Глава 17

За Унгой и Таукой, а также за всем, что выменяли на торге, ушло две лодки с шестью охотниками. Одну взяли из сохших в нише на крутом склоне, а второй была та, на которой Мишка с Уром и Койтом вернулись домой. Потому как она была заметно больше остальных и вещей, соответственно, могла вместить в себя больше. Или вещей и лежачего больного, или двух больных.

Мишу же с утра разбудил хромой Хуг, объявив, что Койт велел ему помогать Мишке во всем. С ним была целая стайка пацанвы, а невдалеке, возле соседней хижины, маялся зевотой Ур. Поскольку все охотники селение покинули, а Миша должен был заниматься своим делом, то он, получается, оставался в посёлке за основного защитника. То есть спать ночью ему пока не полагалось, а Ур это дело любил. Но с Койтом не поспоришь, вот и бродил он с вечера и до рассвета по посёлку с копьём в руках и медным топором за поясом. При этом отчаянно зевая, боролся со сном. Днем сторожить не надо, степь с холма и так просматривается, да и дети с бабами нет-нет да и посмотрят округу. Но это – пока проблему с Волками не удастся решить. Там видно будет.

Мишка не сомневался, что ночной сторож теперь в посёлке будет явлением постоянным, потому как судьбу рода Барсука Койт повторять не намерен. И в этом его Миша мысленно горячо поддерживал. Хотя в наличие непосредственной опасности прямо сейчас – не верил. Не пойдут охотники племени Степного волка не-пойми-куда, когда вокруг столько «головняка». И если весь сборный отряд родов холмов после серьезной сшибки разбежался по домам зализывать раны, то почему Волки должны поступить иначе? Народу у них побили довольно много, поэтому агрессивного пыла должно поубавиться. Во всяком случае, ходить далеко они точно не будут, элементарно для того, чтобы не пропустить другой отряд охотников, который мог их побить.

Мишка смачно потянулся, спустился к реке умыться и, не завтракая, принялся за дело. Перво-наперво отправил пацанов чистить ямы, в которых они по осени жгли уголь. Их следовало не только почистить, но и увеличить, и прокопать канавки для стока лишней жидкости. Благо они находились на склоне, и копать придётся недалеко. Никаких инструментов, разумеется, у парней не было, но тут Мишка не сомневался – эти дети каменного века что-нибудь да придумают. Хугу сказал, чтобы готовил дрова, но прежде отправил баб за рудой, туда, где они её набирают для краски. Сам же спустился по склону к площадке с горном и стал придирчиво его рассматривать.

С ним в принципе ничего не произошло – обожжённая внутри глина хоть и покрошилась местами, но камни держались крепко. Конечно, кое-где требовалось обновить, снова подмазать, да и вообще – почистить как сам горн, так и всю площадку. Но всё это совершенно не критично, главное – меха. Миша, когда понял, что кузнечные работы заканчиваются, отнёс их в большой дом с припасами. А значит, с ними всё должно быть в порядке. Раму, через которую он перекидывал веревку от них, конечно, придётся делать заново, но с железным топором это не проблема.

Так, определив для себя фронт деятельности, Миша принялся за работу. Возился в глине, подмазывая, потом, замерзнув, принялся чистить площадку. Затем пришёл Хуг, сообщив, что дрова готовы, а пацаны закончили с ямами… Что дети справятся так быстро, Миша не ожидал. Без инструментов, без чего-либо кроме рук и откровенного пинка со стороны родичей… Земля-то здесь совсем не пух, камней в ней – до хрена и больше. Результат откровенно удивил. И ладно бы всё запоганили, так нет, очень даже неплохо получилось! Собственно, Мишка пока удивленно чесал затылок, не мудрствуя особо, спросил, чем они копали. А когда увидел, рассмеялся: кто-то из парней раздербанил оленьи рога, которыми они ямы и расчистили, заодно и углубив, и канавки нарыв. Как просто, оказывается, когда мозг не засорен стереотипами. Он-то в своё время их палочками рыл: одной рыхлил, другой, плоской, грунт вынимал. А тут – практически готовая лопата, прочная и надёжная. И, что самое главное, ни железа, ни ещё какого металла не надо. Только олень, блин.

