Глава 16

Дальше все понеслось вскачь. Жизнь, словно решив восполнить спокойствие последних лет, подбрасывала проблему за проблемой, одно событие за другим.

Развод, правда, прошел мирно и тихо, по взаимному согласию и не оставил в душе Людмилы ничего, кроме легкого чувства печали и – освобождения. Сева смотрел мимо теперь уже официально бывшей жены и был сдержан до мрачности. Людмила, удивленная таким оборотом, почему-то почувствовала себя виноватой. Словно это не ее бросили, а она бессовестно оставила мужа, и вот теперь он выглядит уставшим. Улучив минутку, пока никто не слышал, она тихо спросила:

– Как твой гастрит?

– Нормально, – буркнул муж.

– Если нужно лекарства выписать, то в твоей записной книжке за позапрошлый год есть телефон врача. – (Сева никогда не выбрасывал записных книжек. Все они хранились в специальной коробке и были пронумерованы по годам.)

Сева кивнул, но ничего не сказал, и Мила, которая уже хотела предложить что-нибудь вроде мастер-класса по приготовлению диетических блюд для его новой жены, опомнилась. «Куда я лезу? – спросила она себя. – Не хочет общаться – не надо. Может, это он так реагирует, потому что ждет, что я в последний момент выкину какой-нибудь номер: например, стану выдвигать имущественные претензии. Ничего, потом успокоится, и все будет нормально. Хотя… что значит «нормально»? Похоже, Сева останется просто воспоминанием». Прежде чем сожаление и грусть успели схватить ее сердце своими когтистыми холодными лапами, Люда решила, что воспоминания лучше иметь приятные. А потому она будет помнить об их совместной жизни только хорошее. Вот, например… Например, та поездка на теплоходике в Кижи. Они только поженились и всей еще студенческой компанией отправились в путешествие. Билеты покупала чья-то мама, которая служила в пароходстве, и потому они достались всей честной компании с какой-то нереальной скидкой. Как же здорово они тогда отдохнули! Погода выдалась фантастически теплая. Народ самозабвенно загорал. Бар работал круглосуточно, и продавали в нем какие-то замечательные вещи типа коктейлей с кампари. Мила потом пару раз покупала бутылки, лимон, тоник, грейпфрут и смешивала ингредиенты, но вкус, как она ни старалась, у коктейлей был не тот. Став постарше, Милочка поняла: необходимыми составляющими тех коктейлей были плеск волн, веселая компания и молодой муж. Они с Севой рьяно осваивали теплоход. Каюты – самые дешевые, имели только умывальники, и в душ приходилось бегать в конец коридора. Но они бегали туда вдвоем, и помещение с деревянными решеточками на полу казалось не менее роскошным, чем самые современные душевые кабины, в которых занимаются любовью герои фильмов. В их каюте имелись две узенькие койки, и пару раз Сева оказывался на полу, потому что койки были слишком узкими для двоих, а сила и энергия били через край. Как же они тогда смеялись! На носу парохода имелась большая комната, торжественно называвшаяся капитанской гостиной. Одна стена представляла собой сплошное окно. Из него видны были берега и вода, а ночью – звезды. Днем там играли в шахматы пенсионеры, вечером устраивали тематические вечера, а ночью гостиная пустовала. Однажды Мила и Сева занимались там любовью, и звезды смотрели на них с холодного северного неба и искрились, разбиваясь на тысячи искр, когда на глазах Милы выступили слезы от переполнявших ее чувств.

Небо днем сияло какой-то фантастической голубизной, никогда прежде не виданной. В нем летали чайки, и серые воды холодного озера светлели и казались хрустальными, отражая в себе эту сказочную горнюю голубизну.

Кормили в столовой из рук вон плохо, было понятно, что большая часть рациона пошла на прокорм семей официанток, поваров и остальных членов экипажа. Но в студенческой компании были бывалые путешественники, они-то и научили всех запастись сухпайками, и теперь вечером, собираясь в чьей-нибудь каюте после скудного ужина, ребята открывали банки с консервами, доставали сухари и печенье, открывали бутылки, и веселье продолжалось до утра. Пели под гитару, спорили до хрипоты о судьбах мира и вечных проблемах…

– Ты чему улыбаешься? – вторгся в мысли Людмилы голос мужа.

