В августе уже мало кто выдерживал зной парижских мостовых. Парижане брали отпуска и выезжали из города кто куда, в зависимости от материальных возможностей. Гали тем летом отдыхала в Ницце, и как всегда в отеле «Palace Meterlink», совмещая приятное с полезным. В Монте-Карло проводилась очередная выставка-продажа ювелирных изделий и антиквариата во вместительных залах легендарного «Hotel de Paris». Гали всегда там удавалось удачно что-нибудь продать. Удачно что-нибудь купить там было практически невозможно: цены назначались не просто завышенные, а запредельные, с расчетом на сверхбогатую публику. Поэтому основное удовольствие Гали получала от общения и обмена информацией с приехавшими со всего мира антикварами, ювелирами, знатоками живописи, старыми и начинающими коллекционерами. Последние представляли для нее особый интерес, поскольку именно им она умудрялась продать то, что считала для себя неинтересным и бесполезным. На выставке она зачастую завязывала интересные и ценные знакомства, многие из которых имели неожиданные продолжения.

Отель «Palace Meterlink» располагался на пути к Монако в наиболее живописной части побережья к востоку от города. Путь до крошечного королевства на машине занимал какие-нибудь двадцать минут. История самого отеля весьма занимательна. Сразу же после Первой мировой войны, в 1920 году, граф Милеан затеял грандиозное строительство на скальном склоне от идущего вдоль побережья шоссе до самой обрывистой береговой линии. Граф собирался построить казино, но у него быстро закончились средства, и строительство заглохло. Сегодня лишь ионические колонны, окружающие бассейн, являются немыми свидетелями неосуществленного плана графа, по которому они должны были поддерживать крышу кабаре. В 1930 году знаменитый бельгийский поэт и литератор, лауреат Нобелевской премии Морис Метерлинк купил замороженный объект и отстроил для себя большую многоярусную виллу, окружив ее живописными садами с оливковыми и банановыми деревьями. В восьмидесятые годы вилла Метерлинка превратилась в отель, который заслуженно приобрел огромную популярность, несмотря на бессовестно высокие цены — даже для подобных заведений на Лазурном Берегу.

Гали нравилось проводить ранние утренние часы на открытой веранде ее номера. Солнце в это время только появлялось из-за гор, и впереди ее взору открывалась широкая панорама моря. Цвет моря почти сливался с небом на едва заметной линии горизонта. Справа и слева вдоль побережья можно было часами смотреть на причудливые очертания скалистой береговой линии, вдоль которой маленькими оазисами располагались небольшие пансионаты и виллы с изолированными пляжами и открытыми бассейнами. Тем не менее отдельные смельчаки каким-то образом заплывали в эти края и загорали на уступах и естественных площадках прибрежных скал.

Гали накинула легкое шифоновое платье, надела изящные мокасины на босую ногу и спустилась завтракать в летний ресторан, расположенный на открытой террасе, а заодно и посмотреть на вновь прибывших отдыхающих.

Она села за дальний столик у края каменной ограды террасы с тем, чтобы видеть всех гостей и в то же время продолжать любоваться морем. Посетителей в ресторане почти не было: большинство проживающих предпочитало заказывать завтрак в номер. Однако и тут есть кое-что интересное. Стройный спортивного вида мужчина вошел на террасу, быстро окинул взглядом почти пустой ресторан, пересек его и сел за соседний с Гали столик. Гали внутренне усмехнулась — нетрудно было догадаться, почему он выбрал именно это место. Мужчине было на вид лет сорок. Это был нордический тип белокожего блондина, которые обычно не поддаются загару. Об этом красноречиво свидетельствовал начинавший лупиться покрасневший нос.

