57. Мадрид
Телефон с фотографией дрожал в ее руках. Снимок был темным, в плохом разрешении, но сомнений не оставалось: на фотографии была Мэйделин. Она стояла в одних трусиках возле койки. Освещение было ужасным, но Хелен показалось, что на заднем плане виднеется дощатая стена. В ней вспыхнул гнев. Никто не имеет права фотографировать ее дочь в таком виде!
Плечики у Мэйделин были худенькими как никогда, ребра выпирали так, что их можно было пересчитать. Ниже тоненькой шеи выступали острые плечевые кости и ключицы. Это зрелище шокировало Хелен, однако она видела свою дочь и в худшем состоянии. Хотя, разумеется, ей больно было смотреть на нее, такую тонкую и хрупкую. Однако особенно пугала Хелен решетка из черных линий на теле Мэйделин. Казалось, ее нарисовали краской прямо на обнаженной коже, словно разделив ее тело на части. Хелен сразу же поняла, что это такое: линии, которые рисуют пластические хирурги, перед тем, как начать операцию.
– Что вы с ней сделали? – Голос ее дрожал, но не от страха, а от гнева.
– Пока ничего!
На глазах у нее выступили слезы, и она тщетно попыталась сдержать рыдания.
– Я понимаю, что это расстраивает вас. Но сейчас очень важно, чтобы вы внимательно выслушали меня, миссис Морган. Важно для вас, а еще важнее – для вашей дочери. Вы слышите меня? – Внезапно старик Вейш заговорил серьезно и с поразительной мягкостью. – Вы слышите меня? – повторил он.
Хелен не ответила, не в силах отвести взгляда от лица Мэйделин, на котором она читала безграничный страх.
– Миссис Морган, вероятно, вы считаете меня – кстати, как и Патрик, – настоящим монстром. Но взгляните: в глазах большинства людей я именно таковым и являюсь.
Хелен подняла голову и посмотрела на него со всем презрением, на какое только была способна. Да, он – монстр!
– Вам придется кое-что сделать для меня, миссис Морган! – спокойно, как ни в чем ни бывало, продолжил Вейш. – Я мог бы и попросить вас об этом. Положиться на силу своего убеждения. Понадеяться, что вы проявите понимание. Я даже думаю, что если кто-то и может понять меня, то это вы. Однако, к сожалению, в этом деле я не могу позволить себе услышать в ответ «нет». Поэтому мне пришлось не оставить вам выбора. Поскольку у меня его тоже нет. И поверьте мне, мои мотивы в высшей степени благородны.
Хелен медленно опустила руку в карман блейзера, нащупала свой телефон. Если постараться, возможно, она сумеет тайком набрать номер экстренной службы.
– В похищении, истязании и краже нет ничего благородного! За это вас посадят в тюрьму, – заявила она и обернулась к Ральфу. – И вас тоже.
К этому моменту Хелен удалось перевести переключатель на телефоне в положение вибрации. Теперь он не выдаст ее, когда она будет набирать номер экстренной службы.
– Есть суд более высокий, нежели суд земной, – отозвался Павел Вейш. – Но, как уже было сказано, я и не пытаюсь переубедить вас. Шантажируя, я лишаю вас необходимости делать выбор, миссис Морган. Хотя сейчас вы этого не понимаете, я таким образом даже оказываю вам услугу.
Хелен представила себе, где на смартфоне находится иконка набора номера. Оставалось лишь надеяться, что она сумеет вслепую найти ее. Если она не ошибалась, номер службы экстренных вызовов в Европе везде одинаковый: 112. Она почти наугад ткнула туда, где эти цифры должны были находиться на клавиатуре, а затем коснулась места, где, как она считала, располагалась зеленая кнопка вызова. После этого она вынула руку из кармана. Ральф стоял у двери в ее апартаменты и смотрел прямо перед собой. Похоже, никто ничего не заметил. Если ей повезло, испанская полиция уже на связи. В любом случае, они смогут отследить экстренный вызов и хотя бы отправят сюда наряд. В этом номере они обнаружат фотографию ее дочери и картину, похищенную из музея, и этого будет достаточно для того, чтобы отправить Павла Вейша на скамью подсудимых. А потом они освободят Мэйделин. Если выяснят, где она находится. В желудке Хелен возникло неприятное жжение. Если они вообще сумеют найти Мэйделин…
– Для чего эти линии на ее теле? – вырвалось у Хелен.
