими женщинами. Пока Фран растерянно думал, должен ли последовать ее примеру, Марта вытащила его за руку на лестничную клетку, и он успел только быстро попрощаться.
– Он мне понравился. Так нервничал, – обратилась Кристина к сестре, закрыв дверь за дочерью. – А ты помнишь, как папа встречал наших ухажеров? Вот уж где были настоящие допросы! Инквизиция позавидует!
– А я не знаю, какое у меня впечатление. Мальчик мне кого-то неприятно напоминает, а кого – не соображу, – призналась Эльза, потирая пальцем висок.
Отправились на машине Марты в кино. Фран, уже принявший метадон, был счастлив и спокоен. Они выпили пива в баре напротив, перед тем как зайти в кинозал. За кружкой у стойки, среди шума и толчеи болтали. Фран заявил, что он техник по ремонту компьютеров, и твердо держался версии о временном перерыве в работе. Искренность была бы прекрасна, но он не решился к ней прибегнуть уже сейчас, на первом этапе знакомства. Если оно продолжится и окажется, что девушка того стоит, придется провести болезненный опыт: признаться. Но пока есть время. Сейчас они говорили о «Шаге винта». Марта читала первый том, а Фран второй. Прошли долгие годы с тех пор, как он проводил время с девушкой вот так, в увлекательных и совершенно бескорыстных разговорах, ничего не добиваясь. Он вообще не думал о сексе во время их беседы – хотя восстанавливал мужскую силу на глазах и теперь был не прочь доказать самому, что ежедневное потребление героина все же не превратило его в овощ. Здесь, в баре, где Марта смеялась незамысловатым шуткам, опершись локтем о стойку, ему вообще ничего не было нужно, кроме ее улыбки и возможности наблюдать, как она берет соломинку маленькими губками.
Это был какой-то кинотеатр на юге города, где Фран был впервые, а Марта, судя по всему, чувствовала себя как дома. Легко ориентируясь, она провела его к их местам в центре зала, устроилась и вынула из кармана курточки два «чупа-чупса», предложив один Франу.
– Не могу устоять – люблю сладкое.
Начался фильм. Все зашевелились, усаживаясь поудобнее, их руки коснулись друг друга. Марта мягко убрала свою – скорее спокойно, чем испуганно.
– Мне так хорошо с тобой, – прошептал Фран.
Марта взглянула на него искоса:
– Я тоже не страдаю, Фран! – И улыбнулась, отвернувшись снова к экрану.
Он все же взял ее ладонь в свою и вскоре, видя, что Марта не отнимает руку, сплел ее пальцы со своими. Она вновь взглянула на него искоса и улыбнулась. Она не возражала.
– Ну и как тебе фильм? – через несколько минут спросил Фран.
– Ничего не понимаю.
Чтобы поговорить так, им пришлось сблизить головы. Губы их находились в сантиметре друг от друга. Марта не шевелилась. Приглашение было столь явным, что Франу оставалось сделать лишь одно незаметное движение, чтобы поцеловать ее.
Да, вот чего ему не хватало все эти годы. Нежного поцелуя во мраке кинозала.
В десять часов вечера Рекена все еще глядел в монитор. Сегодня его рабочий день начался в восемь тридцать утра. Свет в тот раз дали только утром, серверный комп отключился в точном соответствии с программой через сорок пять минут, а он соединял все машины этой конторы. Пришлось целый день восстанавливать сеть под пристальными и недоброжелательными взглядами работников, которые громким шепотом жаловались за его спиной друг другу, что из-за этих компьютерщиков вся работа стоит. Они поминутно спрашивали друг друга, когда же снова появится Интернет, а Рекена устанавливал программы, переходя с места на место, причем при его появлении все демонстративно замолкали, а стоило повернуться спиной, начинали шептаться.
В половине первого часть сотрудников уже смогла пользоваться счетными программами. В половине третьего он обеспечил работу половины их машин. В половине шестого все разошлись по домам, а Рекена остался доделывать сеть. С этого времени он хоть мог отдыхать от их косых взглядов и возмущенных реплик. Перед тем как сесть за монитор и пользоваться компьютером, положено «всю эту компьютерную технику» сначала как следует выругать.