Как жечь уголь, старый Хуг уже знал, и видел, и участвовал неоднократно, так что справиться должен, тем более – с такими «продвинутыми» детьми на подхвате. Пускай делают. Сам же отправился к себе в хижину – перехватить чего-нибудь съестного.

Так и пошло. Первые три дня жгли уголь и сушили руду. Мишка ещё заново обмазал горн и обжёг его изнутри, чтобы не развалился, так как поработать ему предстоит много. Ещё он подлатал мех, попросил старого Хуга проклеить на нём швы тонкой кожей и костным клеем, который тот варил, а весь род активно использовал при проклейке швов у одежды.

А дальше пошла каторга, то есть – сама плавка железа из руды. В этот раз ему помогал Ур. До этого он долго упрашивал Койта, чтобы тот поставил кого-нибудь другого сторожить в ночь. «Кого-нибудь другого» подразумевало именно «кого-нибудь», потому как остальные мужчины рода были заняты. Койт предложил поменяться с Хугом. Тот подумал и согласился…

Они по очереди качали меха – практически без остановки, а затем вытаскивали длинными палками из горна шлак, крицу, золу и пережжённый грунт. Крицы Миша при этом откладывал в отдельный короб, а шлак сметали в сторону. Плавка со всеми этими процедурами занимала целый день. А на следующий всё начиналось сначала. Так было ещё два дня, а на третий мех развалился, причём так, что быстро его не восстановишь. Мало того что деревянный каркас сломался, так еще кожаная часть протёрлась и требовала латания и заплатки. Плавка же была в самом разгаре.

Плюнув с досады, Миша пошел чинить мех, отправив Ура заниматься своими делами. Однако тот увязался следом, с интересом наблюдая за Мишиной работой. Когда деревянную часть Миша починил, заменив направляющую, и озадаченно вертел в руках, разглядывая разорванную кожу, тот хмыкнул.

– Сможешь зашить?

Ур кивнул и принял в руки протянутый ему мех. Справился он, надо сказать, быстро: аккуратными стежками сшил, затянул, а сверху проклеил кусочком тонкой кожи, так же, как Хуг делал со швами. На этот раз настала очередь хмыкать Мише. Мех они оставили сушиться в тепле, а сами пошли разгребать то, что наплавилось, горн-то уже должен был прогореть.

Как Мишка и ожидал, результат по сравнению с предыдущими плавками был хреновый – крицы вышло мало, но хорошо хоть что-то вышло. Лучше, чем ничего, но это все равно ничего не меняло, и горн надо было освобождать, натёкший в яму в основании шлак убирать, а получившееся железо собрать. Шлака вообще выходило много, ковать его не получалось, хотя по виду он очень даже походил на железо. Поэтому его выбрасывали в одну сторону, а саму крицу – в другую.

За четыре дня плавок железа вышло уже гораздо больше. С поправкой на способ производства и квалификацию литейщиков, разумеется. Сколько килограммов, Миша сказать не мог, но большой короб крицами он набил. Конечно, крица – это ещё совсем не тот материал, что нужен, и перекуётся она не единожды, пока остатки шлака из неё все не выбьются. Но все же это уже может порадовать. В особенности – после больше чем недели напряженной работы.

На следующий день продолжили работу. Только в этот раз Миша, орудуя молотом и щипцами, отбивал разогретые докрасна крицы от шлака. Ур снова работал мехами, но в конце дня попросил и ему дать попробовать. Миша согласился, только предложил, что он будет держать, а здоровяк будет отбивать металл. Пока приноровились, пока Ур чуть не отбил себе пальцы, потом не отбил пальцы Мише… А потом как-то пошло: по очереди били молотом, потом менялись. Когда Мишка бил молотом, переворачивал заготовку по его команде Ур, когда сам держал, тогда и вовсе проблем не было. Однако проблемы возникли с другой стороны.