На носу у мужчины были темные очки в золотой оправе, которые навсегда вошли в моду с легкой руки американских пилотов после Второй мировой войны. Мужчина был одет в легкие спортивные брюки в бледную голубую клетку и белую теннисную рубашку. На груди был заметен элегантно вышитый венок, что говорило о его симпатиях к великому английскому теннисисту Фреду Перри или, по крайней мере, приверженности к учрежденной им товарной марке элитарной спортивной одежды. По раскованности движений и отсутствию малейших признаков чопорности, короткой стрижке и коротковатым брюкам, едва закрывающим щиколотку, Гали безошибочно определила — американец. Подтверждение тому она получила незамедлительно, когда подошедший официант стал принимать заказ у гостя. Незнакомец заговорил по-английски с типично южным носовым растягиванием гласных, что так характерно для выходцев из штата Техас. Гали по многолетней привычке, продолжая украдкой разглядывать незнакомца, старалась про себя составить его социальный и психологический портрет, а затем проверить эти свои заключения. В том, что американец заговорит с ней и у нее будет такая возможность, Гали не сомневалась.

Часы «Картье» из белого золота на кожаном ремешке говорили о его любви к дорогим вещам и хорошем вкусе. Несмотря на военную стрижку, американец вряд ли был в армии дольше призыва во время вьетнамской войны, хотя и это сомнительно. Гали давно заметила какое-то особое печально-жесткое выражение глаз у многих вьетнамских ветеранов, которым в течение многих лет приходилось стесняться участия в войне — столь непопулярной в то время у своих сверстников на родине и в Европе.

«Он, очевидно, выпускник одного из университетов «Айви лиг», — продолжала про себя гадать Гали. — Принстонский, Гарвардский, может быть, Колумбийский?»

Она знала, что успешное окончание одного из восьми самых престижных высших учебных заведений США, именуемых «Лигой плюща», гарантирует трудоустройство в ключевых государственных учреждениях. Пятнадцать — двадцать лет работы в этом случае обеспечивали человеку хорошую пенсию. Но американцу явно было еще далеко до пенсионного возраста.

К тому же он не был похож на государственного служащего — об этом говорила его независимая манера держаться и бросающаяся в глаза привычка к жизни «на широкую ногу», а также любовь к дорогим вещам. Даже высокооплачиваемые американские клерки не позволяли себе выделяться на общем фоне, выработанном корпоративной этикой. В этой связи Гали с усмешкой вспомнила, как все советские секретарши с гордостью носили зимой дорогие импортные сапоги стоимостью в два месячных оклада. В то же время их американские vis-a-vis считали сумасшествием покупать что-либо дороже обуви из ширпотребовских магазинов.

Американец был явно человеком состоятельным, да иного и быть не могло, если он остановился в отеле «Palace Meterlink», о чем свидетельствовал лежащий на столе гостиничный ключ.

Интересно, чем он зарабатывает себе «на хлеб»? На человека творческого или принадлежащего к гуманитарным профессиям он явно не тянет. На преуспевающего юриста или доктора — также не похож. Видимо, он или топ-менеджер и акционер большой компании, возможно нефтяной, учитывая его техасское происхождение, или крупный делец в области недвижимости. Что-то в нем есть от технаря и финансиста одновременно.

То, что незнакомец попадал под ее категорию «интересных мужиков», не вызывало сомнения.

Наконец Гали смогла разглядеть номер комнаты на массивном брелке ключа — 2035. «Это же один из двух так называемых «президентских покоев», — мелькнуло у нее в голове.

Президентский номер — это четыре спальни с отдельными ванными комнатами, вместительной гостиной и огромной террасой с видом на море. Размеры террасы вполне годились для вечеринок с бальными танцами. Гали очень хорошо знала эти покои — в прошлом году она была гостьей саудовского нефтяного магната. Стоимость президентского номера была почти в пять раз больше, чем номера люкс в этом же отеле.

Американец с откровенным интересом посмотрел на Гали и, перехватив ее взгляд, широко улыбнулся, показывая ровный ряд великолепных зубов.

Ну вот и приглашение к танцу — и Гали ответила такой же открытой улыбкой.

Она никогда не лишала себя удовольствия флирта, если возникал интересный объект. Американец немедленно подался корпусом в ее сторону.