Рекена закончил конфигурацию последнего компа. С завтрашнего дня нормально работать будут все. Причем сотрудники не скажут спасибо, а немедленно забудут и о поломке, и о нем, Рекене, как о страшном сне.
Это его не волновало. Завтра будут другие конторы и другие служащие, такие же вздорные, и иные жалобы, но в тех же выражениях. Мигелю, его шефу, был, в свою очередь, безразличен Рекена. Выполняет свою работу, заказчики платят, и все.
Вот в этом-то дело. Если в конце месяца сальдо положительное, вообще не о чем больше думать. Можно не оплачивать сверхурочные, считать нормой шестнадцатичасовой рабочий день и брать людей только на временную работу, чтобы платить им только три четверти того, что они зарабатывают. Все можно и все хорошо, если это для денег. Вот Мигель их и наживал. За его, Рекены, счет.
Информатика – разветвленная область. Как и в хирургии, там нельзя быть «хирургом вообще», а можно быть специалистом по «Автокаду», или дизайнером сайтов, или администратором сетей – порой сложнейших, объединяющих целые регионы планеты. Рекена вынужден был соглашаться на самые примитивные заказы, а почему? Ради денег. Он снимал квартирку, где протекал потолок и в дождь надо было подставлять тазики, а почему? Из-за скромной арендной платы.
Он вышел из здания конторы, попрощавшись с охранником, который в последний раз обшарил его рюкзак.
Стоимость парковки выросла с семи до одиннадцати евро. Рекена выписал счет в конторе, хотя выколотить деньги из Мигеля представлялось задачей невыполнимой – он зажимал служащим кислород везде, где только мог. Заслуженный «Форд» еще разок напрягся, всхрапнул и вывез Рекену со стоянки, несмотря на груз своих двухсот сорока тысяч километров на горбу. Не заехать ли по дороге домой в круглосуточный китайский ресторанчик? Или Фран купил чего-нибудь на ужин? Нет, он же повел подружку в кино. Он, Рекена, два года подряд видит только работу и автомобиль, и никаких подружек, а Фран – прямиком из мира наркоманов – за два дня обрел невесту.
Нет, надо что-то делать со своей жизнью. Ему уже двадцать девять, пора браться за ум. Если так будет продолжаться и впредь, он подохнет в своем углу, одинокий и нищий, как крыса. Ему нужно время, чтобы жить. Читать, бегать, выходить гулять с девушками, заниматься любовью. В кино пойти, как Фран.
Он не мог плыть против мощного течения общественных требований. Иметь дом и работу – это, видимо, неизбежно. Но необходимо найти компромисс: не плыть против, а поднырнуть поближе к берегу и посмотреть, что удастся там сделать.
Пока Рекена размышлял о своем будущем, какой-то таксист выскочил перед ним на встречную полосу. Рекена резко выкрутил руль, избегая аварии. Следствием, если не считать оскорблений и гудков других водителей, стало столкновение его несчастного автомобиля с бетонным ограждением туннеля.
Отойдя от удара, Рекена поставил машину на аварийку и вышел посмотреть на результат. Ни один из проносившихся мимо него по шоссе даже и не подумал остановиться. Ну, это само собой. Правое крыло и дверца помялись. По всей длине машины тянулись глубокие царапины. На бетоне тоже остались следы. Рекена пнул ногой бетон, посылая таксисту и его матери самые разнообразные пожелания. Страховки не хватит на починку. Такси, которое спровоцировало его на резкий неожиданный поворот, сейчас уже в центре, а водитель, улыбаясь, получает щедрые чаевые от клиента.
И тут, чтобы достойно завершить день, появилась, сверкая сигнальными огнями, полицейская машина. Патрульные потребовали объяснений, и Рекена предоставил их со всеми подробностями.
– Можете подробнее описать такси?
– Белое, с красной полосой, за рулем сукин сын.
У Рекены взяли все его данные и сказали, что есть возможность получить государственную помощь, которая возместит часть расходов на ремонт. Если он докажет свою невиновность.
Рекена снова сел за руль и поехал домой. Надо же, думал он, казалось бы, человек на самом дне и дальше падать некуда. Есть куда. Всегда есть куда падать еще глубже.
