Глава 7
— Вниманию встречающих! Фирменный поезд номер тридцать восемь Иваново — Санкт-Петербург прибыл на пятую платформу, левая сторона, — гнусавым голосом объявило радио. Московский вокзал пришел в некоторое беспокойство. В сутолоке тел образовалось устойчивое течение в сторону пятой платформы.
Из шестого вагона прибывшего поезда первой вышла неторопливая полная девушка в железнодорожной форме. Она громко зевнула, пристроилась у края платформы и ленивым жестом позволила первым пассажирам, возбужденно переминающимся в тамбуре, выйти наружу. Следом послушным ручейком двинулись остальные. Саша вышла почти последней, в вагоне остались только вяло перебранивавшиеся молодые супруги, не успевшие одеть спящего ребенка. Молодой папа выскочил следом, держа на руках полуодетого, в одном сандалике, ребенка. Их встречала пожилая пара: молодцеватый дедушка, тут же осыпавший комплиментами ошеломленного ребенка, и бабушка, нежно припавшая к своему взрослому сыну. Среди всех этих взаимных объятий, реплик и суматохи воссоединившееся семейство совершенно забыло бы об оставшейся в вагоне молодой матери, если бы она не напомнила о себе визгливым, испуганным воплем:
— Ви-итя!
Витя вздрогнул и рванул обратно в вагон, по-прежнему держа маленького сына на руках. Дед решительно потянул ребенка на себя, младенец заверещал от неожиданности и как утопающий вцепился в папину шею.
— Ви-итя!!
Крик из вагона приблизился к ультразвуковому пределу. Дед продолжал бороться с не по годам цепким малышом. К тандему присоединилась бабушка, она тянула упорного деда за рукав и умоляла «оставить Кешу в покое» и помочь невестке с вещами. Дед покраснел, но от задуманного не отступался. Молодой полузадушенный папа начал издавать нечленораздельные звуки, только усиливая картину хаоса…
Саша стало неловко за свое любопытство, она потупилась и зашагала прочь. Еще не определившись с маршрутом, она с интересом оглядывалась, пытаясь сориентироваться по ходу событий. В отличие от провинциально приличной Костромы, фабрично оживленного Иванова или даже бурливо-шумливой Москвы, Петербург рождал в душе чувство неопределенного сквознячка. Каждый город по-своему влияет на людей, подчиняя их собственному ритму и вынуждая двигаться по установленным правилам. И чаще всего эти негласные законы исподволь пропитывают атмосферу, дух, задают голос и определяют настроение города, отчего кажется, что самый воздух струится здесь согласно предписаниям и циркулярам. Но все представления об общем пульсе, о едином сердце огромного организма рушились при одном взгляде на окружающую питерскую действительность. Едва ступив на ленинградскую землю, Саша ощутила беспокойство. Внешние события текли, смешивались, сталкивались, рождались и самоуничтожались в таких прихотливых очертаниях, что невозможно было уловить общую струю движения. Жизнь распадалась на множество сюжетов, в каждом из которых существовала своя собственная, вполне полноправная реальность, и не существовало никакой возможности объединить все это разнообразие в одно целое на основании ничтожного единства места и времени.
Вдоль поезда сновали носильщики и толклись всевозможные личности. Каждая из них представляла собой отдельное, самостоятельное явление. Сашино внимание привлекли женщины с картонками, на которых от руки было написано «квартира», «комната», а у одной толстой хитроглазой старухи было написано «ПОМОГУ». Предложение казалось весьма многообещающим. Еще в поезде Саше пришла в голову простая до гениальности мысль. То время, которое она готова потратить на санаторий, можно с пользой употребить для выяснения условий поступления в вуз. Саша внимательно прочла надпись, присмотрелась к «помощнице» и решила, что это не вариант. По крайней мере, для нее. Вид у старухи был бравый, но весьма далекий от образования.
Однако бабка имела собственное на то мнение. Она прищурила правый глаз, оценивающе оглядела Сашу, будто прикидывая ее рост или размер, двинула плечом, с невероятной для ее комплекции быстротой телепортировалась в зону доступа, и ее тонкие ядовитые губы вдруг зашевелились у самого Сашиного уха.
— Поступаем? — И, усмехнувшись Сашиному изумлению, скороговоркой забормотала: — Схема проезда до лучших вузов, репетиторы, преподаватели, экзамены, — обнимая Сашу за спину и отводя ее куда-то в сторону.