Во-первых, лопнул камень. Нехорошо лопнул, вдоль – работать стало неудобно. Тогда Мишка и Уром вдвоём притащили с реки другой, но тот хоть и был похож, но через некоторое время начал крошиться… Стало понятно – нужна наковальня. Криц перековать успели едва ли четверть, и то часть ещё требовала дополнительной проковки. Да и на хрестоматийную, всем известную наковальню Мишке железа было откровенно жалко. По-этому, недолго думая, он разогрел в горне несколько прокованных кусков, сбил их в один и принялся на обломке старого камня ковать из них пластину. А куда деваться? Делать же что-то надо, и если камень крошится, то надо покрыть его чем-то твердым, но в то же время пластичным.

Пластину они вдвоем отковали довольно быстро. Много времени заняла процедура выклянчивания у Койта большого плоского горшка, непонятно из-под чего. Его аккуратно разрезали, засыпали толчёным углем, соединили снова, досыпали угля, закрыли крышкой и, наконец, замазав обильно швы глиной, поставили сушиться в тень. Через два дня посудину поставили в горн на сложенные для розжига сухие ветки, обсыпали углём, запалив его и замазав глиной выходное отверстие, принялись работать мехами. Держали долго, по очереди качали воздух, а Мишка ещё и два раза засыпал уголь через верх. Наковальня нужна прочная, такая, чтобы от каждого удара не мялась, и по опыту работы с молотом Миша знал, что именно так этой прочности можно достичь. Не знал только, как долго надо железо держать в разогретой без доступа воздуха угольной крошке, чтобы то покрылось тонким слоем стали. Поэтому решил действовать по принципу: чем больше – тем лучше. Горн как обычно оставили на ночь остывать, а утром, вскрыв его, Мишка обнаружил почти прогоревший горшок и саму пластину – заметно потемневшую, но, слава богу, целую.

– Чёрт! – Мишка не удержался от возгласа. – Смотри, Ур, чуть было не сожгли!

При этом он постукал по будущей наковальне молотом, раздался довольно мелодичный звук.

– А зачем мы её в угле пекли? – Ур не сразу подобрал слово, но это было не так важно. Важно было то, что Миша ему ничего так и не удосужился объяснить. То есть Ур работал, не задавая ни единого вопроса, практически обезьянничал. Мишка этого и не заметил совсем, обрадованный помощи и соратнику. А тут вон оно как…

– Э-э-э, – протянул он, почесав свободной рукой лоб и задумавшись на пару секунд. – Тут такое дело…

Потом понял, что объяснять Уру про углерод, его сплав с железом и прочую химию – дело крайне неблагодарное: всё равно не поймёт. Гораздо проще сослаться на магию или волю высших сил.

– Это такой важный обряд. Короче, запомни, если вот так печь железо, то оно рано или поздно станет ещё твердее.

Здоровяк со всей ответственностью кивнул. Ещё один обряд, и теперь ему понятно – для чего. Собственно, Миша так и предполагал, что всё действо по выковке железа Ур воспринимает как некий сложный ритуал. Но вот интерес он к нему теперь проявил сам, пусть и с подачи старейшины. Что Мишку не могло не радовать, потому как помощник в таком, довольно тяжёлом деле очень нужен.

Потом уже привычно запалили горн. В очищенную нижнюю половину горшка Миша, сходив на речку, набрал воды. Затем, разогрев пластину докрасна, вытащил её щипцами, чуть не уронив, и опустил закаляться в горшок – вода забурлила. Достал её, осмотрел. Вроде немного повело. Миша снова положил её в горн, нагрел, но потом передумал и положил остужаться на камень. За всем этим внимательно наблюдал Ур, но вопросы не задавал. Когда пластина остыла, Миша с силой ударил по ней молотом. Мелькнула искра, сама железка слетела в сторону, но когда её подняли, вмятины не было.

