Глава двадцать седьмая
После трапезы и вечерней молитвы монахи не спеша разошлись по кельям. Тут и там затрепетали слабые огоньки свечей. Свечи берегли, их выдавали только тем, кому поручено разбирать туземные записи, да тому, кто копил мудрость высказываний и толкования заповедей священных скрижалей. Записи вели на длинных свитках из грубой бумаги, которую выделывали ремесленники, здесь же, на монастырском дворе. Окон не открывали. Тропическая мошкара в это время суток была настойчива в своих попытках проникнуть в кельи. Другое дело – после полуночи: ветер начинал дуть в сторону океана и отгонял крылатых тварей.
Ворота, запертые крепкими засовами, охраняли двое прислужников и парочка домашних лайвов. Монастырь насчитывал тридцать два монаха, включая настоятеля и восемь прислужников, сон которых был чутким – мешала духота. Только после полуночи прохлада давала желанный сон и покой. Поэтому до глубокой полуночи во дворе можно было наткнуться на бредущего монаха: отхожее место было в глубине двора, скрытое густыми оливами.
В этот вечер монастырская братия, казалось, успокоилась рано. Слабый дождь принес прохладу, и аромат цветущих азалий обволакивал притихший монастырь.
За воротами послышался шум несколько грубых мужских голосов потребовали открыть двери:
– Эй, монахи! Требуется причастие! Наш матрос умирает: его укусил скорпион и скоро он предстанет перед очами создателя! Не дайте грешной душе уйти без покаяния! Эй, настоятель! Помогите!
– Кто там? – послушники успокоили шипящих от ярости лайвов.
– Два матроса фрегата «Заря» и капитан Азигет! Попросите настоятеля запустить нас!
– Эй, там, у ворот! Пропустите матросов и капитана!
Ворота заскрипели, и во двор ворвалась ватага моряков с пылающими факелами. Блеснули палаши, ударил пистолетный выстрел. Один прислужник был сражен наповал, зато другой, увернувшись от удара шпагой, схватил бамбуковую палку и ловко орудуя ей, отбивался от трех наседавших на него моряков. На помощь ему кинулись лайвы. Вцепившись острыми зубами в ноги нападавших, они заставили их на минутку остановиться. Этой минутки хватило, чтобы часть монахов, похватав свои посохи, выскочили во двор.
Нападающие разделились на три группы. Одна, яростно размахивая шпагами, ринулась на монахов. Завязалась потасовка. Зато другая группа кинулась к окнам. Один поджигал тлеющим трутом фитиль заряда, а другой, разбивал окно и забрасывал туда заряд. Рвануло пламя, яростно клубясь, выплеснулось наружу. Послышались истошные крики боли горящих заживо людей. Однако, и монахи не дремали: все больше и больше появлялось их во дворе. Выхватывая из своих посохов длинные клинки, они теснили нападавших к воротам. Третья группа матросов, возглавляемая самим капитаном, кинулась под навес, где стояла диковинная машина. Два заряда, подожженных почти одновременно, выплеснули жаркие языки пламени. Дымно и чадно запылали резиновые колеса.
Матросы кошками метнулись к дверям небольшого и уютного домика, где, по слухам, жил тот, кто знал, как заставить двигаться эту колдовскую машину. Полуодетый туземец выскочил на крыльцо и почти сразу был оглушен ударом кулака. В открытую дверь его жилища полетел заряд огненной смеси. Ударило, полыхнуло и забилось пламя, жадно пожирая все вокруг. Нападающие даже не заметили, как хрупкая женщина, выбив окно в дальней комнате, одного за другим спустила на зеленую траву детей и выскочила сама. Похватав их на руки, убежала и спряталась в монастырском саду.
– Тайфун на горизонте! – капитан, бросив боевой клич пиратов, подбежал к матросам, бьющимся с монахами.
– Сворачивай паруса! – откликнулись разом воодушевившиеся матросы.
Чаша победы склонилась на сторону наседавших матросов. Монахи, деморализованные пожаром, отбиваясь короткими выпадами, пятились, построившись полукругом. Никто и не заметил, как двое матросов бегом вынесли за ворота оглушенного туземца.
