Глава 1

Сергей Иванович очнулся от боли в голове. Кровь стучала в висках, дышалось с трудом. И еще почему-то было очень жарко. Он тяжело заворочался, готовясь к привычной боли во всем теле при вставании, но тело послушалось неожиданно легко. Открыв глаза, Сергей Иванович с изумлением огляделся вокруг.

Еще вчера, холодным ноябрьским вечером 2014 года, он заснул у себя – в однокомнатной клетушке на окраине Москвы, после очередной жаркой дискуссии на одном из форумов о Великой Отечественной войне. Снова обсуждали начало войны, Белостокский «котел», долго и упорно спорили о том, как бы оно тогда было, если бы было по-другому. Сам Сергей, как обычно, настаивал на том, что командование Западного Особого военного округа, в попытке организовать изначально малореальный в текущих условиях контрудар под Гродно, своими непродуманными приказами только спровоцировало суматошные и бестолковые метания войск 3-й и 10-й армий по Белостокскому выступу. В результате чего просто раздергало части и соединения войск первого приграничного эшелона, и это не позволило им построить эффективную оборону. Ну и много чего еще вчера обсуждали. И традиционные, уже почти канонические «причины неудач на первом этапе войны», и тактику со стратегией. А еще обсуждали технику, вооружение, снаряжение и прочие материальные аспекты обеспечения боевых действий, при этом сравнивая наши и немецкие образцы. В результате дискуссии, тоже уже традиционно, ни к какому общему мнению опять не пришли, и Сергей, засыпая, все прокручивал в голове аргументы и контраргументы этой жаркой виртуальной баталии.

А сейчас вокруг него было жаркое лето, пыльный проселок возле небольшой речушки и трупы в форме красноармейцев. И его тело, тоже в красноармейской форме. Стоп, – его тело в красноармейской форме?! Но это вовсе не его тело! Его – старое, израненное тело 68-летнего военного пенсионера – осталось там, в далеком теперь 2014 году и в другой реальности, а вот сознание каким-то необъяснимым образом оказалось в молодом и относительно здоровом теле, облаченном в форму командира Красной Армии с двумя лейтенантскими «кубарями» в петлицах.

– Ну, вот вам и здравствуйте. Это что же, выходит, я на эту войну из своего времени попал? А значит, могу не в разговорах и спорах, а в реальности – вот здесь и сейчас – попытаться исправить то, что хотел бы исправить в той, прошлой жизни?

И вновь проваливаясь в забытье от внезапно накатившей слабости, Сергей Иванович только и успел еще подумать: «Ну вот – сбылась мечта идиота».

Сергею Ивановичу Иванову, 1946 года рождения, стать военным было, что называется, «на роду написано». Его родители оба были военнослужащими, отец – командир танковой роты, мама – военный врач – встретились они как раз во время Великой отечественной войны, потом, после войны, вместе служили и защищали Родину там, где это было нужно стране. Вместе и погибли при подавлении контрреволюционного переворота в Венгрии в 1956 году: мама при нападении озверевших «сторонников демократизации» на военный госпиталь в период, когда войскам была дана команда «не поддаваться на провокации, огня не открывать», а отец чуть позже сгорел в танке при штурме Будапешта.

Десятилетнего Сергея переправили в Союз и определили в Суворовское военное училище, а после него он поступил в Московское высшее военное командное училище, где как раз начали готовить офицеров мотострелковых войск. Окончив его, Сергей Иванов потом долго служил Родине там, куда его направляли. Изрядно помотался по миру, воевал и учил воевать разные «братские народы». Египет, Йемен, Сирия, Мозамбик, Ангола, Эфиопия. А потом был Афганистан – и тоже не в штабах и на теплых местах, куда попасть можно было единожды на год-два-три и по большому блату, а в самых горячих и опасных местах, служить и воевать в которых, желающих было не так уж и много. За время службы Родине получил много ранений, в том числе несколько тяжелых. И прилично боевых наград, в том числе иностранных, от «братских народов», но при этом выше должности командира отдельного разведывательного батальона мотострелковых войск и звания подполковник так и не поднялся, поскольку под начальство не прогибался и говорил, что думал, а не то, что надо было говорить. Спутницу жизни при такой насыщенной, но крайне непредсказуемой и малокомфортной службе не встретил, детей не завел. Дослужил до распада Союза, потом армию начали «реформировать» и Сергея уволили на пенсию. Дали маленькую квартирку в пригороде Москвы, мизерную пенсию, и Родина посчитала, что сделала для Сергея Ивановича Иванова все, что должна. Правда, к тому времени и Родины, которой служил и за которую воевал Сергей Иванович, уже не было. Дальше жил по инерции.