Мишка улыбался, он был доволен: эта почти квадратная металлическая пластина с неровными краями толщиной примерно полтора сантиметра, а шириной и длиной примерно тридцать, была на данный момент его лучшим по качеству творением. Уру, конечно, не понять, но…

Он взял пластину и закрепил её у себя на животе, притянув снизу поясом, а сверху кожаным ремешком.

– Бей! – скомандовал здоровяку и, видя недоумение в глазах, поправился: – В живот бей, туда, куда я эту штуку прицепил. – И тут же добавил: – Кулаком бей.

Ур покачал головой, но подчинился и без особого размаха, но с силой ударил. Мишу оттолкнуло в сторону, а здоровяк смотрел на него с удивлением, не обращая внимания на отбитые костяшки.

– Ну как? – Мишка снова подошёл. – Хочешь ещё? Бей туда же!

Ур ударил, потом ещё раз и ещё…

– Ты как тот зверь, что носит не спине костяной дом! – восторженно проревел он. – А если ткнуть копьем?

Мишка ухмыльнулся.

– Можно и копьём, все равно не пробьёшь.

– Даже таким? – он взглядом указал на железо.

– Даже таким, – кивнул Миша, перехватывая взгляд. – Чтобы пробить железо, надо иметь что-то получше. А такую даже им не пробить: слишком толстая.

Мишка поднял куртку, почесал ободранный об края живот и бросил пластину прямо на землю.

– Только вот тяжелая она, зараза… Её хоть и не пробить, да только до драки в ней не дойти.

– А мне такую можешь сделать? Я дойду! – чуть ли не взмолился Ур.

– Такую? Нет, такая тебе точно, не нужна. – И, пока родич не обиделся, добавил: – Тебе мы сделаем кое-что получше. Но только когда закончим со всем остальным. Будешь помогать?

Этот вопрос Миша мог и не задавать, видя, как у товарища загорелись глаза. Уру ковка железа определённо понравилась. На раскалённые бруски он смотрел буквально заворожённым взглядом, поедая глазами процесс простой перековки крицы. А ведь ковать ножи и топоры гораздо интереснее и зрелищнее…

А вот для железной наковальни пришлось притащить деревянную колоду, единственную, между прочим, в посёлке, причем простого подравнивания, для того чтобы она уверенно держалась, не хватило. Пришлось ковать гвозди и, нагрев, приваривать их по краям. Зато когда всё встало на свои места, работа пошла гораздо интереснее, и так они работали почти до вечера. Потому что вечером пришли лодки.

Снова встречать их высыпал весь посёлок. Только теперь Мишка с Уром сами стояли на берегу, смотрели, как лодки к нему пристают, множество рук цепляются за них, вытаскивают на песок. Миша и Ур широко улыбались, потому как в лодках, помимо отправившихся с ними охотников, сидели и тоже улыбались Таука и Унга. Таука на берег выбрался, прихрамывая, сам, и до того, как на него набросилась обниматься жена, приветливо кивнул. А вот Унге выбраться помогали. Несмотря на то что очнулся, сил у него оставалось очень мало. Мишке подумалось, что сам на ноги он встанет не раньше чем через месяц-другой, так откровенно хреново он выглядел. Ур сразу помчался к брату, подхватил его под руку, буквально взвалив на своё плечо, повел к дому. Мишка неспешно спускался следом – тут помощь его не требуется, – разберутся и сами. Ему вон пахать ещё и пахать, пока на весь род железа не накует… Однако, уже почти спустившись, Миша оглянулся на окрик: звал его Ур, стоя с братом почти у входа в поселок. Мишка удивился, но поднялся. И еще больше удивился, когда Унга, висевший на плече брата, неожиданно распрямился, крепко взял его за запястья, посмотрел прямо Мишке в глаза и проговорил осипшим, с хрипотцой, голосом:

– Ты не дал мне умереть, Мисшаа. Я и мой брат тебя благодарим…

При этих словах Ур кивнул головой, подтверждая. Затем они, не дожидаясь ответа, развернулись и побрели в посёлок. А Мишке было приятно. И хоть он и понимал, что лично его заслуги в том, что черепушка Унги выдержала встречу со стрелой без особо фатальных повреждений, нет, но искренняя благодарность бальзамом растеклась по его сердцу, улучшив и без того приподнятое настроение.

