Глава 8
Время шло, а шеф все не появлялся. Кушать Подано ненавязчиво намекнул пленницам, что все вопросы решает только он. Еще никогда ни одного мужчину подруги не ждали в своей жизни с таким нетерпением. Иногда казалось, что еще чуть-чуть, и этот сумасшедший бред закончится, их отпустят домой и они забудут все, что с ними случилось, как страшный сон. А порой с беспощадной ясностью они понимали, что просто так им не вырваться из ловушки. В такие моменты, скрываясь друг от друга под любым предлогом, каждая лила свои горькие слезы, проклиная все на свете и моля все мыслимые и немыслимые силы помочь найти путь к спасению.
Каждую из страшных ночей плена, не в силах уснуть, Юлька вспоминала и вспоминала свою жизнь, а жизнь ее началась только тогда, когда в ее судьбе появился Мишка.
Вот она, беспечная студентка-третьекурсница мчится как угорелая после занятий к метро под проливным весенним дождем. Конечно, зонтик спокойненько лежит себе дома, потому что утром не вместился в новую модную сумочку. Проклиная себя за беспечность, а заодно и погоду за никому не нужный дождь, совершенно промокшая, она уже почти у цели. Совершенно неожиданно рядом раздается незнакомый голос: «Девушка, вы такая славная, зачем же вы так рискуете своим здоровьем?» И в одну секунду она оказывается под куполом огромного черного зонта, который очень галантно держит над ее головой удивительно симпатичный и приветливо улыбающийся молодой человек.
Юлька и не подозревала, что способна растеряться в простой ситуации, мгновенно оцепенеть и за считаные секунды превратиться в полную дурочку. Она никогда не была обделена мужским вниманием, даже считала себя довольно опытной по сравнению со своими подругами. Еще бы, ведь, в отличие от некоторых, она уже пережила пару-тройку незамысловатых любовных историй.
Она и мысли такой не допускала, что может потерять над собой контроль в обществе любого молодого человека. Да хоть Ален Делон бы встретился на пути, подумаешь, все равно по сути своей он такой же обыкновенный мужик, хоть и звезда. В конце концов, не с гор же вчера спустилась, нашла бы тему для разговора.
Современная, коммуникабельная, интересная московская девчонка, одинаково свободно чувствующая себя в любой компании, умеющая легко находить общий язык с любым собеседником, способна поддержать разговор, вызвать к себе интерес. Ни разу в жизни в присутствии молодого человека, даже если он казался крайне симпатичным и милым, в столбняк не впадала. А если слышала подобные романтические бредни от других, то всегда считала их выдумкой на почве увлечения индийскими фильмами и никогда серьезно к подобным охам и ахам не относилась.
И тут тебе пожалуйста! Судьба-злодейка! Нужно было встретить такого мужчину именно сегодня и непременно сейчас, когда прическа минут пять как погибла безвозвратно под беспощадными струями дождя, косметика тоже, наверное, в самом лучшем виде. А одежда! Просто блеск! Мокрая курица во всем великолепии, и еще не только мокрая, но и с замороженными мозгами.
Оробевшая, скованная, зацикленная только на одной мысли о погибшей прическе и своем плачевном внешнем виде, впав в тоскливо-депрессивное состояние, она даже и разговор-то не могла поддержать по-человечески. Как ее Мишка разглядел, как он умудрился все-таки взять у нее телефон, Юлька не в силах объяснить этот феномен и по сей день.
Первый раз в жизни у Юльки пропал аппетит, а ночью, ворочаясь с боку на бок в кровати, она долго не могла уснуть. Она твердо знала одно – никогда и ни при каких обстоятельствах он ей не позвонит. Нет, вы подумайте, какому нормальному мужику может понравиться изрядно подмокший сплошной комплекс неполноценности, когда вокруг красавиц и умниц не счесть, а на улицах бушует весна?
В сотый раз, мысленно прокручивая обстоятельства знакомства с героем своего романа, которому не суждено было состояться из-за элементарной женской глупости, она представляла, как бы эта встреча могла произойти немножечко в другой, более благоприятной для нее обстановке. Она находила десятки остроумных слов и фраз, блистала кокетством и умом, сражая в своих фантазиях Михаила наповал. Но все это было, как говорят французы, остроумием на лестнице. Мечтай не мечтай, исправить ситуацию было уже нельзя, поезд, как говорится, ушел.