– Я вспомнила, как мы ездили в Кижи, – честно ответила Мила. – Здорово было, да?

– Да, – кивнул Сева. Лицо его разгладилось, и он явно хотел что-то сказать… но тут их вызвали, и буквально через несколько минут Сева и Мила перестали быть мужем и женой. Людмиле показалось неуместным предаваться совместным воспоминаниям после этой процедуры, которая каким-то образом словно подвела черту под одним этапом ее жизни. «Но при этом я могу с чистой совестью начать новую жизнь», – сказала себе Людмила и легко попрощалась с Севой, который вновь сделался мрачен.

Солнышко пригревало, воробьи орали изо всех сил, убеждая себя и окружающих, что вот она – весна пришла! В метро торговали мимозой. Милочка летала как на крыльях, твердо уверенная, что все теперь будет хорошо.

Позвонила Лариса и тоном, каким рассказывают сказки, сообщила, что к ней в гости на прошлой неделе приезжала бывшая свекровь. Долго расспрашивала, как девочка, разглядывала игрушки и скромную обстановку в квартире. Бледненькая девочка, напрочь не помнившая бабушку, испуганно жалась к матери. Свекровь попила чаю, рассказала, что у ее сына тоже была в детстве астма и круп был, но к восьми годам все куда-то подевалось. При этом она высказалась в том смысле, что море в таких вещах – первый помощник. Лариса промолчала. Набрать денег на путевку даже в самый захудалый крымский санаторий казалось совершенно немыслимым. Когда свекровь уехала, она решила просто забыть о ее визите. Но через день бабка заявилась опять. Усевшись в кухне и глядя на Риту, она произнесла речь в том смысле, что кто старое помянет… И что она хочет помогать Ларисе растить девочку, потому как та вылитый ее мальчик, да и вообще родная кровь. Вот для начала – и бабка выложила на стол проспект. На картинке солнце искрилось в синих волнах и белый корпус чайкой примостился на берегу. По мелкой гальке бегали смуглые дети. «Это Крым, – сказала бабка. – Там сейчас не жарко, искупаться в море не придется, но в санатории есть бассейн, а воздухом дышать и гулять с ребенком – самое то. Опять же процедуры всякие, ингаляции. Я оплачу путевки и дорогу, езжай. Вернешься, поедете летом в Прибалтику. Там тоже море и воздух лечебный, сосны опять же. Тогда, Бог даст, девочка осень и зиму переживет нормально».

Лариса заикнулась про работу, но бабка твердо заявила, что сейчас надо поднять ребенка, а осенью они вместе что-нибудь придумают. От неожиданности и огромного облегчения Лариса не смогла справиться с собой и разрыдалась.

– Ничего, ничего. – Бабка неумело погладила ее по плечу. – Теперь сладим, не реви.

Людмила порадовалась за Ларису и Ритульку. Надо же, теперь у них и бабка есть, и еще Петр. Впрочем, неизвестно, как свекровь среагирует на мужчину, появившегося в жизни Ларисы.

Продажа квартиры тоже прошла довольно гладко. А вот с покупкой нового места жительства пришлось некоторое время помучиться. Правда, тут постарались ее друзья. Саму Людмилу наполняло такое непробиваемое равнодушие к этому жизненно важному вопросу, что Наталья только руками всплескивала.

– Как ты собираешься на это согласиться? Это же первый этаж! Да еще рынок напротив. Там в подъезде небось только ленивый не писает. Что Наташа? А то ты наш народ не знаешь! Даже смотреть не пойдем. Так, а это что? Последний этаж хрущевки? Не годится! Ты что, совсем о себе не думаешь? – Она внимательно посмотрела на подругу. – А, я поняла – ищешь что подешевле, чтобы побольше денег выгадать на этот твой центр! Щас! И не думай даже! Тебе нужна нормальная квартира, неизвестно, как жизнь обернется.

