17

Беньямин Фьелль прислал фотографии выгоревшего катафалка. Вид багажника заполнил собой экран компьютера в кабинете Вистинга. Открывшиеся взгляду детали не вселяли оптимизм.

На лежавшем внутри теле не осталось целой одежды. Черную обгоревшую кожу покрывали большие полопавшиеся волдыри.

Вистинг открыл следующий прикрепленный файл и получил фотографию головы крупным планом. Несколько клочков волос по-прежнему держались на разбитом черепе. Нос и губы сгорели, на месте глаз зияли глубокие дыры.

Теперь судмедэксперты едва ли могли получить какую-то информацию от вскрытия обуглившегося тела. Состояние зубов, возможно, поможет им установить личность жертвы, но для криминалиста-техника следов не осталось.

Вистинг жалел, что не снял лыжную маску с лица на месте преступления и не сделал несколько фотографий, которые помогли бы определить, с кем они имеют дело.

Нильс Хаммер появился в дверях. Большим и указательным пальцами левой руки он тер глаза к переносице.

– Вот во что превратилась наша работа, – сказал он и кивнул в сторону монитора. – Сидеть и пялиться в компьютер.

Вистинг отложил очки и взялся рукой за челюсть, которая снова начала болеть.

– Как дела с пунктами оплаты? – спросил он. – Ты получил электронные отчеты?

– Да-да, и что-то постепенно начинает вырисоваться, но сортировать данные получается не так быстро. – Хаммер присел. – Машин было больше, чем я думал. Если мы будем ориентироваться на двадцатиминутное временно́е окно, то всего через пункт на юг ехало триста семьдесят восемь автомобилей. Из них фактически целых двести шестнадцать машин вернулись обратно в тот же вечер. Проблема в том, что информация, которую мы получили от компании, собирающей оплату за проезд, состоит из одних номерных знаков. Я должен открывать каждый номер в регистре транспортных средств, чтобы найти сведения о машине и о владельце. Когда эта часть работы будет закончена, начнется самое интересное. Мне просто нужен был перерыв. Слишком много чисел и цифр за один подход. У меня голова кругом идет.

Кристине Тиис зашла в кабинет, прежде чем Вистинг успел что-то ответить.

– Теперь известно, – выпалила она. – СМИ прознали, что дом, в котором произошло убийство, принадлежит Томасу Рённингену. Им тоже не удается с ним связаться.

– Может, нам попробовать связаться с его зубным врачом? – предложил Хаммер и ткнул пальцем в монитор перед Вистингом.

Кристине Тиис скорчила гримасу и отошла к окну.

– Что мне говорить, когда они позвонят? – спросила она и выглянула в окно.

Вистинг открыл ящик стола, чтобы проверить, не завалялась ли там еще таблетка парацетамола.

– Мы подтверждаем, что это его дом, – Вистинг шарил по ящику. – И что нам не удалось выйти с ним на связь.

Тут мобильный телефон Вистинга зазвонил, и следователь захлопнул ящик, так и не найдя болеутоляющего. Посмотрел на экран, проверить, от кого звонок, и не смог сдержать довольной улыбки. Показал коллегам надпись на экране: Томас Рённинген.

Потом ответил, коротко и деловито, и утвердительно кивнул остальным, когда звонивший мужчина представился.

– Как я понимаю, вы пытались выйти со мной на связь, – сказал ведущий.

Вистинг подтвердил.

– Я не знаю, насколько вы осведомлены о случившемся, но мы должны с вами поговорить.

– Новости я слышал. Это случилось в моем доме? Вы поэтому звонили?

– Да.

– Этого я и боялся, я уже еду к вам.

– Когда вы сможете быть у нас?

– Примерно через час, но я надеялся, что мы могли бы встретиться в другом месте, не в полицейском участке. Я полагаю, там полно журналистов.

– О чем вы?

– Мы не могли бы не встречаться открыто в участке?

– Мы что-нибудь придумаем. – Вистинг погладил себя по опухшему подбородку, и его озарило. – Давайте пообщаемся у меня дома.

– У вас?

– Да, я все равно собирался заехать домой.

– Я буду весьма признателен, если у нас получится провести встречу таким образом.

Вистинг никогда так раньше не делал, но не имел ничего против. Во время допроса важно создать для свидетеля расслабляющую атмосферу. Следователь продиктовал свой адрес на улице Германа Вильденвея и через час сам припарковался возле подъездной дорожки.

