Глава 14
После ухода лейтенанта Иванова в кабинете Трофимова на пару минут повисла гнетущая тишина. Командир корпуса и его начальник особого отдела молчали каждый сам по себе, даже глядели в разные стороны, а Трофимов снова сел на стул и затих, чтобы не отвлекать их от размышлений. Наконец Хацкилевич очнулся от дум и перевел взгляд на Трофимова.
– Ну, что скажешь, бригадный комиссар? Давно тут у тебя этот «лейтенант Иванов» будущее предсказывает? Откуда он вообще взялся?
– С 24 июня предсказывает, товарищ генерал-майор. Сейчас 26, – трое суток, получается. А откуда взялся – он сам, с группой пограничников и их раненым командиром, из немецких тылов к Сокулке пришел. Вернее, не пришел, а приехал – на трофейном грузовике, который он же и захватил, чтобы тяжело контуженного командира погранзаставы быстрее к врачам доставить. И еще, он вместе с пограничниками несколько немецких мотоциклов пригнал – тоже трофеи. Причем сам в город не пошел – пограничников с раненым вперед отправил, а сам технику остался охранять. Я, как историю с захватом техники услышал, его сначала за немецкого шпиона принял, даже лично арестовывать поехал – очень уж рассказы пограничников невероятными были. Но потом на месте убедился, что немцев лейтенант Иванов уничтожает – только успевай считать. Причем воюет очень эффективно, изобретательно и при этом бережет своих бойцов, организуя наибольший урон врагу при минимуме либо вообще отсутствии собственных потерь. А еще – довольно оригинально сочетает известные тактические приемы с новыми идеями, я специально одному из членов его боевой группы задачу поставил, все фиксировать, и по результатам его отчета их отдельно записал. Если хотите – я эти записи вам предоставлю.
– Записи – это хорошо, записи я потом почитаю. Но ты – бригадный комиссар и начальник особого отдела дивизии – ты мне вот что скажи: сам-то ты ему веришь – тому, что он из будущего? И его информации об этой войне – веришь?
Трофимов некстати вспомнил, что совсем недавно и практически теми же словами он задавал это вопрос младшему лейтенанту Петрову, и с большим трудом сдержал неуместный смешок.
– Товарищ генерал-майор, пока все сведения, которые лейтенант Иванов сообщил о текущей оперативной обстановке, полностью подтверждались впоследствии. Кроме того, помимо информации о ходе первых дней войны лейтенант Иванов предложил несколько идей, которые действительно могут реально увеличить огневую мощь и возможности наших войск здесь и сейчас, при организации обороны на Белостокском выступе.
Трофимов все-таки достал свои записи и рассказал Хацкилевичу об идее Сергея со сбором и использованием трофейного немецкого оружия. О результатах опробования этой идеи в войсках на примере действий лейтенанта Ковалева, который со своими бойцами до сих пор успешно отбивался от немецких атак и уже практически полностью перевооружил своих бойцов трофеями (благо, боеприпасов немцы, после своих неудачных атак, оставляли изрядно), в том числе намного сверх штата – немецкими пулеметами. Обеспечивая за счет этого при обороне запредельную для обычных войск РККА плотность огня.
Потом Трофимов рассказал, что он после разговора с лейтенантом Ивановым и осмысления полученной информации разослал в части и подразделения дивизии по линии особых отделов руководящие указания:
– о сборе и использовании трофейной техники и вооружения, в первую очередь пулеметов и противотанковых ружей;
– о сборе сведений по местонахождению скоплений поврежденной, неисправной и брошенной без топлива советской техники и тяжелого вооружения, для их сбора и восстановления;
– о сборе сведений по наличию и расположению оставленных при отступлении складов, баз и мест хранения вооружения, снаряжения, боеприпасов, и иных материальных ценностей.