Кто-то входит в любовь плавно, постепенно, шаг за шагом открывая для себя новые ощущения и неизведанные доселе чувства. Кто-то относится к процессу легко и просто, некоторые – крайне рационально, находятся даже такие, что испытывают чисто спортивный интерес и просто для счета множат число своих побед.
Юльку же ударило любовью. Она до сих пор не в состоянии представить, как бы она жила, если бы Мишка, вопреки всем ее сомнениям, не позвонил на следующий день. Конечно, от этого не умирают, от этого просто живут по-другому, ведь невозможно забыть о том, что свою мечту ты проморгал за просто так, из-за тривиального весеннего дождя.
Спустя годы, попадая на женские посиделки и слушая иногда дискуссии на тему «А бывает ли любовь с первого взгляда?», она никогда не принимала в них участия, тихонько и бережно храня свою тайну про себя. Уж она-то точно знала ответ на этот вопрос.
Юлька глянула на часы. Третий час ночи. Алена тоже не спит, слышно, как изредка вздыхает, тоже не находит себе места. Господи, кончится этот кошмар когда-нибудь или нет? Кажется, что станет легче, если что-то сдвинется с места и произойдет хоть какое-нибудь движение. Ожидание убивало. В голову лезли самые дурацкие мысли. Невозможно понять, что этим проклятым бандитам от них нужно, почему их не отпускают на волю?
Неожиданно на первом этаже дома послышался шум: открывались двери, звучали громкие голоса, ощущалась непонятная суета. Алена тихонечко поднялась со своей половины, свет включать не стала, не произнесла ни слова. Вероятно, она думала, что Юлька спит, и решила не тревожить приятельницу по пустякам.
Бесплотной тенью Алена выскользнула из спальни. Постояла немного у двери, дала глазам привыкнуть к темноте. Затем осторожно, на цыпочках стала продвигаться по направлению к лестничной площадке, где обычно сидел охранник. Если охранник сейчас дернется, можно спокойно сделать вид, что она идет в туалет. Стул (о чудо!) пустовал. То ли бандит отлучился по более важным делам, то ли решил, что никуда его подопечные не денутся среди ночи, но факт оставался фактом – соглядатая на стуле не было!
Алена недолго думая легла на пол, распластала тело на площадке второго этажа, свесила голову вниз и вывернула шею, насколько это было возможно. Страшно хотелось услышать и понять, что происходит внизу.
– Идиоты! – услышала она срывающийся на крик голос шефа. – Полные кретины! Вы готовы провалить любое дело! Кто мне возместит убытки? Я вас кормлю, плачу вам такие бабки, а вы? Зажрались? Вы знаете, во что мне встала информация? Кто оплатит теперь мои расходы? Кто ответит за все? Даже я при своих связях теперь не знаю, как будут дальше развиваться события. Угробить столько сил и лет, создать все собственными руками, а теперь из-за каких-то дебилов пустить все по ветру?
По звуку шагов и удаляющегося крика Алена поняла, что вся процессия во главе с главарем вошла в комнату на первом этаже, но, поскольку разговор велся на повышенных тонах, а дверь в гостиную была не закрыта, она все слышала довольно хорошо.
– Кто убил Капитана? Разыгрались? Решили, что вам все можно? – продолжал бушевать шеф. – Забыли, из каких помоек я вас всех повытаскивал? Я еще разберусь, вы дебилы неполноценные или казачки засланные! Почему сразу начали с грабежа, а не с дела? Молодость свою вспомнили? Почему не обыскали всех пассажиров подряд? Теперь ищи ветра в поле. А если Капитан был не один? Если передал товар подельнику? Я вас, уродов, наизнанку выверну, я вас научу свободу любить, подонки недоделанные!
– Мы же докладывали, – ответил заискивающий голос, – это все Кактус, у него всегда нервы пошаливают, контуженый он, вот и не выдержал.