— Si vous permetez, madame, de partager sur votre table? — С чудовищным акцентом и ворохом ошибок джентльмен испрашивал разрешения подсесть к ее столику. Гали заметила, что он слегка заикается.

«Вероятно, только в моменты душевного волнения», — с ехидством подумала она.

— Да-да, пожалуйста, а то чувствую себя несколько одиноко в это прекрасное утро… — доброжелательно и с достоинством, как женщина, знающая себе цену, ответила Гали по-английски.

Американец тут же перебазировался за ее столик, прихватив начатую чашечку кофе.

— Клиффорд С. Хатчинсон — американский бизнесмен на отдыхе, — американец еще раз улыбнулся, — просто Клифф. Так меня зовут все друзья.

Эта американская манера дежурно улыбаться по любому поводу вызывала у Гали сарказм. В подобных улыбках было что-то штампованное, синтетическое, лишенное нормальных человеческих эмоций. Американцы порционно выдавали свои отмеренные улыбки, как биг-мак или гамбургер в закусочных Макдоналдс.

— Мадам Гали. Тоже на отдыхе, — с улыбкой в тон ответила она.

Хатчинсон с радостью сообщил ей, что он тоже приехал вчера поздно ночью на машине из Парижа и еще не решил, когда будет возвращаться назад. Выяснив, что Гали на отдыхе одна, он тут же с энтузиазмом предложил ей «объединить усилия в поисках развлечений, чтобы максимально разрядиться от городских стрессов и забот».

Парень сразу берет быка за рога… Типичный американский напор. Ну что ж, пока не приехал Роже, посмотрим, кто он такой и с чем его едят, решила про себя Гали.

— Клифф, помимо развлечений в мою программу входят частые посещения выставки в Монте-Карло. Дело в том, что это мой бизнес, и я совмещаю приятное с полезным.

— Прекрасно! — воскликнул Хатчинсон. — Я с удовольствием поеду с вами, если вы, конечно, позволите. Ну хотя бы первый раз, — менее решительно продолжил он, заметив насмешливый взгляд Гали.

— Что ж, отлично. Я выезжаю… — она взглянула на часы, — через полчаса, то есть в десять, и, если вы не отказываетесь от вашего предложения, я встречусь с вами наверху у стоянки отеля.

Гали поднялась из-за стола и, улыбнувшись, пошла к лифтам, соединяющим ресторан с четырьмя уровнями отеля, на которых находились номера гостей и многочисленные уютные лонжи.

Вернувшись в номер, Гали занялась собой: тщательно наложила на лицо дневной тон, двумя-тремя быстрыми движениями щеточки подправила тушь на ресницах и накрасила губы. Подошла к зеркалу и одобрительно подмигнула своему отражению. Даже одна ночь на берегу целебного Средиземного моря благоприятно, как ей казалось, отразилась на ее внешнем виде. Да, она выглядела отдохнувшей. Щедро открытое шелковое платье без рукавов, легкие туфельки Украшения? В меру. Гали надела любимые сережки с изумрудами в окружении россыпи бриллиантов. Их подарил ей на свадьбу Легаре. Боже! Когда это было! Подумав немного, она надела на палец кольцо также с крупным изумрудом. Выходя из номера, она еще раз прошлась мимо большого зеркала. То, что она увидела, ей понравилось еще больше.

На стоянке у сверкающего лаком серебряного «бентли», как будто только что сошедшего с конвейера, стоял Клиффорд С. Хатчинсон, одетый в светло-песочный шелковый костюм, бледно-голубую рубашку с темным однотонным галстуком. Выглядел он довольно эффектно.

«Все безукоризненно, — отметила про себя Гали. — Вот только брюки подшиты коротко. Но это уже общая мужская беда Америки».

— Вы потрясающе выглядите, мэм. — Хатчинсон с бесцеремонным восхищением разглядывал Гали.

