Глава 21
Вернувшись в Москву, Лара чуть не плакала от счастья. Машины шумели и сигналили, в воздухе ощутимо пахло выхлопными газами и бензином, но у нее совершенно не болела голова, мысли обрели четкость, и даже аппетит появился. Первым делом Лара напилась чаю и надолго залезла в ванну. Данька был дома. Не то чтобы он так уж скучал по родителям – их и не было-то всего четыре дня, – но все же не каждый день предки возвращаются с Гималаев. Это вам не Кипр какой-нибудь. Мать чмокнула его в нос и унеслась в ванную, отец пошел в кухню, и Данька поплелся за ним.
– Ну и как там? – поинтересовался он осторожно.
Сергей поднял палец и замер, прислушиваясь. Убедившись, что в ванной вовсю хлещет вода и мама их услышать никоим образом не сможет, сказал:
– Это круто! Мать тебе ужасов всяких нарассказывает – не слушай. У нее, видно, горная болезнь началась чуть ли не сразу после выхода из самолета. Есть она ничего не могла, только в монастыре, где чай какой-то лечебный. Но как только на обратном пути я попытался в местной харчевне влить в нее такое же пойло – чай с молоком и травами, – ее вырвало, и все, до рейса Дели – Москва я ее вез кулечком, чуть ли не на руках. Да еще там не сильно гигиенично… Тараканы, мухи… Но это, поверь, не главное. А главное там – горы! И небо! И… и не знаю что еще. Ты картины Рериха видел когда-нибудь?
– Ну да… нас в прошлом году таскали на экскурсию в Музей искусства народов Востока. Но мне не сильно понравилось. Ненастоящие какие-то сюжеты. И красок таких в природе не бывает.
– А вот и бывает! Я собственными глазами смотрел на все эти синие и розовые горы. И понял, что хочу увидеть их еще раз и не на бегу. Мы, собственно, дальше предгорьев не забрались. А там, говорят, есть горные озера… Давай вечером, когда мама ляжет, я тебе покажу, что успел наснимать. И если хочешь – в августе поедем вместе.
– Реально? Возьмешь меня с собой?
– Конечно! На пики мы не полезем, но там и так будет что посмотреть.
– Круто! Пойду Лешке позвоню, расскажу.
Сергей ухмыльнулся, когда сын понесся докладывать однокласснику о предстоящем отпуске, достал пиво из холодильника и, вернувшись в комнату, завалился на диван. Он смотрел новости, но перед глазами по-прежнему стояли горы. Гряда тянулась от края до края земли, неровная, как хребет побывавшего в битвах дракона. Деньги, конечно, уйдут немалые, но деньги он найдет… есть там кое-какие наметочки по работе, и они должны принести неплохие дивиденды. Не сразу… но тогда можно подождать с покупкой машины… все равно лучшие скидки под Новый год. Ириску, чтобы не ворчала, он отправит на недельку в Европу или на какой-нибудь СПА-курорт – как захочет. Надо же, Тимур жив. После стольких лет… Взять и вот так заделаться монахом. Странно, что Ларка решила матери ничего о нем не говорить. Хотя, может, ей виднее и так будет лучше.
Сергей, вспомнив кое-что, встал и полез в рюкзак. Пока Ириска валялась в джипе трупиком хомячка, он успел купить ей подарок на том рынке, что по дороге в Наггар. Сперва он купил вырезанного из дерева яка, потому что тот был крутолобый и сильный, но не злой. Фигурка сделана была с душой, хоть и примитивно. Потом увидел сумки – тряпочные, на длинной лямке через плечо, передняя стенка расшита местными узорами. Короче, самое натуральное этно. Он купил на всякий случай – вдруг Даньке понравится. Потом на глаза Сергею попался подозрительный тип, который манил его к своему лоточку, устроенному прямо на земле. Тип был с желтыми и кривыми зубами, бегающими глазками и весь какой-то скользкий. Сергей вытянул шею и окинул его товар внимательным взглядом. Барахло полное: несимпатичные тряпки, кинжалы, грубые поделки из дерева. Но торговец поворошил кучу тряпок, и оттуда вдруг блеснула молочная белизна. Заинтересованный, Сергей подошел и увидел ларец. Тридцать на двадцать сантиметров, он был сделан из белого камня, и Сергей решил, что это мрамор. Причем мрамор был хорош – полупрозрачный, имеющий глубину и все оттенки свежего снега, каким сверкали обступавшие их вершины. Стенки ларца покрывала сложная резьба. Он сразу подумал, что вещь ворованная, но решил, что если не он сам, то ее купят вон те американцы, подъехавшие на двух джипах и методично прочесывавшие рынок. Поэтому он завернул ларец в свою куртку, потом засунул в рюкзак (осознав со вздохом, что весит он немало и переть его придется на себе, потому что хрупкий), а уж потом принялся яростно торговаться с продавцом, который ломил за него несусветную цену. Все равно покупка обошлась недешево, но все же это была стоящая вещь, и Сергей был уверен, что Ириска подарку обрадуется. Когда хоть немного придет в себя.