– Ах, нервы, а может, что-то посерьезнее? Я его быстро вылечу! Кактуса ко мне! Немедленно! Сам разберусь! И всех сюда собрать! Мигом! Я вам сейчас устрою курс интенсивной терапии, суки неблагодарные! А нервным и контуженым одна дорога – в ангар, там от всех болезней быстро вылечивают. Кстати, и девок, которых вы сюда умудрились притащить, отправить туда же! Две бабы-тетехи умудрились таких мачо облапошить. Я-то сначала решил, что они в теме, связаны с Капитаном, а они никто и зовут их никак, больше слышать о них не хочу. Чтобы завтра их в доме не было…
Дверь закрыли, и ничего, кроме гула голосов и отдельных слов, не стало слышно. Зато раздались шаги, уверенно поднимающиеся по лестнице. Понятно, охрана возвращается на пост, нужно срочно ретироваться. Алена начала потихоньку отползать в сторону спальни.
– Ну, что там? – взволнованным шепотом спросила Юлька.
– Что-что? – недовольно отозвалась Алена. – Обыкновенное бандитское производственное совещание, вот что. Главарь их приехал, злющий как сто чертей, орет. Все ужасно. Похоже, многим не поздоровится нынче. И про нас с тобой не забыл, по-моему, какую-то гадость придумал, я, если честно, не очень хорошо поняла. А еще обозвал нас глупыми бабами, сволочь. Вот так, подруга, держись. Меня терзают смутные сомнения, что скоро наша жизнь изменится, и, судя по настроению шефа, вряд ли в хорошую сторону.
Движение внизу не стихало до самого утра. На рассвете все немного угомонились, и подруги, несмотря на страшное напряжение, забылись коротким беспокойным сном.
* * *
Следующий день начался как обычно: никто женщин не беспокоил, единственное, что отличало его от остальных, так это то, что неожиданно перестали кормить. Подруги уже приготовились к самому худшему, но в течение дня ничего не произошло. Они видели в окно, как уехал главарь со своей свитой, больше никаких примечательных событий зафиксировать не удалось, хоть обе бессменными часовыми проторчали у окна весь день.
Когда почти совсем стемнело, а нервы у обеих подруг от неизвестности и ожидания уже были на пределе, снова началось какое-то движение, шум, и по топоту поднимающихся по лестнице шагов подруги сразу поняли, что их курортно-санаторному раю приходит конец. Без всякого стука и прочих церемоний в спальню ввалились два вооруженных бандита в знакомой до боли камуфляжной экипировке.
– Ну вот, дождались, – прошептала Юлька. – Как же я ненавижу эту пятнистую форму! Уже тошнит от нее.
– Встать! – как сумасшедший заорал один из бандитов. – Пять минут на сборы и на выход, живо! Освобождаем апартаменты! Отдых закончен, за работу, товарищи!
Подруги, ошеломленные такой резкой сменой отношения, начали свои нехитрые сборы. А что там, собственно, было собирать? Натянуть кроссовки да захватить ветровки – вот и все сборы.
Пленниц вывели во двор, ничего не объясняя, заставили сесть в старенький пикап. Здесь их ожидал небольшой сюрприз: в кузове машины находилось еще двое несчастных. По сравнению с ними можно было считать, что подругам пока крупно везет.
На полу пикапа со связанными за спиной руками скорчились избитые практически до неузнаваемости шофер автобуса и бандит, которого подельники звали Кактусом. Оба не подавали никаких видимых признаков жизни.
Охранники также заняли свои места, один сел между подругами, а другой устроился рядом с водителем, и пикап сразу же тронулся. Автомобиль на приличной скорости мчался по проселочной дороге, бандиты хранили молчание. Что-либо разглядеть и понять, куда везут их на этот раз, было категорически невозможно, потому что пленницы находились в закрытой части машины, к тому же очень быстро темнело.
Минут через сорок этой лихой поездки, больше напоминающей разухабистое ралли, машина остановилась. Охранники вышли первыми и дали приказ всем остальным выбираться наружу. Подруги справились самостоятельно, а вот избитые мужчины никак не отреагировали на команду, оба были без сознания. Ругаясь последними словами, конвоиры выволокли несчастных наружу и побросали одного за другим на землю рядом с пикапом.
Подругам грубо приказали топать вперед. Толком не понимая, в каком направлении двигаться, они шли практически наугад в полной темноте, постоянно получая тычки и затрещины от бандитов, шагавших сзади. Те еще вдобавок весело гоготали, устроив между собой соревнование по раздаче пинков. Это увлекательное садистское занятие доставляло им необыкновенное удовольствие. Получив очередной болезненный удар в спину, Алена не выдержала и заорала изо всех сил:
– Можно потише? Фашист проклятый!
