«Воскресное чтение», 1825

Светильник телу есть око: аще убо будет око твое просто, все тело твое светло будет: аще ли око твое лукаво будет, все тело твое темно будет (ст. 22—23). Пред этим Спаситель дал Своим слушателям урок — искать себе сокровищ не земных, а небесных, и по сему случаю заметил: идеже есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше (ст. 21). А потом прибавляет: светильник телу есть око, и т.д. Как то замечание относится ко внутренней жизни сердца нашего, так, очевидно, и эти последние слова нужно понимать в применении ко внутреннему состоянию души. Око души, светильник ее есть разум или разумное сознание человека; и как чувственный глаз имеет великое значение для тела нашего, потому что чрез него дается телу свет, так и разум наш служит внутренним орудием просвещения души. У кого испорчен глаз, тот видит предметы неправильно; у кого совсем закрыт, тот не видит вовсе ни себя, ни других, и даже ходя среди ясного дня, весь остается во тьме. Так, если у кого и разум омрачен, то, обращаясь среди светлых указаний истины, он имеет ошибочные представления о вещах, или и вовсе не видит истины, и ум его, и вся душа остаются во тьме. В роде человеческом давно сознана потребность истинного просвещения ума, и мудрость человеческая дорожит чистотою и светлостью разумного сознания: приведенные слова Евангелия могут показать нам, что и Спаситель отдает цену этому предмету. Аще убо свет, иже в тебе, тьма есть, продолжает Он, то тьма кольми (ст. 23)! Если, говорит, свет, находящийся в тебе, сделается тьмою, то что сказать о самой тьме — о всей то есть душе, которая освещается уже при посредстве разума? Это служит для нас побуждением заботиться о просвещении ума своего; но и в то время, когда мы трудимся над развитием разумного сознания своего и утешаемся успехами ума, нам нужно каждый раз и еще больше иметь в виду замечание Спасителя. Что если самый свет образования, которым мы гордимся, на приобретение которого употребляем столько времени и сил, окажется под конец тьмою? А следуя евангельскому показанию, должны мы заключать, что подобное явление возможно. В настоящем нашем положении для нас дарован чистый и невозмущаемый источник умственного просвещения — в слове Божественного Откровения: в его-то указаниях при возбуждении от Духа истины ум наш должен почерпать себе начала истинного здравомыслия и, пользуясь усердно ими, изощрять и укреплять свод взор; сюда же нужно направлять нам и естественные средства умственного образования, которые во всяком случае имеют свою важность в глазах человека благомыслящего. Для желающих «вести христианскую жизнь в совершенстве», скажем словами святого Макария Великого, настоит потребность «позаботиться прежде всего о смысле и рассудке души»; и нужно это потому, что при всей даже скудости естественного света своего, при всем богатстве благодатных озарений свыше, ум остается здесь в известной степени необходимым органом внутреннего просвещения души от Бога и естественным посредником между силами ее и истиною Божиею. Теперь чтоб нам успешно при его посредстве можно было усвоять себе ее внушения, нужно, чтобы сам он с чистотою и обильно озарился светом ее. А взор его может сделаться лукавым, то есть худым, когда вместо истины действительной, которая ему дается, будет нам передавать неверные и самодельные представления о ней, как бывает у больного глаза; может и вовсе сделаться невидящим, когда упорно станет закрываться от живых ее впечатлений.

