Глава 3
Раген
Лето 324 П. В.
Раген сделал глубокий вдох. Пахло отчасти его личной вонью, настоявшейся за многодневное странствие без постели и ванны, но амбре пересилил аромат теплой пыльцы, который напомнил об истоках его любви к дороге вестников. В Лактоне стояло лето – мечта и сказка для его земляков в далеком северном Милне. Каменистая почва Милнских гор была скупа на урожай фруктов, но плодородные земли вокруг великого озера родили с лихвой и не терпели убытка.
Он привстал в седле и сорвал с низкой ветки яблоко величиной с кулак. Жители придорожных деревень сажали деревья с оглядкой на вестников. Для многих селений это было поводом к гордости, и путники закатывали царские пиршества, вкушая груши и яблоки, сливы и персики. На одном участке пути росли такие апельсины, что рот Рагена наполнялся слюной при одном воспоминании.
«Не надо спешить, – подумал он, со смачным хрустом вгрызаясь в яблоко. – Наслаждайся мгновением и запоминай, потому что оно не повторится».
– Последний поход, – пообещал он Элиссе. – Я вернусь еще за месяцы до рождения малыша и уже навсегда повешу копье на стену.
В запасе оставался не один месяц пути, и пообещать было просто. Большую часть времени он потратил на доставку местной почты, чтобы повидаться и проститься со старыми друзьями. Кто-то встречал его радушно, кто-то – на удивление трогательно. Обе стороны договаривались поддерживать связь, но все понимали: больше они не увидятся.
Он доехал до Форта Райзон и дальше, путешествовал по три дня кряду лишь для того, чтобы навестить определенный хутор и в последний раз полюбоваться безлюдными пустошами. Но скоро он покинет Лактон и вступит в Энджирс, где список друзей короче.
Он тосковал по Элиссе, мечтал обнять ее и полюбоваться ее округлившимся чревом, но не мог избавиться от желания выгадать еще немного времени, прежде чем ворота Милна закроются за ним в последний раз.
Раген проделывал этот путь ежегодно на протяжении двадцати лет, пользуясь доверием и гостеприимством как купцов, так и правителей. Хлебное место, за него старшие вестники готовы были вцепиться друг другу в горло, – за несколько лет удавалось скопить достаточно, чтобы еще молодым уйти на покой. Цеховой мастер Малькум наверняка потирал руки в предвкушении куша, который сулили ему вестники за это назначение.
Но Раген успел пошептаться с кем надо и собрал письма от королевских особ и купцов со всей страны, в которых выражалось желание видеть на месте Рагена его протеже Арлена Тюка.
К горлу подступил ком, и Раген сглотнул от гордости. Его карьера заканчивалась, но Арлен достоин сменить его, как Раген сменил своего отца, королевского вестника.
Раген завидовал Арлену, но угнетало его личное будущее. Все говорили о его отставке как о чем-то желанном, словно отказ от красоты большого мира и жизнь за мечеными стенами принесут ему великое облегчение.
– Ночь, мне почти сорок лет, – пробормотал он.
«Сорок три, – уточнил внутренний голос. – Раньше после ночной пьянки тебе хватало тарелки яиц и четырех часов сна, а теперь мучаешься несколько дней».
– У тебя как у вестника есть два пути, – сказал ему в годы ученичества мастер Коб. – Уйти молодым или умереть молодым. Демоны не простят тебе, когда ты утратишь прыть тридцатилетнего.
Но вот впереди показался торфозаготовительный поселок Топь, и Раген отвлекся от тяжких раздумий. Скоро он утешится теплой едой и веселой беседой в доме своего друга Релана. Красийские товары стоили дорого в Форте Райзон, но много меньше, чем в герцогстве Милн. Его седельные сумки разбухли от игрушек для детей, шелка и специй для Зари и кувшина кузи для Релана.
Раген улыбнулся. Не только для Релана, но и для себя. Они в последний раз будут пить, пока не распробуют корицу, и проведут так всю ночь, пугая Зарю и детей байками о дорожных приключениях.
При виде выгоревшего дома у Рагена перехватило горло. Болотники залили последние уголья, и двор смердел едучей смесью пепелища и крови.
Увы, Раген отлично знал этот запах. Как всякий вестник. И сколько ни сталкивался с подобным, привыкнуть не мог.
Он так и видел семейство Дамадж – его призраки носились по двору и отдыхали на крыльце, наслаждаясь долгими летними вечерами.
А сейчас болотники укладывали немногочисленные останки на поддон для последующего сожжения, действуя под надзором местного рачителя, который старался сложить хоть какое-то подобие тел, дабы обеспечить им достойные похороны.