– В результате проведенной работы, товарищ генерал-майор, в особый отдел дивизии уже начали поступать сведения о местах скопления нашей техники на территории Белостокского выступа, причем, в ряде случаев, полностью исправной, – заливай топливо, загружай боекомплект – и можно сразу в бой! И данные по оставленным при отступлении складам и базам хранения вооружения, боеприпасов, топлива и имущества – тоже потихоньку начинают поступать. В том числе о складах и хранилищах, находящихся на уже оставленной войсками наших трех армий территории. Теперь мы хотя бы знаем о них и можем попытаться либо вывезти хранящиеся там ресурсы, либо уничтожить их. А ведь если бы не Иванов со своими идеями, в суматохе отступления все это было бы просто брошено и досталось бы врагу.
Поэтому – да, товарищ генерал-майор, я лейтенанту Иванову и его информации верю. Да вы и сами видели, что творилось при ударе вашего 6-го мехкорпуса под Гродно и после, а лейтенант Иванов все эти события за день до того, как они случились там, у вас, мне рассказал, сидя в этом кабинете.
– Ладно, бригадный комиссар, я твою позицию понял. А сейчас мы проверим еще кое-что. Прикажи-ка принести сюда крупномасштабную оперативную карту Западного округа, но уже с нанесенной оперативной обстановкой и отметками движения немецких войск.
Когда карту доставили, Хацкилевич и оба особиста сначала долго и придирчиво сверяли отметки на обеих картах, постепенно убеждаясь в том, что известные в штабе дивизии отметки о движении немецких войск полностью совпадают с отметками лейтенанта Иванова на чистой карте. Потом изучали проставленные Сергеем отметки о движении немецких войск, еще не известные штабистам. И снова убеждались, что развитие наступления немецких танковых и моторизованных колонн от флангов Белостокского выступа вполне логично может завершиться окружением отступающих советских войск в «котле» под Белостоком.
После этого в кабинете снова на пару минут повисла тишина. Потом Хацкилевич энергично встал с дивана, оглядел обоих особистов и решительно сказал:
– Ну что, товарищи командиры?! По всему выходит, что этот «лейтенант Иванов» из будущего, или откуда он там еще к нам свалился, прав – отступление неизбежно приведет только к разгрому наших войск, а в обороне какие-то шансы у нас еще есть. – Значит, так тому и быть, – придется, видимо, все-таки мне на себя сбор отступающих войск и организацию оборонительного узла на Белостокском выступе принять, больше пока некому.
Приняв решение, генерал-майор Хацкилевич, в полном соответствии с вольным переводом высказывания Гёте (решись – и ты свободен), вновь превратился в собранного и деятельного военачальника и начал сыпать указаниями. Первым делом он вызвал «хозяина» гарнизона Сокулки – командира 33-й танковой дивизии полковника Панова и, используя свои более высокие должность и звание, в приказном порядке переподчинил Панова вместе с его дивизией себе. Затем, несмотря на явное нежелание комдива, своей властью отменил приказ Панова по 33-й танковой дивизии о подготовке ее отступления с Белостокского выступа и вместо него отдал новое распоряжение – собирать все части дивизии к Сокулке с ее дивизионной базой снабжения, здесь восстанавливать технику и попутно готовить оборонительные рубежи. Потом связался по защищенной ВЧ-связи со своим непосредственным начальником – командующим 10-й армии Западного фронта генерал-майором Голубевым и сообщил тому, что выполнить приказ штаба армии об оставлении Белостокского выступа и отступлении 6-го мехкорпуса в направлении на Волковыск – Слоним и далее на Минск не может, мотивируя невозможность выполнения этого приказа двумя причинами. Первая причина – состояние материальной базы и снабжения мехкорпуса после неудачного контрудара под Гродно не позволяет сейчас осуществить организованный отвод частей и подразделений корпуса по такому длинному маршруту. И вторая причина – он, генерал-майор Хацкилевич, располагает достоверными разведданными о том, что наступающие немецкие войска уже замкнули кольцо окружения войск Белостокского выступа от его от флангов к центру и сейчас готовы к уничтожению советских войск, отступающих в район населенных пунктов Мосты – Волковыск – Слоним. Далее Хацкилевич сообщил командарму, что начинает мероприятия по сбору разрозненных отступающих войск под Белосток с цель их перегруппировки и организации Белостокского оборонительного узла, и предложил Голубеву, как командующему самой мощной армией на Белостокском выступе, принять командование войсками этого оборонительного узла. И тут же убедился, что лейтенант Иванов оказался прав в оценке действий армейского командования при отступлении войск в своей истории – Голубев не хотел слушать никаких доводов, в категоричной форме требуя немедленного исполнения приказа на отступление. Тогда Хацкилевич уведомил Голубева, что, принимая во внимание высокую вероятность уничтожения корпуса как боевой единицы, по совокупности двух указанных причин, он оставляет за собой право обратиться напрямую к командующему Западным фронтом генералу армии Павлову, после чего узнал о себе много нового и интересного, причем высказано все это было в крайне нецензурной форме, но своего решения не изменил.