– Молчать, сука! – рявкнул тот в ответ. – Я тебе покажу «фашиста»! Хочешь сейчас сдохнуть или чуть подождешь? Ковыляй потихонечку, пока жива, мразь болотная! Еще выступать будешь… Кто ты есть, уродина?
После трехдневной коттеджной идиллии, расслабленного ожидания в надежде на скорое освобождение перемена в поведении бандитов была настолько разительна, что обе пленницы в душе уже прощались с жизнью. Приятельницы прекрасно отдавали себе отчет, что ситуация изменилась явно не в их пользу. Ощущение было такое, что от них хотят избавиться. Алена даже не отреагировала на «уродину», что само по себе было странно. Отчаяние и животный страх вытеснили все остальные чувства.
Поэтому, когда перед приятельницами в темноте проступили контуры неказистого строения, а потом отворилась дверь и их завели вовнутрь, обе испытали огромное чувство облегчения: «Нет, не сейчас». Но буквально через секунду новая волна страха накрыла женщин, как девятый вал.
Место, где они оказались, не поддавалось никакому описанию и отвергало в принципе всякую логику современного бытия: полутемный, без всякого намека на окна, длинный барак, освещенный единственной малюсенькой лампочкой, слабо мерцающей где-то под неструганым потолком. По боковым стенам расположились примитивные двухъярусные нары, сколоченные на скорую руку из грубых, неотесанных досок, заваленные ошметками ужасного, грязного и вонючего тряпья. В полумраке угадывались явные контуры человеческих тел. У самого входа разместился большой стол, сколоченный, видимо, тем же умельцем, который строил и спальные места. Лавки вокруг стола тоже не отличались особым дизайном и качеством.
Было ощущение, что они попали в другое время, лет на пятьдесят назад, и по странной иронии судьбы очутились в каком-то страшном концлагере; помнится, подобное приходилось видеть в кино, читать в книжках. Ситуация напоминала кошмарный сон, только, к великому сожалению, и барак, и нары были не бутафорскими, а самыми что ни на есть настоящими, да и они обе бодрствовали, а не спали.
Но вся ужасающая картина была сущей ерундой по сравнению с той вонью, что стояла в бараке. Смердело в бараке невыносимо: запах немытых человеческих тел и испражнений насыщал спертый воздух никогда не проветриваемого помещения, сюда же прибавлялись запахи еды и немытой посуды, и еще почему-то страшно разило рыбным духом. Концентрация ядовитого зловония была столь велика, что, казалось, этот смрадный воздух можно потрогать рукой.
Совершенно потеряв дар речи от всего происходящего, находясь практически в полуобморочном состоянии, изо всех сил стараясь подавить приступы тошноты, подруги стояли около стола, переминались с ноги на ногу и робко оглядывались вокруг.
Страшно было ужасно. Больше всего поражали две вещи: это ни с чем не сравнимое зловоние и абсолютно равнодушное молчание и неподвижность людей, которые лежали на нарах. Куда же они попали? Разве остались на земле такие места? Для чего их сюда привезли?
Метнувшись серой тенью, к столу подлетела пожилая тетка, одетая в выцветший, непонятного цвета ветхий халат, который болтался на ее истощенном костлявом теле, как на вешалке.
Голова ее была туго повязана темной косынкой, сползшей почти до самых бровей. Лицо было ужасным и напоминало физиономию монстра без грима: все в сети крупных и мелких морщин, узенькие заплывшие глазки-щелочки, суетливо шныряющие туда-сюда, противные тонкие губы ввалившегося от недостатка зубов рта и огромный, вдобавок кривой, как у профессионального боксера, нос.
Вытянувшись в струнку, всем своим существом изображая преданность и подобострастие, она встала перед бандитами по стойке «смирно».
– Принимай товар, Никитична! – распорядился один из них.
– Конечно, хозяин, все сделаем, хозяин, все будет как надо, хозяин, – лебезила перед охранниками старая преданная крыса.
– Ну ладно, мы пошли, – прозвучало в ответ лениво, – чего мне тебя учить, ты сама все знаешь.