Пытался преподавать военное дело в школах и на военных кафедрах институтов, но ясно видел, что это не нужно ни тем, кого учил, ни государству, для которого учил. В последние годы, правда, ситуация и с армией, и с отношением к армии в обществе начала понемногу выправляться. Вспомнили о фронтовиках и ветеранах, прибавили денежное довольствие и пенсии, потихоньку стали вспоминать и Войну, и Победу, и связь всего этого с современными реалиями. Отставной подполковник Сергей Иванович Иванов, вместе с несколькими такими же, как и он сам, ветеранами старой школы, организовали военно-патриотический клуб, возились с подростками, пытаясь в условиях западной пропаганды все же воспитать их мужчинами и патриотами России, а не «общечеловеками» с правами, но без обязанностей. И для души, в минуты отдыха – история Второй мировой, форумы в Интернете по ее событиям и вариантам этих событий, общение с единомышленниками и споры с оппонентами. А еще, помимо штудирования исторической и документальной литературы, увлечение литературой в жанре альтернативной истории. Читая и сопоставляя как факты, так и различные альтернативные версии событий Великой Отечественной, осмысливая их в контексте своего военного образования и личного боевого опыта, Сергей Иванович в последнее время все чаще задумывался. Задумывался о том, что и как он сам сделал бы тогда – в том кровавом и беспощадном разгроме июня сорок первого, чтобы изменить ход войны, уменьшить трагедию приграничных окружений и поражений Красной Армии. И все чаще ему хотелось попасть туда, в то тяжелое, но светлое и честное время, когда люди его страны в едином порыве строили для себя и своих потомков светлое будущее, мечтали о новой жизни и своими руками создавали эту жизнь. Когда советский народ – весь советский народ, единый народ единой тогда страны, – не жалея себя и своей жизни защищал свою общую Родину от врага. Теперь, похоже, его мечты каким-то образом обрели материальность, и у Сергея Ивановича появился так настойчиво желаемый шанс.

Вновь очнувшись, Сергей (в связи с резким омоложением организма как-то очень естественно отбросивший отчество) почувствовал себя гораздо лучше и осмотрелся вокруг внимательнее. Судя по положению солнца и еще не до конца высохшей росе на придорожной траве, день только начинался. Сам Сергей находился в небольшом и не очень густом кустарнике, на границе перелеска и большого луга, по которому проселочная дорога изгибалась к протекающей рядом речке с небольшим деревянным мостом. От места, где Сергей пришел в себя, до дороги было метров пятьдесят, и она была густо усеяна трупами. По совокупности признаков было очевидно, что маршевую колонну советской пехоты, так не вовремя вышедшую на луг, заметила и накрыла с воздуха вражеская авиация. Солдаты ринулись от бомбежки в лес, но добежать, как явно было видно по количеству и расположению тел, успели немногие. Сам Сергей, судя по боли в голове в момент прихода в сознание, скорее всего, получил контузию от близкого разрыва авиабомбы и потерял сознание. А потом выжившие остатки взвода ушли, сочтя своего командира мертвым.

«А может, он уже и был мертвым или умирал, пока я не «подселился», – подумал Сергей. – Вот и последствия «его» контузии я с каждой минутой ощущаю все меньше. – Кстати, а кто я теперь?»

Из нагрудного кармана гимнастерки Сергей достал документы на имя Иванова Сергея Николаевича, 1913 года рождения, командира стрелкового взвода стрелковой роты 239-го стрелкового полка 27-й стрелковой Омской дважды Краснознамённой дивизии имени Итальянского пролетариата. Сергей помнил, что в его варианте истории 22 июня 1941 года части дивизии находились на границе в районе Августова, Граево, Сухово. Там дивизия приняла первый бой с 256-й и 162-й пехотными дивизиями вермахта. Дивизия вступила в бой разрозненно, её части сражались изолированно друг от друга, без единого управления, взаимодействия и связи. Основная часть дивизии под угрозой окружения была вынуждена без боя отступать в направлении реки Бобр, где заняла рубеж обороны, который был прорван вечером того же дня. На 23 июня дивизия прикрывала район населенного пункта Сокулка, часть её подразделений сделала неудачную попытку отбить Домброво. 24 июня дивизия, в которой уже насчитывалось около 60 процентов состава, получила приказ на контрнаступление. На 25 июня дивизия заняла рубеж на реке Свислочь, получив приказ «стоять и сражаться насмерть», прикрывая отходившие части армии, где и была уничтожена. Вот, скорее всего, во время беспорядочного отступления подразделений дивизии от границы его взвод в составе отступающей ротной колонны и попал под бомбежку.