Сюзанне стояла под большой березой в саду и сгребала мокрую осеннюю листву. Она нашла его черные резиновые сапоги и пару садовых перчаток в кладовке. Женщина выпрямила спину и улыбнулась, когда его увидела. Прислонила грабли к стволу дерева, стянула перчатки с рук и подошла к нему.

– Как приятно, – сказала она и поцеловала его.

– Ты такая молодец, – улыбнулся он, посмотрев через ее плечо.

– Я люблю работать в саду. Так легко думается.

– И о чем ты думаешь?

– Об этом я могу рассказать в другой раз.

Она рассмеялась и снова поцеловала. Сделала шаг назад и принялась рассматривать его лицо.

– Как ты?

– Болит, – пожаловался он и направился к входной двери. – Я должен найти обезболивающее.

– Ты поэтому домой пришел?

– И поэтому тоже. – Он улыбнулся ей. – У нас будут гости.

– Кто же?

– Томас Рённинген.

Она повторила имя, казалось, не понимая, что он имел в виду.

– Рённинген – свидетель по делу, – объяснил Вистинг. – В его загородном доме нашли труп.

– Он как-то с этим связан?

– Как раз попробую это выяснить.

– И ты будешь говорить с ним здесь?

– Так было удобнее всего.

Сюзанне стянула с себя большие сапоги.

– Странно получается, – протянула она.

– Что странного?

– Мы вчера смотрели на него по телевизору, а сегодня он придет сюда.

Вистинг нашел коробку парацетамола в кухонном шкафчике. Наполнил стакан водой из-под крана и положил две таблетки в рот. Сюзанне поставила кипятиться воду для чая.

– Лине заезжала, – рассказала она. – Забрала ключи от дома.

– У тебя не получилось уговорить ее остаться у нас? – спросил Вистинг и уселся возле окна.

– Я ей предложила, но она сказала, что ей нужно немного времени для себя.

– Как она вообще?

– На вид все в порядке, но мне совсем не нравится, что она будет в Вэрвогене совершенно одна. Я думала, может, мне туда съездить.

Вистинг отпил приготовленного ею чая. Ему нравилось, что Сюзанне заботится о Лине.

– Она ведь именно этого хотела. Побыть немного одной.

– Все равно, – сказала она и кивнула на серость за окном. – Сообщили об ухудшении погоды.

В дверь позвонили прежде, чем они успели допить чай. Вистинг пошел открывать.

Томас Рённинген был ростом ниже, чем предполагал следователь. На ведущем были джинсы, под плотной курткой виднелся черный свитер с высоким горлом. Мужчина протянул руку, в голубых глазах плескалось дружелюбие. Вистингу подумалось, что они здороваются как старые знакомые.

Следователь проводил гостя в квартиру. Известный ведущий повесил куртку в прихожей и снял обувь. Поприветствовал Сюзанне и последовал за Вистингом на второй этаж в лофт-гостиную.

Рённинген стоял у окна, пока Вистинг доставал бумагу и ручку. Дневной свет практически полностью исчез с пепельного цвета неба.

– Вид, должно быть, фантастический, когда погода хорошая, – подал голос Рённинген.

– Вы абсолютно правы, – подтвердил Вистинг и пригласил шоумена присесть.

– Вообще, мы могли и по телефону поговорить, – сказал Томас Рённинген и занял место на диване. – Я ничего не знаю о произошедшем.

Вистинг сел напротив него и включил небольшой диктофон, что придало ситуации чуть более официальный тон.

– Все же хорошо, что вы смогли найти время.

Собеседник кивнул.

Допросы всегда проводились с одной целью. Получить новую информацию. Вистинг часто размышлял о том, что по сути это было игрой между двумя людьми, каждый из которых владел своими знаниями об одном и том же деле. Полицейский должен был вести диалог и задавать наводящие вопросы. Другой же участник беседы должен был делиться информацией. Иногда происходило так, что допрашиваемый так хорошо владел навыками коммуникации, что забирал контроль над некоторыми частями допроса и полицейский вместо того, чтобы собирать информацию, сам делился ею.

Томас Рённинген был профессиональным собеседником. В случае если он связан с этим делом сильнее, чем пытается представить, Вистингу нужно поостеречься. Он положил блокнот на колени и открыл чистую страницу, подав сигнал собеседнику о том, что допрос начался.

– Когда вы последний раз были в дачном доме?