После ухода бандитов Никитична мгновенно преобразилась. Из подобострастной крысы она стала крысой-начальницей. Расправив свои сухие плечики, выпятив вперед несуществующую грудь, она медленно обошла подруг, недовольно причмокивая, потом уселась за стол, поставила на него локти, переплела коротенькие пальцы и уложила на эту незамысловатую конструкцию свой острый подбородок.
Популярная поза красоток на фотографиях сороковых – пятидесятых годов, нещадно эксплуатируемая фотографами тех лет. Видимо, стереотип настолько отпечатался в мозгу этого бесполого страшилища, что она, скорее всего, неосознанно продолжала пользоваться старой уловкой по сей день. Надо сказать, это ей мало помогло, скорее наоборот. Кокетливый монстр – это не смешное, а скорее жутковатое зрелище. А кокетливый монстр – хозяин страшного барака непонятного назначения – зрелище жуткое вдвойне.
– А ну, шалавы, быстро подошли сюда, – скомандовала она визгливым противным голосом, – раздевайтесь! Вещи, деньги – все на стол! Быстро!
– Что? – ошеломленно спросила Юлька.
– Ой, не могу, глухие чёль? – съехидничала Никитична. – Быстро, я сказала, а то сейчас познакомлю со своей дорогой подружкой.
Только тут пленницы, следуя за взглядом старухи, разглядели, что рядом с монстром на лавке лежит самая настоящая милицейская дубинка.
Несчастные стали беспомощно озираться, в слабой надежде найти хоть какую-то поддержку или хотя бы понять, что делать и как себя вести. Обитатели барака дружно хранили молчание. Ни словечка, ни сочувствующего взгляда, только прикрытые рваньем равнодушные, ничего не выражающие немые спины.
– Ну, я жду! Не стесняйтесь, здесь все свои, – продолжала ерничать фурия.
Несчастные стали молча стягивать с себя одежду, складывая ее на столе перед серым чудовищем. Та, мгновенно забыв о своей недавней кокетливой позе, с жадностью накидывалась на каждую новую вещь, тщательно ее рассматривала и ощупывала, потом, удовлетворенно хмыкнув, откладывала в одну кучку разные мелочи, обнаруженные в карманах. После обыска она небрежно сбрасывала одежду на грязный земляной пол.
Проделав эту несложную операцию, она глянула своими бегающими глазками на униженных и трясущихся пленниц, оставшихся в одном белье, и с заметным сожалением бросила взгляд на их почти новенькие кроссовки. Но тут старухе не повезло: размер обуви пленниц был гораздо меньше ее старых растоптанных ступней. При всем желании не натянешь. Тут подругам повезло, если вообще в этот момент можно говорить о каком-то везении, обувь осталась при них. Совершенно неожиданно Никитична рявкнула вновь с такой ненавистью и остервенением в голосе, что подруги вздрогнули от этого звериного рыка:
– Часы! Ща порву, курвы, часы!
Девушки торопливо сняли с запястий наручные часы и осторожно положили перед мучительницей.
– То-то же, – швыряя им взамен одежды какие-то замызганные халаты, прошамкала она, – а теперь спать, вон ваши места! И не вякать тут у меня, суки! И так на ночь глядя спокою лишили. Быстро по местам.
Пока подруги пытались хоть каким-нибудь образом устроиться на жестких и грязных нарах, ворочаясь с боку на бок и мысленно прощаясь с последними надеждами на счастливый исход затянувшегося и оказавшегося таким опасным и непредсказуемым путешествия, в бараке начало происходить какое-то странное движение.
Со всех сторон, как в самом жутком кошмаре, в абсолютной тишине, с нар стали подниматься серые тени. Существ, медленно поднимающихся с нар, трудно было назвать людьми: пол и возраст определить было совершенно невозможно. Серые, ничего не выражающие лица, худые изможденные тела в немыслимых одеяниях… Тени поднимались и, соблюдая, видимо, давно и навсегда заведенный порядок, покорно выстраивались в немую цепочку. Потом двери барака распахнулись, и цепочка послушно и заученно потекла из барака на улицу.
Подруги, совершенно потеряв способность соображать, скованные диким ужасом, наблюдали за происходящим, еще не смея до конца поверить в ту страшную истину, что они теперь тоже стали маленькой частицей и одновременно участницами окружающего их ужаса.
– Чего расселись, уродины? – услышали они вопль Никитичны. – А ну, быстро встали и вперед вместе со всеми. И глядите мне! – погрозила она вслед своим костлявым пальцем.