– Повезло, что фамилия и имя совпали, – порадовался Сергей. – Проще будет адаптироваться к окружающей обстановке. Теперь выяснить бы, где это я конкретно очутился? И какое сегодня число?

Увы, с этим были проблемы. Планшета с картой у него не было, спросить не у кого.

– Ладно, пока это оставим, сейчас надо вооружаться и двигать отсюда.

Лежавший у него в кобуре ТТ (Тульский, Токарева, образца 1933 года.) Сергей за серьезное оружие не считал, но и брать «мосинку» (7,62-миллиметровую винтовку образца 1891/1930 годов, конструктора Мосина), которыми в большинстве своем были вооружены убитые бойцы, он не хотел. Да, винтовка надежная и безотказная в любых условиях, большая живучесть ствола и затвора, хорошая баллистика и высокая мощность патрона. Знаменитая винтовка, прошедшая три войны и модернизацию только через сорок лет, что говорит о совершенстве изначального варианта. Но при этом – тяжелая, с длинным и крайне устаревшим игольчатым штыком, крепящимся на стволе, а не на ложе. И совершенно не подходящая для неожиданных, скоротечных схваток, возможно, предстоящих Сергею при его блужданиях в поисках советских войск.

– Эх, мне бы пулеметик, – грустно пробормотал Сергей, быстро осматривая оружие погибших бойцов, но сам при этом понимая, что ручные пулеметы, и так не очень щедро положенные по штату на роту, выжившие бойцы вряд ли бы оставили.

Пулемета в наличии не было, взять его было негде, но на обочине дороги, чуть в стороне от убитых, были сложены кучкой несколько СВТ-40. Видимо, выжившие бойцы оставили свои «светки», взяв взамен у убитых мосинские винтовки. И Сергей ясно понимал – почему. Дело в том, что 7,62-миллиметровая самозарядная винтовка системы Токарева (образцов 1938 и 1940 годов.) в Красной Армии приобрела славу не слишком надёжного оружия, сильно чувствительного к загрязнению и капризного в морозы. Большинство солдат, будучи призванными из крестьян и соответственно имея низкий уровень образования и подготовки, не понимало ни устройства винтовки, ни необходимости тщательно следить за ней, ни требований соблюдать правила смазки. Частые проблемы также были связаны с неправильной установкой положения газового регулятора. Поэтому такие бойцы старались при любой возможности поменять СВТ на привычную и простую в обслуживании мосинскую трехлинейку.

Но Сергей знал и другое. Многие подразделения и отдельные солдаты Красной Армии, имевшие достаточную подготовку, в частности морская пехота, весьма успешно применяли СВТ вплоть до конца войны. Кроме того, и в финской, и в немецкой армии весьма ценили трофейные СВТ – немцы даже приняли эту винтовку в качестве оружия ограниченного стандарта и вооружали захваченными в виде трофеев СВТ целые подразделения своих войск. К тому же в войсках противника СВТ использовали и обслуживали гораздо более грамотно, что позволяло существенно уменьшить её врождённые недостатки. А основное достоинство этой самозарядной винтовки – существенно большая, чем у обычных винтовок, огневая мощь. Боевая скорострельность СВТ составляла 20–25 выстрелов в минуту. Тогда как у немецкой винтовки Mauser 98k (основная винтовка вермахта во Второй мировой войне) скорострельность была на уровне 12–15 выстрелов в минуту при практически той же дальности стрельбы. А у винтовки Мосина и того меньше – всего 10 выстрелов в минуту.

Поэтому Сергей без раздумий вооружился наиболее ухоженной, по внешнему виду и результатам неполной разборки, винтовкой СВТ-40. Затем, быстро перетаскав в перелесок, метров на сто от дороги, все оставшиеся «светки» в количестве 11 штук, все найденные патроны и несколько шинелей, а также пехотную лопатку, он сделал захоронку, куда сложил остальные «светки» и излишки патронов. Себе оставил пехотную лопатку, СВТ без штыка и стандартный тройной боекомплект патронов в вещмешке – брать больше посчитал ненужным, чтобы не ограничивать подвижность. Собравшись, Сергей двинулся по лесу вдоль дороги в направлении на восток, рассудив, что так он быстрее встретит кого-нибудь из своих, также отступающих от границы. Да, своих, поскольку Сергей уже перестал рефлексировать по факту своего «попаданчества» и готовился приложить все силы, чтобы хоть немного изменить расклады первых дней войны, разгромных для Красной Армии. И все, кто воевал с немцами, для него однозначно стали своими.

