Прибавление к «Творениям св. отцов», 1853

В ответ на вопрос, позволительна ли клятва, прежде всего требуется правильное изъяснение слов Христовых, в которых представляется она запрещенною. Слова сии читаются так: паки слышасте, яко речено бысть древним: не во лжу кленешися, воздаси же Господеви клятвы твоя. Аз же глаголю вам не клятися всяко: ни небом, яко престол есть Божий: ни землею, яко подножие есть ногама Его: ни Иерусалимом, яко град есть великаго Царя: ниже главою твоею клянися, яко не можеши власа единого бела или черна сотворити. Буди же слово ваше: ей, ей; ни, ни: лишше же сего от неприязни есть (). Из сего учения Божественного не должно выводить такого заключения, что клятва есть действие безусловно воспрещенное.

Спаситель показал, что взирает на древний закон не в древней только его букве, но и в том его направлении, какое получил он в жизни иудеев и преданиях старцев (; ср. 23:16,18). Следовательно, и слова Спасителя о клятве имеют отношение к современным Ему обычаям иудейским.

Пред пришествием Иисуса Христа нравственность иудейского народа пришла в глубокий упадок. Лицемерие фарисейское, вредное учение и пороки саддукеев, своевольные истолкования закона — все сие вместе способствовало к тому, что истинный смысл закона более и более затмевался. По той мере, как исчезала строгость нравов, возрастала между иудеями взаимная недоверчивость — они в сношениях между собой часто не довольствовались одними простыми уверениями. Клятва, поставленная сначала средством к дознанию истины в делах общественных и неудоборешимых, перешла в привычку клясться. В делах житейских и маловажных без нужды и без пользы для ближнего, для целей даже нечистых и предосудительных, иудеи легкомысленно прибегали к клятвенным уверениям. Клятва, по своей сущности орудие истины, стала являться в устах народа покровом обмана и лжи. До какой степени простиралась привычка подтверждать клятвой свои обещание, показывает пример Ирода (). Признавая законными некоторые виды ее, иудеи почитали недействительными обещания, данные под другими видами клятвы. От того произошла иная крайность: в клятве не только скрывалась хитрость, но и обнаруживалось суеверие. Пристрастные к частому и ненужному ее употреблению, иудеи, однако, справедливо опасались нарушения третьей заповеди десятословия. Чтобы успокоить совесть, они изобрели клятвенные уверения, в которых совсем не упоминалось имя Божие, а только делалось указание на другие предметы и имена. Свидетельствуясь небом и землею и умалчивая об имени Божием, они еще не видели в том противоречия заповеди, в которой запрещено употреблять имя Божие всуе. Представление о всеведении и вездесущии Божием было устранено; придавая только вид непреложной истины своим словам, легкомысленные мечтали, что не подлежат за сие ответу пред судом Божиим. По свидетельству блаженного Иеронима, «иудеи всегда имели постыдную привычку клясться сотворенными вещами. Клянущийся почитает или любит того, кем клянется. — Клянясь ангелами, Иерусалимом, храмом и стихиями, иудеи чрез то воздавали творениям и вещам чувственным честь, подобающую Богу».

Против сих злоупотреблений поставляет Спаситель заповедь Свою о клятве. Ее воспрещением Он удерживает язык людей легкомысленных, привыкших к частому и ненужному произношению клятвенных уверений. Выражение не клятися всяко направлено против употребления клятвы в делах житейских, во взаимных маловажных сношениях людей между собой, где никто не должен требовать и никто сам собой не должен давать клятву. В ежедневных сношениях, в обыкновенных разговорах довольно сказать — да или нет; а что сверх сего, то уже от лукавого (). Если бы даже люди не употребляли имени Божия, а клялись чем-нибудь другим, но без достойных к тому побуждений, и такие клятвы неодобрительны, ибо проистекают от того же духа лукавого, омрачающего умы людей суеверием и заблуждениями. Посему Спаситель осуждает и те, изобретенные иудеями, клятвы, в которых имя Божие не произносится. Ибо и те клятвы, в которых имя Божие не произносится, имеют свое основание в могуществе имени Божия иначе они бессмысленны. Бог делает клятву священною, замечает святой Григорий Богослов. Клятва небом потому важна, что небо есть престол Божий; землею, потому что земля подножие ног Божиих; Иерусалимом, потому что это град великого Царя (). Кто, свидетельствуясь сими предметами, оставляет без внимания сокровенное в них пребывание вездесущего Бога, тот оскорбляет достопоклоняемое Его имя. Но иудеи уклонились еще к худшему: они клялись своей головой, как будто имея право на свою жизнь и смерть и совсем забывая о Том, без чьей воли не спадет ни един влас с главы человеческой. Изобличая столь суеверную и безрассудную клятву, Спаситель упрекает легкомысленного: не можегии власа единого бела или черна comвopuтu. Отсюда видно, что Господь представляет клятву как дело священное, к которому не должно приступать легкомысленно. Он воспрещает ослаблять ее силу неразумным и неблагонамеренным изменением того первоначального существенного ее содержания, в котором имя Бога вездесущего, правосудного и всеведущего поставлено в ее основание ().