Игорь Наталью поддержал. Та начинала утро со звонка в агентство недвижимости, которое мечтало положить себе в карман приличную сумму за продажу Людмилиной трешки и обещалось подыскать ей что-то «скромненькое, но миленькое». В агентстве Наталью боялись, поэтому варианты сыпались как из рога изобилия. Она все же нашла приемлемую квартиру в панельном доме на «Речном вокзале».

Позвонила ни свет ни заря и затараторила в трубку:

– Я за тобой заеду, и давай поехали смотреть. Нашла приличный вариант. Там пара каких-то молодых бестолочей, которые решили завести ребенка и поэтому покупают дом за городом. Деньги им нужны быстро. Квартиру отдают недорого. Говорят, что у них там какой-то суперремонт по дизайнерскому проекту… Хотя, как я поняла, они сами и есть те дизайнеры, а потому это вроде как и не считается…

– Наташ, захвати хлеба, – пробормотала Мила, кутаясь в халат и с трудом соображая со сна, о чем речь.

– Хлеба? Ты что, еще спишь? Ну, мать, ты даешь! Давай, чтоб ждала меня одетая на коврике у двери! Я тут после дежурства ношусь с ней, как мать Тереза…

Мила, не сдержавшись, зевнула, и Наталья, издав возмущенный рык, бросила трубку. К моменту пришествия разъяренной подруги Люда уже проснулась и ждала ее в полной боевой готовности. Вместо трубки мира она протянула влетевшей в дверь, словно некая урбанистическая фурия, Наталье чашку крепкого кофе и кусок сыра. Та быстро выпила горячую жидкость, вцепилась зубами в сыр и, отломав горбушку от принесенного батона, тут же в прихожей соорудила бутерброд. Пробормотала с набитым ртом:

– Пошли, на ходу доем. Мне сегодня кошмарика своего еще к стоматологу тащить.

– Зубик разболелся? – сочувственно вопросила Мила.

– Нет. У него пластинки теперь – прикус исправляем… Так его любящая сестрица взяла пассатижи и все проволочки выгнула. Спрашиваю – зачем? Чтобы у него зубки были как у вампира, отвечает. Представь, с какими я сегодня глазами это буду ортодонту объяснять…

Они скоренько добрались до искомой квартиры. Хозяин, молодой парень небольшого роста, но плотного телосложения, распахнул дверь и радостно завопил:

– Суслик, собирайся! Сейчас квартиру продадим и успеем как раз на сеанс!

– И вам здравствуйте, – пробормотала Наталья, ошарашенно оглядываясь.

А Мила с любопытством спросила:

– На сеанс чего?

– Физкультуры. – В прихожей как-то незаметно появилась худенькая девушка, и впрямь похожая на суслика: короткая стрижка, чуть выдающиеся вперед зубы, маленькие, словно детские ручки. – Здравствуйте. – Она улыбнулась топтавшимся на пороге женщинам. – Вы проходите. И не обращайте на него внимания. Он всегда такой шумный. Мы записались на спецкурс йоги для беременных родителей. Здесь совсем недалеко замечательный физкультурный зал… И честно сказать, у нас полно времени.

– Неправда! – встрял муж.

– Замолчи, Хома, – отозвалась супруга и, заметив вытаращенные Натальины глаза, пояснила: – Нас так все зовут – Хома и Суслик. Смотрели мультик? Правда, мы здорово похожи?

– Только я вовсе не такой обжора… – завелся немультяшный Хома (плотненький и щекастый, как и его анимационный прототип).

Пока они препирались, Мила скинула сапоги и прошла вперед. Наталья плелась следом, издавая полузадушенные возгласы.

Жилище трудно было назвать типовым. Первоначально это была самая обыкновенная двушка с небольшой кухней и узкой прихожей. Теперь прихожая отсутствовала как таковая, и от двери посетители попадали сразу в кухню – столовую. От тамбурочка с вешалкой, ковриком и дверью в ванную ее отделял занавес из зеленых бусинок, который гармонировал с необычными обоями: бледно-зеленые стебли бамбука поднимались от пола. Присмотревшись, Мила увидела на одном из листьев кузнечика.