Но первыми он увидел, – а вернее, услышал, – именно чужих. Пройдя по кромке леса примерно полтора километра и выйдя к месту, где грунтовая дорога была стиснута с одной стороны подступившим к ней подлеском, а с другой – рекой, Сергей услышал шум и немецкую речь. Пригнувшись и совершив короткую перебежку в глубину леса, он скинул поклажу и с СВТ в руках по широкой дуге пополз к дороге. Там, осторожно выглянув из придорожных кустов на уровне земли, Сергей увидел идиллическую картину: «непобедимые солдаты вермахта на отдыхе». Примерно в двадцати метрах по другую сторону от дороги, на берегу реки, в тени нескольких раскидистых деревьев, стоял тяжелый мотоцикл с коляской, в передней части которой на специальном поворотном вертлюге был смонтирован пулемет, сейчас расслабленно упирающий свой задранный ствол в небо, а из реки доносился веселый гогот, перемежаемый немецкой речью. Увидев эту картину, Сергей предвкушающе оскалился.

– Так, что это за гуси у нас тут разгоготались? Надо же, немчики, – какая неожиданная и волнительная встреча! Исходя из того, что мотоцикл один, их там никак не более трех. Скорее всего, немецкий патруль или разведка передовых частей, а в ходе выполнения боевой задачи попутно освежиться решили, сволочи. Так я вам в этом деле всемерно помогу, как говорится, заодно и помоетесь… в последний раз… Интересно, они хоть дозор выставили, или сразу все в воду полезли, – пробормотал Сергей, ползком преодолев дорогу и пробираясь к мотоциклу в высокой траве.

Подобравшись ближе, он с мрачным удовлетворением убедился, что легкая война в Европе и успехи первых дней боев в Белоруссии сыграли с хваленой немецкой педантичностью злую шутку – дозор немцы не выставили. Конечно, и все втроем они в речку не полезли – одного оставили на берегу, но этот участник их веселой компании в настоящий момент был больше кулинаром, чем дозорным.

Довольно пожилой худощавый немец в очках сидел у костра в паре метров от мотоцикла, лицом к реке, а спиной к дороге, и увлеченно жарил курицу, насаженную на ветку, время от времени весело переговариваясь о чем-то с двумя радостно плескавшимися в реке здоровенными молодыми парнями.

– Ты посмотри – прямо белокурые бестии с пропагандистских плакатов Геббельса, – злым шепотом пробормотал Сергей. – Пикник себе тут устроили, завоеватели… Курочки им, видите ли, захотелось. Так, а оружие где?

Свои автоматы купальщики аккуратно сложили метрах в трех от кромки воды, а винтовка кулинара лежала у костра рядом с ним. Там же, рядом с автоматами, любители водных процедур по-немецки бережно сложили свою форму и снаряжение.

«Кулинара первого, пехотной лопаткой, а потом купальщиков, из автомата», – решил Сергей. Надо только успеть добежать до этих автоматов.

Почему так? Ведь у него из оружия и винтовка, и пистолет были. По одной простой, но важной причине – Сергей не знал, есть ли поблизости еще немцы, и если есть, то где они и сколько их. Поэтому не хотел привлекать их возможное внимание, устраивая стрельбу из своего оружия – опытное ухо легко различит, что выстрелы не из немецкого оружия. А две-три короткие очереди из немецкого пистолета-пулемета не должны насторожить, возможно, находящихся поблизости, немцев – скорее всего те подумают, что их товарищи развлекаются, гоняя местное население в процессе отъема домашней живности. Конечно, учитывая полное отсутствие информации о нахождении поблизости противника, возможно, стоило вообще отказаться от попытки уничтожения «отдыхающих», но Сергею очень уж хотелось прибрать к рукам мотоцикл и остальные трофеи с расслабившегося немецкого патруля.

Пехотная лопатка при умелом обращении – страшное оружие в рукопашной. Сергей обращаться с ней умел. Немец у костра, с почти перерубленной шеей, умер мгновенно. Немцы-купальщики сначала застыли на пару секунд, увидев, как из-за мотоцикла выскочил грязный непонятно кто и чем-то рубанул их товарища, после чего тот беззвучно завалился на бок, а потом дружно ринулись на берег, к своему оружию. Но сегодня был явно не их день – Сергей успел первым. Три быстрых шага, и он, схватив автомат, передернул затвор, досылая патрон, а затем перечеркнул двумя кроткими очередями обоих противников. Две голые тушки горе-завоевателей из великого рейха медленно поплыли по течению, а он обессиленно опустился на траву, привалившись спиной к коляске мотоцикла и жадно хватая ртом прохладный от близости реки воздух.