Но чтобы ум наш мог наверное избегать всех этих недостатков и приобрести себе живую восприимчивость к внушениям небесной истины, для этого нужно прежде очищать его от страстных помыслов, потому что страсти и пороки — вот первое помрачение ума. Нужно чтобы светлый взгляд его у нас выразился прежде всего в чистых и возвышенных стремлениях сердца, которое всегда находится в тесной связи с нашими убеждениями, иначе здесь-то угрожает уму нашему опасность — завести себя в тьму неисходную. «Если разумное сознание, которое есть свет души, — говорит блаженный Иероним, — затемнено в тебе душевными пороками, то как мрачна должна быть в тебе самая тьма!» Нужно, чтоб это разумное сознание обнаружило себя по возможности в здравом и основательном различении добра и святых наклонностей от греха и греховных пожеланий: нравственное практическое здравомыслие — вот необходимое условие для ценности и чистоты ума, во всей его разумной целости. Говоря об этом здесь, мы хотим указать на то, что и в Евангелии высказывается то же самое. Когда Спаситель учит нас обращать сердца свои к небесным благам, а вслед за этим непосредственно внушает нам заботиться о чистоте взглядов своих, то не напрасно, без сомнения, то и другое поставляет Он в ряду одно с другим. А еще прежде, в ином месте, Он и прямо чистоте сердечной усвояет видение Бога, которое и составляет венец умственного совершенства: блажени чистии сердцем, говорит Он, яко тии Бога узрят (). Следовательно, когда сердце человека отделилось от земных нечистых пожеланий, это значит, что и умственное око его чисто. Но этого мало: далее Спаситель снова обращается к учению о беспристрастии к земным стяжаниям, о котором начата была речь у Него прежде. Никтоже может двема господинома работати: либо единого возлюбит, а другого возненавидит: или единого держится, о друзем же не радити начнет: не можете Богу работами и мамоне (ст. 24). Слово «мамона» означает богатство; так назывался у сириян бог богатства. Человек не может работать Богу и мамоне совместно, потому что служение тому и служение другому не примиряется одно с другим: одно для неба, а другое для земли; одно обращается на пользу души, а другое лишь к выгодам тела и во вред душе. Здесь-то, в благоразумном выборе между ними, в предпочтении Бога и небесных благ богатству, предстоит христианину случай обнаружить свое здравомыслие и показать, что светильник ума его не помрачился.