– Какие красивые обои! – протянула она.

– Это не обои, – улыбнулся Хома. – Ну, то есть обои, конечно, только самые обыкновенные, бумажные. А расписывали их мы сами.

Кухня, совсем простая, бежевого пластика, смотрелась на удивление органично. Вместо штор на окне были бамбуковые жалюзи, украшенные нитками тех же бус, что и занавес при входе. Раздвижные двери – седзи – вели в комнату.

Обстановка состояла из матраса на полу, ноутбука, который валялся рядом, и большой керамической вазы, в которой торчал не меньше чем куст багульника, покрытый нежными розовыми цветочками и беззаботно-зелеными листочками.

– Вы ориентируйтесь на то, что мебель мы заберем, – сказал за их спиной Хома. – Останется стенной шкаф – его бессмысленно разбирать. – Он раздвинул седзи в противоположной стене, и там оказался тот самый шкаф. – Светильники тоже – они подбирались под этот интерьер.

Наталья фыркнула. Потом, не сдержавшись, ехидно поинтересовалась:

– Мебель – это матрас и ваза?

Хома растерянно обвел глазами комнату, словно видел ее первый раз, и как-то неуверенно кивнул. Потом торопливо добавил: «И картины, и инсталляции». Наталья опять фыркнула. С ее точки зрения, то, что висело и топорщилось на стенах, надо было вынести на помойку как можно скорее. Например, вот эту металлическую рамочку, внутри которой наличествовал собранный из шурупов, гаечек и пружинок дракон. Его неожиданно подвижное тело частично выступало из рамки и произвело на много повидавшую женщину-врача пугающее впечатление. Людмила с любопытством оглядывалась. Люстры как таковой не было. В одном конце комнаты по потолку вилась тонкая серебристая трубочка, ощетинившаяся несколькими лампочками. В другом конце такая же трубочка начиналась на потолке, а потом плавно перетекала на стену, образуя некую идею то ли бра, то ли торшера.

Мила осматривала комнату со странным чувством успокоения. Три белых стены – на них замечательно будут смотреться несколько ее любимых картин, в частности букет разлапистых и каких-то растрепанных полевых цветов… Третья стена была светло-охристого цвета. Окно, обрамленное светлой рамой, низкий и широкий подоконник…

– На нем можно сидеть? – спросила она.

– Конечно, – отозвался Хома. – Мы на нем вдвоем сидим и на город смотрим… Ну, вы решили?

– А можно посмотреть санузел? – обрела голос Наталья.

– Прошу. – Молодой человек провел их обратно в прихожую и распахнул дверь. Наталья крякнула. Нет, здесь были унитаз, ванна, раковина – все как положено. Под раковиной имелась встроенная стиральная машинка.

– Она почти новая, – меланхолично заметила Суслик, выглядывая из-за плеча мужа, который, сделав страшные глаза, молча тыкал пальцем в часы на запястье. Так вот, стены и пол были отделаны приятной плиткой – бежеватой внизу и почти белой к потолку. Но все стены, раковина, ванная и кое-где пол были покрыты узорами – тут и там прыгали лягушки, парили бабочки, летали эльфы и большеглазые стрекозы.

Ванная изнутри пестрела морскими звездами и диковинными рыбами. В раковине наличествовал какой-то толстенький сине-зеленый обитатель. Его красный язык закручивался спиралькой. Мила мельком подумала, что это, должно быть, хамелеон, только он не очень похож.

– А вы не думаете, что это того… пестровато? – пискнула Наталья. – И вообще – как вы надеялись кому-то продать это… болото?

– Ну что вы, болото… Это все можно убрать. Смотрите.

Хома нагнулся и, подцепив ногтем ближайшую лягушку, стал отдирать ее от стены, поясняя:

– Это специальные краски. Рисуешь, а потом застывает и получается такая почти как резиновая штучка. Если где-то крепко пристало, можно немного растворителем потереть…

– А сколько вы хотите за квартиру? – спросила Мила.

