Из апологетических очерков Вернера. «Воскресное чтение», 1872

Несмотря на то, что воскресение Христово засвидетельствовано евангелистами и предполагается всеми остальными новозаветными писателями; несмотря на то, что и апостол Павел, писатель с ясною логическою мыслью, положительно говорит о воскресении и, исходя из исторического факта, считает его основанием нашей веры, несмотря на все это, есть еще люди, недоверчиво покачивающие головою при упоминании об этом факте и выдающие за новейшую мудрость те возражения против воскресения, которые высказывал еще Цельс во втором веке. Мы тотчас услышим их.

Так как нельзя отрицать свидетельств о воскресении таких лиц, как Мария, Иаков, вообще апостолы, пятьсот братий, видевших Воскресшего, и, наконец, Павел, то неверующие прибегли к другим средствам. Воскресение Христово они стараются объяснять предположением мнимой смерти Спасителя. В прохладной пещере Иисус, говорят, отдохнул и успокоился от страданий. Пробудившись после тридцатишестичасового отдохновения, Он, несмотря на ослабление сил (слишком крепкая требуется вера, чтобы поверить этому!), оттолкнул запечатанный тяжелый камень и потом прободенными ногами в продолжение двух часов шел с учениками в Эммаус… Достаточно уже одного этого, чтобы видеть всю несостоятельность этой гипотезы; да она довольно скоро и оставлена. Сами ученые критики отнеслись с пренебрежением и насмешкой к этому «единственному в то время научно состоятельному мнению». Так обыкновенно бывает с подобными мнениями: одно за другим они появляются и исчезают; основание же нашей веры стоит неподвижно.

Нужно поэтому было взяться за другое средство для отвержения чуда воскресения; и вот явилось новое мнение: упоминаемые в Евангелии свидетели воскресения, конечно, видели Воскресшего, но видели Его внутренним образом, вследствие своего духовного возбуждения, иначе, это было виде́ние. В таком случае христианская Церковь была бы основана на болезненном возбуждении нескольких сотен человек, и начало ее низводилось бы в темную область болезненно возбужденной душевной жизни. Но кто же не видит здесь противоречия тому, что несомненно известно о первенствующей христианской Церкви? Как предположить, чтобы пораженные страданием и смертью своего Учителя свидетели вследствие виде́ния почти чрез 48 часов внезапно могли поверить и убедиться, что «воистину восста Господь», как говорили они? После смерти Господа ученики пришли в уныние и рассеялись; но вот они внезапно являются героями, оставляют места, где скрывались, и твердо проповедуют о Воскресшем — объяснимо ли это без действительного воскресения? Да и мыслимое ли дело, чтобы 500 братий все находились под влиянием видения? Неужели между пятьюстами не нашлось ни одного с трезвым, ясным умом и здоровыми чувствами? Как объяснить, наконец, виде́нием воздушного существа обращение апостола Павла, который из дышавшего яростью гонителя сделался смиренным верующим почитателем Христовым?

Затруднительное положение отрицателей чуда воскресения еще больше увеличивается, если ближе рассмотреть евангельское повествование о воскресении Господа. Что делать с пустым гробом? Где же тело, когда гроб был пуст? Если ученики украли его, то они знают, где оно погребено, и в таком случае их поведение, их речи могут быть объяснены только наглою ложью и лицемерием, что совершенно несовместимо с прежним их характером.

Как дальше быть с поведением Фомы, который мог убедиться только осязательным доказательством? Как случилось затем, что ученики не условились по крайней мере единогласно обо всем рассказывать? Отчего они равнодушны к точному указанию, кто первый видел Господа, где и как часто Он являлся им? Или, может быть, тело украли иудеи? Отчего же они ничего не говорили о теле ученикам, когда те проповедовали о воскресении?

Но, возразит иной, все еще не убеждающийся в истинности воскресения Христова, неужели воскресение Христово имеет значение для нашей веры и жизни? Несомненно одно, что только под условием веры, что Христос живет, мы имеем право на пасхальные радости. Что, однако, значит это только: Христос живет? Выражение «Христос живет» тогда только имеет значение, если я признаю, что Он не был удержан узами смерти, как обыкновенный человек, но разорвал их и воскрес. Если Иисус действительно был истинный Бог, от вечности от Отца рожденный, а также и истинный человек, от Девы Марии во времени рожденный, во всем нам подобный, исключая греха; если Его Бог послал в мир принести миру жизнь, то Он не мог оставаться во гробе; узы смерти не могли удержать Его, Начальника жизни. Поэтому воскресение представляется нам действием Божественной необходимости. К тому же результату приходим мы, когда принимаем в рассмотрение совершенное Им дело. Дело Его было дело искупления и примирения. Без воскресения это дело было бы не окончено, человечество не имело бы полного убеждения в том, что Он исполнил то, что обещал. Крестная смерть Его могла бы возбуждать в нас слезы страдания, но не сделала бы ничего доброго. Но когда Бог воскресил Его из мертвых, то этим Он как бы объявил: принимаю жертву, которую Ты принес за мир: Ты еси Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих.

Вера в Воскресение Христово имеет, наконец, еще практическое значение. Немаловажное утешение для меня, если я знаю, что не все покончится, когда усталое мое тело отойдет на покой, но что и в мрачной гробовой могиле я должен ожидать и для себя утра воскресения, когда и на мне исполнятся слова Сказавшего: «Я живу, и вы живы будете!» Священное предчувствие, заключенное в глубине каждой человеческой души, становится для меня несомненным убеждением, когда Спаситель мой очевидным фактом показал, что врата гроба ведут к жизни. Во имя Его в мрачный час смерти я могу воскликнуть: «Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа? Благодарение Богу, даровавшему мне победу Господом Иисусом Христом».