Павлова Хацкилевич знал достаточно близко, чтобы без особых дисциплинарных последствий обратиться к нему напрямую, минуя промежуточные уровни армейского и фронтового командования. Будучи не только танкистами, но и истинными энтузиастами танковых войск, они и раньше общались вне службы, но близко сошлись во время подготовки и проведения совещания высшего руководящего состава РККА в декабре 1940 года. На этом совещании Павлов, только в июне 1940 года назначенный на должность командующего войсками Западного особого военного округа, представил свой доклад: «Использование механизированных соединений в современной наступательной операции и ввод механизированного корпуса в прорыв». Хацкилевич же сначала помогал Павлову в подготовке доклада, а потом, уже на совещании, выступал в прениях в поддержку идей Павлова. И если бы не это – достаточно близкое знакомство и личная приязнь, возникшая на почве одинаковых взглядов на использование мехкорпусов, – разговор с командующим фронтом, так же как и разговор с Голубевым, мог закончиться крахом всех надежд на поддержку оборонительных начинаний со стороны командования Западного фронта.
Этот разговор и так начался совсем не просто. Сначала Хацкилевич долго и терпеливо выслушив гневный начальственный монолог по поводу неисполнения им, командиром 6-го мехкорпуса, приказов штаба фронта и командующего 10-й армии. Потом, когда Павлов эмоционально выплеснул раздражение и в его монологе возникла пауза, тихо спросил командующего фронтом:
– Товарищ генерал армии, вы хотите, чтобы вас расстреляли?
– Что? Расстреляли?! За что? – как-то растерянно спросил сбитый с толку неожиданным вопросом Хацкилевича Павлов.
– Ну, например, как вам такая формулировка: «За трусость, самовольное оставление стратегических пунктов без разрешения высшего командования, развал управления войсками, бездействие власти»? – слово в слово процитировал Хацкилевич решение военного трибунала из времени лейтенанта Иванова, записанное Трофимовым при рассказе Сергея о судьбе Павлова.
И, не дожидаясь от Павлова вспышки гнева на такую унизительную формулировку вины, перехватил инициативу в разговоре, перейдя на доверительный тон:
– Подождите пока, Дмитрий Григорьевич, меня ругать и вспомните свой доклад об использовании механизированных соединений в современных наступательных операциях, который вы делали в декабре 1940 года на совещании высшего руководящего состава РККА. Вспомнили? А теперь посмотрите, что сейчас делают немецкие танковые и моторизованные клинья вермахта здесь – на флангах Белостокского выступа. Ведь они, в лучших традициях «правильного применения мехкорпусов», то есть смешанных танковых и моторизованных соединений, прорвали фланги и сейчас режут коммуникации, громят наши тылы, организуют окружения наших войск – словом, делают все то, что вы тогда описали в своем докладе в качестве задач мехкорпуса после ввода его в прорыв обороны противника.