– Четырнадцать дней назад. С пятницы на понедельник.

– Вы были там один?

– Да.

Вистинг бросил взгляд на диктофон. Из журналов о звездах он знал, что Томас Рённинген в разводе. Его называли привлекательным мужчиной и в течение последних нескольких лет связывали со многими известными актрисами и музыкантшами.

– Вас никто не навещал?

Томас Рённинген задумался на секунду.

– Нет, вообще-то нет. Я сейчас пишу книгу, и хочется быть в одиночестве.

– Книгу?

– Обо всем том, что не показывают по телевизору, – усмехнулся Рённинген. – О том, что происходит за кулисами и после того, как освещение камер гаснет. Я провел уже почти двести программ, принял более тысячи гостей. Каждый представитель элиты норвежского общества был у меня. Цвет предпринимательства и члены королевской семьи, порнозвезды и знаменитые преступники. Ясное дело, из такого должна получиться книга.

Вистинг улыбнулся в ответ и продолжил:

– Кто еще, кроме вас, имеет доступ в дом?

Томас Рённинген повернулся на стуле. То, как напрягся мускул в уголке глаза, заставило Вистинга заподозрить, что вопрос оказался неприятным.

– Я не понимаю, куда вы клоните. Суть в том, что тех, кто вчера был в моем доме, я не приглашал.

– Извините.

Вистинг положил ручку в открытый блокнот. Ему следовало лучше сформулировать, чего он ждал от допроса. Неуверенный свидетель – это плохой свидетель.

– Речь идет о том, чтобы сузить круг поисков, – объяснил он. – Криминалисты-техники собрали отпечатки пальцев и образцы ДНК. Мы должны исключить людей, имевших в последнее время законный доступ в дом, только тогда мы сможем быть уверенными в том, какие следы оставил преступник. Нам понадобятся ваши отпечатки пальцев. Если расследование затянется, то нам будет важно снять отпечатки пальцев ваших гостей.

Томас Рённинген откинулся назад на стуле. Едва заметные движения лицевых мышц отражали работу его мыслей.

– Я не знаю… – начал он, но прервал сам себя так же, как Вистинг привык видеть по телевизору, и вместо этого сказал: – Позвольте мне попробовать разобраться. Мой дом – место преступления, убийства.

Вистинг кивнул.

– Как я понял, убитый был найден в коридоре возле входной двери, – продолжил Рённинген. – Его убили в коридоре или в самом доме?

– Его убили в коридоре, – сообщил Вистинг. – Когда он заходил внутрь, убийца уже был в доме.

Вистинг замолчал и задумался, не разболтал ли он слишком много. Он должен был помнить о том, что Рённинген наверняка будет давать интервью и ссылаться на то, что узнал.

– Взломщики?

– Есть такая теория.

– Что они украли?

– Взлому подверглось несколько домов. Мы считаем, что они искали домашнюю электронику, которую легко можно пустить в оборот. Что у вас было в доме?

– Электроника была, а еще ноутбук, на котором я работал, когда оставался там.

Вистинг воссоздал в голове обстановку внутри ограбленного дома.

– Он стоял на столе в гостиной, – добавил Рённинген.

– Скорее всего, его там больше нет, – констатировал Вистинг. – Там лежало несколько страниц рукописи.

Томас Рённинген состроил гримасу.

– Это был древний ноутбук, и резервные копии у меня есть, разумеется, но мне совсем не нравится мысль о том, что моя работа может попасть в чужие руки.

Вистинг снова взял ручку. Рённинген сместил фокус и избежал вопроса. Казалось, что ему совсем не хочется рассказывать, кто еще, кроме него, пользовался домом. Все время, пока он говорил, его руки были беспокойны. Здесь он вел себя совсем иначе, не как на телевидении. Обычно беспокойство было признаком сложных и неприятных ощущений.

– Кто еще, помимо вас, бывал в доме? – Вистинг снова задал вопрос.

– Несколько гостей летом… Известный таблоид «Смотри и слушай» сделал репортаж. Приезжали коллеги из НРК.

Томас Рённинген перечислил несколько имен, рассказал обо всех своих летних гостях, пока Вистинг записывал. Подавляющую часть гостей составляли блондинки значительно моложе самого хозяина дома.

– А еще меня навещал Давид Кинн с друзьями, – добавил известный шоумен. Теперь список выглядел законченным.

Вистинг не смог скрыть свое удивление.

