«Мысли па каждый день года»

1. Одному из хотевших идти вслед Господа Он сказал: «Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову», а другому, хотевшему прежде похоронить отца, сказал: оставь мертвого, его похоронят другие, а ты иди вслед Меня (). Это значит, что, кто хочет идти вслед Господа, тому не должно ожидать от этого следования на земле никакого утешения, а одних лишений, и скорбей, и что житейские заботы, даже самые законные, не совместны с этим следованием. Надобно отрешиться от всего решительно, чтоб ничто уже не привязывало к земле; затем обречь себя на всесторонние страдания, или крест; и, снарядившись таким образом, идти вслед Господа. Такова прямая воля Господня! Но кому эта заповедь, — апостолам только или и всем христианам? Рассуди всякий сам. Отвергнуть себя и взять крест — всем ли сказано? Потом — возлюбить Господа паче отца и матери, братьев и сестер, жены и детей — всем ли сказано? Вывод ясен. Как же быть? Однажды и апостолы предлагали такой вопрос Господу, и Он ответил им: «Невозможная у человек, возможна суть у Бога» ().

2. «Никтоже возложив руку свою на рало и зря вспять, ynpaвлен есть в Царствии Божии» (). То есть, кто думает спасаться, а между тем оглядывается и на то, что должно бросить для спасения, тот не спасается, не идет, не направляется в Царствие Божие. Надобно уже окончательно порешить со всем тем, что несовместно с делом спасения. Задумавшие спасаться и сами это видят, но все отлагают до завтра расставание с некоторыми привязанностями. Вдруг порвать все представляется слишком большою жертвою. Хотят отрешаться исподволь, чтоб и другим не бросалось в глаза, — и всегда почти проигрывают. Заводят порядки спасительные, а сердечные расположения оставляют прежними. На первых порах несообразность очень резка; но завтра и обещаемое изменение их заграждают уста совести. Таким образом, все завтра да завтра, — совесть устает толковать все одно и то же и наконец замолкает. А тут начинают приходить мысли, что и так можно оставить. Мысли эти крепнут, а затем и навсегда устанавливаются. Образуется лицо внешне исправное, но с внутреннею неисправностью. Это раскрашенный гроб пред очами Божиими. Главное, то беда, что обращение таковых бывает так же трудно, как и тех, которые ожестели в грехах открытых, если еще не труднее... А думается, что все ничего.