Пересиливая собственный страх, подруги присоединились к скорбной процессии. По-прежнему абсолютно безмолвная цепочка людей-призраков в каком-то странном, давно заученном ритме, медленно, но довольно целенаправленно двигалась по протоптанной тропинке к близлежащей сопке. Влившись в общую серую массу и невольно подчиняясь законам движения этой скорбной толпы, подруги брели вместе со всеми, неосознанно повторяя неизвестно кем заданный ритм. Они сразу поняли, что задавать вопросы бесполезно.
В темноте трудно было сориентироваться. Подруги старались понять, что же на самом деле происходит и куда судьба-злодейка забросила их на этот раз. Все увиденное было слишком нереальным, невозможным, нелогичным, чтобы просто поверить в происходящее, не то чтобы строить долгосрочные прогнозы и делать выводы.
Единственное, что поняли подруги, – это то, что их цепочка в странном фантастическом шествии неизвестно к какой цели далеко не единственная. Со всех сторон в одном направлении стекались скорбные молчаливые вереницы странных людей-призраков.
Оказавшись у подножия сопки, к которой через минут двадцать безмолвную вереницу привела натоптанная тропинка, подруги увидели, что на самом деле сопка была не совсем обычным объектом. Во-первых, у горы была дверь, вполне рукотворная. Сейчас обе створки были открыты настежь. Через эти врата подруги попали в непонятное нечто. Да, визуально сопка оставалась такой, какой ее создала природа, но внутри она оказалась полой и напоминала помещение то ли огромного заводского цеха, то ли гигантского ангара. Потолки и стены псевдосопки оказались укреплены мощными железобетонными конструкциями, все внутренние помещения, а их здесь было несколько, ярко освещены. Огромный первый зал был разбит на несколько секций, отделенных друг от друга где легкими перегородками, где капитальными стенами. По бетонной поверхности пола деловито шныряли небольшие современные автопогрузчики, в центре неторопливо двигалась настоящая конвейерная лента небольшого транспортера. Все очень напоминало промышленное предприятие, завод или фабрику, сразу и не разберешь.
Огромные широко распахнутые двери сопки поглощали безмолвные живые ручейки, пропуская их вовнутрь подпольного завода. Попадая в помещение, цепочки распадались. Было заметно, что и это движение отнюдь не было хаотичным.
Каждый человек четко знал свои обязанности и, заученно выполняя определенные движения, покорно занимал свое рабочее место. Дюжие вооруженные охранники были повсюду. Двое из них контролировали ворота, остальные рассредоточились по всей территории, зорко следя за каждым движением подневольной рабочей силы.
Сначала в комнате, похожей на раздевалку, люди переодевались. Кто-то сбрасывал рванье и надевал на себя высоченные резиновые бахилы, брезентовые штаны и такие же грубые брезентовые рубахи. Кое-кто натягивал всю эту брезентово-резиновую амуницию поверх одежды. Каждый повязывал на голову косынку, надевал прорезиненный фартук и перчатки, некоторые натягивали на лицо грязные марлевые повязки.
К подругам, как только они попали в раздевалку, сразу же подошел охранник, выразительным кивком указал им их место, и те, вновь подчиняясь общему ритму, изредка поглядывая на соседей, стали облачаться в рабочую одежду. После переодевания их отвели в первый зал импровизированного завода, поставили у контейнерной ленты друг напротив друга и вручили по огромному острому разделочному ножу.
Первый зал, куда попали незадачливые путешественницы, представлял собой образцовое предприятие по обработке и заготовке рыбы, этакий небольшой консервный заводик, без сомнения подпольный и, как уже догадались подруги, с явно выраженным криминальным запашком.
Лента транспортера, тихонечко и очень по-домашнему урча, бесперебойно подавала порции свежей рыбы, которую беспрерывно подвозили на автопогрузчиках. Рабочие располагались по обе стороны безостановочно бегущей ленты. У каждого в руках был точно такой же огромный нож, как у подруг. Невольники, не глядя по сторонам и не теряя даром ни одной секунды, ловкими заученными движениями подхватывали с транспортера серебристую тушку горбуши, одним профессиональным и резким ударом вспарывали ей брюхо, быстро вынимали внутренности. После этого потроха выбрасывались в рядом стоящие ящики, а икра отделялась и аккуратно помещалась в довольно большие пластмассовые чаны. По мере наполнения чаны переносились в следующий зал. Выпростанная тушка летела на транспортер, который увозил обработанную рыбу дальше. Там двое рабочих снимали ее с ленты, укладывали в ящики, которые тут же грузили на электрокары и увозили в другой цех.