Человеческая привязанность к богатству может находить для себя благовидное основание в потребностях телесной жизни нашей, для обеспечения которых самим же нам приходится выискивать и средства. Поэтому Спаситель обращает Свое слово к этому предмету и здесь же в самом основании подрывает нашу неразумную привязанность к вещественным приобретениям. Сего ради глаголю вам: не пецытеся душею вашею, что ясте, или что пиете: ни телом вашим, во что облечетеся. Не душа ли больши есть пищи, и тело одежди? Воззрите на птицы небесныя, яко ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш Небесный питает их. Не вы ли паче лучши их есте? Кто же от вас пекийся может приложити возрасту своему локоть един? (ст. 25—27). Так Он в самых даже крайних нуждах ограничивает нашу любовь к приобретениям; после этого для нее не остается уже более благовидного предлога. Что же? Ужели дело клонится к тому, чтобы оставили мы всякие заботы о земной собственности, даже те, к которым вызывает вопиющая потребность? Да, мы знаем славных подвижников благочестия, которые с наглядною буквальностью осуществляли в своей жизни заповедь Христову, отказываясь от всякой собственности, не думая сегодня о том, что будут есть завтра, где преклонят голову свою, а питаясь чем Бог послал и укрываясь где попало; и Бог видимо являл им следы промысла Своего — многим посылал даже чудесным образом в пустыне пищу чрез ангелов. Вера не будет никогда обманута в ожидании того, что ей обещано: водясь именно таким соображением, один из приснопамятных отцов древности (Александр, основатель обители неусыпающих при Евфрате) решился с буквальною точностью применить к делу слова Христовы, и Бог не оставлял его. Были и другие образцы, подобные ему. Но спрашивается: можно ли же совсем так бросить попечение о земном, когда чрез это расстроился бы правильный порядок общежития, были бы уничтожены общеполезные труды промышленности, которыми сближаемся мы и на пути образования? Правда, указанный пример святых подвижников не есть пример всеобщий: то были чрезвычайные проявления веры. Только утверждая это, мы, кажется, должны не ту назвать здесь главную причину, о которой мы сейчас упомянули, а другую. Мы не знаем .еще, что сталось бы с земною нашей жизнью, если бы вдруг пришли все в такой возраст веры, что отказались бы решительно от всех житейских попечений ради Христа и Евангелия: ведь нам не следует же упускать того из виду, что наступит некогда такое состояние, когда все достойные участники спасения будут жить, яко Ангелы Божии на небеси (). А лучше спросим вот о чем: все ли мы теперь способны к таковой вере в Промысл Божий, какая обнаруживалась иногда у тех святых избранников? Тут скрывается причина поважнее первой; вследствие ее и та получает законную свою силу; обе же они, в соединении одна с другою, побуждают нас искать в словах Христовых более снисходительного применения их к жизни, которое могло бы быть для всех доступно, а вместе и для всех уже составлять прямую обязанность. И действительно, они имеют применение ко всем нам. Заметим, что Спаситель не освобождает нас от честного труда на пользу внешней жизни и не благословляет нас отдаваться лени и бездействию в праздном ожидании пособий Промысла. Нет, что сказано Адаму: в поте лица твоего снеси хлеб твой (), то остается неизменным законом и для нас, доколе мы живем здесь. И святые отшельники, бросая все мирское, тем не менее трудились в своем удалении от людей и даже другим нередко помогали трудом рук своих. Но Христос говорит нам: не пецытеся, то есть не дозволяйте себе лишних беспокойств, не суетитесь. «Трудиться мы должны, — говорит тот же приведенный нами учитель Церкви, — но беспокоиться не должны». Что мы имеем право так объяснять слова евангельские, это можем вывести и из последующих слов: Кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть! Очевидно, здесь устраняются от нас те именно заботы, которые несовместимы с нашей ограниченностью и должны быть предоставлены уже самому Промыслу. Неумеренная суетливость относительно внешних условий жизни действительно бывает у нас часто, и даже во многих случаях мешает делу, вместо того чтобы помогать ему, потому что нарушает спокойное равновесие трудящихся сил. Но и при более спокойном труде она может обнаруживать себя не менее сильным образом: человек до такой степени вдается иногда в житейские спекуляции или вообще бывает занят внешними удобствами жизни, что как будто у него, кроме физических потребностей, нет больше никаких, и как будто он сам вечно остается единственным попечителем своего существования. Он забывает, что кроме нужд физических есть нужды духовные, которым он обязан еще больше уделять внимания, и что над ним еще есть общий Попечитель и Правитель человеческой судьбы, Которому единственно принадлежит окончательное распределение средств жизни между нами и устройство ее, окончательное препобеждение всех трудностей ее, обеспечение всех случайностей ее. При всей обязательности честного труда в жизни много здесь у нас останется такого, чего мы сами наперед не можем с верностью определить или устроить собственными силами и что находится в руках верховного Владыки всех, так же как в Его руках ежеминутно состоит и самое существование души нашей и тела. А это последнее обстоятельство служит у нас и постоянным обеспечением для надежды на Промысл Божий; на это нам указываете и Христос: не душа ли больше есть пищи, и тело одежды? То есть, если Бог нам даровал душу и тело, в которых обнаружено и такое богатство жизни, тем более Он не затруднится помогать нам во второстепенных, внешних средствах жизни. Пусть только явится в нас эта крепкая уверенность в Промысле Божием и обратится в постоянный навык души; тогда мы сами каждый раз узнаем без труда, где нужно будет нам употребить собственные усилия, где должно отдаться непосредственно на волю Божию. Главное — мы не вправе отрицать, что следы ее промыслительных действий в судьбе нашей несомненны: то же самое мы замечаем и в окружающей нас видимой природе. Это последнее нам и Спаситель поставляет на вид, когда указывает на птиц небесных, а потом на полевые лилии, о которых Бог заботится так, как мы сами о себе никогда не в силах позаботиться.

Общее же заключение евангельского чтения такое: ищите прежде Царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам

(ст. 33). То есть нужно держаться такого правила, чтоб не внешнее благоденствие жизни, а Царство Божие с его святынею и правдою составляло нашу прямую и неотлучную задачу в жизни, тогда Сам Бог, Которому всегда приятно помогать нам в этом деле, не лишит нас ни малейшего из даров земных, если только он окажется пригодным для главной цели нашей.