А. Л-в.

«Душеполезное чтение», 1862

Находясь в темнице, Иоанн Креститель слышит от учеников своих о чудесных делах, совершаемых Иисусом Христом, и это дает ему повод послать к Иисусу Христу двух учеников с вопросом: «Ты ли еси грядый, или иного чаем», то есть ты ли обетованный Мессия, или Мессия еще не пришел, и нам нужно только ожидать Его? В то время, когда посланные пришли к Иисусу, Он совершал дела, которые по ветхозаветным пророчествам именно должен был совершать Мессия. И указанием на сии дела Спаситель отвечает на предложенный Ему вопрос. «Шедша, говорит Он, «возвестита Иоаннови, яже слышите и видите: слепии прозирают, и хромии ходят, прокажении очищаются и глусии слышат: мертвии восстают, и нищии благовествуют», и потом присовокупляет: «и блажен есть, иже аще не соблазнится о Мне».

Буквальный смысл всех этих слов, в которых Евангелие повествует о посольстве Иоанна, сам собой ясен, и было бы напрасно распространяться в изъяснении их. Но что здесь собственно останавливает внимание и что служило и до сих пор служит предметом разноречия между толковниками, — это вопрос о внутреннем состоянии самого пославшего. Не будем разбирать всех мнений, которые породил этот вопрос и из которых многие до такой степени натянуты и произвольны, что решительно не заслуживают даже и опровержения.

Мы остановимся только на двух мнениях. По одному, которое ведет свое начало от святого Иоанна Златоуста и кажется нам истинным, Иоанн отправляет посольство к Иисусу не для собственного удостоверения, а для удостоверения учеников своих. По другому же объяснению допускается, что Иоанн сам имел нужду в таком посольстве для рассеяния своих собственных недоумений. Это мнение идет также из древних времен христианства, в особенности усвоено и развито теперь западными учеными. Таково мнение одного из немецких ученых — Ольц-Гаузена.

В словах же «мний же в Царствии Небеснем болий его есть» немецкий толковник думает видеть, наконец, и прямое свидетельство Самого Иисуса Христа, что Иоанн по своему разумению тайн Царствия Небесного был ниже самого последнего из новозаветных верующих и посему, естественно, должен был испытать некоторое сомнение касательно лица Мессии. Сделаем разбор этого мнения.

Для опровержения мысли, что посольство было собственно для учеников Иоанна, Ольц-Гаузен считает вполне достаточным сделать то одно замечание, что для учеников Иоанновых было бы вполне достаточно свидетельства их учителя; как мы, говорит он, действительно и видели это на апостолах. Несмотря на всю решительность и догматический тон, с которыми приводится это доказательство, мы, однако, не понимаем совершенно его силы. «Достаточно было бы для учеников Иоанновых свидетельства Иоанна». Но разве не было этого свидетельства? Разве не говорит же сам автор этого доказательства, что именно оно, это свидетельство, некоторых учеников Иоанна привело к последованию за Иисусом? Отчего же, спросим мы его, не все ученики Иоанна сделались последователями Иисуса? Не скажет же он, конечно, на это, что не всем, а только некоторым свидетельствовал он о Мессии?

Дело в том, что, тогда как некоторые более простые и более доступные действию благодати души с полным доверием приняли слово Иоанново, другие ученики его, чрезмерно пристрастные к своему учителю, никак не хотели считать его ниже Иисуса; напротив, о Самом Иисусе они думали, что Он обязан всем Своим возвышением собственно Иоанну, и потому, естественно, были недовольны и завидовали, когда слава Иисуса возрастала и затемняла собою славу Иоаннову. По свидетельству Евангелия, такие чувствования ученики Иоанновы высказали прямо своему учителю, когда стали замечать, что крещение Иисусово приобретает Ему более учеников, чем сколько было у Иоанна (). Хотя Иоанн со всею силою, увидим ниже, говорил по этому поводу пред учениками своими о Божественном достоинстве Иисуса, не видно, однако, чтобы это свидетельство вразумляло их; очень вероятно, что и в то время, когда Иоанн находился в темнице, ученики опять с таким же горьким чувством скорби о своем учителе повествовали ему о делах Иисуса; чувство это, естественно: становилось в них сильнее при виде уничиженного положения их учителя. Но в то же время по поводу этих чудес они, конечно, не могли не испытать и того общего впечатления, которое евангелист выражает словами: «прият же страх всех, и славяху Бога, глаголюще: яко Пророк велий восста в нас и яко посети Бог людей Своих» (:1б). Очень естественно, что некоторые из них даже приходили к вопросу: уж не Мессия ли в самом деле этот дивный человек, — и только чрезмерное пристрастие к учителю останавливало и подавляло возникавшую веру.