До кузни ему дойти не удалось: он снова приветствовал родичей, носил со всеми тюки с добром в посёлок. Часть сгружали перед домом Койта, часть сразу относили в кладовые. А потом весь род собрался у большого костра – отпраздновать возвращение охотников. Именно сейчас, когда вернулись все… Разумеется, о работе в этот вечер Миша и не думал.

Утром, продрав глаза и помиловавшись с женой, Мишка снова заспешил к кузне. Планов было громадьё, причем не только у него: время стремительно утекало. Зима вроде как заканчивается, и периоду относительной сухости скоро придёт конец. А до этого времени желательно перековать всю выплавленную крицу, а затем над кузней надо бы устроить навес. Под дождём-то не сильно и поработаешь…

Привычно разжёг горн, приладил мех, покачал недолго, чтобы угли разгорелись. Вытащил из стоящего здесь же короба крицу, придирчиво её осмотрел и кинул в горн. Когда та разогрелась, вытянул её щипцами, положил на наковальню и принялся отбивать. Некоторое время он плющил заготовку, потом снова грел, снова плющил, а потом, когда шлака на вид в ней не осталось, положил остывать. Что-то было как-то не так…

Вот вроде бы и проработали они со здоровяком всего ничего, а вот отбивать шлак из крицы в одиночку стало совсем нездорово. Ещё и день, как назло, начал вступать в свои права, и в прорывы в низких тучах проступило солнце… Возможно, всему виной было настроение, но грязной работой в такой день ему заниматься не хотелось. Он немного постоял, посмотрел на падающие вдалеке на землю солнечные лучи, вдохнул полной грудью уже почти весенний воздух. А затем, подсыпав в горн угля, положил в него железную заготовку и принялся качать мех: если нет настроения отбивать крицу, значит, будем ковать наконечники для копий.

Хотя начал он с наконечников для стрел: с ними было проще всего. Мишка отковал полосу толщиной миллиметров в пять, снова разогрел ее, нарубил на ровные вытянутые кусочки и затем начал по очереди, проковывая, придавать им форму и оттягивать края. За этим занятием и застал его Ур. С ним пришёл сын – пацанёнок, на вид лет пяти. А ещё – Таука. Готовый наконечник охотники долго крутили в руках, рассматривали и цокали языками, пока Миша заканчивал с остальными. А когда Мишка протянул им куски камня и велел заточить оттянутые кромки, безропотно согласились.

Миша же, пока горн не остыл, решил заняться копьями. Втулки он, разумеется, делать и не собирался, ограничившись вытянутыми с двух сторон штырями, в которых пробил отверстия для гвоздя. Само лезвие на первых трёх экземплярах сделал, не особо мудрствуя, листовидным, толщиной у основания около трёх сантиметров и пяти миллиметров в конце. Ширина получилась чуть больше половины ладони. Ну и, разумеется, ни один из наконечников особо сильно на другой не походил: натуральный «хенд-мейд» всё-таки! А вот четвёртый чёрт его дернул сделать более крупным. Получилось что-то вроде кинжала длиной в тридцать сантиметров на все тех же штырях с дырками. Только в этот раз Мишка наварил их аж четыре штуки – с каждой стороны по одной.

Охотники уже давно перестали точить и с интересом наблюдали за Мишкиной работой, при этом ни мешать, ни помогать не спешили. Когда Миша закончил и устало смахнул пот со лба, они предъявили ему остро заточенные наконечники. Мишка хмыкнул:

– Надо бы попробовать…

Договорить он не успел: Таука достал откуда-то сбоку уже готовую стрелу с насаженной на неё железкой. Ну да, а чего он, собственно, хотел? Для взрослого охотника насадить острие на стрелу проблемой не является, независимо из чего это самое острие изготовлено, на технологию крепления это принципиально не влияет и времени много не занимает. Мишка покосился на прогоревший горн: всё равно надо заново разжигать, тем более – лук уже кто-то принёс.