Хома назвал сумму.

– И машинка, седзи, и светильники, и кухня остаются?

– Да, – подала голос Суслик. – Мы заберем с кухни табуреты – нам их ребята делали на новоселье. Но вы можете купить похожие в «ИКЕА».

– Договорились.

– Милка, так не покупают! – ворчала Наталья, пока они шли к метро. – А поторговаться? Да ни один человек в здравом уме не купит этот лес в прихожей! А пол у них, прошу заметить, – линолеум. Только в комнате ковровое покрытие. Да и то колючее какое-то.

– И хорошо. Мыть просто. Я свой моющий пылесос привезу. А что колючее, так это даже полезно. Это волокна пальмы, черт, забыла, как называется… но оно зато натуральное.

Но подруга бубнила и негодовала всю дорогу до больницы. В коридоре девушки встретили Леонида Борисовича, который радостно их приветствовал:

– А, вот и мои красавицы. Наташенька, что-то ты сегодня хмурая.

– Вы бы тоже хмурились, если бы знали, как эта коза только что купила квартиру у Хомы и Суслика! Она даже торговаться не стала! Ей, видите ли, понравились лягушки и стрекозы в ванной! Вот отделает она вам интерьер под болото, будете знать! – И Наталья гордо зацокала каблучками прочь.

Очки завотделением сползли на кончик носа, а рот приоткрылся. Он некоторое время таращился Наталье вслед, потом повернулся к Миле:

– Людмила Николаевна, что это с Наташенькой? Хома и Суслик?..

Наталья была в ужасе, но Людмила настояла на своем. Квартира ей действительно понравилась. Более того, она позвонила Суслику и робко попросила не уничтожать нарисованную живность. И написать специально для нее название красок на бумажке.

– Зачем вам? – с интересом спросила девушка.

– Видите ли, у Натальи, это подруга, с которой я приходила, – двое детей… И если она будет меня очень доставать, я куплю им коробку таких красок. Тогда ей точно будет не до моей квартиры…

Некоторое время они дружно хихикали, потом Мила добавила:

– А если честно, я, может, сама попробую кого-нибудь туда подселить… И окно… На стекле ведь тоже можно рисовать?

– Конечно! Получается чудесно – совсем как витраж…

Потом Людмила, будучи женщиной дальновидной, на всякий случай потребовала у молодых дизайнеров визитку – вдруг центр дойдет до стадии художественного оформления – всегда неплохо иметь под рукой профессионалов.

Суслик и Хома и вправду оказались ребятами неплохими – квартиру освободили быстро, оставив все, что можно, – даже занавески из бус и жалюзи на окнах.

И все же Игорь проверил чистоту сделки лично, пояснив, что бывали прецеденты, когда уже после обмена или покупки обнаруживались невыписанные жильцы, имеющие законное право на жилплощадь. Людмила, которая уже неделю квартировала у Натальи, сбежала в полупустую квартиру, потому что жить в сумасшедшем доме, наверное, забавно, но утомительно. Игорь с Наташкиным Сергеем перевезли ее вещи, все поставили-повесили. Забрала она только одежду и несколько безделушек, кое-что из посуды, книги. Массу вещей отдала Наталье. Остальное удалось продать вместе с квартирой, немало выгадав в стоимости. В агентстве Игорю по секрету рассказали, что квартиру купил какой-то новоиспеченный депутат. Он собирался привезти в Москву семью и, оглядев бывшие Людмилины владения, остался очень доволен: «Скажу жене, что дизайнера нанял и мебель сам покупал. Ей все равно в жизни такую не выбрать, а так хоть перед людьми не стыдно будет».

Позвонила Лариса. Они с Риточкой вернулись из Крыма и звали в гости. Мила дала им телефон новой квартиры и пожаловалась, что никак не может доехать до магазина.

– Сережка занят, да и Игорь тоже весь в делах… Представляешь – сплю на пляжном надувном матрасе.

– Море снится?

– Все больше скалы – спина болит, – отшутилась Мила.