В таких обстоятельствах Иоанну, который в продолжение своего служения тщетно убеждал учеников своих в том, что Иисус Христос есть Мессия, конечно, было очень прилично послать их к Самому Иисусу, чтобы, наконец, самое дело наглядно показало им все превосходство Иисуса пред Иоанном и таким образом сокрушилась бы самая главная преграда, какая была между ними и Иисусом. «Ученики Иоанна, — говорит Иоанн Златоуст, — почитая Иисуса простым человеком, а учителя своего более, нежели человеком, с досадою смотрели на то, что слава Иисусова возрастала, а Иоанн, как сам о себе говорил, приближался уже к концу. Все это препятствовало им прийти ко Иисусу, так как зависть преграждала доступ. И хотя Иоанн, доколе находился с ними, часто вразумлял их и учил; впрочем, и тем не убедил. Когда же приближался уже к смерти, еще более о том заботился, ибо опасался, чтобы не оставить им повода к превратному толку и чтобы они не были навсегда отлученными от Христа. Что же он делает? Выжидает случая от самих услышать, что Иисус творит чудеса; и тут сам не дает им советов, посылает не всех, но только двоих, о которых, быть может, знал, что они способнее прочих уверовать, дабы вопрос не был подозрителен и дабы они из самых дел увидели разность между ним и Иисусом».

Несправедливо немецкий толковник ссылается в свою пользу на прямой, буквальный смысл евангельского повествования о посольстве Иоанна к Иисусу. Действительно, в этом повествовании ничего не говорится, чтобы Иоанн посылал с вопросом к Иисусу собственно для учеников, но не говорится и того, чтобы посылал для себя. Евангельское повествование хочет передать только то, что посольство было от Иоанна, а при этом, какая бы ни была цель посольства со стороны Иоанна, без сомнения, во всяком случае посланные могли выразиться так: «Иоанн Креститель посла нас к Тебе, глаголя: Ты ли еси грядый, или иного чаем?» (). Форма ответа Иисусова: «шедша возвестите Иоаннови»... очевидно, находится только в соответствии с формою вопроса, предложенного от лица Иоанна, и потому не показывает еще, чтобы этот ответ нужен был собственно для рассеяния недоумений самого Иоанна. Равно заключительный слова: «и блажен есть, иже не соблазнится о Мне», не относятся лично к Иоанну. а вообще к тому, кто недоумевал об Иисусе.

Итак, самый рассказ евангельский не дает еще права видеть в вопросе Иоанна его сомнение об Иисусе; чтобы понимать так этот рассказ, для сего нужно еще прежде найти какие-нибудь другие основания.

Немецкий толковник находит для этого, по видимости, очень глубокое психологическое основание — ссылается на внутренний опыт, по свидетельству которого в жизни каждого верующего бывают минуты искушения, в которые обыкновенно колеблется и самое твердое убеждение. Оставляя в стороне вопрос, справедливо ли вообще считать неизбежными и совершенно законными для каждого верующего такие минуты искушения, мы только спросим: какое именно в душе Иоанна было основание, или лучше, было ли это основание усомниться в Мессии в рассматриваемом нами случае?

Защитники этого сомнения хотят в этом случае указать основание для него (его, очевидно, имеет в виду и Ольц-Гаузен, хотя и не раскрывает с такою полнотою, как другие приверженцы одного с ним мнения) в иудейских народных предрассудках, господствовавших в то время о лице Мессии. Эти предрассудки, говорят, были общие: сами апостолы не были чужды их и потому часто соблазнялись о Мессии. Странно же, говорят, после этого допустить, чтобы один Иоанн устоял против соблазна. Он был бы в сем случае явлением одиноким, не имеющим, вопреки законам развития человеческой жизни, никакой связи с окружающею средою, и потому неестественным и невероятным. Итак, вот краеугольный камень, на котором держится рассматриваемое нами мнение; это историческая аналогия. Посмотрим, тверд ли этот камень.