Вспомните, как сейчас, выполняя директивы и приказы Западного фронта, действуют наши войска, и, в частности, мой, 6-й механизированный корпус. В первый день войны он был направлен для организации контрудара под Гродно. Без артиллерии, которая была оставлена в местах дислокации, потому что не могла двигаться со скоростью танков. Без ПВО, которая где-то затерялась в суматохе войны. Без связи и координации с другими частями, также идущими под Гродно для контрудара. Без организации снабжения топливом и боеприпасами. Без взаимодействия с авиацией и вообще, без какого-либо авиационного прикрытия. А ведь все это должно было быть, и об этом вы, Дмитрий Григорьевич, упоминали в своем докладе как о необходимых условиях обеспечения действий мехкорпуса. В частности, обеспечение частей мехкорпуса топливом вы предлагали организовать при помощи авиации – путем сброса бочек с топливом вблизи движущихся колонн техники. И где же была эта авиация с топливом при прорыве под Гродно?..
Да, вчера вечером я получил ваш приказ: «Немедленно прервать бой и форсированным маршем, следуя ночью и днем, сосредоточиться в городе Слоним». Но к тому времени мехкорпус понес большие потери от немецкой авиации и артиллерии ПТО, у меня почти закончились боеприпасы и топливо. По пути на Слоним корпус потерял бы не менее половины оставшейся техники – причем не в бою, а по техническим причинам, в том числе по причине отсутствия в баках горючего. А уж сколько корпус потерял бы при отходе в бою, я даже не знаю, потому что, – повторю, – корпус был введен в бой совсем не так, как это должно было быть сделано по предвоенным планам.
Теперь, Дмитрий Григорьевич, о текущей оперативной обстановке. Я уже докладывал командарму Голубеву, который поспешил нажаловаться вам на невыполнение мной приказов, но вряд ли довел вам эту информацию, что, по имеющимся у меня достоверным разведданным, немецкие танковые и моторизованные клинья прорвали оборону на флангах Белостокского выступа, а сейчас замкнули или вот-вот замкнут кольцо окружения войск Белостокского выступа в районе населенных пунктов Мосты-Волковыск-Слоним, организуя «котел». И куда мне в такой ситуации отводить войска мехкорпуса с Белостокского выступа – в заранее подготовленную немцами ловушку?! И вот представьте, Дмитрий Григорьевич, что все, что я вам сейчас сказал – достоверно. И отступающие в беспорядке части 3-й, 4-й и 10-й армий Белостокского выступа немцы сначала будут безнаказанно бомбить по пути отхода, – нашей-то авиации в небе не видно, – а потом добьют в «котле».
И кого тогда назначат виноватым за это, товарищ командующий Западным фронтом? Ведь приказ на отход войск с Белостокского выступа подписывали вы? Так что формулировка приговора военного трибунала, товарищ генерал армии, может оказаться еще более унизительной, – Хацкилевич, зная незаурядную личную смелость и решительность Павлова, его щепетильность в вопросах чести, намеренно сгущал краски и давил на эмоции командующего фронтом. – Вот поэтому, Дмитрий Григорьевич, чтобы не отводить войска в ловушку, теряя их сначала по дороге, а потом в окружении, я и предлагал командарму 10-й армии генерал-майору Голубеву остановить беспорядочное отступление и попытаться организовать на основе баз снабжения, дислоцированных в Белостоке и окрестных населенных пунктах частей, узел обороны. Но он меня не поддержал, поэтому я буду пытаться сделать это под своим командованием, и прошу вас дать мне необходимые полномочия.