И тут громыхнуло! И следом ещё раз! Взорвались баллоны колес трактора. И матросы, и монахи в страхе попадали на землю. Первыми опомнились матросы королевского фрегата.
– Бегом, к трапу! – крикнул кто-то, это был призыв собираться всем у корабля.
Через десяток секунд все нападавшие выскочили за ворота, сели в две кареты и уехали в сторону порта. Монахи принялись тушить пожар, оказывать помощь раненым товарищам и подсчитывать убитых.
Настоятель монастыря склонялся над каждым убитым и сожженным, откидывал грубую циновку, прикрывающую лицо монаха, становился на колени и что-то шептал, глядя в черное ночное небо. Слезы катились из его глаз, капали и застревали на реденькой седой бороде.
– Отец наш духовный, – монах дотронулся до плеча настоятеля, – мы нашли всех убиенных и сожженных, убито девять, да сожжено адским пламенем четверо. Раненых – восемь, мы потеряли половину братии, да вот ещё беда: сожжена машина для обработки полей. И не можем найти машиниста… Дом его сожжен, и судьба детей и жены его нам неведома.
– Тушите дом и при свете дня будем искать.., – поднялся с колен настоятель. – Убиенных братьев хоронить будем завтра, после полудня, отпеть их надобно!
– Братия! Надобно усилить караул и почивать каждому по немного. День завтра будет хлопотный.
– Отец наш, – подошедший монах тихим шепотом окликнул настоятеля, – не желаете ли сообщить учителям о случившемся? – он протянул небольшую плоскую коробочку, в которой любой житель планеты Земля узнал бы обычный сотовый телефон.
– Ох-хо-хо! Грехи наши тяжкие! Не могу привыкнуть никак к этой штуке! Брат мой, нажми перстами на нужные пластинки!
Монах, потыкав пальцами, набрал нужный номер и протянул его настоятелю:
– К вам обращается настоятель монастыря благочестивой Африне. Да, да это я ваше святительство господин Арти! Беда пришла в наш дом! Напали на обитель люди капитана Азигета. Убили многих, пожгли немало… И вашу чудную машину спалили злодеи…
– Нет, про машиниста и его семью я не знаю ничего. Нет, присылать ничего не надо. Вам виднее, святой Учитель!
Через несколько минут над монастырем завис небольшой аппарат, напоминающий микроавтобус, яркий свет залил монастырский двор и санитарный гравиелёт плавно приземлился перед ещё дымящимся зданием. Монахи почтительно, но с явной опаской, попятились к стенам. Шесть человек, с чемоданчиками, на которых красовался красный крест, стали быстро осматривать раненых.
– Приветствую вас, святой Учитель Арти! – настоятель согнулся в почтительном поклоне перед Артёмом, вышедшим из кабины гравиелёта.
– Уважаемый настоятель Шигал! Я прошу вас постараться и впредь звать меня только по имени! Давайте пройдем к раненым, время дорого!
Через полчаса восемь сильно пострадавших монахов были размещены в гравиелёте, трое, легко раненных, остались в монастыре. Настоятель, любезно провожая Артёма к машине, вздрогнул от телефонного звонка.
– Слушаю, Александр Петрович! Да, я вас понял! Да! Никаких действий в отношении людей с фрегата не предпринимать!
– Господин Арти, то был сам великий Учитель святой Алекс?!
– Да, это был верховный учитель, – Артём спрятал телефон, – он сам завтра прибудет к вам, чтобы понять, что произошло и оказать вам помощь.
– Учитель Арти! Но ведь это невозможно! Не может сам великий Учитель навестить такой ничтожно малый монастырь! Это подорвет его авторитет!
– Авторитет Учителя Алекса не может подорвать даже создатель! Они с ним друзья!
– Помоги и просвети нас, великий создатель! Тысячу раз благодарю тебя за то, что ты ниспослал нам Учителей! – настоятель в молитвенном порыве поднял глаза к небу.
– Уважаемый настоятель Шигал, сильно ли пострадала библиотека монастыря? – прервал его молитву Артём.