– Вы же медик, вы прекрасно знаете, для чего они нужны, – отозвался Вейш, кончики пальцев которого теперь образовывали треугольник.
– Линии надрезов, – ответила она.
Вейш кивнул.
– Возможно, вы слышали о нашем новом проекте, который мы осуществляем в Мексике? Сейчас мы пытаемся дать новое определение красоте, в том числе с помощью хирургии.
Хелен почувствовала, что на миг перестала дышать, ее щеки запылали. Что ж, теперь это признание зафиксировано, если с помощью телефона ей действительно удалось дозвониться в полицию. Она полагала, что все звонки записываются.
– Если вы причините моей дочери вред, я убью вас, мистер Вейш, – прошептала она. – Клянусь.
Вейш поморщился – видимо, это была единственная гримаса, которую он мог изобразить.
– На свете нет почти ничего, что было бы сильнее материнской любви, – спокойно сказал он. – Я полагаю, вы готовы на все, чтобы спасти Мэйделин, верно?
Она не ответила, лишь бросила на него испепеляющий взгляд.
– Я объясню вам, в чем заключается наша сделка. Вы достанете мне то, чем я хочу обладать, а в награду получите назад свою дочь. Целой и невредимой.
– А кто гарантирует мне, что вы не убьете нас обеих, если я сделаю то, чего вы от меня хотите? Уже хотя бы для того, чтобы я не обратилась в полицию?
На этот раз его смех был похож на звук стартера старого автомобиля. Хелен предположила, что во время аварии в огне пострадали его дыхательные пути.
– Вы не пойдете в полицию, уж поверьте мне.
На это она решила не обращать внимания.
– Так чего вы от меня хотите?
– Вы украдете для меня кое-что, мисс Морган.
– Украсть? – недоверчиво переспросила она. – И что же?
Ее собеседник с вызовом посмотрел на нее.
– «Мону Лизу», – ответил он.
– Но вот же она, стоит тут… – удивилась Хелен и поняла все только после того, как эта фраза сорвалась с ее губ. – Вы имеете в виду настоящую «Мону Лизу»? Она в Париже. Это невозможно.
– Для нас – да, для вас – нет, – отозвался старик Вейш. – Вы ведь будете исследовать «Мону Лизу» в лаборатории Лувра. Это просто уникальная возможность.
Хелен в недоумении покачала головой:
– Даже если бы я хотела…
– Вы хотите, – перебил ее Павел Вейш. – Ради своей дочери. Вы поедете в Париж вместе с моим сыном Патриком. Не пытайтесь связаться с полицией или с кем-то еще. Кроме вас самой, вам и вашей дочери никто не поможет.
Хелен подумала о лежащем в кармане мобильном телефоне. «Только бы у меня получилось набрать номер экстренной службы!» – мысленно взмолилась она.
– Отдайте мне телефон! – потребовал Павел Вейш.
Хелен неохотно протянула ему аппарат, бросив последний взгляд на фотографию дочери.
– Я имею в виду ваш телефон, – произнес он, пряча собственный мобильник в карман пиджака.
– У меня его нет с собой.
Едва Хелен успела сказать это, как Ральф быстро подошел к ней и уверенно опустил руку в карман ее блейзера.
– Оставьте меня в покое! – крикнула она, пытаясь вырвать мобильник из рук Ральфа, но тот уже передал его Павлу Вейшу. Старик показал ей экран.
«22#» – вот что там было написано.
– Не забывайте включать блокировку экрана, не то телефон может случайно сам позвонить кому-нибудь, – произнес он. Поднятый уголок его рта изображал веселую улыбку.
Затем он бросил мобильник Ральфу, тот поймал его, положил на пол и раздавил точным движением каблука.
– Если сегодня обыщут вашу квартиру в Бостоне, миссис Морган, все будет указывать на то, что это вы стоите за похищением «Моны Лизы» в музее Прадо. На вашем компьютере найдут разного рода данные, например планы зданий и сообщения прессы, которые свяжут вас с кражей. Там будет даже предложение о покупке от анонимного торговца антиквариатом. Все, что найдет полиция на жестком диске вашего компьютера, укажет на то, что это сделали вы. Поэтому будем надеяться, что вас поймают не слишком скоро и у вас будет достаточно времени для того, чтобы спасти свою дочь. Как я уже говорил, Патрик поедет с вами в Париж.
