Глава 13
Сара
Редакция газеты «Голос Арана» не претендовала на солидность своих апартаментов. Прямо скажем, до «Нью-Йорк таймс» далеко. Грубая кладка фундамента из необработанного гранита – как и во всех других зданиях в поселке, низенькая дверь с нависшим над ней карнизом, поросшая грязью и мхом черепица крыши. Сквозь широкое окно была видна комната, беспорядочно заставленная столами, погребенными под завалами пыльных бумаг.
У Давида была назначена встреча с редактором газеты. Поговорив вчера с Эстебаном, он принялся размышлять, как бы мог проявиться Мауд, если бы захотел, в местной общественной жизни. Прежде всего он выглядел бы как человек, который не ищет ни заработка, ни популярности, но иногда выступает публично. Причем на темы, какие он определяет сам. Давид подумал, что редакция местной газеты может быть таким местом, где что-нибудь знают о подобном авторе. Конечно, это будет с его стороны типичный выстрел наугад. Но и такие расспросы вслепую хорошо служат методичному и упорному исследователю. В газетах лучше всех знают местную пишущую братию, и разговор с редактором может навести на след Томаса Мауда.
Редактор согласился уделить ему лишь несколько минут, заявив о своей немыслимой занятости.
Давид прошел через комнату со столами. Над каждым из них поднялась голова, с каждого рабочего места ему вслед был брошен подозрительный взгляд. В глубине комнаты оказалась дверь в кабинет редактора. Давид постучал и вошел. Хулиан Бенито заканчивал разговор по телефону и кивнул посетителю на стул. Давид осмотрелся. Тесный кабинетик забит потрепанной мебелью, по стенам развешены фотографии незнакомцев – наверное, обитатели здешних мест, чем-нибудь в округе прославившиеся. Редактор положил трубку и протянул руку – сухую и сильную. Глаза смотрели прямо и холодно. Морщины вокруг них указывали на возраст около сорока, все остальное принадлежало неукротимой молодости.
– Очень приятно познакомится, сеньор Бенито.
– Зовите меня Хулиан. Это вам не «Эль паис». И, если не возражаешь, перейдем на «ты», по-моему, так проще и приятнее.
– Согласен.
– Так что у тебя, Давид?
Вопрос был ожидаем, ответ на него – подготовлен. Давид выложил обдуманный накануне сюжет. Получилось не бог весть как, большого труда сюжетец автору не стоил. Несмотря на то, что заняться теперь Давиду было вроде как больше нечем.
– Понимаешь, Хулиан, я ведь тоже журналист, работаю в одной мадридской газете, «Мас нотисиас». Она небольшая, но все же мы продаем в метро двадцать тысяч ежедневного тиража.
– Неплохо, – признал редактор.
– Ну вот. Мы с женой приехали сюда в короткий отпуск, и я прочитал несколько номеров твоей газеты. Слушай – просто отлично! Материалы и столичным нос утрут. Понятно, что мне захотелось познакомиться с талантливыми коллегами. Газета-то твоя?
– Спасибо, очень приятно слышать. Нет, газета не то чтобы моя… Я, правда, основал ее здесь, довольно давно. И очень-очень скромную. А несколько лет назад нас купил «Голос Арана», теперь мы его часть – но на условиях самостоятельной редакторской политики. Поставляем газете наши местные новости, а они нас поддерживают финансово и организационно.
– Наверное, ты был совсем молодым, когда основал собственную газету?
– Да, двадцать пять лет. Выбирал: податься в большой город продавать свою рабочую силу или остаться здесь и быть хозяином самому себе. Решил остаться и попробовать.
– И как получилось! Ты ведь талантливый человек, Хулиан.
Тот откинулся на стуле и взглянул Давиду в лицо:
– Допрашиваешь? Чего ты хочешь?
– Ничего. Я обычный журналист и проявляю нормальное любопытство. Просто подумал, что такой человек, как ты, мог бы здесь процвести. В том числе коммерчески.