– Погибли многие глиняные таблички. Только это копии: мы успели их сделать и, как вы советовали, подлинные спрятали в надежном месте. Как вы и просили, мы отдадим все в то здание, что вы называете – музей. А вот свитки, не пострадали совсем! Братия для создания копий взяли их в верхние кельи.
– Спасибо вам, уважаемый настоятель Шигал! Вы сделали большое дело!
– Неслыханная благодать! Один из великих и могучих Учителей говорит мне, ничтожному монаху, спасибо! Воистину, настали странные дни! Глиняные таблички с крючками дикарей стали дороже лунного металла! Спаси и сохрани нас, грешных, великий создатель! – настоятель Шигал разговаривал сам с собой, поднимаясь в келью.
Гравиелёт, заложив крутой вираж, приземлился у здания госпиталя в городке, выросшем у подножья горы Трехглавой Змеи.
Немного времени понадобилась каретам, чтобы добраться до пристани. Матросы вывели очнувшегося туземца и доставили его в каюту капитана. Грубо усадили на стул, связали веревками. Человек, сидящий за столом, вкрутил фитиль лампы, и колеблющиеся свет разлился по каюте. В углу сидел ещё один монах и мрачно глядел на туземца.
– Скажи, сын мой, ты причащён к святой вере?
– Разве для того, чтобы задать такой простой вопрос, надо врываться в монастырь, убивать братьев по вере и жечь все вокруг?
– Тогда скажи нам, епископам святого ордена, как ты продал свою бессмертную душу этим слугам дьявола?
Туземец звонко рассмеялся, наклонил голову вперед, словно пытался рассмотреть что-то неведомое и недоступное уму монахов:
– Если бы предо мной были простые монахи, я, может и поспорил с ними на тему веры и святости! А вы, ученые люди, каста ордена, и верите этим сказкам про дьявола?
– Да чего ты с ним возишься? Пытать его огнем! Сразу во всем признается и все скажет!
– Не надо крайностей, брат Ифат! Наш гость хоть и отринул веру, однако, он весьма разумен и понимает свое положение.
– Насколько я понял, высокочтимый епископ Ифат хочет что-то узнать у меня? Так почему сразу и не спросит? Может, я и смогу помочь вам?
– Каков наглец! Да он совсем не боится кары небесной и гнева святого ордена! Ты как посмел неподобающим образом разговаривать с двумя легатами синода?!
– Я нахожусь перед двумя членами синода священного ордена, могучей организации, одно имя которой наводило трепет на всех людей! Так почему же я, ничтожный туземец и раб заморских владений ордена, сижу перед вами вот так – связанный по рукам и ногам? Чего так сильно напугало священный синод? Неужели жалкий туземец представляет такую опасность? Неужели вся команда корабля всерьез опасается меня?
– Я вижу: ты весьма разумный человек! Мне нравится беседовать с тобой! Зови меня – монсеньор Жедал. Я приближенный короля и член синода. У меня к тебе несколько вопросов. Но вначале мы тебя развяжем, дай слово, что будешь вести себя подобающим образом!
– Даю слово! Тем более мне самому очень интересно, что вызвало такое любопытство святого ордена?
– Брат мой, Жедал, ты слишком доверяешь этому бледнолицему! Завтра подведём его к кипящему котлу, и он все скажет! Без утайки!
– Не надо угроз, брат мой Ифат! Как зовут тебя, сын мой?
– Мое имя Майон, что означает плывущий… Монсеньор Жедал, ваш коллега явно не хочет, чтобы мы спокойно беседовали. Если это не противоречит вашим законам, то могли бы мы поговорить с вами вдвоем?
– Да как смеет презренный туземец ставить нам свои условия?!
– Не горячитесь, брат мой по вере! Майон говорит верно. Идите к капитану – добрая рюмка вина взбодрит вашу кровь и склонит ко сну. А мы побеседуем с тобой, не так ли, сын мой?
Туземец Майон кивнул головой в знак согласия. С опаской покосился на острый кинжал, которым епископ перерезал веревки.
– Садись, поближе к столу, сын мой! Сейчас нам принесут горячий шоколад. Ты любишь шоколад?
– Шоколад – это священный напиток! Наш народ пьет его только по особым дням!