– Десять секунд на продышаться, – сам себе назначил время короткого отдыха. – А потом надо собирать трофеи и в темпе сматываться отсюда, вдруг поблизости все-таки есть еще немцы и кто-то из особо любопытных камрадов решит посмотреть, во что это тут стреляли его героические товарищи.

Отдыхая, Сергей попутно анализировал ход и результаты скоротечного боя. Да, он отдавал себе отчет, что затея с мотоциклистами была во многом авантюрой и то, что он жив и здоров, а немцы мертвы, можно объяснить не только бо́льшим превосходством Сергея в подготовке и военном опыте из той, «прошлой жизни», но и очень большой толикой везения. Авантюра, конечно, это да, но мотоцикл с пулеметом и трофеи от немцев в нынешней ситуации уж больно лакомый кусок был, грех не рискнуть.

Чуть отдышавшись, Сергей, как попало, запихал в коляску все, что лежало на берегу. Хотел и кулинара раздеть, но потом передумал, – время поджимало, да и форма у немца была вся залита кровью из широкой рубленой раны на шее. Поэтому он только наскоро снял с него снаряжение, да выгреб все из карманов, свалил это в коляску и сел за руль. Немецкая техника ожидаемо не подвела, мотоцикл легко завелся, и, мягко переваливаясь на кочках, покатил сначала по траве к месту, где Сергей оставлял свою поклажу, а потом дальше по грунтовке, снова в направлении на восток. Отъехав приблизительно на три километра, Сергей увидел еле заметную тропинку, отходящую от дороги и ведущую в глубину леса. Решив, что небольшой отдых, совмещенный с разбором трофеев, сейчас будет очень кстати, свернул по ней в лес и, проехав примерно еще километр, выехал на небольшую поляну с бурно разросшимися кустами малинника, где и заглушил двигатель мотоцикла.

Осмотревшись по сторонам и в кустах, Сергей убедился, что в окрестностях тишина и покой, ни детей, скорее всего и протоптавших сюда тропку за дикой малиной, ни их конкурента медведя поблизости нет. Потом закатил мотоцикл под деревья и с радостным предвкушением полез в трофеи, сопроводив свои действия любимой хомяческой присказкой, которую подцепил в результате прочтения великолепного романа Ильфа и Петрова «12 стульев»: «Ну, что там сегодня бог послал Альхену?»

Мотоцикл «Цюндапп» (Zundapp KS 750), почти новый и в очень хорошем техническом состоянии. Мотоцикл военный и для войны – был специально разработан для вермахта и по его техническим требованиям, именно как военная техника. Конструктивно имеет привод на колесо коляски и возможность движения задним ходом, что крайне важно при движении по пересеченной местности и в условиях бездорожья. К слову сказать, в Красной Армии ничего подобного таким мотоциклам сейчас нет и даже после войны появится еще очень не скоро. По узлам и деталям почти на 70 процентов унифицирован с другим тяжелым мотоциклом вермахта – ВМW R 75 (который, как Сергей неоднократно читал об этом, был признан лучшим тяжелым мотоциклом Второй мировой войны). При боевой массе с коляской 400 килограммов, имеет допустимую максимальную нагрузку 600 килограммов. Слева на мотоцикле и справа на коляске закреплены сумки с боеприпасами и всякими полезными мелочами, а также канистра с запасом бензина. Багажник коляски тоже не пустой, а в передней ее части – установка для пулемета. Максимальная скорость мотоцикла, как помнил Сергей, 95 километров в час, запас хода на полном баке 300 километров в час. Сам мотоцикл радовал глаз окраской темно-серого цвета и не имел ни одной демаскирующей блестящей детали.

«Зверь-машина, – с удовольствием подумал Сергей, осмотрев мотоцикл. – Это и сам по себе отличный трофей, уже оправдывающий авантюрную атаку на любителей пикников и купаний, так еще и вон сколько всего дополнительно нападало с этих купальщиков, так неосмотрительно утративших бдительность. Теперь бы мне на эту боевую машину кого в помощники найти – я-то и за руль сесть смогу, и за пулемет, но один надвое не разорвусь же… Ладно, про экипаж машины боевой подумаю потом, сейчас же – что там у нас дальше имеется? А дальше у нас имеется пулемет…»