– Деньги для меня не главный стимул, – произнес Хулиан. – Прости за пошлость, но для меня главное – мир с самим собой. Чтобы все вокруг было честно и чтобы чистая совесть. На работе и дома.
– Ты меня поражаешь. Подобное целомудрие в наши дни поискать. Как тебе пришло в голову основать газету?
– Я был достаточно взрослым и понимал, что принимаю решение важное… извини за это слово, судьбоносное. Короче, на всю оставшуюся жизнь. Мне тут нравится, а газеты в округе не было. И мы всегда здесь жили, мы все – моя семья, жена. Ну и зачем куда-то ехать? Я хотел давать людям новости без вранья и чернухи – быстро, полно, интересно. И чтобы никто сверху не руководил.
– Прекрасная жизненная позиция, – искренне заметил Давид.
– Ну да, только очень многие тогда решили, будто я тронулся умом. А я повторю: только тот, кто ищет правду, достоин найти ее.
Давид похолодел. Это же цитата из «Шага винта»! Хулиан специально вставил ее в разговор? Знает, кто я такой и зачем приехал? Откуда? Сказал про правду – и смотрит, словно намекает на какую-то шутку, известную лишь им двоим. Давид смотрел на редактора газеты в упор, жадно ловя любую реакцию – еле заметный кивок, полуулыбку, подмигивание, любой жест. Но тот молчал. Давид обливался потом. Совпадение? Нет. Он нашел иголку в стоге сена, случайно сев на нее!
– Тебе нехорошо? – обеспокоенно спросил Хулиан.
Давид наклонился к нему и уставился в лицо с восторгом игрока, у которого на руках все четыре туза.
– Мне хорошо, как никогда в жизни, Хулиан. Ты даже не представляешь, как мне хорошо. Слушай, тебе нравится сочинять, правда?
– Разумеется.
– И ты публиковался?
– Само собой, – изумленно ответил Хулиан, – я же в газете всю жизнь. Поначалу сам весь номер писал, бывало.
– Да я не про газетные статьи. У тебя выходили рассказы, романы? Художественная проза?
– Я написал когда-то несколько рассказов. Молодым совсем. Теперь времени нет этим заниматься.
– А, так ты имеешь ненапечатанные вещи. Хочешь их опубликовать?
– Написать я их написал, но никогда не стремился обнародовать.
– Да, славы ты не ищешь, это точно. – Давид улыбнулся еще одной шутке, понятной только им двоим. – А рассказы хорошие?
– Совсем плохими не назвал бы. Но печатать…
– Допустим на минуту, что ты пишешь прекрасно. Я говорю «допустим» не потому, что это не так, а просто предлагаю именно такую формулировку. Тогда, если ты напишешь нечто, что заинтересует… потрясет миллионы людей – ты ведь это опубликуешь?
– Черт! Да откуда я знаю? – Газетчик не скрывал замешательства.
– Да, ты не был в таком положении. И все же… вот такой человек, как ты – не ищущий известности и богатства, – нашел бы способ опубликоваться, не разрушая своей привычной жизни здесь, в горах?
Давид наслаждался ситуацией.
– Хотя, – продолжил он, – тебе, конечно, приятнее работать тут в газете, не привлекая внимания литературной критики. Это я понимаю.
– А я вот что-то тебя совсем перестал понимать, – раздраженно заметил газетчик.
– Многое на свете понять не просто. Возьмем ваше село – да тут секрет на секрете, и все так тщательно охраняются, и есть среди них совсем тайные… Скажешь, нет?
– За все время, что мы разговариваем, я так и не понял – о чем. Чего ты здесь ищешь?
– Мне по сердцу твоя жизненная позиция, Томас. Скажу больше – я восхищаюсь ею.
– Какой Томас? Меня зовут Хулиан!