– Особые дни – это когда вы чтите своих богов? Тех, кого вы считаете посланцами неба?
– Да! И вера наша оказалась правдой! Всемогущие боги прибыли сами и прислали нам учителей! И их новое учение, словно свет, освещает наш путь. Наши жилища, наша пища – стали другими. Благодаря учителям, мы имеем могучие машины, которые легко и быстро обрабатывают поля, заменяя тяжкий труд. Мы можем учить своих детей и не опасаться, что наших стариков, за ненадобностью, бросят на съедение крокодилам. Монсеньер Жедал, вы не знаете судьбу моей жены и моих детей?
– Увы, сын мой, сие мне не ведомо… Но завтра, как станет светло, я непременно узнаю о твоих чадах и жене.
Епископ придвинул к себе блюдо с двумя чашками напитка, кивнул матросу, и тот, пятясь, вышел из каюты.
– Попотчуйся, сын мой! Считай, что у тебя праздник, родился заново, кстати, это ты мне обязан жизнью! А то вот брат мой по святой вере – Ифат, очень зол на тебя!
– Благодарю вас, монсеньор Жедал! – Майон взял протянутую чашку, с благоговением поднес её к губам и, отпив напиток, поднял глаза к небу. Судя по движению губ, он молился.
– Ничего так не подкрепляет силы, как чашка горячего шоколада! А знают ли уважаемые тобой учителя о целебных свойствах шоколада?
– Да, это для них не тайна, только они больше предпочитают его в твердом виде. Придают ему форму, наподобие листа гинго, только с более ровными краями, и едят маленькими кусочками.
– А скажи-ка мне, сын мой, в чем вера этих, твоих учителей?
– В справедливости! И в равенстве людей, не только перед создателем, но и друг пред другом!
– А вот тут они ошибаются! Взгляни повнимательней, сын мой, взгляни в самую душу! И где ты видел одинаковых людей? Их возможности, богатство, положение в обществе? Разве есть кто-то равный королю? Разве справедливость – главное мерило положения в обществе? Деньги, деньги – вот что ведет к вершине положения в обществе! А скажи мне, Майон, есть ли деньги у учителей?
– Деньги у них есть, только они совсем не придают им значения. Не желают их и не копят.
– Значит, у них их много… Так ведут себя только те, кто достиг богатства…
– Не совсем, так ведут себя те, у кого могущество и власть, власть, облаченная в знания, подпираемая могуществом машин, власть над знаниями законов природы и общества!
– Знания постигаются исканиями и ещё войной! Да, да! Войной! Тот, кто хочет завоевать другой народ, должен иметь оружие, превосходящее оружие противника! Впрочем, сын мой, ты не силен в философии!
Епископ остановился у стула механика Майона и вкрадчивым голосом спросил:
– А как часто ты, сын мой, встречаешься с учителями? И можешь ли устроить мне с ними встречу?
– С учителями я встречаюсь тогда когда мне это необходимо! И встретиться с ними может любой, кто пожелает! Да хоть завтра!
– Сегодня, уже сегодня, сын мой. Наша беседа затянулась за полночь! А как ты даешь знать им, что тебе нужна встреча?
– У меня есть прибор связи.., теперь – наверное, нет. Ваши люди сожгли его вместе с домом.
– Сие прискорбно… А без прибора?
– Просто прихожу в поселок…
– Так просто приходишь в резиденцию к учителям?!
– Туда может прийти любой…
– А вдруг враги?! Вдруг кто замыслит недоброе?
– Они не боятся никого и ничего, их могущество и милосердие не имеет границ!
– Сын мой, если ты завтра сопроводишь меня к учителям, то я обещаю вернуть тебя к семье.
– Что вы знаете о них?
– Они в безопасном месте и ждут тебя. Теперь все зависит от тебя, сын мой!
– Я согласен! Я провожу, вас монсеньор, в поселок учителей и обеспечу встречу с ними! Только заедем в монастырь: я хочу узнать, что с моей семьей.
– Вынужден принять твои условия. Остаток ночи проведешь в кладовой, где хранятся канаты. Там хоть и тесно, зато нет крыс. До утра уже не так далеко!