Будильник зазвонил, как всегда, без четверти восемь. Рекена выключил его, не открывая глаз, привычным движением руки. Потом открыл глаза и смотрел на мигающие две точки между цифрами на табло до тех пор, пока не высветилось семь пятьдесят две. Рывком сбросил с себя одеяло и сел в постели, тупо глядя на стену. Больше всего на свете ему хотелось сейчас лечь обратно, под теплое одеяло, расслабить мышцы и провалиться в сон. Но перед ним маячила перспектива пятнадцати часов работы до того, как прийти домой, быстренько что-то съесть, сидя на табуретке в кухне, и лечь под это же одеяло. К тому времени холодное.
Рекена сидел и искал хоть какую-нибудь причину, кроме денег, чтобы встать и идти на работу. Он ее не находил. Не было никакой причины тащить себя из-под одеяла, бриться, принимать душ, одеваться, добираться до центрального офиса, где Мигель назначит ему очередную контору, которой надо обеспечить компьютерную сеть. Причины не находилось, желания не было совсем. И это не походило на то, что было в его жизни раньше – на детские капризы и страхи, когда не хочется идти на контрольную по математике, или на подростковую лень, когда трудно встать после гулянья с друзьями за полночь. Это было осознанное и выстраданное нежелание зрелого человека идти туда, где его эксплуатируют. Ну, что такого с ним сделают в «Арт-Нет»? Уволят? Давно назрело.
Он, пожалуй, даже мог бы еще потерпеть пару месяцев, чтобы найти работу получше. Должна же она где-то быть – работа, на которую хочется идти, встав утром. Нет, он не просит пламенного энтузиазма, удовлетворится обычным желанием. Он не живет с родителями, жены тоже нет – не перед кем оправдываться, не от кого выслушивать упреки. А в контракте – временном, разумеется, Мигель его каждые три месяца обновляет – нет даже пункта насчет предупреждения об уходе. Он свободен. И сумеет встретить все последствия своего решения как мужчина.
Пора стать не безвольным персонажем рассказываемой кем-то истории, а собственным автором. Самому решать, какие впереди сюжетные повороты.
Рекену охватило ликование – он был свободен, впервые за годы и годы. И еще пришло спокойствие – как всегда, когда он принимал решение.
Прямо в пижаме он пошел в кухню, собираясь приготовить себе сытный деревенский завтрак: бекон с яйцами, тосты с джемом и побольше кофе. Есть он его будет, как Бог велит: не торопясь. Торопиться отныне никуда не нужно. И не надо бояться опоздать.
Но за дверцей холодильника перед ним открылась жестокая реальность: ни бекона, ни яиц, а вместо джема какая-то дрянь, которую Фран обожает и называет абрикосовым пюре. Он же обещал, что купит продуктов. Что это с ним?
Открылась дверь, и Фран, словно реализовавшись из его заклинаний, шагнул в квартиру.
– Фран, я думал, ты спишь. Откуда так рано?
– Прямиком из рая, мой дорогой Рекена! Из истинного рая.
– Не спал, что ли?
– Ни минуты. Я был с Мартой.
– Вот это да! Рассказывай! Я вроде голодного, который просит показать ему хлебушка через оконное стекло.
– Особо рассказывать нечего. Я с ней не переспал, если ты это имеешь в виду. Мы ходили и разговаривали. Всю ночь. Боже милосердный! Знаешь, я, кроме как с тобой, кажется, ни с кем в жизни так не беседовал. Ну и наговорился, язык стер, и губы горят.
– Исключительно от разговоров, надо полагать.
– Ну… среди прочего и от них.
Рекена смотрел, как Фран улыбается при воспоминаниях об этой ночи, и при мысли, как он провел ее сам, почувствовал зависть. Вспомнил, как при влюбленности действительно улыбаешься при одной мысли о любимой.
– Ты не купил продуктов.
Улыбка Франа мгновенно погасла.
– Вот черт! Прости, я со своим свиданием обо всем забыл. Давай список, я быстро сбегаю, а потом лягу посплю.
– Я придумал кое-что получше. Дай мне одеться, и мы пойдем куда-нибудь, позавтракаем как люди. Спокойно мне расскажешь все по порядку.
Фран удивился:
– Так ты что, не на работу?
– О моей так называемой работе больше ни слова. Это в прошлом.