– Инвестор?

Томас Рённинген кивнул. Давида Кинна пресса называла финансовым акробатом и рыцарем банкротства. Он принимал участие в азартных играх и пирамидах, несколько лет назад его осудили по статье «мошенничество», после того как он одолжил крупную сумму наличными, которая оказалась получена преступным путем. Последние заголовки прессы рассказывали о том, как за Кинном охотятся черные коллекторы.

– Он был гостем моей программы на Пасху, – объяснил Рённинген. – Летом у нас была пара деловых встреч, но никаких договоренностей мы не заключали.

Вистинг не проронил ни слова в надежде на то, что ведущему программы будет неловко молчать и он, как водится, заговорит.

– Он арендовал дом на несколько недель в конце лета, – в конце концов произнес Рённинген. – Я не знаю, кто его посещал или жил с ним.

– Несколько недель?

– Три. С четвертого по двадцать пятое августа.

Вистинг взял ручку и записал «Давид Кинн» в самом верху страницы.

Список гостей получился длинным, лоб ведущего прорезала морщина.

– Вы знаете, кто убитый? – спросил он.

И снова он меняет тему разговора.

– Точно мы пока сказать не можем, – сказал Вистинг так туманно, как только смог.

Томас Рённинген кивнул в сторону блокнота.

– Вы думаете, это мог быть кто-то из них?

Вистинг скользнул взглядом по странице.

– А вы думаете, мог? – следователь вернул вопрос.

Ведущий программы задумался, прежде чем отрицательно покачать головой.

– Я думаю, то, что это произошло в моем доме, случайность, – сказал он и рубанул рукой воздух, Вистинг видел по телевизору, что он обычно делал так, когда хотел перейти к новой теме.

– У вас, должно быть, сложная работа, – продолжил Томас Рённинген. – Требующая много усилий. Разве нет?

– Это и делает ее интересной.

– Я впечатлен тем, как талантливые следователи вроде вас могут видеть связи, которые другие не замечают.

Вистинг понимал, почему гостям нравится Томас Рённинген, отчего они так легко ему открываются. У него совершенно естественно получалось быть лидером, но вместе с тем направить все внимание на собеседника. Красноречие и шарм создавали приятную атмосферу. Такой харизмой нельзя было обзавестись, научиться ей. И все же сказанное ведущим сейчас больше казалось отвлекающим маневром, чем истинным мнением.

– Где вы были вчера вечером и ночью? – спросил Вистинг, не продолжая разговор, к которому его приглашал ведущий.

Томас Рённинген улыбнулся и снова сменил позу.

– Может быть, вы думаете, что у меня лучшее в мире алиби, миллион телезрителей, но правда в том, что все видят на экранах запись. Программа идет тем же вечером, в неизменном виде.

– Так где вы были?

– Дома. Один.

– Мы пытались дозвониться вам и даже отправили полицейских к вашей двери сегодня утром.

Томас Рённинген понимающе кивнул.

– Я выключил всё, – сказал он. – Мобильный телефон, дверной звонок, телевизор. Всё. Я вернулся домой около семи и сел писать. Работал почти до пяти утра, потом просто упал в кровать. Когда проснулся, включил мобильный телефон, прочитал сообщения и позвонил вам.

Вистинг задумался, как можно было подтвердить алиби. Если Рённинген использовал компьютер, подключенный к домашней сети, весь трафик регистрировался. Он пока отложил эту мысль и задал еще несколько обычных вопросов. Часовая беседа с ведущим помогла создать немного другой образ, отличающийся от того, который было привычно видеть по телевизору. В Рённингене было что-то напускное, неестественное, с телевизионного экрана этого видно не было.

Вистинг проводил гостя. Моросящий дождь сделал матовым свет от фонарных столбов.

– Куда вы сейчас направитесь? – спросил Вистинг.

Томас Рённинген застегнул замок на куртке и сунул руки в карманы.

– Я думал поехать в дом и посмотреть, что там. Вы думаете, получится?

– Наши криминалисты по-прежнему там. Полагаю, они вас не пустят.

– Проедусь и потом отправлюсь домой.

Они пожали друг другу руки на прощание. Томас Рённинген сел в машину и выехал задним ходом с парковки.

«Мы топчемся на месте, – подумал Вистинг в порыве внезапной обреченности. – Стоим без движения и даже не знаем, что ищем. Будто находимся в огромной пустой комнате».