Глава 11

Всю дорогу назад, домой, Яков Соломонович был замкнут и немногословен. Удобно устроившись в кресле самолета ТУ-144, около иллюминатора, он долго наблюдал за изменяющимися формами багровых облаков, подсвеченных оседающим за горизонт солнцем. Сидевший рядом с ним профессор, Багрицкий Герман Никандрович, после нескольких безуспешных попыток втянуть его в разговор о ЦЕРНЕ, отстал и переключился на соседа справа.

— Высота десять тысяч метров, температура за бортом минус сорок шесть градусов, — услышал он по радио мелодичный голос стюардессы. — Наш самолет совершит посадку в аэропорту Шереметьево в восемнадцать часов 30 минут московского времени.

«Значит, дома я буду где-то около двенадцати ночи. Хорошо, приеду, поем горяченького, выпью грамм сто коньяку и лягу спать», — подумал Яков Соломонович.

Уставшие веки тяжело опустились. Всплыло улыбающееся лицо жены. Она смотрит на него понимающим всё взглядом, как будто говорит: «Я уже всё знаю о том, что с тобой приключилось. Не волнуйся, всё будет хорошо. Я с тобой». Теплая волна добрых чувств заполняет сердце ученого: «Софа, милая Софа. Даже и не знаю, стоит ли тебе рассказывать, стоит ли тебя втягивать в эти игры взрослых детей? Конечно, мне бы было легче. Твои советы часто спасали меня от неприятностей. Но ты потеряешь покой, будешь беспокоиться за меня. Стоит ли тебя нагружать такой обузой? Нет, пожалуй, лучше я всё оставлю пока внутри себя. Неизвестно, во что это ещё выльется».

Несколько лет тому назад, Яков Соломонович, под давлением обстоятельств и ради сохранения мира в семье, признался дорогой жене, что иногда помогает чекистам. Этому предшествовало событие, которое никак не вписывалось в стереотип размеренного образа жизни ученого. Однажды глубокой ночью к дому Якова Соломоновича подкатила черная «Волга». Яков Соломонович, быстро одевшись, сказал встревоженной жене, что его срочно вызывают в Москву на утреннее заседание президиума Академии Наук. На самом деле он потребовался Лубянке.

Утром следующего дня, мудрая Софа, сделав всего два невинных телефонных звонка его коллегам, поняла, что Яков сказал ей неправду. Адюльтер не исключался, хотя это было трудно представить в его то годы. Правда, за Яковом водились грешки, когда ему было лет сорок. Но кто будет гонять машину с МOCовскими номерами из Москвы в Дубну за шестидесятилетним «жеребцом»? Значит, здесь было что-то посерьезнее.

Яков Соломонович появился дома вечером через два дня, успев позвонить Софе за это время из столицы несколько раз. За ужином Яков слишком подробно, по мнению жены, стал рассказывать об академических склоках. Кто кого подсиживает, кто пытается заручиться поддержкой отдела по науке ЦК КПСС, кто и почему не вылезает из загранпоездок. Софа чувствовала, что за всем этим скрывается какая-то тайна. А какая женщина откажет себе в удовольствии побыть какое-то время детективом?

Истощив себя, Яков Соломонович, привычно поцеловав жену в щеку, пожелал ей спокойной ночи и отправился спать в себе в кабинет. Софа не имела привычки лазать по карманам мужа, но на этот раз разрешила себе воспользоваться этим древним правом всех жен. Яков Соломонович имел обыкновение, как человек дисциплинированный, но не полагающийся на память, планировать свои дела загодя с указанием времени и места. Вот эту бумажку Софа и искала в карманах пиджака, брюк и плаща. Нашла её она в книге Джованни Боккаччо «Декамерон», которую видимо, читал подозреваемый в измене на обратном пути в поезде из Москвы. Софа даже не знала, что в их библиотеке есть эта книга, по её представлению энциклопедия средневековой эротики и распутства.

Кроме аккуратно составленного расписания встреч с какими-то иностранцами и находилась, написанная явно женской рукой, записка: Трифоновская улица дом 11, второй подъезд, третий этаж, дверь направо, Людмила Борисовна после 20.00. Далее сознание Софьи Золмановны погрузилось в какой-то туман. Пришла она в себя оттого, что услышала собственный крик:

— Кто такая эта Людмила Борисовна? Я тебя спрашиваю, кто она такая?

Она трясла за плечо, успевшего уже крепко заснуть, ловеласа. Разбуженный столь необычным способом, Яков Соломонович тоже испытал шок, так как уже лет двадцать не видел жены в таком состоянии. Всякие случающиеся в семье недоразумения они уже давно разрешали мирно и спокойно за столом. Врать было бесполезно, Софа, психолог по образованию, ложь обнаруживала не хуже самых современных бесконтактных детекторов лжи.

— Она хозяйка явочной квартиры, — сдался Яков.

— Какой квартиры?

— Явочной.

— Она, что, содержит притон, которым ты пользуешься?

— Софа, Софа, выпей воды и успокойся, — Яков принес стакан, от которого пахло корвалолом. — На, выпей.

— Ты, что, меня еще ревнуешь? — Яков Соломонович попытался обнять Софу за плечи.

Она резко отстранилась. Немного успокоившись, продолжила:

— Я хочу знать правду. Если ты влюбился и тайно встречаешься в Москве с этой женщиной, и тебе с ней лучше, чем со мной… — У Софы перехватило горло.