– Рекена, что случилось?
– Важно не то, что уже случилось, а то, что произойдет потом. Так вот – впереди перемены.
В дом Эстебана и Алисии пришли почти все жители Бредагоса. Всем хотелось выразить уважение и благодарность этой супружеской паре, которая, как оказалось, помогла почти всем семьям в трудный их час. Они заходили к Алисии, побыть с ней в ее последние часы, горячо соболезновали Эстебану. Все знали, что похороны будут совсем скоро. Давид поразился, видя любовь жителей к этой женщине. Он думал, что речь шла об активной и доброй женщине, у которой много друзей, – теперь же заметил искреннее горе и удивлялся, узнавая все о новых поразительных качествах Алисии, а люди рассказывали и рассказывали о ней со слезами на глазах.
Ловя обрывки разговоров, прислушиваясь к воспоминаниям, он понял, что́ именно хоронили местные жители вместе с Алисией. Не просто хорошего человека, который оставил добрые воспоминания, нет, они прощались с примером прекрасной жизни. И с примером смерти, полной достоинства.
Томас находился в школе, Давид с Анхелой – в доме Эстебана, помогали принимать посетителей. Эстебан был спокоен, каким его привыкли все видеть. Со сдержанной грустью кивал в ответ на утешения: да, утрата… необыкновенный, уникальный человек, да, Бог забирает лучших…
Давид представил себя в его ситуации и понял: он сам бы не нашел в себе сил стоять и принимать всех по одному. Заперся бы у себя, искал бы одиночества, чтобы никто не видел его слез, а не плакать он бы не смог. Нынешняя твердость духа, какую демонстрировал Эстебан, особенно впечатляла Давида. Ночью он видел, как больно этому человеку, как хрупко сейчас его душевное равновесие. Глядя на Эстебана, можно было наблюдать пример человека, который просто принял, что люди умирают, – не виня ни Бога, ни людей, не проклиная судьбу.
Когда ближе к ночи поток посетителей наконец иссяк и в доме снова воцарилась тишина, Эстебан с Анхелой и Давидом сидели на диване в гостиной. Анхела пила чай, мужчины – виски. Виски доказало свою благотворность в печальные часы жизни. Они долго молчали. Все, что нужно было сказать, уже сказали. Никаких других слов их горе не приняло бы. Они пили, а смирение медленно входило в их души.
Говорить начал Эстебан. Глаза его от выпитого затуманились, а речь была медленной и прерывистой:
– Человек не знает, когда умрет. Поэтому надо жить так, чтобы… Ведь нет причины умереть, значит, нам нужна причина жить. Мы всю жизнь ищем причину, по которой нам нужно жить. А если твоя причина для жизни сама умирает, что остается делать? Умирать самому.
– Эстебан, ты должен учиться жить без нее.
– Какая же это жизнь, Анхела? Это пережитие… дожитие. Жизнь не для того, чтобы просто дышать и есть. Утром надо хотеть подняться с постели. Для этого нужна причина. Чтобы встал – и при деле.
– Да не думай ты столько, Эстебан! Зазвонит утром будильник, выключи его и проживи до того, как он снова зазвенит. И так потихоньку… Инерция – единственное, что нам позволяет жить дальше.
– Дело в том, что у меня нет будильника, – произнес Эстебан.
– А как ты просыпаешься? – спросил Давид.
– До сих пор у меня просто была весомая причина каждое утро вставать с постели.
Перед уходом Давид зашел в спальню умирающей, не зная, сколько продлится агония. Может, он не застанет ее завтра живой. Палома и доктор теперь не отлучались от постели Алисии.
Ее истощение достигло ужасной степени. Лицо сморщилось, рот и глаза запали. Доктор менял капельницу. Давид смотрел на предплечье и пальцы, тонкие как иглы. Кожа обтягивала кость. Он просто смотрел, немного заторможенно, впрочем, он все делал в последние два дня заторможенно. Не сразу сообразил. Но когда наконец начал думать, включилось чувство долга. Давид словно вдруг вспомнил, зачем приехал в Бредагос.
У Алисии на правой руке было шесть пальцев.