Лариса попросила минуточку подождать, а потом, вернувшись, радостно объявила, что у Петра послезавтра выходной и они могут поехать все вместе.

Поездка получилась шумной – из-за девочки, но веселой. Людмила улучила минутку и тихонько спросила Ларису, как свекровь отнеслась к появлению в ее жизни Петра. Лариса сказала, что бабка губы поджимает, но молчит, потому что, во-первых, Петр врач, а во-вторых, Лариса ей с самого начала сказала, что как бы там ни пошло, но ребенка у бабушки она отбирать не станет, тем более что Ритка нашла со свекровью общий язык и вместе им хорошо.

Людмила оказалась в «ИКЕА» первый раз и наконец-то смогла сама оценить то, что некоторые из ее знакомых приняли с восторгом, а другие – презрительно назвали китайским ширпотребом под маркой скандинавского дизайна. Ей показалось, что мебель и дизайн рассчитаны прежде всего на молодежь, которым надо быстро обставить новое жилище. Тогда действительно имеет смысл набрать то, что подешевле и попроще. А качественная, солидная мебель стоила здесь ничуть не меньше, чем в других магазинах, и зачастую уступала даже российским аналогам, скажем, в дизайне и фактуре тканей. И все же Милочке понравился магазин в целом – как пространство, предназначенное для людей. Присмотревшись, она сообразила, что кое-кто приехал не столько что-то купить, сколько погулять. Петр подтвердил ее мысли, когда они устроились за столиком ресторана.

– А куда еще податься в плохую погоду? Здесь никто не смотрит – купил ты что-то или нет. Можно просто бродить… Как в любом крупном торговом центре – тепло, светло. Туалеты чистые… Кое-где можно очень неплохо и недорого поесть. Опять же, никого не волнует, взял ты чай с пирожком или набрал жареных креветок на всю компанию. Вроде как все равны, что для нашего человека очень важно.

– А тут вообще класс, – встряла Лариса. – Смотри – вот кафе, но мы можем отпустить ребенка, и он на наших глазах возится на ковре с игрушками или смотрит мультики. Есть микроволновки для детского питания и столики какие хочешь – для курящих и нет…

– И стулья какие хочешь, – добавила Мила. Перехватив недоуменные взгляды друзей, она хмыкнула. – А что вы думаете, стулья – это, между прочим, очень важно. Вот вы никогда не задумывались – почему в бутиках, которыми забиты улицы центра, размеры кончаются на сорок восьмом? Ведь большинство наших женщин, особенно после тридцати, носят как минимум пятидесятый. Что вы смеетесь? Я это испытала на себе. Знаете, как обидно: заходишь в магазин с полным кошельком, а продавщица – этакая соплюшка, одетая и причесанная как кукла, но с отвратительным простонародным выговором, окидывает тебя взглядом и говорит: «Дама, к сожалению, мы ничего не можем вам предложить – у нас максимальный размер сорок восьмой. Попробуйте сходить в магазин для толстых». Для толстых! Но ведь я не была толстой!

– Но при чем тут стулья? – робко спросила Лариса.

– Стулья? Ах да! – Люда перевела дух. – Знаете, был у меня такой… неинтересный момент в биографии. Я как-то встретила в салоне жену одного деятеля, с которым общался Сева. Она такая вся молодящаяся особа, ведущая правильный образ жизни. Ну, то есть она ела одну пророщенную пшеницу, дневала и ночевала в фитнес-зале, где у нее был персональный инструктор – поговаривали, что на редкость симпатичный мальчик. Сзади дама смотрелась просто девочкой – худенькая, осветленные волосы, бежевые брючки, черная спортивная курточка. Так вот, встречаю я эту Нинель, и она начинает мне вещать: «Ах, мы давно не виделись, Ах, я вам такое расскажу». Дело происходило в Столешникове, а там только открылось очередное модное кафе: сплошь стекло, пластик и такие смешные креслица на гнутых ножках. Ну, времени девать некуда, почему бы не посплетничать; зашли мы с ней в кафе, заказали что-то там… Она, как всегда, что-то зеленое, а я, грешна, – пирожное и кофе. А на улице зима, я в шерстяных брюках, толстенном свитере. Нинель на машине, а я-то пешком. Ну, то есть я могла себе позволить машину поймать, но все равно ходила много по холоду. И одета соответственно. Сидим мы за столиком, болтаем, причем Нинель не раз и не два мне намекнула, что надо бы заняться собой и что одета я не так и ем не то… Я делаю вид, что намеков не понимаю, про себя думаю: «Иди ты…» А потом, поворочавшись и поерзав, вдруг понимаю, что встать не смогу.