В аэропорту Индиры Ганди его вдруг кольнула мысль, что могут возникнуть проблемы с таможней. Вот у нас же требуют справки из антикварных магазинов и художественных салонов, если покупаешь что-то красивое и пытаешься вывезти за границу. Но все обошлось. Честно сказать, их и вовсе не досматривали, потому что они шли из залов внутренних рейсов и сразу на посадку. Можно было хоть слона вывезти.
Он осторожно извлек ларец из рюкзака, выпутал из куртки и водрузил на стол. С чувством выполненного долга завалился обратно на диван и сделал телевизор погромче.
Прошло три недели с того дня, как Лара получила от Игоря последнюю эсэмэску, и вот уже пять дней, как они вернулись с этих чертовых Гималаев. Но Лара все никак не могла решиться на встречу с предполагаемым будущем мужем. Она ходила на работу, готовила ужины и обеды, поливала цветы и вообще делала все то же самое, что всегда. Вот только вздрагивала от каждого звонка мобильного телефона и злилась на Сергулю, который, кажется, стал приходить с работы еще позже и в ближайшие выходные опять собирался к Димону на озера.
А Лара никак не могла решить, что делать. Позвонила маме. Та уже успокоилась, услышав, что Тимура Лара не нашла, и была, как всегда, ворчливо-заботлива. Лара все говорила и говорила, мучительно подыскивая темы для разговора, в надежде как-то выйти на возможные перемены в своей жизни. Потом сообразила, что по телефону такого все равно не скажешь, и поехала к матери в гости. Елизавета Николаевна быстренько заставила дочку пропылесосить мебель и вытереть пыль со шкафов. А потом усадила пить чай с пирогом собственного изготовления. Остатки пирога она завернула дочери с собой – для мужиков. Лара так и не смогла ничего сказать. Стало вдруг понятно, что мать не поймет ее метаний. Расстроится только, подскочит давление, и она будет ругать дочь и говорить, что это дурная отцовская кровь не дает ей покоя.
Лара сходила в церковь, но легче не стало. Мигали свечи, и удушающе пахло ладаном. Иконы смотрели на нерадивую прихожанку с упреком, и она ушла из храма с еще более тяжелым сердцем.
Потом она позвонила Нине, долго болтали ни о чем, и Лара, которая собиралась вытащить подругу посидеть в кафе и все-все ей рассказать, так и не назначила встречу. Расстались на привычно-абстрактном «Как будет время, надо бы обязательно выбраться куда-нибудь».
И в конце концов она поняла, что совета просить не у кого, потому что кто же, кроме нее, может выбрать ее, Лары, будущее?
И вот она сидит на кровати и невидящими глазами смотрит в телевизор. Сергуля уехал-таки на Сенеж, Данька бродит по своим друзьям-приятелям и позвонил сказать, что ночует у Лешки. А она одна и поэтому закрутила волосы высоко, наложила на лицо масочку и нашла на кабельном какой-то милый детективчик с умеренным количеством трупов и без особых претензий на художественную ценность.
Нужно представить себе две дороги. Одна ведет в будущее с Игорем. Что же там? Дом, загородный… Все-таки отделанный под швейцарское шале и с красивой ломаной крышей. Очень стильно и красиво. Гараж на две машины. Во дворе барбекю. Ага, гости уже собрались. Вот Рустем со своей белокурой дурочкой. Он мало пьет, и Лара точно знает, что если и не сегодня, то в следующий раз он будет к ней приставать. Она морщится – Рустем ей неприятен. Вот Олег Николаевич с Катечкой и Мусечкой, которые обнимают друг друга за талии, а потом незаметно удаляются в одну из спален.
«Что я собираюсь делать в том будущем? – спросила себя Лара. – Работать? В этом нет ничего нового – я и сейчас работаю. Одеваться-наряжаться? Ходить на приемы? Господи, да я от скуки чуть на первом же корпоративе не умерла.
Меня не простит сын. И вот еще что… мы с Игорем столько времени общаемся, а в постели ведь не были. И меня не тянет. Думаю, и его не особо тянет, если он не навязывается. Так что как пить дать: сидеть мне дома и блистать на приемах, а он будет трахать рыжую секретаршу».
М-да, как-то нерадужно. Она взглянула в другую сторону. Сергуля. Какой он? Прочитанная книга, как говорилось в каком-то старом фильме. Зато она знает сюжет этой самой книги и уверена, что все закончится хорошо. Муж любит ее и будет любить и беречь, что бы ни случилось. Данька скоро вырастет совсем и уйдет. А они останутся вдвоем. Она зашмыгала носом. Ч-черт! Да что же это? Ни тут нет солнышка, ни там! Искать третий путь? Что, что именно она пропустила? Почему так сер и скучен ландшафт ее дорог, хотя одна лучше другой?