Какое-то время Саша послушно шла рядом, вникая в смысл убаюкивающего речитатива и переваривая сумасшедшую надежду, ни с того ни с сего заполыхавшую в доверчивом сердце. А вдруг бабка и впрямь могла помочь? Увлеченная спором с самой собой и ведомая старухой, девушка не заметила, как они куда-то завернули и оказались в довольно безлюдном месте. Дальнейшее произошло стремительно. Приветливая пожилая женщина словно сбросила маску и превратилась в растрепанную старую каргу. Она воровато оглянулась и крепко вцепилась в Сашино плечо неожиданно сильными пальцами. Глядя в ее похолодевшие лживые глаза, Саша могла лишь поражаться собственной недогадливости. Пальцы на плече твердели, усиливая и без того невыносимое давление. Другой рукой бабка повелительно подталкивала Сашу вперед. Несмотря на погожее июльское утро, по спине потек холодок, Саша зябко передернула плечами. Бабка хищно раздула ноздри и алчно улыбнулась, обнажая золотые коронки задних зубов. Саша завороженно глядела в хищную старухину пасть, не чувствуя сил к сопротивлению.
Откуда ни возьмись нарисовались двое. Один плюгавый, похожий на неразвитого мальчика, с рано состарившимся бледным лицом, нервными, прыгающими глазками, в черной курточке и тесных грязных голубых джинсиках на узенькой, подозрительно подвижной попке. Его спутником был кряжистый тяжелый парень с головой, напоминающей небрежно стесанный булыжник, и невыразительными серыми гляделками. Новые действующие лица работали слаженно, словно охотники, загоняющие добычу. До безлюдного тупика, образованного строительным забором и чумазыми киосками, куда троица выдавливала растерявшуюся девушку, оставалось совсем немного. Еще чуть-чуть, и вырваться из капкана не будет уже никакой возможности. Звуки работающих на стройке механизмов заглушат любые, самые пронзительные просьбы о помощи.
От страха голова заработала неожиданно четко, необходимо было избавиться от назойливой руки на плече прежде, чем круг замкнется и подойдут другие участники разыгранного по нотам спектакля. Мимолетным взглядом Саша оценила расстояние до ближайшего укрытия, маскируя движение заботой о сползающей с плеча увесистой дорожной сумке, и будничным голосом, избегая глядеть в затягивающий омут холодных старухиных глаз, сказала: «Шнурок развязался».
Затем медленно, не торопясь, стараясь не возбуждать подозрений и не обращая внимания на сердце, забившееся в ушах, скинула ношу с плеча и поставила сумку как можно дальше от себя. Все это время Саша не отводила от старухи глаз, про себя умоляя ее не глядеть вниз, так как никакого шнурка на Сашиных босоножках не было.
Кажется, пронесло! Мгновение Саша смирно сидела на корточках, опустив голову и теребя ремешок. Не почувствовавшая подвоха старуха отвернулась и перевела ухмыляющийся совиный взгляд на подельников. И тут девушка резко, с низкого старта рванулась к дверям вокзала, одной рукой подхватывая на ходу сумку. Саша бежала что есть духу, сумка моталась на плече, больно вонзаясь под ребра. Ошарашенные жулики, не ожидавшие подобной прыти от жертвы, остались стоять на месте, а разгневанная старуха разразилась бессильной бранью, в которой сквозило восхищение чужой находчивостью.
Звуки удаляющейся ругани и отсутствие погони несколько успокоили Сашу, и она слегка перевела дух.
Что-то темное и опасное пронеслось мимо, едва не задев крылом. Испуг сменился чувством облегчения — к спринтерскому забегу троица оказалась не готова, но полностью избавиться от страха Саше все же не удалось. Кто знает, какие новые опасности ждут ее впереди?
Впереди неспешно прогуливался наряд милиции. То ли у служителей закона оказался натренированный на непорядок слух, то ли Саша действительно слишком громко пыхтела, но сержант обернулся и весело поинтересовался:
— Куда несешься? Украла чего?
Саша на миг остолбенела, а потом то ли от пережитого напряжения, то ли от нелепости обвинения, то ли от всего вместе неожиданно громко… захохотала. Истеричным, слегка захлебывающимся смехом. Милиционеры переглянулись, и все тот же молоденький сержант, нахмурив несолидные светлые бровки, ворчливо сказал:
— Хватит ржать-то! Что случилось? — В его интонации угадывалось знакомое волжское «о». — Только что приехала, что ль? Ивановским?
Саша согласно затрясла головой.
— О-о! Серега землячку нашел, — пробасил второй милиционер, здоровый высокий парень, равно широкий в груди и животе.
— Обокрали, что ль? — продолжал допытываться сержант Серега.
Его светлые бровки сердито покраснели, и, чтоб не испытывать его терпения, Саша напоследок сладко всхлипнула и громко икнула:
— Аг-га… не успели!
Вальяжный здоровый милиционер, до того стоявший со скучающим видом, сразу подобрался, разом превратившись из добродушного увальня в жесткую мощную махину.
— Где? В поезде? Здесь? Когда? Сколько их было, не заметила?