— Спасибо, Клифф, — бросила она небрежно, всем своим видом давая понять, что воспринимает столь примитивный комплимент как нечто совершенно заурядное и не заслуживающее высказанной благодарности.

Клиффорд оказался остроумным и обаятельным собеседником. Он заражал своим весельем и беззаботностью. По дороге в Монте-Карло меж шуток и забавных историй американец поведал кое-что и о себе. Клиффорд действительно занимался недвижимостью. Он был владельцем риэлторской фирмы «Хатчинсон Гроссмен Ассосиэйшн», которая, по его словам, успешно действовала на ниве недвижимости в Нью-Йорке и ряде других крупных городов США. В настоящее время он решил отдохнуть на Лазурном Берегу, а позднее намеревается проехать по ряду западноевропейских столиц с пакетом предложений по инвестиционным риэлторским проектам в США.

Гали отлично понимала, что новый собеседник, особенно заинтересованный в развитии отношений, всегда дает о себе только ту информацию, которую он сам бы хотел о себе услышать. Хотя и ее всегда было полезно послушать.

«Харизмой ты, голубчик, обладаешь. Несомненно. И доверие умеешь вызывать. Однако лезет из тебя барышник, готовый всучить втридорога залежалый товар». Клиффорд иногда начинал слегка заикаться в начале предложения, как будто ему что-то мешало собраться с мыслями. Затем его речь становилась плавной и уверенной. Заикался он не часто, и Гали решила в будущем проследить, в каких именно случаях это происходит.

«С тобой, парень, надо держать ухо востро», — твердо решила она, не представляя, правда, чем знакомство с этим обаятельным американским плейбоем может ей угрожать. То, что она готова «объединить усилия в поисках развлечений, чтобы максимально разрядиться от городских стрессов и забот», как витиевато выразился очаровательный техасец, уже не подлежало ни малейшим сомнениям.

Гали обладала интуицией дикого животного, сохранившего до наших дней дарованные природой инстинкты. Не ошиблась она и на этот раз. К началу восьмидесятых годов Клиффорд С. Хатчинсон стал самым успешным риэлтором среди бывших зеков во всем штате Техас. Об этом неожиданном и беспрецедентном феномене стоит подробно рассказать.

Родившись на небольшой ферме на западе штата, Клиффорд Хатчинсон к двадцати девяти годам успел испытать все превратности судьбы. Страдая тяжелой формой дислексии, или, как ее еще называют, «функциональной неграмотностью», он до четырнадцати лет не умел ни читать, ни писать. Все, включая его школьного учителя, считали, что он безнадежно умственно отсталый ребенок.

Клиффорд рос спокойным и скромным мальчиком, предпочитавшим тихое одиночество шумным и веселым играм своих сверстников. За спиной он часто слышал грубые шутки и презрительные реплики своих одноклассников по поводу своей умственной отсталости. Если бы не мать, которая умела постоять как за себя, так и за своего сына, его давно бы исключили из начальной школы. Клиффорд кое-как дотянул в школе до тринадцати лет, после чего его родители решили послать его в военное училище. Они справедливо полагали, что меньшие учебные нагрузки, строгая кадетская дисциплина и внимание военных преподавателей помогут Клиффорду справиться со своими недостатками.

Действительно, в кадетской школе он с грехом пополам научился наконец читать и писать. Однако дальше этого дело не пошло. Слабая грамотность, паническая боязнь прочитать что-либо вслух отпугивали его даже от посещения церкви: несмотря на религиозное воспитание в семье, Клиффорд до смерти боялся, что пастор может вдруг попросить его прочитать вслух отрывок из Ветхого Завета. Постоянно меняя школы, где он никак не мог прижиться, колледжа Клиффорд так и не смог закончить. Казалось, что ничего, кроме жалкого прозябания на техасской ферме, ему не светит в этой жизни.

Однако все переменилось в одночасье, когда приятель отца устроил парня на курсы для банковских клерков низшего звена. Курсы были организованы при Банке строительства и реконструкции в Далласе. И вот здесь открылся его талант.