– Ну, пойдем тогда, постреляем.

Охотники вначале собирались пробовать стрелу по старинке, стреляя в обрывистый склон возле реки. Но Мишка солидно покачал головой и указал в сторону степи. Охотники спорить не стали, просто пожали плечами: мол, Мисаш, твоя стрела, тебе и решать, и вся троица и так и не ушедший мальчишка спустилась со склона и направилась в сторону одиноко стоящего где-то в трёхстах, может, чуть больше, может меньше, метрах от склона холма дерева. Таука натянул лук, наложил стрелу и рывком выстрелил. В ствол, разумеется, попал. А когда подошли ближе, не выдержал и захромал быстрее, чтобы рассмотреть, что стало со стрелой… И каково было его удивление, когда он обнаружил стрелу не только не сломанной, но и пробившей кору почти на весь наконечник, ушедший в древесину.

– Ну, как? – Мишка довольно ухмылялся. – Нравится тебе, Таука, новая стрела?

– Конечно, нравится, – охотник ходил вокруг торчащего из дерева древка, не сводя глаз с острия. – Ты сделаешь мне такие же?

Миша задумался. Таким макаром на него весь род свои хотелки повесит, но брату жены отказать нельзя: не поймет ни он, ни она.

– Тебе сделаю две руки таких стрел. Но остальным не буду. Мне много ещё надо сделать того, что просил Койт.

Оба охотника кивнули: Таука – довольно, а Ур – не особо – он не успел попросить, а иметь такие стрелы ему тоже хотелось.

Саму стрелу Миша вырубил из дерева топором и протянул Тауке:

– Первая!

Дальше работа пошла веселее. Потому как теперь приходил помогать не только Ур, но иногда и Таука. Мальчишка тоже прибегал, когда мать его не припахивала по хозяйству. Звали его Ума, вероятно, по аналогии с отцом и дядей. И вот он изводил Мишку вопросами по поводу и без. Миша злился от болтовни под руку, но отвечал по мере возможности. И в отместку припахивал того точить готовые наконечники стрел и копий. Получалось у пацанёнка не особо, но зато от чувства причастности к ответственному магическому действу его аж распирало от гордости. Что Миша, что отец, что Таука – все смотрели на него и про себя улыбались. Когда через шесть дней всё заготовленное кончилось, Миша подарил ему настоящий закалённый нож, и Уму от счастья чуть не разорвало. Ур, конечно, поворчал немного: мол, рано такому мелкому давать то, чего у некоторых охотников ещё нет, но видно было, что сам доволен.

Вообще по этому поводу Мишка бы поспорил. За это время он сковал тридцать шесть наконечников для копий, в основном небольших, но и четыре крупных – в форме кинжала – тоже изготовил. Еще три десятка ножей и целый мешочек наконечников для стрел, не считая десяти Таукиных. Ах да, ещё выковал новый нож себе, взамен старого. Теперь всё это дело осталось только хорошенько заточить, проуглеродить в горшке и закалить. На этом первый этап из запланированного можно было считать законченным. Но непосредственно сейчас надо было делать навес, потому как заметно потеплело и с неба всё чаще начал капать дождь.

Жерди для навеса пришлось выдирать из забора рано утром, чтобы не видел Хуг, который теперь, когда охотники вернулись, снова занялся своими привычными хозяйственными хлопотами, и в ночь больше не ходил. Но вот не спалось ему отчего-то, и зачастую он допоздна сидел возле чахлого костра и уходил к себе уже под утро. Может, и не самое лучшее решение, но поблизости всё равно ничего более подходящего не было. Поэтому когда навес уже был связан, и они втроём пытались пристроить на него сверху большую шкуру гова, а к ним с явными намерениями ругаться спустился старикан, Мишка просто развёл руками. Мол, как могли!