Хацкилевич закончил свой монолог, и в трубке телефона ВЧ-связи на некоторое время воцарилась тишина. На том конце Павлов обдумывал слова Хацкилевича и постепенно приходил к выводу, что все, сказанное им, вполне реально и с высокой степенью вероятности может оказаться правдой. И тогда только за Белостокский «котел» его вполне могут назначить виноватым и расстрелять, а ведь немцы активно режут оборону Западного фронта не только там, бои идут уже на подступах к Минску. Так что Белостокский выступ вполне может быть уже отрезан. И в душе ругал последними словами всех. Свой штаб – за то, что они предложили отвод войск, не зная толком оперативной обстановки. Своих командармов – за то, что те сначала завалили штаб фронта паническими донесениями, а потом поспешили отводить войска с Белостокского выступа, даже не задумавшись о возможности их окружения и попадания в ловушку, организованную немецкими войсками. Да и себя ругал тоже, ведь он – командующий Западным военным округом, а теперь Западным фронтом – должен был предусмотреть возможность прорыва обороны и немецкие танковые клинья в глубину Белоруссии. Так нет же, в полном соответствии с модной в руководстве РККА в последние годы наступательной доктриной «войны малой кровью, на чужой территории», сосредоточился сам и ориентировал своих подчиненных на выработке планов решительных контрударов и наступательных действий по территории врага в случае войны. В пылу подготовки наступательных планов про необходимость организации обороны как-то все забыли. И в первую очередь он – командующий Западным особым военным округом. А теперь – пожалуйста. На третий день войны немецкие танковые клинья ведут бои уже под Минском. А столь хорошо выглядевший на бумаге контрудар советских механизированных частей под Гродно в реальности обернулся полным провалом и большими потерями. И не штаб фронта, не командармы отступающих с Белостокского выступа трех армий, а всего лишь командир корпуса, пусть и механизированного, сообщает ему об угрозе попадания отступающих войск в «котел» и предлагает, вместо бессмысленного и опасного отступления, организовать узел обороны. Но как Хацкилевич будет создавать оборону в окружении? А снабжение? А координация с остальными частями фронта?..
Об этом Павлов и спросил у комкора после долгого молчания. Хацкилевич облегченно улыбнулся сам себе – если начались вопросы по организации обороны, значит, Павлов внутренне согласился с этой идеей и сейчас рассматривает детали. И Хацкилевич в общих чертах пересказал командующему фронтом идеи по обеспечению Белостокского оборонительного узла ресурсами, необходимыми для ведения боевых действий. Те идеи, которые они с лейтенантом Ивановым обсуждали пару часов назад.
И добавил, уже от себя, что, если удастся воплотить все задумки в жизнь и организовать мощную оборону в районе Белостока и окрестностей, то и здесь, под Минском, тоже полегче обороняться будет – немцы между Белостоком и Минском, как между двух огней окажутся. А заодно, набравшись здоровой и позитивной наглости, попросил Павлова, чтобы тот, пока еще обстановка позволяет, перебросил под Белосток 214-ю воздушно-десантную бригаду, по возможности со всем ее имуществом и техникой, из состава 4-го воздушно-десантного корпуса, дислоцированного в Пуховичах, во втором эшелоне Западного фронта. Причем именно 214-ю бригаду – Хацкилевич запомнил рассказ лейтенанта Иванова из его варианта истории о героическом боевом пути этой бригады в тылу врага в начале войны. И решил, что для проведения диверсий в немецких тылах под Белостоком эта бригада, с ее подготовкой и боевым опытом, подходит как нельзя лучше.
Павлов, еще раз взявший долгую паузу после рассказа Хацкилевича о планах по обеспечению оборонительного узла ресурсами, наконец принял нелегкое для себя решение.
– Хорошо, Михаил Георгиевич. Будут тебе полномочия. Жди приказа об организации оборонительного укрепрайона на территории Белостокского выступа и о назначении тебя командующим этим укрепрайоном, с правом переподчинять себе все отступающие воинские части, вплоть до корпусного уровня. И приказ об отступлении войск с Белостокского выступа я отменю как не соответствующий изменившейся оперативной обстановке. Так что дерзай, генерал-майор. И еще. 214-ю воздушно-десантную бригаду со всем ее хозяйством я тебе переброшу в ближайшее время. А ты не подведи меня, комкор, чтобы это все не оказалось зря!