Что предрассудки народные были — об этом, без сомнения, нет нужды и спорить. Но вопрос в том, были ли эти предрассудки нечто неизбежное, так чтобы они необходимо уже опутывали собою каждого иудея. Ветхозаветные пророчества о лице Мессии, из которых многие очень ясно и определенно предсказывали даже и такие черты в Мессии, с которыми всего менее могли примириться предрассудки иудейские, например, Его уничиженное состояние, — эти пророчества, конечно, не затем же даны были, чтобы их не понимали. Предрассудочные понятия о лице Мессии были следствием только грубого невнимания к слову Божию, были злоупотреблениями; но уже по этому самому не исключали возможности при более внимательном поучении в слове Божием и при действии благодати Божией, которая не оставляет усердных искателей истины, — не исключали, говорим, возможности и лучшей веры в Мессию. С такою верою мы, действительно, видим, например, старца Симеона, который не усомнился в простом Младенце бедной Марии признать Мессию и предрек Ему и в последующей жизни уничижения и страдания, которые сделают Его для многих предметом пререканий (). К числу немногих избранных, возвышавшихся над господствовавшими предрассудками современников относительно Мессии, принадлежал и Иоанн. Чтобы убедиться в этом, надобно обратить внимание не столько на то, какова среда, в которой жил он (ибо в этом случае мы не узнаем еще человека, личность его здесь исчезает в общем порядке) — сколько на то, как он, сообразно со своим личным характером, относился к этой среде. Что же именно известно нам об Иоанне в этом отношении?

Уже самое взыграние Иоанна во чреве матернем, которым (взыгранием) он, по словам Иоанна Златоуста, проповедовал Христа прежде своего рождения, предзнаменовало в нем человека, который будет особенно близко знать Мессию. История служения его в качестве Предтечи вполне оправдывает такое предзнаменование.

Пред самым заключением своим в темницу Иоанн с особенною силою, в особенно резких чертах исповедует достоинство Мессии в Иисусе. Это было по случаю упомянутой уже нами жалобы, высказанной учениками Иоанновыми своему учителю, что крещение Иисуса приобретает Ему более последователей, чем было у самого Иоанна. Иоанн на это отвечает, что это так и должно быть, чтобы он стоял ниже Иисуса, ибо он только Его Предтеча. Со светлым, одушевленным чувством радости, с ясным сознанием своего призвания Иоанн говорит, что он теперь совершил свое дело и что посему теперь, естественно, должна уменьшаться слава его в той мере, как будет расти слава Мессии. Он радуется радостью женихова друга, который привел жениху невесту его. «Сия убо радость моя исполнися» () — вот все его утешение, которое для него всего дороже и более которого ему ничего не нужно, — утешение в сознании, что он исполнил свой долг: привел к Господу народ, как невесту к жениху!

Засим Иоанн указывает самые черты превосходства пред собою Иисуса: называет Его приходящим свыше, с небеси, и высшим всех, а себя — сущим от земли, земным и тем ясно дает разуметь, что называет Иисуса приходящим свыше не в смысле простого Божественного призвания, ибо такое призвание имел и сам Иоанн, а в том, что Он не имеет, как Иоанн и вообще все люди, человека отцом своим, но имеет вечное происхождение от Отца Бога, Сам есть Бог, всем управляющий (как еще определеннее высказывается это у Иоанна в последующих словах). Скорбит, что люди по ожесточение своему не приемлют свидетельства даже и такого Лица; однако же те немногие, которые принимают сие свидетельство, те собственным внутренним и глубоким опытом познают, «яко Бог истинен есть». Мессия Сам чрез благодатное действие несокрушимою печатью запечатлевает истинность их веры. Ибо Он есть Сын Божий; посему слово Его есть непосредственно слово Божие, следовательно, имеющее животворящую силу. Ему как Сыну Бог дает Духа не в меру, а все дал в руку Его. Посему, решительно заключает великий исповедник Мессии, «верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем» ().