– Знаю, Томас. Я буду тебя называть так, как скажешь. Здесь главный не я, а ты. И мы оба знаем, что это так уже четырнадцать лет. Тебе и карты в руки! Мне очень понравилось, как ты сказал о своем решении, принятом в двадцать пять лет, в смысле, что оно определяет всю твою жизнь. Это так верно! Будь твое решение другим, жизнь сложилась бы иначе. Ты не смог бы наслаждаться частной, анонимной жизнью здесь, в Бредагосе, не смог бы спокойно работать – они тебя преследовали бы, держа под постоянным прицелом своих камер. Да, Томас, ты умело спрятался. Знаешь, чего мне стоило тебя отыскать? Рухнула моя семейная жизнь. От меня вчера ушла жена.
– Я понимаю ее, – сухо заметил Хулиан.
– Но теперь все уладится. Я пришел сказать тебе, что все твои условия будут приняты, ничего в твоей жизни не изменится, если ты не захочешь. Но как ты меня, черт тебя бери, подловил! Друг мой, Томас! Эта цитата! Воистину – мелочи решают все, детали делают смысл.
– Цитата?
– Из «Шага винта»: «Только тот, кто ищет правду, достоин найти ее». Действительно, красиво.
– А почему ты вспомнил ее? Ты ее знаешь?
– Еще бы! – воскликнул Давид. – Знаешь, кто ее автор?
– Томас Мауд. Это из его «Шага винта».
– А ты его знаешь, Мауда?
– Да откуда?
– Ну, не надо. От кого теперь тебе защищаться? Мы с Коаном никогда тебя не сдадим. Выполним все твои условия. Тебе вообще не о чем волноваться.
– А ну выметайся отсюда!
– Томас! Не надо так запальчиво. Все, что мы хотим, – чтобы ты снова начал сочинять.
– Да кто этот Томас? Я Хулиан! И я тебе повторяю: я не собираюсь ничего сочинять! Баловался в молодости, так это в прошлом.
Давид наклонился к нему и произнес отчетливо, но тихо, чтобы не подслушали под дверью:
– Больше нет смысла притворяться, Томас. Достаточно ты скрывался – хватит уже. Но не бойся: мы от тебя ничего такого не требуем, только пришли шестую книгу. Нам нужна лишь она. И – все, живи спокойно в горах, наслаждайся анонимностью и свободой, как раньше. Поверь нам, все останется как прежде. Если надо увеличить выплаты – скажи. Мне доверено вести с тобой любые переговоры о наших будущих соглашениях.
– Я тебе сейчас покажу, как мне представляются наши будущие соглашения, – процедил газетчик сквозь зубы, поднимаясь и кладя руку на плечо Давиду. Тому поначалу показалось, будто это дружеский жест, но он ошибался. Ладони Хулиана сжимались вокруг его горла все сильнее и сильнее.
Бросок об пол был довольно болезненным, но худшее началось потом. Трое подчиненных Хулиана Бенито под непосредственным руководством своего редактора выбросили Давида из своего помещения, к счастью, расположенного не так высоко над землей, чтобы причинить ему серьезные увечья. Но сесть он не мог до конца дня.
Рауль и Мария выполнили обещание: Франа и еще двух токсикоманов отвели к пункту лечения метадоном. Рауль оказался старым другом врача из мета-автобуса.
Тех двоих, что пришли вместе с ним, Фран раньше мельком видел в микрорайоне. Они казались близнецами – такими схожими делали их почерневшие, выбитые зубы, лохмы грязных волос и потрепанной одежды, а особенно потерянный, пустой взгляд. Фран впервые спросил себя, как он сам-то выглядит со стороны. Неужели так же? Его зубы были пока целы и не почернели от опиатов. И все же отличался он от них не так уж сильно. Джинсы грязные. Сам три дня не мылся. Кроссовки, когда-то белые, посерели от грязи.