Пулемет MG-34, он же МГ-34 в русском обозначении. Один из лучших пулеметов Второй мировой войны (лучшим была признана его более поздняя модификация, MG-42). Первый единый пулемет, когда-либо принятый на вооружение. В нем воплотилась выработанная в немецкой армии на опыте Первой мировой войны концепция универсального пулемета, способного выполнять сразу несколько функций: в качестве легкого, типа ручного, пулемета, используемого с сошек; в качестве станкового, используемого с пехотного или зенитного станка, а также в качестве танкового пулемета, используемого в спаренных и отдельных установках танков и прочих боевых машин. Такая унификация заметно упрощала обучение пулеметчиков и облегчала снабжение боеприпасами. А еще допускала широкие тактические возможности использования пулемета на поле боя. Высокие тактико-технические характеристики MG-34, оставлявшие далеко позади конкурентов, также были обусловлены высоким темпом стрельбы (800–900 выстрелов в минуту), комбинированным ленточным и барабанным питание, и возможностью не только быстрой, но и удобной замены ствола (не более 7 секунд). Для сравнения, по скорострельности МГ-34 превосходил своего основного конкурента в советских войсках, – ручной пулемет Дегтярева (500–600 выстрелов в минуту) – почти в два раза и был способен в буквальном смысле создавать «шквал огня», оказывая, помимо собственно боевой эффективности, еще и мощное психологическое воздействие на противника. Помимо всего вышеперечисленного пулемет MG-34 имел штатную возможность установки оптического прицела. К большому сожалению Сергея, этот конкретный пулемет оптического прицела в комплекте не имел, зато имел все остальное, что полагалось иметь в наличии: шесть 50-патронных барабанов, четыре коробки с 250-патронными лентами, даже специальную ручную машинку для снаряжения пулеметных лент.

– Ну, вот и пулеметик у меня образовался, да еще и какой! – удовлетворенно похлопал Сергей по ствольной коробке, осмотрев MG-34 и убедившись в его полной исправности – хоть сейчас в бой. – Наверное, все же правы те, кто утверждает, что мысли материальны и при определенных условиях имеют свойство сбываться. Очень хотел попасть в это время – пожалуйста, пулемет – нате вам. Теперь бы еще сбылись мои мечты и надежды хоть что-то изменить к лучшему в этой войне…

Очень довольный трофеями в виде мотоцикла и пулемета, остальные приобретения Сергей рассматривал уже с меньшим интересом и более поверхностно.

Магазинная винтовка Mauser 98k. Неплохая винтовка, по своим боевым характеристикам практически одинаковая с винтовкой Мосина (ну, может, самую малость получше). Как и «Мосинка», очень хорошо себя проявила в Первую мировую войну, в ее позиционных сражениях с ведением неторопливой прицельной стрельбы из окопов в качестве основного варианта пехотного огневого боя в обороне и штыковых атаках в остальных случаях. Как и «Мосинка», для условий современной войны тоже устарела (поскольку не самозарядка), для целей и задач Сергея никакой ценности не представляла, хапнул ее, что называется, из жадности, но пока есть на чем везти – пусть будет, авось на что-нибудь сгодится.

Два автомата (пистолеты-пулеметы MP 38/40). Сергей знал, что правильно их надо называть пистолетами-пулеметами, поскольку для стрельбы они используют пистолетный патрон, но для собственного удобства решил именовать их по принципу действия, то есть по способности вести огонь очередями в автоматическом режиме. Так вот, автомат МП-38/40. Его достоинства – компактность, удобство в использовании, хорошая управляемость оружия, сравнительно высокое останавливающее действие 9-миллиметровой пули на дальностях до 100–200 метроа. Имея скорострельность 500 выстрелов в минуту, эти автоматы были очень эффективны для боя на ближней дистанции. А еще к ним прилагались удобные подсумки для магазинов, сгруппированные по три, которыми можно было хоть обвешаться (крепления подсумков позволяли их соединять).

Все оружие Сергей разложил возле мотоцикла, рядом разложил немецкую форму и осмотрел снаряжение.

Три камуфлированные плащ-палатки образца 1931 года (треугольные), с вырезом посередине, закрытым внахлест двумя клапанами. Удобные прежде всего как камуфляж, который всегда с собой, а еще как универсальное маскировочное укрытие над окопом, подстилка для сна и отдыха, подручное плавсредство, носилки и т. п. Из четырех плащ-палаток, к слову сказать, в полевых условиях легко и быстро собиралась стандартная пирамидальная палатка на четырех человек;

Пехотные лопатки – общей длиной полметра, прямоугольное стальное лезвие, рукоятка окрашена в черный цвет, – в общем, добротный немецкий довоенный стандарт.

Добротная немецкая вальтеровская ракетница в кожаной кобуре и с запасом разноцветных ракет – 12 штук в отдельной сумке.

Противогазы Сергей сразу выкинул за ненадобностью, ибо хорошо помнил, что в этой войне ни немецкие, ни наши войска боевые отравляющие вещества не применяли. А вот противогазные футляры оставил в качестве емкостей для хранения, сразу запихав туда противохимические накидки, представлявшие собой тканевые хлопко-вискозные полотнища размерами 1,5 на 2 метра со специальной нейтрализующей пропиткой, – наверняка пригодятся подстелить куда-нибудь или еще для каких целей.