Тот для важности поворчал, но после того, как Миша дал ему новый ножик с обтянутой кожей деревянной рукояткой, немного успокоился и сказал, что заново сделает порушенный участок, но сплетёт его из кустарника. И ещё заявил, что с Мишки ещё топор, и никак иначе! И ушел быстро, чтобы не слушать возражения…

А меж тем угля-то осталось совсем мало. Прокалить в горшке и закалить хватит, а вот на новую плавку уже точно нет. Поэтому Хуга Миша всё-таки догнал. Вначале сказал про уголь, намекая на топор, потом про руду, мол, неплохо было бы баб за ней послать, пока всё вокруг не раскисло. Еще неплохо было бы пару больших горшков… Тот кивнул, но невесело. Мишка и сам понимал, что плавник не вечный, но что делать? Летом придётся наверняка сплавать на лодках – поискать рощу где-нибудь выше по течению, а пока придётся так, благо зима кончается, да и была она в этом году мягкой, так что основным уничтожителем дров был именно Миша со своим железом.

Ещё пару дней, укрываясь от мелкого дождя под навесом, Мишка усердно точил камнями всё, что изготовил, а потом также калил всё в истертом угле в горшках с обильно обмазанными глиной местами соединения. В этот раз постоянно проверял горшки, понемногу подсыпал уголь, да и вообще – держал только до вечера, пока не прогорело. После чего оставил всё остывать. С утра извлёк из них металл, почистил его и, как мог, закалил на остатках угля.

Вечером показывал всё, что получилось, Койту. Тот был доволен, долго разглядывал большие наконечники для копий, резал ими деревяшки, цокал языком, бренча увесистым мешочком с наконечниками для стрел. Потом спросил про топоры… Мишка на это только развел руками: мол, нет угля и руды, и поделать ничего с этим не могу. Старик только кивнул: видать, был у него об этом разговор с Хугом. Однако настроение у него всё равно не ухудшилось.

Все четыре больших наконечника он отдал охотникам рода: Уру, Тауке, Тоне, один оставил Унге. Ещё восемь отложил отдельно, тоже для своих, как и заметную часть стрел и восемь ножей. Остальное отнёс в свой дом, это было, как Миша понял, отложено для Гото. Собственно, он не знал: договорились ли два вождя-старейшины друг с другом до чего-нибудь или нет? Но сам факт того, что часть Койт отложил, говорил о многом.

– Койт, – когда все разошлись, Миша подсел к старику поближе: так, чтобы громко не говорить: – Расскажи мне о тех, кто приходит с заката…

Старик приподнял бровь.

– Зачем тебе?

– Ну-у, – Мишка протянул, – они приходят на больших лодках, привозят медь, ещё много чего. Но где они живут? Какие строят посёлки? Никто из наших охотников этого не знает. Может, если они живут лучше, и стоит поучиться у них…

Койт кивнул, понимая вопросы.

– Они другие люди. Живут за соленой водой, что на закате, и приплывают на большой торг, что зимой, на одной или двух больших лодках. Меняют медь только на меха и шкуры хищников… Как они живут, я не знаю…

Старик на некоторое время задумался, потом продолжил:

– Они пьют кислую воду, от которой болит голова, и называют её вином, а разговаривают на сложном языке. Больше я не знаю. Для чего ты это спросил?

Слово «вино» звучало, разумеется, совсем не так, но Миша понял именно так: слишком близкая получалась ассоциация.

– Да так… Возможно, стоит когда-нибудь добраться до них. Посмотреть, как они живут…

Старый Койт внимательно на него посмотрел, но ничего не сказал.

На следующий день хромой Хуг, балуясь новым копьём с железным остриём, сообщил Мише, что отправил баб за красной землей, а мальчишек – жечь уголь. Но угля будет меньше, чем в прошлый раз, потому как дров осталось мало, и только по причине теплой погоды часть он может отдать Мисше.

Мишка внутренне улыбнулся. Вот так вот: налицо задействование административного ресурса. Так что, как говорится, «как только, так сразу». Будут расходники, будут и топоры, а что останется, то, уж извините, но Мишка использует по своему усмотрению.