()

Св. Григорий Двоеслов. Беседы на Евангелия в перев. архим. Климента. Кн. 2. Беседа 37

Может быть противоречащим то, каким образом заповедуется ненависть к родителям и близким родственникам нам, которым дана заповедь любить даже врагов? И действительно, Истина о жене говорит: Еже Бог сочета, человек да не разлучает (). И Павел говорит: Мужие, любите своя жены, якоже и Христос возлюби Церковь (). Вот ученик повелевает любить жену, тогда как Учитель говорит: Кто не возненавидит жену, не может Мой быти ученик. Неужели одно возвещает Судия, а о другом вещает Проповедник? Или мы можем вместе и ненавидеть, и любить? Но если мы вникнем в силу заповеди, то можем делать то и другое чрез разделение, так что будем любить тех, которые близки к нам, и, ненавидя и бегая, не будем знать тех, которые враждебны нам на пути Божием. Ибо как бы чрез ненависть любят того, кого не слушают мудрствующего по плоти, когда он внушает нам нечестие. Но чтобы показать, что Господь производит эту ненависть к ближним не от расположения душевного, а от любви, Он тотчас присовокупил, говоря: Еще же и душу свою. Итак, нам заповедуется ненависть к ближним и к душе своей. Следовательно, тот любя должен ненавидеть ближнего, кто ненавидит его так, как самого себя. Ибо мы ненавидим душу свою тогда, когда не последуем ее пожеланиям, когда боремся с ее услаждениями. Итак, она как бы чрез ненависть бывает любима, когда, будучи презрена, направляется к лучшему. Именно так должны мы выражать свою ненависть к ближним, чтобы и любить в них то, чем они суть, и ненавидеть то, чем они препятствуют нам на пути Божием.

Известно, что когда Павел шел в Иерусалим, тогда пророк Агав взял его пояс и связал им себе руки и ноги, говоря: Мужа, егоже есть пояс сей, тако свяжут его во Иерусалиме (). Что же говорил тот, кто совершенно ненавидел душу свою? Аз не точию связан быти хощу, но умрети во Иерусалиме готов есмь за имя Господа Иисуса (13); ниже имам душу свою честну себе (). Вот как апостол любя ненавидел и ненавидя любил свою душу, которую желал предать смерти за Иисуса, чтобы воскресить ее к жизни от смерти греха. Итак, это понятие о ненависти к себе самим перенесем на ненависть к ближнему. Надобно любить каждого в этом мире, не исключая и врага; но на пути Божием не надобно любить врага, хотя бы он был и родственник. Ибо, кто сильно желает вечного, тот должен быть на том пути Божием, на который вступает, без отца, без матери, без жены, без детей, без родных, без себя самого, чтобы тем вернее знать Бога, чем менее помнит о ком-либо в деле благоугождения Ему. Ибо много значит, когда плотские страсти рассеивают внимание ума и затмевают его проницательность; но мы не терпим от них вреда, если держим их в стеснительном положении. Итак, надобно любить ближних; любовь должна быть простираема на всех ближних и дальних: однако ради этой любви не должно уклоняться от любви к Богу.

Но как должно выражать эту самую ненависть души, Истина объясняет далее, говоря: Иже не носит креста своего и в след Мене грядет, не может Мой быти ученик. Потому что крест называется от крестования. И мы носим крест Господень двумя способами: или умерщвляя плоть воздержанием, или считая крайность ближнего своею собственною, по сочувствию. Ибо тот, кто выражает скорбь о чужой крайности, тот носит крест в душе. Но надобно знать, что есть люди, которые употребляют воздержание плоти не ради Бога, а ради тщеславия. И есть много таких, которые выражают сочувствие к ближнему не по духу, а по плоти, для того, чтобы содействовать ему не в добродетели, но как бы в виновности. Итак, эти люди, хотя и кажутся несущими крест, однако не следуют за Господом. Поэтому та же самая Истина справедливо говорит: Иже не носит креста своего и в след Мене грядет, не может Мой быти ученик. Ибо нести крест и идти вслед за Господом значит или умерщвлять плоть воздержанием, или проявлять сочувствие к ближнему, по желанию вечной цели. Но кто показывает это ради временной цели, тот хотя и носит крест, но отказывается идти вслед за Господом.