— Перестань говорить чепуху, — начал уже сердиться Яков Соломонович. — Сядь и слушай. Только сначала, дай слово, что всё, что услышишь, сохранишь в тайне.

— Ну да, сейчас ты мне скажешь: шёл, подскользнулся, упал, очнулся, гипс, чья-то записка в книге. Это только дуры в кино верят таким сказкам.

Отсутствием юмора Софа не страдала даже в критических ситуациях. Но Якову сейчас было не до смеха. Он шел на нарушение своей подписки о неразглашении тайны сотрудничества с домом 2 на Лубянке. Но спокойствие жены дороже.

— Дорогая, мы с тобой прожили большую жизнь в любви и доверии. Кроме тебя я никого больше не любил. Случайные встречи, увлечения. от них никто не застрахован. Я всегда и сейчас верен тебе и дорожу нашими отношениями. Именно поэтому я раскрываю сейчас перед тобой одну тайну… — Яков Соломонович замолчал, как бы пытаясь найти нужные слова.

— Ты знаешь, что моя работа связана с обороной страны. А где секреты, там и КГБ. Ты это хорошо знаешь. Все мои выезды с заграницей проходят с их санкции. Иногда они обращаются с различными просьбами, например, познакомиться поближе с ученым Джоном, прощупать, чем он дышит и какие политические взгляды и так далее. Как я могу им отказать? Мне это даже представить трудно. Тем более что Джон мне сам интересен, так как работает по моей тематике. Потом следует еще просьба, еще… Я не вижу в этом ничего плохого. Иногда они советуют держаться подальше от, например, Янга, который вынюхивает при встречах с нашими учеными оборонные секреты. Я им благодарен за это.

— И давно ты благодарен им за это?

— Перестань язвить, прошу тебя. Как только я часто стал выезжать за границу, — слукавил Яков Соломонович.

— Они, что, платят тебе за это?

— Нет, что ты. Это мой патриотический долг гражданина страны.

— Ну, а все-таки, кто такая Людмила Борисовна?

— Ну, ты, что книг не читала, «Семнадцать мгновений весны» не смотрела три раза? По этому адресу в большой двухкомнатной квартире живет вдова, которая помогает ребятам с площади Дзержинского встречаться со своими помощниками или агентами.

— Значит, ты тоже агент?

— Неужели не понятно?

— Это опасно?

— Не опаснее полета на самолете.

Что-то в состоянии Софы изменилось. Яков это изменение скорее почувствовал внутри себя, где-то там около сердца. Она села рядом на кровать и прижалась к нему. Долго сидели молча. Никто не хотел нарушать установившуюся тишину. Когда люди умолкают, звуки окружающего их мира как будто усиливаются. В Доме Культуры закончился последний киносеанс, и молодежь расходилась по домам, весело перекликаясь. Под окнами послышалось треньканье звонка велосипеда. В соседней комнате заскрипели деревянные половицы.

— Яков Соломонович, — неожиданно нарушила тишину Софа и, голосом тюремного надзирателя продолжила. — Так какого черта Вы так беспечны при выполнении заданий органов безопасности?

«Что это на неё нашло, уж не свихнулась ли», — подумал Яков.

— Я Вас спрашиваю, — продолжала Софа. — Почему Вы чуть ли не расшифровали адрес секретной квартиры КГБ? Почему Вы разбрасываете по всяким книгам секретные записки, вместо того, чтобы их немедленно уничтожить?

— Нежданова. Ну, чистый МХАТ.

Софья Золмановна достала из кармана халата злосчастную записку.

— На первый раз, я Вас прощаю, но в следующий.

Разбуженная голосом спорящих родителей, Роза, наконец, поднялась с постели и пошла туда, откуда они раздавались. Открыв дверь, она увидела папу и маму, заговорщицки склонившихся над хрустальной пепельницей, в которой догорал какой-то листок бумаги.

Тель-Авив. Штаб-квартира «Моссада». Эли Борух докладывает руководству о выполнении задания.

— Яков Соломонович или «Хронос», как мы его назвали, произвел на меня впечатление осторожного, чтобы не сказать, трусливого человека. Его ценность, как источника информации научно-прикладного характера, не вызывает у меня сомнения. Он действительно находится в составе группы ученых, курирующих промышленное производство советских ядерных боеприпасов. На встрече я его ознакомил со списком вопросов, которые интересуют в первую очередь наших ученых-ядерщиков. По его реакции можно было понять, что ответы на эти вопросы не вызовут у него затруднений. Я не стал прижимать его к стенке и требовать информации прямо здесь и сейчас. Это могло бы его испугать, я в этом уверен. Ему нужно еще время, чтобы дозрел.

Инструкции к тайнику он все-таки взял, так как согласился, что это гораздо безопаснее, чем встречаться с нашими людьми в Москве. К тому же упоминание о счете в банке заметно повлияет на его решение. Первые материалы он обещал подготовить месяца через полтора. Теперь остается только ждать, снесёт ли курочка, как говорят русские, золотое яичко. К сожалению, кроме «Далилы» у нас нет других подходов к «Хроносу», а жаль. Сейчас было бы очень важно знать, что он делает, а главное, что думает. Наши психологи составили его психологический портрет — он им напоминает каплю ртути, которая всегда скользит в сторону наклона. Хорошо, если это наша сторона…