Производство было налажено. Ни пустых разговоров, ни перекуров, ни перекусов, каждый знал свое место и выполнял свои функции с точностью хорошо отрегулированного автомата. Охране не приходилось даже покрикивать.
Вот тебе и пустые разговоры, намеки всякие. Не зря земля слухами полнится. Подумать только, в трех часах езды от нормальной жизни организован и функционирует самый настоящий, довольно современный концлагерь. Производство эффективное, рабочей силы – рабов – предостаточно. Заработную плату платить некому. Рыбы в океане хватит на тысячу лет. Как бы не сойти с ума от всего этого. Теперь понятно, почему везде так воняет рыбой, немудрено, что характерным запахом пропитано все вокруг.
Подруги моментально, как будто всю жизнь только этим и занимались, не нарушая общезаданного ритма, принялись за работу. Откуда что взялось! Под бдительным взглядом охранника они начали орудовать ножами. Не уступая в ловкости и умении рабам-роботам, принялись вспарывать горбушу. Страх оказался лучшим учителем.
Через пару-троечку часов, несмотря на изнуряющий и ни на минуту не стихающий темп работы, онемевшие, затекшие плечи и спину, они стали потихоньку осматриваться, стараясь не привлекать к себе внимания.
Выхода не было. О побеге не могло быть и речи. Вся территория ангара была буквально нашпигована вооруженной охраной. Где набрали таких мордастых головорезов устрашающего вида, понять было невозможно. Ну ладно, один урод, ну два. Эти же были как на подбор – целый полк злобных мордоворотов, причем очень преданных своему делу. Ни о подкупе, ни о договоре с такими особями просто не может быть и речи. Бежать отсюда – идея просто из области фантастики, выжить в таких условиях, конечно, можно, но, скорее всего, хватит их хрупких тел и душ ненадолго.
Неожиданно раздался оглушительный вой сирены. Вздрогнув от неожиданности, подруги затравленно оглянулись по сторонам. Лента транспортера остановилась. Рабы, не дожидаясь дополнительной команды, потянулись к выходу, опять заученно и послушно выстраиваясь в те же цепочки, что и утром. Перед тем как выйти из ангара, люди сдавали ножи одному из охранников. После чего второй охранник быстрыми, профессиональными движениями ощупывал и досматривал каждого выходящего наружу.
Только пройдя тщательный досмотр, невольники попадали на улицу, и снова в абсолютном безмолвии каждая цепочка начинала движение к своему бараку. Всего по пути Юлька насчитала четыре барака, подобных тому, в котором теперь жили они с Аленой. Все строения располагались совсем недалеко от основного ангара. Место для подпольного завода было выбрано с большим умением и являлось идеальным для подобного предприятия.
Слева от идущих, насколько хватало глаз, раскинулись сопки, поросшие буйной растительностью. Сопка-ангар ничем не выделялась среди своих природных собратьев. Даже находясь поблизости ее, невозможно было отличить от других, разве у тех не было дверей-ворот. А уж издалека, а тем более с воздуха увидеть что-то неординарное, привлекающее внимание, было просто невозможно.
Рядом с ангаром была оборудована большая автомобильная стоянка, где парковалось довольно много машин, начиная от легковых и заканчивая грузовиками и пикапами. Крыша стоянки была затянута зеленой камуфляжной сеткой. То, что увидела Юлька с правой стороны ангара, заставило ее внутренне невольно ахнуть. Там разместилась самая настоящая вертолетная площадка, на которой стоял небольшой вертолет.
– Ми-2, – безошибочно определила Юлька. Не зря же она столько лет прожила в разных летных гарнизонах. – Ничего себе размах, вот тебе и не Сицилия, вот тебе и мужичок с ноготок. Да здесь не заводик подпольный, здесь целая бандитская империя.
Череда сопок, обрываясь, переходила в широкую пляжную полосу метров в четыреста, потом начинался бесконечный океан. На рейде маячили силуэты небольших суденышек, а от пирса к суденышкам и обратно сновали шустрые моторные лодки.