Это было чересчур. Раген сполз с лошади и, силясь вдохнуть, согнулся почти пополам так, что голова оказалась между колен.
Кто-то тронул его за плечо, и он, подняв глаза, встретился с добрым взглядом рачителя Вереска. Тот тоже едва не плакал.
Трудно сглотнув, Раген каркнул:
– Кто-нибудь выжил?
Вереск устало пожал плечами:
– Останков хватило только на одного близнеца, но это, возможно, части обоих.
Раген кивнул:
– Даже когда сорванцы были живы, я не знал, где кончается один и начинается второй.
Вереск издал звук вроде смешка, уместного при столь мрачной шутке.
– Терн и вовсе как в воду канул.
– Ищут? – вскинулся Раген.
– Я отправил людей прочесать болото, но… Мальчонка – совсем кроха. Крупный демон мог проглотить его целиком.
Это правда, но Раген отказывался верить. Релан был ему другом, и, если два его сына могли уцелеть и где-то прятались, израненные и перепуганные, долг Рагена их найти.
– Обождите с костром, – сказал он. – Я сам посмотрю.
Вереск кивнул:
– Мы отнесем поддон в Праведный дом, чтобы я разбросал пепел по меченой земле. Даю тебе срок до вечернего рога.
Двор Дамаджей затоптали множество болотников, явившиеся кто помочь, кто поглазеть, но в огороде Раген нашел что искал. Следы. Судя по всему – Зари и Терна. Заря оставила мальчика в зарослях свиного корня. Толково придумано.
Потом она побежала домой, и ее растерзали.
Раген выдохнул сквозь слезы. Терн очутился в надежном месте, но жар и дым, очевидно, стали нестерпимыми. После тщательного поиска Раген выяснил, где мальчонка выбрался с огорода, чтобы добежать до мусорной тележки, а оттуда рвануть на болото.
Раген напал на новый след только через час – заметил в грязи леденцы, облепленные муравьями. Терн здорово натоптал под златодревом.
– Терн! – позвал Раген, задрав голову. – Ты наверху, малыш?
Не получив ответа, он вздохнул, уцепился за ветку и подтянулся. Завтра будет крепатура.
Ямка, где ночевал Терн, нашлась легко. К ложу из примятых листьев пристала кукурузная шелуха, в которую были завернуты леденцы, а сама выемка провоняла свиным корнем.
Дальше след потерялся, и Раген несколько часов проходил по болоту, зовя Терна. Он обыскал и свалку, зная, как много времени проводили там мальчики Дамаджей, но тоже впустую.
Протрубил большой рог, возвещая сумерки, и Раген с тяжелым сердцем оседлал Ночку и помчался к Праведному дому. Если бы нашелся хоть один след мальчика после того, как он спустился со златодрева, Раген разложил бы свой круг и ждал бы всю ночь, не донесутся ли крики.
Но это лишилось смысла. Раген знал правду, какой бы горькой она ни была. Он продержался бы дольше, чем большинство других, но шестилетний мальчик – один, в открытой ночи?
Терн мертв.
Хотя болотники пренебрегали еженедельным посещением Праведного дома, у погребального костра собрался весь поселок, желая отдать дань уважения даже той семье, которая не вполне вписывалась в местное общество. Все были серьезны, но плакали, помимо Рагена и рачителя, немногие. Только Тами Тюк рыдала открыто.
Когда служба кончилась, Мейсен Тюк сплюнул:
– По крайней мере, я больше не должен этой поганой Заре восемь ракушек.
Его братья загоготали.
Раген сгреб шутника за рубаху и придержал. Хрустнуло, и изо рта Мейсена вылетели обломки зубов.
Тюки бросились на подмогу, но Раген схватил его за руку, пригнулся и перебросил через себя, превратив в снаряд, поваливший помощничков наземь.
– Вы заплатите по десять каждый Праведному дому за похороны, – прорычал Раген, – иначе – Создатель свидетель! – я позабочусь, чтобы вы больше не получили ни одного письма.
Гласная Марта подоспела мгновенно. Она встала между ними, но трудно было сказать, на чьей она стороне, потому что взирала на всех одинаково свирепо.
– Это не понадобится, вестник. – Она взглянула на братьев Тюк. – Вы слышали. Раз вы, ребята, не уважаете мертвых – ступайте домой за кошельками.
Те не двинулись с места, и Раген подумал, что гордость понудит их вступить в заведомо проигрышную схватку. Ему даже хотелось, чтобы они бросились на него. Несколько сломанных костей научат их уважать усопших и напомнят, как им повезло, что выжили.
Другие болотники бесстрастно наблюдали за сценой. С Мартой наверняка согласились не многие, но всем хватило ума не перечить вестнику, тем более уровня Рагена. От воли вестников зависели целые состояния.