Один из пришедших с ними парней находился в розыске и спешил пройти курс, прежде чем попасть в полицию. Ведь если лечение будет насильственно прервано, например, заключением под стражу, придется или молить о том, чтобы разрешили продолжить лечение там, в тюрьме, что проблематично, или терпеть ломку после резкой отмены препаратов – ломку лютую, нестерпимую, которая неизбежно кончится добытыми на любых условиях уколами с занесением инфекции всех видов, какие есть в камере. Казалось бы, если парень сейчас предъявит в мета-автобусе паспорт, его надо по закону взять под стражу. Но доктора, стреляные воробьи, знали законные способы обойти эту трудность.
Пока у Франа брали анализ крови, ему дали пластиковый стаканчик с первой дозой метадона, размешанной в апельсиновом соке, чтобы отбить специфический горький вкус препарата. Было странно думать, что эта обычная с виду жидкость может стать ключом от его свободы, от будущего, где он будет хозяином самому себе.
Фран решил пока помалкивать насчет своего решения соскочить. Особенно в квартире. Там ведь от Карлоса будет некуда деться, а Карлос и зол, и не дурак. Он взбесится и начнет изобретать все новые способы удержать Франа при себе. Уж этот-то не отстанет, день и ночь будет держать у него под носом дозняк беленького. Что бы такое придумать, чем бы заняться, только бы не сидеть в этой дурацкой квартире, вымораживая себе мозги? Вне квартиры ему будет легче продержаться самое трудное время, когда страдающий организм особенно податлив на подначки Карлоса. А чем ему заняться, когда он выздоровеет? А он выздоровеет? Сможет? Фран не знал. Он не питал особых иллюзий на свой счет. Тоска вновь и вновь брала его за горло. Да, он попытается стать тем единственным из пяти, которые начинают лечение метадоном и выигрывают. А не одним из четырех оставшихся… Верил и не верил, что сможет. Если сможет – у него будет целая жизнь, чтобы думать. В мире много вещей, о которых он станет думать в будущем, – и вообще в его жизни будет все, что захочет. Кроме наркотиков.
Фран купил себе немного еды на ужин. Деньги были, потому что сегодня он не брал дозу. Вот еще одна новая проблема – нужно научиться правильно питаться. На пиве и дешевой выпечке здоровья не дождешься.
Как всегда, в квартире никто не вышел ему навстречу. Здесь не интересовались друг другом. Пакеты с едой Фран понес к холодильнику, где обнаружил мятый пакет скисшего молока и заплесневелый кусок колбасы.
В доме никого не было: Карлос, Лако и Ману наверняка где-то рыщут, пытаются сшибить бабла на дозу. Квартира пуста, в полном его распоряжении. Он не был голоден, но заставил себя подогреть макароны в дряхлой микроволновке, которую Ману в прошлом году украл в пустующем доме, захваченном одной анархистской группой. Фран надеялся, что на сытый желудок терпеть воздержание от дозы будет чуть легче. Разве еда сама по себе не наркотик? Попробуй-ка обойтись без нее, как припрет! Так-то оно так, да не сравнить. Метадон действительно ослаблял ломку, и все же организм, привыкший к трем порциям наркотика, громко требовал привычной химии. Фран чувствовал это каждой клеткой. Он упорно жевал макароны, пока не переполнил желудок.
Наевшись до отвала, сел на продавленный диван в большой комнате и с отчаянием понял, что не знает, что ему делать дальше. Двадцать минут подряд он просто смотрел на стены, размышляя о форме пятен и трещин, словно это были картины абстракционистов. Карлос еще и телевизор продал.
Неожиданно Фран вспомнил, что у него есть недочитанная книга, замечательная, она помогла ему пережить столько тяжелых ночных часов. Он завернулся в дырявое одеяло и нашел то место, над которым в изнеможении заснул в прошлый раз. Перечитал предыдущие главы, с удовольствием восстанавливая в памяти все детали действия. И радуясь, что занятие нашлось, начал читать – только страницы шуршали.