— Только что. Не в поезде, здесь… в Петербурге, — зачем-то пояснила Саша. — Сперва бабка, а потом еще двое подошли…
— Ты убежала, что ли, от них? — сочувственно спросил земляк Серега.
Саша кивнула. Серега одобрительно выпятил нижнюю губу и толкнул локтем товарища:
— Видел, Леха, какие бравые у меня землячки!
Леха стоял покачиваясь с пятки на носок, сложив руки на ремне, напоминая киношного шерифа, территорию которого посмел нарушить чужак.
— Опознаешь?
Саша снова кивнула. Неприятные лица крепко-накрепко врезались в память.
— Идем! — буркнул здоровяк Леха, хрустнул могучей шеей и зашагал к выходу.
Он шел неторопливо, даже медленно, крепко вколачивая ноги в мраморный пол. Саше тут же захотелось пристроиться к несокрушимому борцу, такой уверенностью и мощью веяло от обтянутой формой спины. Сержант Серега дернул лицом, сгоняя невидимую прилипчивую мошку, и нехотя двинулся за Лехой, по дороге что-то нашептывая в чугунное ухо напарника. Через плечо он озирался на Сашу, отчего создавалось впечатление, что сказанное для чужих ушей не предназначается. Саша смутилась, но отставать не стала, предпочитая показаться невоспитанной, чем подвергнуться новой напасти. До нее долетело: «Зря сходим…» Едва девушка начала размышлять, не лучше ли ей исчезнуть, как Леха обернулся:
— Фамилия твоя как, невеста из Иванова?
— Ветрова.
— Во! Видишь, — Леха назидательно поднял кверху толстый палец, — потому и бегает быстро, как ветер. А мы что, лохи какие? Погнали. Может, не ушли еще! — Здоровяк азартно улыбнулся, аппетитно хрустнул костяшками пальцев и ускорил ход. Сержант с обреченным видом засеменил рядом. Саша тащилась следом, обнимая надоевшую сумку.
Грузная старуха прятаться и убегать не собиралась и как ни в чем не бывало прогуливалась по перрону в ожидании поезда с новыми потенциальными жертвами. Два сотоварища по нелегкому ремеслу паслись неподалеку. Милиционеры обменялись понимающими взглядами. В Сашиной голове булькнула невнятная мысль, что-то там про хищников, поедающих других хищников.
Менты напористо, как-то напоказ двинулись в сторону пары жуликов. Саше даже показалось, что они специально не торопятся, чтобы у подозреваемых было время оценить ситуацию и сделать «правильные выводы». Интуиция ее не обманула. В сложном мире противоправных нарушений существовали свои законы. Сашиных показаний и даже опознания было недостаточно, чтобы заставить жуликов сознаться в преступных намерениях. Было необходимо обратить их в бегство, хотя бы для того, чтобы появился мотив для преследования, а далее — проверка документов, допрос и прочая длинная цепочка действий. А уж для того, чтоб прищучить мелких мошенников, требовалась долгая кропотливая работа, на которую добровольные Сашины помощники подписались благодаря человеческому порыву и невзирая на собственный отрицательный опыт.
Но на этот раз фортуна одарила ментов скупой улыбкой. Щуплый и каменноголовый оказались новичками, засуетились, а мгновение спустя уже бежали в разные стороны, распихивая локтями вокзальную толпу. Старуха досадливо мотнула головой и сплюнула. Старая опытная мошенница понимала, что, будь у стражей порядка достаточные основания для ареста, разыгрывать спектакль под названием «убегай, а то поймаю» не понадобилось бы. Женщина накинула на голову платок и слилась с толпой. Саша до рези в глазах вглядывалась в толпу, но грузной старухи и след простыл.
Между тем погоня развивалась своим чередом. Казалось, что преследователи сознательно выбирали себе наиболее подходящую жертву. Невысокий сержант, ухарски взвизгнув, побежал за плюгавым, а массивный Леха рванул за здоровяком. Старенький мальчик, или старичок, сохранивший юношеское тело, бежал медленно, на слабых, повернутых коленками внутрь ногах. Сержант Серега легко догнал его и тычком в спину уложил на асфальт. Жулик падал мягко, размахивая вялыми руками, словно раскручивая рулон туалетной бумаги. Серега сноровисто закрутил ему за спину руку и присел рядом. Бледный морщинистый юноша бессильно и одновременно озлобленно забился под ментовскими руками, а затем и вовсе впился зубами в удерживающую его руку. Он повернул бледную, с темными расширенными зрачками физиономию к Сереге и прошипел:
— Права не имеете бросаться на невинных прохожих, товарищ милиционер!
— Гусь свинье не товарищ, — козырнул сержант знанием репертуара Глеба Жеглова, оглядел покусанное место с таким видом, словно его укусил не человек, а бродячая собака, — а если не виноват, почему убегал?