«Господи, – продолжая движение и стараясь рассмотреть все поподробнее, подумала Юлька, – сколько же здесь народу сгинуло? Как вообще все это возможно в наше время? Какое же количество времени находятся здесь эти несчастные? Месяц, год, два? Определить невозможно. У всех одинаковые серые лица, глаза тоже одинаковые – потухшие, ни мысли в них, ни надежды. А эти покорные, доведенные до абсолютного механизма движения? И все безропотно молчат… Видимо, люди давно переступили последнюю грань, расстались со своим прошлым и покорились неизбежности».
Между тем безмолвная процессия уже вползала в свой барак. Снова ударил в нос зловонный запах, вызвав приступ дурноты, заставив подруг содрогнуться. На грубо сколоченном деревянном столе приятельницы увидели простые алюминиевые миски, наполненные густым дымящимся варевом. Люди, вновь не нарушая молчания, быстро заняли места за столом и, схватив ложки, лежащие рядом с мисками, начали жадно хлебать горячее месиво.
Запах, исходящий от еды, не оставлял никаких сомнений – варево было приготовлено из рыбы. Подруги не нашли в себе сил присоединиться, продолжали стоять у стола, глядя друг на друга, интуитивно стараясь хоть таким образом поддержать одна другую.
Даже еда не помогла изменить выражение лиц измученных рабов. С тупым равнодушным упрямством они методично двигали челюстями, стараясь как можно быстрее проглотить свою пайку. Некоторые помогали себе руками. Это было невыносимо. Опять стала накатывать тошнота. Хотелось закричать во весь голос, смести к чертовой матери эти миски со стола и разбудить, растормошить невменяемую толпу. Как же нужно было зомбировать такое количество человек, чтобы превратить их в то, чему и названия не подберешь? Неужели никто из них не пытался противостоять окружавшему безумству? Да, охранников очень много, все они гладкие, сытые, вооружены до зубов, но невольников все равно гораздо больше. Только в их бараке человек двести, не меньше. Чем так существовать, постепенно превращаясь в растение, лучше погибнуть.
Никитична, конечно, была тут как тут.
– Не жрете, цацы городские, брезгуете? – подлетела она к подругам и лихо уперла руки в бока. – Ничего, не таких обламывали, через три дня на коленях ползать и добавки просить будете, миски за собой вылизывать. Ишь, барыни какие! Наша жратва им поперек горла встала. Ах, какие нежности при вашей бедности. Ну и подыхайте к чертям собачьим, плакать никто не будет, новых привезут.
Когда Никитична, выговорившись, отошла, оставив их в покое, Алена прошептала, едва шевеля губами:
– Вот сволочь, и чего бесится? Наверное, всю жизнь свою садистскую провела в женской тюрьме старшей надсмотрщицей.
– Молчи, – выдохнула в ответ Юлька, – вечером все обсудим.
После короткого обеда все снова побрели в сторону ангара. Получив на входе из рук охранников орудия труда, серые тени снова послушно и безропотно заняли свои рабочие места.
Рыба, рыба, рыба, нескончаемый поток рыбы. Подхватил, вспорол, потроха в одну сторону, икру – в другую, бросил. И вновь – подхватил, вспорол, и так все время, в одной и той же жуткой последовательности, впитывая в себя вместе с монотонностью одних и тех же движений, господствующий повсюду, проникающий во все поры рыбный запах.
Дважды за день вывели в туалет, вернее, в чистое поле, рядом с ангаром, с видом на океан и под неусыпным бдительным присмотром вооруженной охраны. Корчась от унижения и собственного бессилия, подруги были вынуждены соблюдать условия этой страшной игры, затеянной изощренной фантазией людей без стыда, совести и морали.
Вечером в бараке опять дали еду, которая по своему виду и запаху мало чем отличалась от обеденной. Не в силах побороть брезгливость, подруги так и не смогли заставить себя сесть за общий стол.
Слава богу, в бараке стоял огромный металлический бак с питьевой водой. Воды было много, и вкусна она была необыкновенно, видимо, где-то недалеко находилась речка. Правда, пить приходилось из единственной общей кружки, которая висела на цепи, прикованной к баку, но выбора у подруг не было. И вода была пока единственным шансом на спасение от физической смерти.