Перед его глазами вставал новый мир – ничем не похожий на его жизнь, но таинственно с ней связанный магией букв. Он снова становился прежним Франом, который много читал и любил придумывать собственные истории.
Ему так нравилось тогда читать – одному, где-нибудь на траве в парке, с книжкой в одном кармане и пачкой сигарет в другом. Солнце нежило его загорелое тело, а сам он погружался внутрь истории, шелестели страницы, и подъемная сила воображения уносила его в чужие жизни, которые он хотел бы прожить. Фран сливался с главным героем, жил его жизнью так полно, как никогда не жил своей. И хотел все новых историй и все новых жизней, которые жаждал прожить, читая.
Теперь ему было хорошо в одиночестве, в обществе книги, и он решил – именно чтением и займется в трудное время выздоровления. Открылась дверь, и вошла она. Он поднял взгляд от страницы, когда услышал ее притворное покашливание, и увидел девушку: невысокая, каштановые волосы, живые быстрые глаза. Она молча смотрела на него. Его не заинтересовало, кто она, зачем явилась и как вошла. В джинсах в обтяжку и потрепанном пиджаке, тесноватом для ее полной груди. Она несла черный пластиковый мешок для мусора, набитый каким-то тряпьем. Они с Франом смотрели друг на друга, как два невозмутимых кота на ночной крыше, словно впереди у них вечность. Девушка и не думала давать объяснения. Фран тоже никуда не торопился. В общем, пока не появился Ману, ни один из них не промолвил ни слова.
– Фран! Так ты, на фиг, еще и книгочей! Знакомься, это моя кузина Сара, – Ману кивнул на девушку, все еще державшую в руках мешок, будто в нерешительности. – Она с нами поживет пару дней. Сара, это мой приятель Фран, мы с ним делим комнату.
– Привет, – произнесла она.
Голос звучал робко. Ей, казалось, не было и двадцати лет. Фран спросил себя, что ей делать в таком месте. Впрочем, его опыт услужливо указывал на банальную историю с бегством от благопристойной семьи, впадением в наркотическую зависимость и поиском убежища у родственника, также наркомана. Девочки новенькие, истории старенькие.
Ману не задержался, сразу ушел по своим неотложным делам, оставив кузину осваиваться. Осваивалась она недолго – для этого ей потребовалось только поставить свою котомку, оглянуться по сторонам и сказать себе: ну, Сара, ты и попала! Что за дыра? После чего осталось единственно возможное времяпрепровождение – беседа с чудиком, который лежал на диване в большой комнате.
– Значит, ты приятель Ману. Давно вы вместе живете?
– Тебя послушать, так мы тут все голубые, как небо, – досадливо возразил Фран.
– Нет, я имею в виду живете в этой квартире.
– Два года.
– А как познакомились?
– Были кое-какие общие дела в прошлом.
Да уж, дела. Воображаю.
– А ты? Как ты тут оказалась?
– Долго рассказывать.
– Чего-чего, а времени у меня хватает.
– Давай не сейчас, позднее. Сейчас сил нет все это снова ворошить.
– Договорились.
Несколько минут они молчали. Тишина повисла, словно комната была пуста. Наконец Фран решился спросить:
– Ты тоже на игле?
Сара удивилась, но потом медленно кивнула.
– Кокс, герыч?
– Героин.
– И давно?
– С девятнадцати лет.
Среди наркоманов вопросы, обычные при знакомстве, звучат иначе, чем у других людей. Не «где родился, где учился», «есть ли братья-сестры», а более грубые, зато и более адекватные: «давно ли на игле, какая доза, где покупаешь и как приобщился».
– Ясно, – произнес Фран. – Так тебя выгнали из дому или что?
– Нет, сама ушла. Но выгнали бы, точно. Рано или поздно. Вопрос времени.
– А сколько тебе лет?
– Двадцать шесть.
– Да ладно, гонишь! Я бы поклялся, что не более двадцати двух. Ну, если честно, двадцать три.
– Вот это больше похоже на правду.