— Рефлекс у меня на вас, на ментов, — подкованно возразил плюгавый, вытер щеку об асфальт и скорчил обиженную гримаску.
Саша отвлеклась. Суматоха с поимкой плюгавого взбудоражила толпу. Вокруг лежащего тела образовалось завихрение, а вскоре в пустое пространство вокруг него втиснулась мощная запыхавшаяся фигура в милицейской форме. Леха был один, каменноголовый старухин подручный оказался хорошим бегуном, к тому же весьма сообразительным. Он стремительно бросился по направлению к ближайшему выходу с территории вокзала, выбежал на Невский и затерялся в уличной толпе.
— Старухи не видать, — тревожно проговорила Саша.
— Не ссы, — куртуазно произнес Леха, — найдем!
Он бросил взгляд на напарника, удостоверился, что все в порядке, круто развернулся и пошел куда-то в сторону привокзальных павильонов. Саша последовала за ним, стараясь держаться как можно ближе. Людские волны разбивались о широкие Лехины плечи, обтекали и снова смыкались у них за спиной. Солнце пекло все сильнее, вытапливая из вокзального асфальта следы нечистот. Запахло потом, растаявшим мороженым и еще чем-то отвратительно кислым.
В небольшом буфете с высокими прямоугольными столами, обитыми по краям металлическими рейками, почти никого не было. Среди ранних посетителей выделялся грязный, высохший как мумия бомж в черном пальто, коротких, обнажавших голые ноги брюках и крепких лыжных ботинках. Он подошел к кассе, высыпал на блюдечко мелочь и неожиданно интеллигентным голосом произнес:
— Маленький двойной без сахара, — мягко улыбнулся помятым лицом и добавил: — Пожалуйста.
Надменная буфетчица брезгливо пересчитала монеты, двигая их по блюдцу наманикюренным пальцем, и высыпала в карман фартука. Получив заказ, бродяга отошел к крайнему столику, придерживая пластиковый стакан с дымящимся напитком небрежным, почти аристократическим жестом. Буфетчица вспыхнула и визгливо крикнула ему вслед:
— Не здесь!
Бомж с сожалением оглядел облюбованный угол и вышел на улицу. Не утруждаясь долгими поисками, он устроился на бетонной плите и приступил к священнодействию. Мужчина закрыл глаза и отпил крошечный глоток, застыл, словно прислушиваясь к тому, что происходило внутри. Проглотил. Медленная торжествующая улыбка прокатилась по измызганному бытом лицу. Когда он глотал, костлявый кадык совершал судорожное движение по заросшей грязной щетиной дряблой шее. С последним глотком бомж открыл глаза. Всего несколько мгновений назад глаза эти были слезящимися, мутными, а теперь излучали покой и достоинство. Если и существовало на земле абсолютное блаженство, то сейчас оно принадлежало единственному, может быть, самому неподходящему для этого человеку. Мгновение. Секунду спустя его взгляд снова остекленел, нижняя губа отвисла, бомж сгорбился и заковылял к оставленной кем-то пивной бутылке.
— Ветрова! — Голос милиционера Лехи вывел Сашу из созерцательной задумчивости. — Исчезла твоя «знакомая». — Он пожевал губами и, глядя в сторону, буркнул: — Что делать будем?
Саша внимательно поглядела на смущенную фигуру здоровяка, на его лоб, покрытый капельками пота, широкую грудь. Зло не было наказано, и сильные Лехины руки уныло висели вдоль плотного туловища. Саше вдруг стало легко, страх перед столкновением с неизвестностью уступил жаркому желанию перемен. Необъяснимый город подарил только что прибывшей Саше возможность ответом на один-единственный вопрос задать цепь дальнейших событий. В этот миг только в ее воле было продолжить гонку с преследованием или отпустить всех с миром. Она находилась в чудесной точке «О», с которой рождается новая вселенная или не рождается ничего. Девушка помедлила. Где-то в пустоте прищелкнула пальцами капризная девочка Фортуна. Наказание чужих деяний вдруг показалось Саше ничтожно мелким и ненужным по сравнению с ее собственными надеждами и чаяниями. Ее мир находился за порогом Московского вокзала вместе с его коренными обитателями: бомжами, мошенниками и… милиционерами.
— Мне надо идти.
Здоровяк так энергично потер переносицу, словно там находился переключатель программ:
— Отдыхать приехала или в гости?
— Поступать хочу, — неожиданно для себя разоткровенничалась Саша.
— Вона как! — одобрительно хмыкнул Леха, откашлялся и преувеличенно бодрым голосом произнес: — Ну, давай, держи хвост трубой! — Усмехнулся и, чуть оправдываясь, добавил: — Жулья много всякого… в славном городе… Питере. Не зевай!
— Я поняла, — улыбнулась Саша и не оглядываясь пошла к выходу.