Потом, уже совсем поверхностно, Сергей осмотрел непромокаемые прорезиненные плащи мотоциклистов, каски с защитными очками-масками и перчатки с раструбами-крагами и снова полез в коляску – потрошить ранцы.

Все три ранца порадовали запасными ботинками с шерстяными носками, сухарями, НЗ в виде мясных консервов, принадлежностями для чистки оружия, наборами для бритья и умывальными принадлежностями, а также сменным нижним бельем и наборами для шитья.

Помимо типового снаряжения пехотинцев с почивших мотоциклистов Сергею достлись стандартный 6-кратный бинокль вермахта, фонарик с тремя светофильтрами, отличные швейцарские наручные часы (и еще двое часов похуже), три комплекта индивидуальных перевязочных пакетов (малый – длиной пять метров и большой – длиной семь). А также планшет с картой и полевым компасом в комплекте – настоящее богатство по нынешним временам. Черная кожаная сумка прямоугольной формы, разделенная внутри на два отделения. В одном из них, к своему вящему удовольствию и радости, Сергей обнаружил складной защитный целлулоидный чехол, а в нем – несколько немецких тактических средне– (1:100000, 1 см = 1 км) и крупномасштабных (1:50000, 1 см = 500 м) карт территории Белоруссии, участками от границы до Белостока.

Последняя находка порадовала особенно – теперь он мог определиться на местности.

Сориентировавшись по карте, Сергей понял, что он, как говорится «туда попал – куда надо попал». А попал он на территорию так называемого Белостокского выступа, почти в центр неправильного четырехугольника, ограниченного автомобильными и железными дорогами по линиям (от границы) Граево – Белосток – Гродно – Августов – Граево.

«Весело, – подумал Сергей. – Это значит, сейчас самое начало, наверное, первая неделя войны. Командование армий в панике дергает войска, связи и достоверных данных об оперативной обстановке нет, транспорта и снабжения нет. В моей реальности буквально через несколько дней, в конце июня, немцы окружили 3, 4 и 10-ю армии в Белостокско-Минском «котле» – первом «котле» этой войны. В результате сражения основные силы советского Западного фронта, раздерганные и вместе с потерей связи утратившие управляемость, оказались в окружении и были разгромлены, 28 июня немецкие войска взяли Минск.

В ходе наступления противник добился серьёзных оперативных успехов: нанес тяжёлое поражение советскому Западному фронту, захватил значительную часть Белоруссии и продвинулся на глубину свыше 300 километров. Из состава 3-й армии были полностью разгромлены 4-й стрелковый и 11-й механизированные корпусы, в 10-й армии, самой мощной из трех, были уничтожены ВСЕ соединения и части армии! 8 июля 1941 года бои в Белостокско-Минском «котле» были завершены. По итогам боев немцами было взято в плен около 300 тысяч бойцов и командиров, в том числе несколько старших генералов, захвачено более 3000 танков, около 2000 орудий, порядка 250 неповрежденных самолетов и другие многочисленные военные трофеи. Безвозвратные потери советских войск составили 341 тысячу человек, плюс почти 77 тысяч раненых. Общие потери более 417 тысяч человек.

Сергей вспоминал подробности и обстоятельства возникновения Белостокско-Минского «котла» в его реальности, одновременно переодеваясь в немецкую форму. И почти уже закончил, но тут в глубине леса, с противоположного конца тропинки, послышался треск сучьев. Вскинувшись, он подхватил автомат и быстро залег за дерево на краю поляны – так, чтобы в случае стрельбы в направлении источника звука не повредить мотоцикл. Вскоре на поляну осторожно вышел пограничник в запыленной, щедро пропитанной потом и местами порванной гимнастерке с кубиком младшего лейтенанта в петлицах, с ручным пулеметом ДП-27 (Дегтярев пехотный) в руках. Увидев немецкий мотоцикл и разложенные возле него трофеи, пограничник замер, внимательно оглядывая поляну.

Сергей, из-за древесного ствола незаметно наблюдавший появление на поляне нового персонажа, вначале напрягся, – младший лейтенант НКВД приравнивался к старшему лейтенанту в армии, – неизбежно попытается командование на себя перетянуть, но, к своему облегчению, почти сразу вспомнил, что на погранвойска это не распространялось и старший по званию именно он.

Потом, пока пограничник обследовал глазами поляну, в голове у Сергея успели промелькнуть сразу две мысли.