Но, воспрещая употреблять клятву легкомысленно и со своевольными изменениями, Спаситель оставляет неприкосновенными те общественные условия, которые иногда делают ее неизбежною. Все заповеди Христовы даны с тою целью, чтобы человек возвышался до подражания совершенствам Божиим (5:48), и сею целью должны быть изъясняемы. Нельзя, например, понимать буквально заповедь об извержении соблазняющего ока и отсечении правой руки (). Если бы христиане еще на земле достигали богоподобного совершенства, если бы честность всякого была несомненна для всех, то и клятва тогда была бы излишня. Но теперь, когда оставлены вкупе расти до жатвы и плевелы, и пшеница, клятва неизбежна, и, вынуждаемая некоторыми чрезвычайными обстоятельствами, она не препятствует совершенству избранных Божиих, если произносится в том духе, какой усвояет ей Спаситель. Он не отменяет древнего закона о клятве и не приводит из сего закона слов: именем Его (да) кленешися (; 10:20). Это было бы необходимо, если б заповеданная древним клятва уничтожилась совершенно. Но как дух закона требовал, чтобы клянущийся поставлял себя мысленно пред очами Божиими и страхом Божия вездеприсутствия побуждал себя к исполнению клятвенного обещания, так и Спаситель, обновляя дух сего древнего закона, напоминает слушавшим Его, что при всякой клятве свидетель — Бог, что, следовательно, не избежит Его всеведения и правосудия тот, кто клянется вещами, забывая о Боге. Воспрещением легкомысленной клятвы Спаситель побуждает смотреть на нее как на действие не только священное, но и подвергающее великой ответственности. «Подумай, — замечает блаженный Иероним, — что Спаситель запрещал клясться не Богом, а небом и землею, Иерусалимом и главою твоею».

Сему изъяснению, по видимости, препятствует усиленное речение, употребленное Спасителем, — всяко: вовсе не клянись. Но подобные выражения, служа ограничением предмета, не служат его отрицанием и из духа учения Христова заимствуют свою ограничительную силу. В беседе с Самарянкой Спаситель говорит: грядет час, егда ни в горе сей, ни во Иерусалимех поклонитеся Отцу (); но было бы погрешительно на основании сих слов уничижать места внешнего богопочтения, и Иерусалим доселе служит местом самого благоговейного поклонения Богу. Так же должно судить и о клятве: Спаситель воспрещает клятву, но безрассудную и лицемерную. Такое употребление ее Спаситель хочет уничтожить, когда в другое время, обличая пороки фарисеев, объясняет: иже кленется церковью, кленется ей и Живущим в ней: и кленыйся небесем кленется престолом Божиим и Седящим на нем (). Изъяснение сие представляется излишним, если бы Спаситель хотел отвергнуть клятву вообще, а не фарисейскую только клятву. Ибо, осуждая пороки иудеев, Он оставляет неприкосновенными важнейшие дела правды и закона: сия подобаше творити, а указывая на извращение заповедей, восстановляет истинный порядок их: фарисее слепый, oчucmu прежде внутреннее… (ст. 26).

Когда Спаситель предстал синедриону, Он молчал и не отвечал на многократные вопросы и побуждения со стороны первосвященника. Но как скоро Каиафа употребил имя Божие и сказал: заклинаю Тя Богом живым, да речеши нам

, — Спаситель, дав немедленный ответ, чрез сие показал, как свято и достоуважаемо призывание имени Божия даже в устах неправедного судии. Чего не мог достигнуть Каиафа силою первосвященнических прав и своей власти, то получил призыванием имени Бога живого ().

Итак, заповедь Спасителя о клятве в связи речи и в соображении других слов Христовых внушает нам такое правило: «не вызываться самопроизвольно и легкомысленно на клятву и не требовать ее от других без особенной надобности».

Ту же самую мысль внушают слова апостола Иакова, в которых содержится точное повторение заповеди Христовой о клятве. Он говорит: прежде же всех, братие моя, не кляиитеся ни небом, ни землею, ни иною коею клятвою: буди же вам еже ей, ей, и еже ни, ни: да не в лицемерие (осуждение) впадете

(5:12).