Так они разговаривали – спокойно и приятно. Девушка понравилась Франу. Сара боялась той жизни, которая теперь ей предстояла, но всеми силами старалась страха не показать. Фран с грустью наблюдал в ней все то, что он сам пережил, когда начал употреблять. Он тоже хорохорился и всем показывал, будто делает именно то, что пожелал, по своей воле.
– Да уж, Сара… не айс, правда? – После получасового дружеского разговора Фран рискнул на это замечание.
– Ты о чем?
– Уйти из дома и поселиться с тремя незнакомыми мужчинами в доме, идущем под снос.
– Почему незнакомыми? Ману я хорошо знаю.
– Я понял, что вы бывшие любовники.
Сара не дрогнула. Никакой нервной реакции, тон спокойный.
– Все под контролем, – важно заявила она.
– Не сомневаюсь.
Сара сидела, выпрямившись и невозмутимо рассматривая жалкую меблировку комнаты. Фран молча глядел на нее, одобрительно улыбаясь. Не девочка – кремень. Хоть каленым железом пытай.
– Я-то, когда ушел из дома, сильно это переживал, честно скажу. И Ману. Да все. И длилось это очень-очень долго.
Сара не отвечала и не двигалась, словно не слышала. Фран снова открыл книгу. Но когда он изредка поднимал голову от страницы, всегда замечал ее косой взгляд.
Давид уже три дня искал в Бредагосе своего писателя. После оглушительного провала версии с газетным редактором он стал осмотрительнее и общался с фигурантами в менее порывистой манере. Еще пара таких скандалов – и миссию в Бредагосе можно будет слить в канализацию. Вместе с его браком. А ведь он от всей души поверил, что Хулиан и есть Мауд!
Да, это вам не кино про сыщиков. Не так все просто, как под пером у сценариста. Встреча с редактором газеты дала Давиду лишь здоровенный синяк на ягодице и терпкое ощущение осмеянного человека. Впрочем, в этом поселке все только и делали, что смеялись над ним.
Оставалось одно – методично следовать своей цели и верить, что он сумеет победить обстоятельства. И Давид направился в следующий пункт своего назначения – в местную библиотеку.
Работать библиотекарем в Бредагосе можно было не напрягаясь. Ничего особо трудного, и остается много свободного времени. Никаких срочных дел. Никто не тащит тебя из постели в два часа ночи, чтобы проконсультироваться. Книги десятилетиями стоят на полках, есть не просят. Они не меняются, не то что мы, потихоньку седеем и усыхаем. С девяти до пяти проводить время в окружении этих книг, тысяч томов, и читать всласть, и приплетать к авторским собственные истории… от книги к книге, от жизни к жизни.
Прекрасный вариант для человека, чья любовь к литературе подвигла его на создание огромной и дивной саги. К нему приходят дети обменивать книги… он с ними перемолвится словом, посоветует, что еще прочесть… простая, хорошая жизнь.
Библиотека располагалась на первом этаже культурного центра – небольшого дома на центральной площади. В помещение вел узкий коридор, увешанный пыльными детскими рисунками. На деликатный стук в закрытую дверь никто не отозвался. Тогда Давид толкнул ее и вошел. Пришлось потратить еще несколько минут, чтобы обнаружить в углу старика, задремавшего над книгой. В руке он держал карандаш, а исписанный наполовину блокнот упал ему на колени. Давид положил руку ему на плечо, полагая, что тот очнется от дремоты, но не тут-то было – старец спал как сурок. Он потряс его как следует – глаза спящего открылись, но общаться тот не спешил: несколько минут флегматично озирался, как бы вспоминая, где находится, и лишь затем обратил взор на незнакомца.
– Кхм. – Он солидно откашлялся. – Кто вы такой?
Давид представился и сказал, что хотел бы взять книгу. Библиотекарь тяжело поднялся и пошел за деревянную стойку, вытащил там ящик с карточками и спросил у Давида его имя.