После завтрака Фран с Рекеной отправились на поиски работы. В киоске купили все издания, которые публиковали объявления о вакансиях. Рекена имел опыт – до работы в «Арт-Нет» полгода провел, сидя в Интернете, рассылая резюме, и в походах по назначаемым интервью. В одном и том же синем костюме неудачного покроя, который натирал ему в паху, он прошел немало километров от метро до адресов, где должен был показываться, пожал немало рук, испытал на себе испытующие взгляды. Наизусть выучил, что услышит и что надо говорить ему самому. Правильное поведение интервьюируемого состоит в том, чтобы помалкивать, слушать внимательно, вопросы задавать точные и короткие, демонстрируя ум и внимательность. На самом деле интервьюер желает знать только одно – будет ли соискатель безропотно работать сверх законного времени, а интервьюируемому важно, дадут ли ему медицинский страховой полис.
Важно также было уметь определять, стоит ли объявление о работе внимания. Надо ли туда ехать, ноги бить. Короткий анализ, сделанный опытным Рекеной, позволил быстро отсечь восемьдесят процентов объявлений о работе, которые они сочли для себя подходящими и обвели зеленым карандашом. Отсекли и те, какие требовали сертификатов, ученых степеней и опыта.
В двенадцать часов позвонил Мигель, чтобы узнать, почему Рекена не на работе. Рекена был спокоен, как слон, когда объяснял, что по его временному контракту он не обязан предупреждать работодателя об уходе. Собственник «Арт-Нет» визжал, плевался и обвинял Рекену в непрофессионализме и неблагодарности. Рекена флегматично, не повышая голоса, объяснил, что его решение твердо, а трудности Мигеля его не касаются.
Просеивая и отвергая одну за другой возможности работы, которая бы удовлетворила Рекену, он провели весь вечер и бо́льшую часть ночи, кочуя с сайта на сайт, делая линк за линком. В половине третьего, перекусывая прямо перед монитором, почувствовали усталость и опустошенность. Никому не был нужен программист, и они уже с этим смирились – просматривали все подряд, может, попадется что-нибудь нормально оплачиваемое и доступное Рекене. Из любой области. Такой работы тоже не было, но Рекене вдобавок было важно найти не что попало, а с перспективой в жизни.
Они обсудили предложения работать театральным декоратором, служащим типографии, помощником булочника, шофером, оператором шлифовального станка и маляром. Порой предложения были поистине фантастичны: исполнителя заказов на секс по телефону (надо будет обязательно попробовать) и сборщика опасных отходов.
Одно из объявлений вдруг привлекло внимание Рекены. Оно никак не было связано с информатикой, зато совпадало с одним из его увлечений. Он никогда не планировал заниматься этим делом, но прошло пять лет, и вот все изменилось, изменился и он сам.
Рекена пошел к Франу:
– Что думаешь?
Фран, пока они искали вариант, перемежал перекусы перед экраном с короткими засыпаниями на диване.
– Ты уверен?
– Нет, конечно, но мне нравится.
– Это изменит всю твою жизнь.
– И, возможно, улучшит ее.
– Но это уезжать из Мадрида… оставить квартиру.
– Там найдется другая.
– Ты на такой работе будешь скучать.
– Нет. Странно, но я так и вижу себя там. Приятное занятие, никакой спешки, неприятностей и склок.
– И без событий. Без волнений.
– Я больше не ищу волнений и событий на работе. Намерен внести события прямо в жизнь.
– Я тебя не понимаю, – признался Фран.
– Я вижу в этом знак своей правоты.
– В любом случае давай не решать сейчас, ночью. Объявление вывешивают уже четыре года. Подождет.
– Конечно. Давай, как говорится, посоветуемся с подушкой.
– И подумай еще.
– Фран…
– Да?
– Ты не поедешь со мной?
– Да бог с тобой, Рекена, что ты говоришь!
– Что тебя здесь держит?
– Метадон.
– Уверен, там он тоже имеется.
Но не метадон являлся причиной. Причиной была Марта, о которой Фран думал целый день и улыбался. Марта ушла, но радость от того, что он провел с ней несколько часов, длилась и длилась.
– Так ты думаешь о Марте?
– Да.
– И размышляешь, думает ли она о тебе?
– Читаешь мои мысли?
– Задумай число от одного до двадцати.
– Хорошо.
– Шесть.
– Ну ты даешь!