«Ну вот, похоже, и экипаж мотоцикла появился – даже не ожидал, что так быстро».

И вторая.

«А вот с переодеванием в немецкую форму я, пожалуй, поторопился. Но сейчас уже ничего не изменишь, пора объявляться».

– Ты пулеметик-то, положи, – тихо, с интонациями товарища Сухова из фильма «Белое солнце пустыни», сказал Сергей. – Здесь чужих нет, все свои.

– Кто вы?! Назовите себя! – настороженно произнес младший лейтенант, быстро повернувшись на голос и поудобнее перехватив пулемет для стрельбы от пояса.

– Немецкий шпион, кто же я еще могу быть, – все так же тихо отозвался Сергей из-за дерева. – Шпионю вот помаленьку, вас дожидаюсь.

И потом добавил, уже чуть громче и злее:

– А то ты не знаешь, младший лейтенант, кто сейчас по лесам бродит, а кто по дорогам ездит.

Пограничник устало присел, но пулемет не опустил, а пристроил его на коленях все так же в готовности к открытию огня и спросил, чуть скосив глаза на мотоцикл.

– А это откуда?

– А это? Это немецкий патруль бдительность потерял, – ответил Сергей, в свою очередь, вставая и подходя к коляске.

– Вас там сколько идет?

В глазах пограничника вновь плеснулась подозрительность, но ничего ответить он не успел – раздвигая кусты малинника, на поляну начали выбредать усталые и грязные пограничники, четверо из которых несли на плечах носилки с раненым, а двое тащили винтовки СВТ – свои и остальных. Это они трещали сучками – сил выбирать, куда ставить ноги, уже не было. За ними был виден еще один пограничник, с ППД в руках и несколькими тощими вещмешками на плече. Увидев на поляне мотоцикл и незнакомца, все остановились и замерли. Немая сцена продолжалась несколько секунд, потом Сергей взял контроль ситуации в свои руки.

– Так, бойцы. Вон там лежат консервы и сухари, берите, открывайте, организуйте перекус. Что с раненым?

– Это наш командир заставы, контузило его сильно, – ответил младший лейтенант, в то время как остальные старались расположить носилки с раненым поудобнее.

– От самой границы в себя не приходит. Второй день уже.

«Значит, сегодня 23 июня 1941 года, – решил Сергей. – Надо же, к самому началу войны попал, как по заказу».

– Кто старший остался?

– Я старший. Младший лейтенант погранвойск НКВД Петров, Августовский погранотряд, – поднялся пулеметчик и с ожиданием уставился на Сергея, по-прежнему не выпуская из рук пулемет и держа его так, чтобы, лишь слегка довернув ствол, можно было прошить Сергея очередью.

«Ты погляди, – с восхищением подумал Сергей. – Усталые, грязные, голодные, второй день волокут на себе раненого командира, но оружия не бросили и не сломались, вон как остальные искоса зыркают, ожидая, чем разговор закончится. И винтовочки свои потихоньку уже разобрали, вроде как осматривают их, а сами по поляне рассредоточиваются. Пора, пожалуй, им свою легенду рассказывать, а то ведь птенцы Лаврентия Павловича могут и пристрелить на всякий случай, так сказать, для сокращения количества факторов неопределенности в окружающей обстановке».

– Лейтенант Иванов. Командир стрелкового взвода стрелковой роты 239-го стрелкового полка 27-й стрелковой дивизии. Дислоцировались возле границы, в районе населенного пункта Граево.

– А здесь как оказались? И почему один? – Петров все еще смотрел подозрительно.

– Дивизия 22 июня приняла бой с наступающими немецкими войсками, понесла большие потери от артиллерийского огня и бомбежек. Потом, под угрозой окружения, отступала в направлении Сокулки. Часть подразделений, включая мой взвод в составе стрелковой роты, командование направило для атаки Домброво, занятого немецкими войсками. Двигались пешим маршем, по пути ротную колонну разбомбила авиация противника. Я был контужен, когда очнулся – вокруг только трупы. Наверное, выжившие бойцы сочли и меня мертвым, поэтому оставили на месте бомбежки. Двинулся по какой-то проселочной дороге в сторону Домброво, хотел догнать своих бойцов. По пути встретил немецкий мотоциклетный дозор, они возле реки отдохнуть решили. Ну, я и помог им… отдохнуть навечно. А мотоцикл и остальное забрал – им-то уже не нужно. Вон, даже курочка от них досталась – слегка недожаренная, правда – так что милости просим всех к столу.

Младший лейтенант Петров, кажется, поверил Сергею – во всяком случае, пулемет он опустил, а его усталые и голодные пограничники с удовольствием потянулись к еде.