– Я пока не записан в библиотеку, я новенький.
– Ничего страшного. Сделать карточку – проще простого. И все же я на вашем месте не… – старик запнулся, – на вашем месте я не был бы так стар, как на своем!
Он засмеялся собственной шутке, а Давид вежливо улыбнулся.
– Какую желаете взять книгу? Я должен убедиться, что она есть у нас в библиотеке.
– Любую книгу из эпопеи Томаса Мауда «Шаг винта».
Давид вперился взглядом в лицо старика – не выразит ли оно замешательства или подозрительности, но не увидел ничего, кроме непонимания.
– Нет, у нас такой вроде нет.
– Нет?
– Честно говоря, у нас вообще мало что есть. Смотрите сами.
Давид прошел вглубь и взглянул на полки – действительно, почти пустые. Кое-где, как случайно уцелевшие зубы во рту старика, торчали остатки книг, грязных, мятых, без обложек. Понятно было, что библиотекой это заведение называют лишь в память о старых, лучших временах.
– Куда же делись книги?
– Да дети. Эти малолетние ублюдки… спасу от них нет. Берут книги и не возвращают. За невозврат книги вовремя штраф – евро с половиной. За потерю – стоимость книги и штраф. Вы думаете, штраф их остановит? Детей ничто не остановит. Это чума. Чума, я вам говорю! Берут и не возвращают. Им до лампочки распространение культуры. Звоню, говорю: верните книги! Они – да, да. Полагаете, возвращают? Никогда. Что им такой старик, как я? Они знают, что мне не по силам бегать за ними по домам.
Давиду припомнилась ироническая поговорка: чтобы ваша библиотека росла, надо иметь только две вещи: много друзей и плохую память. Старик-библиотекарь продолжил:
– Полиция, конечно, мне не помощник. Мелкое гражданское дело, давайте решайте в административном порядке. Да чтоб их! Правда в том, что им плевать! Плевать, я вам говорю! Зачем напрягаться, ходить по домам, если так приятно дремать в своей машине? Ради библиотеки тут никто и пальцем не шевельнет. Хоть бы уж родители побеспокоились, что ли! Ничего подобного. Вот я и сижу тут без книг. Ну ничего, революция не за горами. Тогда посмотрим, что они запоют, эти малолетние ублюдки! Придется им заплатить за каждую потерянную книжку, за каждую вырванную страницу! А я буду смеяться! Да, я буду смеяться, говорю вам! Мой смех услышат во Франции! Что там – в Швеции!
Опытный человековед, Давид дал гневу утихнуть, а затем вернул собеседника к теме:
– Вы не помните, когда-нибудь раньше Мауд у вас был?
– Какой Мауд?
– Я имею в виду книги Мауда. «Шаг винта».
– Надо посмотреть в каталоге.
Он порылся в ящике. Ничего не нашел.
– Раньше я записывал на последней странице книги фамилию того, кто брал ее читать, а теперь уже не могу. Малолетние нарушители берут книги и не возвращают. Не возвращают, говорю вам! Варвары! Я понимаю, если ты голоден и украл булку… Но книгу! Книгу! Это ж как надо охаметь! И что я вам скажу – в этом поселке полным-полно хамов. Потому и не возвращают.
Давид слушал, возведя глаза к потолку.
– Мне семьдесят шесть, бегать уж не мастер. А то я бы им показал! А знаете, почему я не ухожу на пенсию? На объявление об открытии должности библиотекаря здесь не откликнулся ни один человек! Понимаете? Ха! Да если бы не я! Надеюсь, мне на смену придет двухметровый парень-терминатор, весь в шрамах, с огромными ручищами, которыми возьмет наконец за глотку этих малолетних ублюдков…
Давид выдержал последний словесный залп с достоинством и удалился, оставив старого библиотекаря с его пустыми полками и мечтами о мести и разрушении.
Возможностей для маневра оставалось все меньше.