Нужно ли после этого усиливаться в доказательствах, что в посольстве Иоанна Крестителя к Иисусу Христу не могло выражаться с его стороны сомнения о Христе как Мессии? И чем было ему теперь соблазняться, когда уже столько было ему откровений о Мессии и когда он имел такие чистые и возвышенные понятия о Его Царстве? Уничиженным состоянием Спасителя? Но не сам ли Предтеча называл Его Агнцем Божиим, вземлющим грех мира? Собственным бедственным положением в темнице? Но то же самое понятие о духовном Царстве Мессии не должно ли было и с этой стороны противодействовать сомнению или какому-нибудь колебанию в Иоанне? По крайней мере, мы знаем, что даже разбойник, вися на кресте и видя Христа висящего на кресте, не усомнился исповедать Его как Спасителя мира. Была ли его вера здравая, чистая, или примешивались к ней чувственные представления о Царстве Мессии, во всяком случае, странно было бы отвергать в самом Предтече Мессии возможности того, что на самом деле явил разбойник.

Напрасно для объяснения мнимого сомнения в Иоанне стараются утончить это сомнение и сделать вопрос Иоанна тождезначащим со словами: «верую, Господи, помози моему неверию» (). Затруднение не исчезает, как бы они ни утончали сомнение, и объяснения его нужно во всяком случае сделать странное предположение, что Иоанн или забыл все прежние бывшие ему откровения, или пришел к мысли, что все это была одна мечта, обман его воображения. Мы не отвергаем внутренней борьбы в человеке как условия его духовного совершенствования, поэтому не отвергаем ее решительно и в Иоанне. Но эта борьба, если была она, то была прежде, до того времени, когда Иоанн явился уже проповедником Царства Мессии; она нам не раскрыта в Священном Писании; нам указан в Иоанне новый, уже готовый, определенно сложившийся характер, а с этим характером стояло бы в прямом противоречии допущение в Иоанне колебания касательно Мессии по каким бы то ни было обстоятельствам Поэтому вместо естественного взгляда на дело, который хочет провести в своем объяснении Ольц-Гаузен (и ему подобные толкователи), он вносит совершенную неестественность в характер Иоанна.

Нам остается теперь сказать несколько слов о речи Иисуса Христа, с которой Он обратился к народу по отшествии учеников Иоанна. Мы видели то натянутое объяснение, которое дает Ольц-Гаузен словам Иисуса об Иоанне: «Чесо изыдосте видети в пустыню? » — видели, как он, вопреки прямому и очевидному смыслу их, старается найти в них согласие со своею мыслью. Ясно, что в этих словах нет даже и тени намека на какое-нибудь колебание веры в Иоанне; потому что если бы только было это колебание, как бы мало оно ни было, то об Иоанне уже нельзя было бы сказать, что он не трость, ветром колеблема!

Вообще же приводимые Ольц-Гаузеном объяснения как этих, так нижеследующих слов Спасителя: «мний же в Царствии Небесном болий его есть», опровергается всем ходом речи. Всю речь Свою Спаситель прямо направляет к обличению иудеев в том, что они не хотели верить ни Иоанну, ни Ему Самому. Таким образом, дело Иоанна Иисус Христос ставит в неразрывной связи со Своим собственным делом и веру его уже по этому самому, очевидно, ставит выше всяких колебаний. Иначе и самое обличение не могло бы иметь места. Если бы в самом деле Иоанн, который был Предтечею Мессии и сообразно с таким служением имел столько нарочитых откровений о Нем, — если бы и он усомнился об Иисусе, то что же после этого сказать о прочих иудеях, которые не имели сих откровений и которым; следственно, извинительнее сомневаться касательно достоинства Мессии в лице Иисуса, тем паче, что подобное сомнение было в Иоанне?

Как же именно нужно понимать слова Спасителя: «мний же в Царстивии Небесном болий его естъ?» Мы признаем за лучшее объяснение святого Иоанна Златоуста, который под словом мний разумеет Иисуса Христа как меньшего по возрасту и мнению других. Ибо не только ученики Иоанна считали Иисуса низшим сравнительно с Иоанном, но и вообще народ часто уничижал Его, говоря, что Он «ядца и винопийца»; также «не сей ли есть сын тектонов?» (). Смысл слов будет таков: Иоанн бесспорно велик по своим достоинствам, и его нравственное величие, как великого подвижника, очевидно для каждого и в самой внешней его жизни; но при всем этом Тот, Кто отчасти за несоблюдение этой внешней строгости поведения считается, как грешник, Тот в новом благодатном Царстве больше его есть, будучи Сам Царем и Главою этого Царства.