Хелен слушала его, и перед ней в воздухе порхали ярко-желтые неоновые круги. Как же ей хотелось разбить о его лысую голову тяжелую цветочную вазу, стоявшую на большом столе!
– И все это ради денег? – выдавила она из себя. – Я думала, вы миллиардер. Сколько денег вам нужно, чтобы остановиться? Вы проявляете подобную бесчеловечность только из жадности?
Павел Вейш покачал головой.
– Или вы просто хотите обладать этой картиной? – Она надеялась, что в ее голосе звенит вся та ненависть, которую она к нему испытывала.
Она думала, что он станет смеяться над ней, но вдруг увидела на лице Вейша грустное выражение.
– Дело не в деньгах, миссис Морган. Деньги значения не имеют. Никто не знает об этом лучше того, у кого их очень много. И даже не в искусстве. Речь идет о чем-то намного более важном. Настолько важном, что ради этого можно пойти на любые жертвы. Вас это не утешит, но мы с вами находимся при этом на правильной стороне.
– Это всего лишь вопрос перспективы!
– Ваша фраза мне нравится, миссис Морган. Перспектива зависит от точки, на которой находится наблюдатель, а значит, в ней есть нечто относительное. Равно как и в красоте. Что для вас красота, миссис Морган?
Хелен замерла. Сейчас ей было не до научных или философских дискуссий.
– Есть дюжина подходов к тому, чтобы объяснить красоту, – уклончиво ответила она.
– Я спрашиваю о вашем подходе. В конце концов, это область ваших исследований.
– Для меня восприятие красоты – это чисто неврологический процесс. Раздражение определенных зон мозга.
– Отлично! – похвалил ее Вейш и передвинулся ближе к краю дивана. – Вы когда-нибудь слышали о сравнении человеческого мозга с жестким диском компьютера?
– Весьма поверхностная точка зрения…
– Наверное, вы относитесь к этому так, потому что вы – невролог. Но мне нравится все упрощать. Думаю, вы согласитесь, если я скажу, что человеческий мозг можно программировать точно так же, как устанавливают определенные программы на жесткий диск компьютера.
– Да, это упрощение…
– Поэтому я и спрашиваю вас, миссис Морган: кто заложил в наш мозг те программы, которые отвечают за восприятие так называемой красоты? Вы никогда не задумывались об этом?
– Это философский вопрос. Я занимаюсь неврологическими исследованиями. И в данный момент я не могу думать об этом, поскольку…
Павел Вейш улыбнулся.
– Но такой исследователь, как вы, просто обязан задаваться этим вопросом.
Хелен в отчаянии пожала плечами.
– Не знаю, что вам от меня нужно…
– Красота – это зло, миссис Морган. – В уголках глаз Павла Вейша блестели слезы, возможно, вызванные его травмами. – Вам ведь известно о золотом сечении…
При слове «сечение» перед ее внутренним взором возникла фотография дочери с пугающими линиями на теле.
– Конечно! – с раздражением отозвалась она.
– Золотое сечение – это корень всех зол.
Снаружи донеслось громкое завывание сирен. Ральф подошел к окну и выглянул на улицу сквозь гардину.
– Нам лучше исчезнуть, мистер Вейш, – низким голосом произнес он.
Отец Патрика Вейша поднялся и указал на стоявшую рядом с ним «Мону Лизу».
– Возможно, позже у нас будет время углубиться в эту тему, миссис Морган, – с сожалением в голосе произнес он. – Ральф, положи картину обратно в сумку миссис Морган и не забудь ее багаж! Он понадобится ей для исследований в Лувре. Встретимся в подземном гараже, – сказав это, он подошел к двери номера и открыл ее. – Вы позволите, миссис Морган? – Он протянул ей руку, приглашая встать.
Хелен неохотно последовала за ним.
– Поглядев на нас с вами, можно подумать, что мы – красавица и чудовище, – произнес Вейш, когда она прошла мимо него, и снова расхохотался.
Хелен вспомнила записку, которую видела в его доме в Варшаве.
– Вы не чудовище, – сердито заметила она. – В одноименной сказке под личиной монстра скрывался тонко чувствующий человек.
Черты лица Павла Вейша застыли, и ей показалось, что Ральф усмехнулся, услышав эти слова.