Но поелику даны высокие заповеди, то тотчас присовокупляется сравнение от устрояемой высоты, когда говорится: Кто бо от вас, хотяй столб создати, не прежде ли сед разчтет имение, аще имать, еже есть на совершение: да не, когда положит основание и не возможет совершити, вси видящии начнут ругатися ему, глаголюще, яко сей человек начат здати, и не может совершити. Мы должны наперед обдумывать все, что делаем. Ибо вот, по слову Истины, тот, кто строит башню, наперед готовит сумму на построение. Итак, если мы желаем построить столп смирения, то должны наперед приготовить себя к неприятностям века сего. Но между земным и небесным строением различие состоит в том, что земное строение устрояется собиранием издержек, а небесное строение — раздаянием имущества.

Но поелику сравнение сделано от постройки здания, то теперь присовокупляется подобие от меньшего к большему, чтобы можно было от меньших вещей заключать к большим. Ибо далее следует: или кий царь идый ко иному царю снитися с ним на брань, не сед ли прежде совещавает, аще силен есть срести с десятью тысящ грядущего со двемадесять тысящами нань: аще ли же ни, еще далече ему сущу, моление послав молится о смирении. Царь против царя, равный против равного, идет на войну, однако если сознается, что он не может противостоять, то отправляет посольство и просит мира. Итак, какими слезами должны испрашивать себе пощады мы, которые на оном страшном испытании явимся на суд с Царем своим, не равные с равным, но которых и состояние, и слабость, и все, от чего зависим, являют низшими?

Но, быть может, мы виновность в злом делании очистили и все внешнее нечестие устранили от себя; но ужели этого нам достаточно для того, чтобы дать отчет в нашем помышлении? Ибо с двадцатью тысячами называется идущим тот, против которого недостаточен идущий с десятью тысячами. Потому что десять тысяч к двадцати относятся так же, как единица к двум. А мы, если и много успеваем, то едва сохраняем в порядке только внешние дела наши. Ибо хотя похоть плоти и умерщвлена уже, но из сердца еще с корнем не вырвана. А Тот, Кто грядет на суд, судит вместе, как внешнее, так равно и внутреннее, разбирает дела, равно как и помышления. Итак, грядет с двумя против одного Тот, Кто будет вместе за дела и помышления судить нас, едва приготовленных одними делами. Итак, братие, что надобно делать нам, если не то, что, видя невозможность устоять с одинаковым войском против Его двойного, послать к Нему, еще далеко находящемуся, посольство и просить о даровании мира? Ибо далеко находящимся называется Тот, Кто еще не является присутствующим на суде. Пошлем к Нему посольство — слезы наши, дела милосердия, — возложим на алтарь Его жертвы умилостивления, сознаемся, что мы не можем на суде стязаться с Ним, помыслим о могуществе Его и будем умолять о даровании нам мира. Бот в чем состоит наше посольство, которое умилостивляет грядущего Царя. Подумайте, братие, как благоснисходительно то, что Могущий стеснить нас Своим пришествием медлит этим пришествием. Пошлем к Нему, как сказали мы, посольство со слезами, дарами и священными жертвами. Ибо единожды принесенная ради нашего очищения жертва святого алтаря со слезами и умилением души умоляет за нас; потому что Тот, Кто, Сам Собою воскресши от мертвых, уже не умирает, чрез нее доселе еще страдает за нас в Своем Таинстве. Ибо сколько раз мы приносим Ему жертву страдания Его, столько раз возобновляем страдание Его для себя, ради очищения нашего.