Рачитель Вереск подошел к Марте, упер руки в бока и уставился на Тюков. Позади него бушевало пламя, добавляя зрелищу мрачности. Братья Мейсена дотронулись до шляп и быстро зашагали прочь. Мейсен сплюнул кровавый сгусток и махнул своему семейству, чтобы шли следом.
– Праведный дом предлагает тебе на сегодня ночлег, вестник, – сказал Вереск, когда костер догорел.
– Благодарю, рачитель, – ответил Раген. – У меня есть кувшин красийского спиртного, который я привез Релану. Ты почтишь меня, если выпьешь со мной.
Вереск закашлялся, недоверчиво глядя на крохотную чашку.
– Косит вернее, чем пинта моего лучшего эля, а на вкус что твоя огненная слюна! Такое пойло не может не угодить под запрет!
– Оно и угодило, – усмехнулся Раген. – Всем, кто им торгует, дама рубят большие пальцы, а порка положена даже тому, у кого найдут.
– Не может быть, – покачал головой Вереск. – Релан говорил, что в Красии только его и пьют.
Раген налил на второй круг, чокнулся чашечкой с рачителем, и оба выпили.
– Красия ничем не отличается от других мест, рачитель. Там есть свои праведники и свои лицемеры. В Эведжахе сказано: спиртное – грех…
– Создатель запрещает, – уточнил Вереск.
– Но это не значит, что все его слушаются. – Раген уставился в пустую чашку. – Релан рассказывал тебе, почему уехал из Красии?
Вереск кивнул:
– Тамошних воинов каждую ночь запирают в полном демонов Лабиринте, а с теми, кто убегает, обращаются как с отребьем. Релан сказал, ты предложил ему нечто лучшее и рискнул жизнью, вывезя его за ворота.
– Так и выразился? – рассмеялся Раген. – О, до известной степени это правда, но он здорово приукрасил. Я знать не знал Релана до того утра, когда выехал из Форта Красия. Проделал нелегкий путь и ехал чуть ли не дотемна, а потом выпряг лошадь и разложил переносные круги.
Он снова наполнил чашечки кузи.
– И вот я, значит, развожу костер, ставлю чайник, и вдруг из темноты выходит шарум в полном воинском облачении, с копьем и щитом. Я так перепугался, что чуть не надул в штаны. Схватился за копье, но он даже после того, как целый день провисел на тележной оси, отбил мои выпады, как будто я был молокососом и держал учебный муляж. Будь он полон сил, я бы и вовсе пропал.
Вереск принял чашку:
– И что же дальше?
Раген пожал плечами:
– Он врезал мне копьем, и я растянулся. Пользуясь случаем, мог и убить, но вместо этого опустил копье и подождал. Тут я смекнул, что он не нападал, а защищался. Этот сын Недр ни слова не понимал по-тесийски, но я неплохо освоил базарный жаргон, и мы кое-как побеседовали. Он взмолился, чтобы я взял его на север, и в итоге мы проездили на пару почти три сезона, пока он не положил глаз на вашу смазливую травницу.
– Город взорвался, когда они попросили меня поженить их, – кивнул Вереск. – Я и не стал бы, но Релан перешел ради нее в нашу веру.
– Он склонялся к этому еще до того, как мы покинули пустыню, – сказал Раген. – Релан не хотел умереть в Лабиринте, но не желал и портить отношения с Создателем. Ты ему помог. Я помню, как он плакал, когда ты осенил его знамением и окурил ладаном.
Раген поднял чашку:
– С тех пор в их домике чуть ли не каждый год случалось прибавление. А теперь он пуст.
– За Релана и семейство Дамадж, – чокнулся с ним Вереск. Выпив, он озадаченно взглянул на чашку. – На вкус напоминает…
– Корицу, – поддакнул Раген. – Но ее замечаешь, только если напьешься вдрызг.
Вереск закупорил кувшин:
– Тогда лучше чуток оставить. Мне нужно сохранить здравость рассудка и каждый час трубить в рог.
Рачители Создателя жили по Закону Споспешества, который гласил, что Праведный дом должен служить убежищем на протяжении всей ночи. В мире нашлось бы немного метчиков, способных потягаться с рачителями в могущественных начертаниях, усвоенных в их бытность послушниками. Рисовать храмовые метки было намного труднее, зато хитроумные сети становились непроницаемыми и отражали атаки подземников столь мощно, что усердный демон мог забить себя насмерть о меченую стену, ничем ей не повредив.
В помощь бегущим дорожку ко входу всю ночь освещали фонари, а двери никогда не запирались. Рачители жили скромно, красть у них было нечего.