Лара позвонила Игорю в тот же вечер и сказала, что не выйдет за него замуж. Он удивился и спросил «почему?». Сперва она хотела ответить честно: потому что я тебя не люблю. А потом как-то постеснялась таких красиво-книжных слов и заявила, что они не сойдутся характерами и потому их союз не будет благополучным.
Осень, осень, лес остыл и листья сбросил… В прошлом месяце во дворе положили новый асфальт. Прошел дождь, и теперь он блестит мокрым зеркалом, на котором в художественном беспорядке разбросаны разноцветные – в основном еще бледно-зеленые и желтые – листья. Разлапистые кленовые, круглые липовые, длинные, с зубчиками по краям – рябиновые. А между ними запятушками – семена кленов «носики». Некоторые листья прилепились к стеклам машин, словно квитанции на штраф, а может, наоборот, это и не квитанции вовсе, а любовные записочки… Там дальше, у соседнего дома, растет каштан. Еще когда Данила был маленький, Лара с сыном ходили сюда собирать каштанчики. Коричневая колючая шкурка и внутри твердый гладкий плод, из которого получались замечательные человечки. Еще они собирали желуди, ну и шишки, конечно. Лара вдруг очень живо вспомнила, как Данька бегал вокруг дерева и кричал:
– Мама, вот еще ежик! Мамочка, собирай скорей, а то вдруг он убежит!
Смешной такой. У него был темно-зеленый комбинезончик с белыми полосками на рукавах и белая шапочка с помпоном на макушке – мама связала. И такие чудесные круглые щечки, нежные и сладкие, как у всех маленьких… Теперь его уже не обнимешь и не поцелуешь – взрослый больно… Пусть теперь его девчонки целуют… Лара вдруг разжала руку и с удивлением посмотрела на свою ладонь. Каштанчик – глянцевый, коричневый. Даже не заметила, как подняла. Она все стояла посреди двора и смотрела на него. Еще у Данилы была детская книжка про то, как медвежонок подружился с каштанчиком, а потом наступила осень и они легли спать, ну то есть в спячку. Весной медвежонок проснулся и пошел искать каштанчик… Искал, искал и не нашел. Тот пророс, и из земли торчал только тоненький прутик с парой листочков. Но медвежонок-то не знал, что это и есть его друг каштанчик. И он грустил и все искал и искал, а осенью он вдруг нашел его. Правда, это был другой каштанчик, но медвежонок этого не понял и был счастлив.
– Господи, что это со мной, да я плачу… – Лара вытерла щеки и торопливо пошла домой. Но духу выбросить гладкое коричневое ядрышко у нее не хватило, и она сунула его в карман.
Дома Лара тоже не находила себе места: то пыталась прибирать, то садилась к телевизору, то начинала набирать какой-нибудь номер и бросала трубку. Потом вытащила из шкафа коробку с семейными фотографиями. Вообще-то мама сто раз говорила ей, что у порядочных людей фотографии хранятся в альбомах. Снимки надо отбирать, а неполучившиеся выбрасывать. Но у Лары никогда рука не поднималась. Поэтому в альбоме у нее были только официальные свадебные фотографии, а все остальные – более-менее разобранные по годам – в коробках или бумажных конвертах. Она нашла Данькины снимки и, усевшись на пол, принялась перебирать карточки. Вот сын совсем малыш: голенький, на кровати, вот у нее на руках («Какая же я толстая была – ужас!»). Вот Сергуля качает его на колене. Мужики – большой с лопатой, маленький с совком – копают картошку. Вот Данила под елкой в садике в костюме зайчика, такой смешной и трогательный.
Лара опустила руки – карточки посыпались на пол. Она пошла в кухню, взяла сигарету. Курила быстро, глядя в окно и стараясь привести в порядок мысли. Что у нее есть? Работа – ха! Сергей… поймет, наверное. И даже если решит, что она сошла с ума на старости лет («Но-но, мне еще и тридцати пяти нет!»), все равно согласится. Данила… Трудно сказать, как сын отнесется к братику или сестричке, но он уже слишком большой, чтобы ревновать. Вздохнув, она погасила окурок, потом безжалостно смяла и выбросила в мусор едва начатую пачку сигарет и пошла готовить мужикам ужин. Гремя сковородками, Лара вдруг поняла, что улыбается. Она нашла, нашла ту дорожку, которая освещена солнцем. Там, в ярком и полном счастливых забот будущем, она идет по этой дорожке, держа за ручку маленького человечка.
Вечером, дождавшись, пока муж пристроится рядом, она тихо спросила:
– Сергуля, ты не разлюбишь меня, если я опять растолстею?