Попрощавшись с командующим Западным фронтом и завершив сеанс связи, Хацкилевич облегченно выдохнул – ему удалось! Теперь бы еще здесь, при организации обороны, ошибок не наделать. И здесь может очень пригодиться лейтенант Иванов, со своими знаниями и умениями из другого времени. Но это уже утром, а сейчас – где там Трофимов со своими записями?
Когда Трофимов принес свои материалы по Иванову, генерал-майор сразу поставил бригадного комиссара в известность, что командующий фронтом Павлов одобрил организацию оборонительного укрепрайона и назначил его, Хацкилевича, командующим этого укрепрайона, что штаб он планирует организовать в Белостоке и что лейтенанта Иванова у Трофимова забирает с собой, в Белосток, чтобы в дальнейшем переправить лейтенанта в Москву.
Трофимов, который за эти несколько дней успел изучить характер лейтенанта Иванова лучше, чем Хацкилевич и Титов за несколько часов, и ясно понимал сложности удержания Сергея «на коротком поводке», вздохнул и осторожно ответил Хацкилевичу:
– Видите ли, товарищ генерал-майор, тут есть одна сложность. Насколько я успел понять мотивы и устремления лейтенанта Иванова, у него уже сформирована устойчивая позиция по его месту и действиям в этой войне. Эта позиция с его стороны предусматривает максимально возможную помощь Красной Армии и нам, как представителям этой армии, – помощь информацией о ходе и ошибках войны, знаниями о новых тактических приемах, помощь в обучении и подготовке войск. Но, помимо этого, позиция лейтенанта Иванова предусматривает также его прямое участие в боевых действиях – именно для этого он с первого дня, как оказался здесь, собирает вокруг себя людей, обучает этих людей и проводит вместе с ними боевые операции. А люди эти потом просятся и дальше с ним воевать – имел я недавно беседу с одним младшим лейтенантом-пограничником, которому поручил за Ивановым присмотреть в его вчерашнем рейде по тылам. И я уверен, что лейтенанта Иванова категорически не устроит роль «придворного предсказателя» или «ходячего справочника» при штабе любого уровня. Он ведь не обычный армейский служака, для которого любой приказ – безусловный императив, и не наш современник-патриот, воспитанный в идеологии безусловного подчинения своих интересов интересам общества и руководства страны. Нет, он в этом случае, конечно, не предаст, перебежав к врагу, и, скорее всего, не станет саботировать выдачу информации по запросам командования. Но его отношение к нам, в результате ограничения его планов и намерений, однозначно ухудшится, а эффективность работы с ним неизбежно снизится. Поэтому, с учетом вышеизложенного, я бы хотел предложить вам не диктовать лейтенанту Иванову свою волю жестко, без учета его интересов, а попытаться найти некий компромисс – так сказать, баланс между необходимостью получения командованием дальнейшей информации из будущего и настойчивым желанием лейтенанта лично участвовать в уничтожении фашистских захватчиков.
Хацкилевич, выслушавший тираду бригадного комиссара с мрачным выражением лица, – он по-иному представлял себе роль Иванова в своих планах, – тем не менее, воспринял объективную достоверность его доводов и пообещал Трофимову их обдумать, а завтра утром обсудить вопросы дальнейшего сотрудничества с лейтенантом Ивановым на совместном совещании.
До утра Хацкилевич, подстегиваемый ощущением катастрофического дефицита времени, принеся в жертву сон, успел прочитать все записи Трофимова по Иванову и его информации из будущего, продублировать на уровне командования мехкорпуса шифрограммы Трофимова о необходимости сбора и использования трофейного вооружения, а также сведений о брошенной технике и ресурсах. Направил приказы о движении и сосредоточении войск корпуса в местах дислокации и немедленном начале мероприятий по восстановлению технической и боевой готовности всех частей и подразделений. И потом даже поспать пару часов успел – день предстоял тяжелый. А потом наступило утро. Первое утро Белостокского оборонительного укрепрайона.