• 56 •

В Департаменте полиции имелось несколько комнат, которые могли поспорить с богатствами кабинета Лебедева. Хранились в них предметы, которыми совершались преступления. Но в отличие от изумительного беспорядка кабинета Аполлона Григорьевича здесь каждая вещь находилась на своем месте. Называлась эта коллекция Полицейским музеем. Попасть в него с улицы было невозможно, но о его существовании знали все приставы и околоточные, которые проходили курс обучения. В музее полиции учили будущих стражей порядка на наглядных примерах. Трогать экспонаты здесь считалось обязательным. Подержать в руке нож, которым ревнивая жена отрезала голову мужу, а тело выбросила в Обводный канал, или заспиртованный глаз, вырванный у картежного должника, и прочие диковинки. Особой популярностью пользовалось чучело полицейского с печальными нарисованными глазами, на котором наглядно показывали, куда преступники имеют обыкновение наносить ножевые удары. Так что удивить музеем, перед которым Кунсткамера казалась детской забавой, Ванзарова было трудно.

– Давно собираете коллекцию человеческих заблуждений? – спросил он.

Коллекцию не то чтобы собирали, но вещи, остававшиеся от больных, складывали в хозяйственной постройке и забывали. Когда Чечотт возглавил больницу, сразу взялся за никому не нужный склад, резонно полагая, что в нем хранится богатейший научный материал. Только из одной систематизации страхов и маний можно было написать неплохую диссертацию. С годами вещей набралось на добрую дюжину книг. Но у Чечотта все руки не доходили основательно взять и разгрести это добро.

– Так, помалу, – ответил он.

– Могу ознакомиться?

– Зачем вам, пан Ванзаров, копаться в пыли? – Доктор был так опечален перспективой потратить время на бесполезное любопытство полиции, что не скрывал этого. – Там же вам убийцу не найти…

– В этом как раз и надо убедиться…

Чечотт понял, что от него не отстанут и лучше сдаться. Быстрее освободится. Он пригласил следовать за ним.

Музей психических редкостей располагался в старом кирпичном сарае, не тронутом ремонтом с момента постройки. Чечотт отпер навесной замок, который можно было снять вместе с ржавой щеколдой, и приоткрыл дверь. Пахнуло плесенью и лежалым войлоком. Ванзаров мужественно заглянул внутрь. Экспозиция представляла собой грубо оструганные полки, на которых размещались большие и маленькие мешки с бирками. Были заметны несколько старых сундуков и даже парочка дорожных чемоданов, перехваченных ремнями. Трудно было сказать, что музей был местом познавательным. В багажном отделении вокзала было куда веселей.

Чечотт был рад, что его план удается. Судя по выражению лица пана Ванзарова, увиденное его не обрадовало. Лишь бы не заставил вскрывать все подряд.

– Как видите, это в основном старый хлам, – осторожно заметил доктор. – Ценности не представляет. Если не знать истории болезни…

– Кстати о болезни, – сказал Ванзаров, поворачиваясь к Чечотту, чему тот был совсем не рад, а предпочел бы, чтобы беспокойный пан удалился куда подальше. – Не припомните чего-нибудь венецианского?

– Простите, не понимаю вас…

– Выражусь яснее. Был ли у вас пациент, который воображал себя, например… Казановой. И так был в этом уверен, что надевал плащ-накидку, треуголку и маску? Не припомните?

Вспоминать Чечотту не было нужды. Он еще не забыл галантерейного приказчика, который на почве алкоголизма и несчастной любви вообразил, что он не кто иной, как сам великий любовник и сердцеед. А потому из всей одежды надевал только треуголку с плащом, распахивая который доводил барышень до обморока. Болезнь его была неизлечима, и, пробыв в больнице несколько лет, приказчик немного ухудшил статистику смертности. Чечотт мог бы сказать, что такого не было. Но что-то не позволило ему врать. Быть может, твердая уверенность, что ложь будет поймана.

– Казанова гостил у вас года два назад? – спросил Ванзаров, выслушав историю.

– Чуть меньше…

– Не сочтите за труд показать его вещи…

Ласковый тон не мог обмануть доктора. Он прекрасно понял, что в него вцепились стальные когти. Чечотт зашел в сарай и снял с верхней полки тертый чемодан. Прежде чем открыть, Ванзаров попросил его осмотреть и даже провел ладонью по треснувшей коже. Терпеливо выждав, Чечотт принял чемодан обратно, поставил на землю, дернул за ремни чуть сильнее, чем надо, все от раздражения, и распахнул его.

– Это и есть наряд Казановы?

Вопрос оказался уместным. Чечотт смотрел на вещи и не узнавал их. Вместо плаща отличного черного шелка – недаром галантерейный приказчик – лежало скомканное одеяло, проеденное молью. Треуголка превратилась в войлочную шляпу с дырой вместо донышка. Как будто ее долго ела крыса.

– Ничего не понимаю… – проговорил доктор. – Откуда это?

– Следует понимать, что Казанова ваш одевался куда моднее?

– Это совсем не те вещи! – возмутился Чечотт, будто Ванзаров был тому виной. Он стал выбрасывать вещи из чемодана. – Какая-то мистика, если бы я в нее верил… О, шпага на месте…

И доктор вынул оружие, завернутое в рогожку.

– Позвольте взглянуть?

Не стоило и просить. Он сам передал вещь в руки полиции. Ванзаров медленно развернул обертку, словно боялся порезаться. Под грубой материей оказался некрупный клинок со следами ржавчины и витиеватой гардой.

– Это шпага вашего Казановы?

Доктор не был вполне уверен. И хоть оружие у больного было отнято сразу, ему казалось, что та шпага выглядела несколько по-иному.

– Даже не знаю, что вам сказать… – проговорил он. – Я плохо, нет, совсем не разбираюсь в оружии. А что не так?

– Могу предположить, что приказчик был сумасшедшим, но аккуратным. К венецианскому костюму он наверняка добавил бы правильную шпагу. Негоже графу Казанове таскать на поясе что попало вместо скьявоны.

– Чего, прошу простить?

– Венецианская шпага: узкая и недлинная.

– А это что же? – спросил заинтригованный доктор.

– Ответ наверняка знает господин Лебедев, но я бы сказал… – Ванзаров задумался, – что это чинкуэда, или «воловий язык».

– Никогда не слышал…

– Итальянский короткий и толстый меч. Вещь редкая в наших краях…

– Пан Ванзаров, снимаю перед вами шляпу, – сказал доктор, так ничего и не сняв. – Вы удивили меня своими познаниями. Полицейский – и разбирается в итальянский мечах! Такое может быть только в России. Я искренно поражен!

– Благодарю за комплимент, но принять его не могу… – ответил Ванзаров, возвращая меч. – Я поражен не меньше вашего.

– Так что мне с ним делать?

– Верните на место, и очень прошу вас никому не рассказывать о нашем маленьком открытии.

Нет ничего проще. До музея и так никому дела нет, кроме него. Доктор обещал с полной уверенностью сдержать слово. И даже спросил, чем еще может быть полезен.

– Сегодня ничем. Но завтра, думаю, мне понадобится ваша помощь… – ответил Ванзаров. У доктора нехорошо закололо в боку: дурное предчувствие…