– Почему? – вытаращила глаза Лариса.

– Ну, то есть смогу – но со стулом вместе, потому как мы с моей «мадам сижу» и свитером так плотненько угнездились в этой хилявой конструкции, что мне самостоятельно из нее уже не выбраться.

Людмила оглядела Петра и Ларису, тихо киснувших от смеха, вздохнула и продолжила:

– Сейчас мне тоже смешно, но тогда… Я поняла, что мне придется пересидеть Нинель во что бы то ни стало, иначе история о том, как я застряла в стуле, обойдет всю Москву. Боже, она говорила и говорила, а я слушала, кивала и понимала, что очень хочу в туалет. Но – сидела и улыбалась.

Наконец эта чертова болтушка сказала: «Ну, мне пора. Подвезти тебя куда-нибудь?» Я говорю: нет, спасибо. Она отправилась в дамскую комнату «на дорожку», а я, понимая, что скоро описаюсь прямо тут, начинаю соображать, что делать. Звать официантку бесполезно – все экземпляры, которые ползали по залу, смахивали на полуобморочных, заморенных голодом весенних насекомых. Тогда я стала шарить глазами по залу и наконец нашла то, что мне надо. Это был такой нехилый малый с бритой головой и полным отсутствием шеи. Но сидел он на другом конце зала. Я уставилась на него в упор. Он был с девушкой, и, естественно, мой взгляд перехватила именно она. Сначала ее тонкие, выщипанные бровки полезли вверх, потом она покраснела, а потом сделала именно то, на что я рассчитывала, – наклонилась к нему и зашипела на ухо. Как только бугай скосил на меня глаза, я принялась делать ему отчаянные знаки. Он несколько секунд колебался, но потом любопытство победило, и, отцепив от себя подружку, он пошел в мою сторону. Когда этот ценный экземпляр остановился у моего столика, я не дала ему и рта раскрыть:

– Молодой человек, помогите мне, пожалуйста. Вы единственный из посетителей смотритесь настоящим мужчиной. Я застряла в этом чертовом стуле, сейчас вернется моя подружка, а позориться не хочется. Да и перед остальным народом тоже.

К моему удивлению, он даже ничего не сказал, просто зашел мне за спину и уперся в спинку стула. Потом буркнул: «Вставайте».

Я рванулась вверх, парень давил спинку вниз, и мне таки удалось выбраться из чертовой мебели, правда, выглядел стульчик после этого менее симметрично, чем остальные, но это детали. Едва мы перевели дух, как рядом появилась Нинель.

– Ой. – Она с опаской уставилась на молодого человека. – Это кто?

Я, честно сказать, растерялась, но мой спаситель ни капли не смутился.

– Позвольте представиться: Слава, тренер по бодибилдингу. – Он церемонно склонил голову. – Вот, обсуждали с вашей подругой: не стоит ли ей переключиться с силового курса на облегченный?

У Нинель отвисла челюсть, а Славик бодро достал визитки и, вручив одну мне, другую ей, продолжал:

– У нас недавно поменялись номера телефонов, поэтому прошу – новые карточки. Будет желание поправить фигуру, приходите, – приветливо улыбаясь и обращаясь к Нинель, закончил он. И пошел к своему столику.

– Поправить фигуру? Мне? – Нинель была так ошарашена, что без возражений последовала за мной в дамскую комнату, где только что побывала.

– Вот, а вы говорите – не важно, какая мебель! – торжествующе закончила Людмила.