Большой же рог звучал каждый вечер за час до заката и еще раз – на рассвете, указывая дорогу тем, кто попал в беду. И если рачитель собрался трубить всю ночь…
– Ты все еще думаешь, что Терн где-то бродит? – спросил Раген.
Вереск взглянул на часы и нетвердо поднялся:
– Когда я спросил у Релана, почему он решил изменить Эведжаху и подчиниться Канону, он вот как ответил: «Теперь мне ясно, что если власть Эверама безгранична, то даже Най существует лишь с его попущения. А значит, алагай приходят по его воле. Что это, если не наказание за наши грехи?»
Раген нахмурился:
– Прости, рачитель, но я никогда в это не верил. Сказано, что Создатель нас любит. Какая же это любовь – наслать подземников?
– Парадокс, – согласился Вереск. – Об этом веками спорили мужи поумнее, чем мы. Но и Канон, и Эведжах сходятся в том, что могущество Создателя безгранично. – Он доковылял до большого рога, чуть помедлил и облизнул губы. – Мы живем в реальном мире и поступаем исходя из того, что видим, но всегда можем молиться о чуде.
Набрав полную грудь воздуха, он дунул.
Утром Раген возобновил поиски Терна, искал его и следующий день, но тщетно. Видимо, Создатель хоть и способен на чудеса, но прижимист.
Когда наконец показались высокие стены Милна, Раген, ждавший тоскливого чувства, внезапно воспрянул духом. Да, он простился с большим миром, но этим уважил Релана. Друг ставил семью превыше всего, и чем почтить его память, как не решением покончить со скитаниями и позаботиться о родных?
Он вошел в город, глядя в будущее, а не в прошлое.
Достигнув района метчиков, где держал лавку Коб, он сделал короткую остановку перед тем, как навсегда осесть дома. Арлен полировал доспехи, когда Раген переступил порог.
– Если бы ты уделял своей девушке половину того внимания, что тратишь на доспехи, она бы кормилась с твоей руки.
Арлен с улыбкой поднял глаза:
– Вот это и называется перекладывать с больной головы на здоровую, а если нет, то я и не знаю, что тогда. У меня было бы больше времени на Мери, не присматривай я за госпожой Элиссой, пока ты в разъездах.
От упоминания имени Рагена бросило в дрожь.
– Она здорова? Ребенок…
– Видок у нее такой, будто проглотила снеговика. Нижний шар, – уточнил Арлен. – Но травница говорит, что все замечательно.
Он поворотился и крикнул:
– Коб! Раген вернулся!
Седовласый метчик вышел через секунду.
– Раген! Как съездил напоследок?
– Что до меня, то благополучно, – ответил тот.
– До пустыни доехал? – спросил Арлен.
Раген мотнул головой:
– Заночевал на Обзорном Холме.
Улыбка Арлена стала кислой.
– Я слишком долго довольствовался наблюдениями. Жду не дождусь лицензии, чтобы воочию увидеть мир. Отправиться туда, куда не ступал ни один вестник.
– Как Марко Шатун, значит? – улыбнулся Раген.
Арлен пожал плечами:
– Каждый вестник хочет быть Марко Шатуном.
– Эй, малец в своем праве, – вмешался Коб. – Я в его годы тоже приставал к жонглерам, чтобы рассказали о Шатуне.
– Истинно и справедливо, – кивнул Раген. – В преданиях говорится об удивительных местах, где он побывал, но всегда умалчивается о бремени на душе, с которым вернулся домой.
– Хочешь сказать, что дело того не стоит? – спросил Арлен.
– Создатель, да нет же, – поморщился Раген. – У меня в сумке лежат письма от половины купцов и знати, которые проживают южнее Рубежной реки. Все они просят, чтобы мой летний поход в Лактон перепоручили Арлену Тюку.
– Честное слово? – округлил глаза Арлен.
Раген кивнул:
– Цеховому мастеру Малькуму будет трудно отказать, коль скоро ты пришелся по нраву графу Брайну после твоего безумного путешествия на его копи.
С победным воплем Арлен вскочил на ноги. Это было настолько не похоже на того серьезного отрока, к которому привык Раген, что вестник не знал, как реагировать. Он посмотрел на Коба – старый метчик опешил не меньше.
– Элиссе это не понравится, – заметил Раген. – Как, полагаю, и Мери.
– От тебя они ничего не узнают. – Арлен окинул взглядом обоих. – Вы пока молчите. Я сам скажу, когда буду готов.
Раген кивнул:
– Лично мне предстоит лишь решить, как распорядиться остатком собственной жизни.
– У меня есть на этот счет кое-какие соображения, – отозвался Коб. – Поскольку ты почти обеспечен, я лишаюсь партнера.