Клиффорд научился прекрасно анализировать и составлять документацию по предоставлению займов и кредитов. И что немаловажно, он отлично зарекомендовал себя как мастер подать и продать клиентам любой, даже очень слабый, проект. Его перевели в управление национальных счетов, где он стал помощником главного эксперта. Управление, куда попал Клиффорд, занималось распределением банковских кредитов по всей стране. Впервые к простому парню из западного Техаса пришел настоящий успех!

Он вдруг из «гадкого утенка» превратился в восходящую банковскую звезду, хотя и местного масштаба. Да и внешне он весь преобразился. Клиффорд стал более общительным, улыбчивым, всегда готовым помочь коллегам по работе. Именно в это время, как позднее отмечали сослуживцы, у него появилась неутолимая жажда шикарно одеваться, разъезжать в дорогих спортивных автомобилях в обществе красивых женщин. Клиффорд делал все, чтобы попасть в «высшее общество» Далласа, однако его финансовое положение не позволяло ему осуществить эту мечту. Надо было каким-то образом добыть деньги. И много денег.

Выход он нашел быстро. Все началось с того, что однажды он ложно заявил о пропаже сертификатов на принадлежавшие ему ценные бумаги. Когда Клиффорд, проделав соответствующие формальности, получил дубликаты сертификатов, он их попросту продал. Потом он взял кредит под залог ничем не обеспеченных сертификатов в одном уважаемом банке. Выплачивать кредит Клиффорд и не собирался.

Через два года он получил право самостоятельно рекомендовать подающих заявление в банк на предоставление займов, и его преступная деятельность стала набирать обороты. С этой поры Клиффорд стал сам заполнять необходимые бланки для того, чтобы проталкивать фальшивые займы. В некоторых случаях он придумывал имена для несуществующих просителей кредитов, в других он использовал фамилии известных в Далласе людей. После чего Клиффорд с легким сердцем снимал деньги, выделенные банком на поддельные займы, и переводил их на свой счет. С этой целью он учредил подставную компанию, которая была ему нужна для обналичивания поддельных переводов. Пока все проходило гладко.

Хатчинсон бездумно упивался ощущением, что он обладает значительными суммами денег, забывая, что долго незамеченным это продолжаться не может. Порой на него находило просветление, и он занимал деньги, чтобы выплатить некоторые из своих просроченных долгов. Иногда он покупал акции и бонды в надежде, что рост ценных бумаг на рынке погасит однажды все его долги. Казалось, он не ведал, что творил. Для Хатчинсона этот преступный процесс давно уже превратился в большую и увлекательную игру.

В конце концов, старшие служащие банка заметили, что их младший коллега тратит денег значительно больше, чем зарабатывает. Было решено для начала просто поговорить с Хатчинсоном, а затем, если это будет необходимо, провести расследование. Главный аудитор банка Рик Хейли вызвал к себе Хатчинсона и попросил объяснений по поводу его непомерных затрат. Клиффорд раздраженно заявил, что это его личное дело, и просил Хейли не совать свой нос в его частную жизнь. Это только подлило масла в огонь, и через несколько дней Хейли детально разобрался в нехитрых комбинациях Хатчинсона. Банк связался с конторой федерального прокурора Далласа. В это самое время Клиффорд уехал на несколько дней в Лас-Вегас и, как выяснилось позднее, просадил там в рулетку кучу денег.

По возвращении из Лас-Вегаса он был встречен прямо у трапа самолета агентами ФБР и препровожден в местную тюрьму.

В результате короткого расследования и суда Хатчинсон был признан виновным по всем статьям обвинения: растрате, подделке банковских документов и использовании чужих имен для незаконного получения кредитов. Все же, учитывая историю болезни подсудимого, мировой судья принял решение послать Клиффорда на медицинскую экспертизу. Через два месяца врачи единодушно вынесли свое заключение — подсудимый вполне вменяем и может отвечать за свои поступки.

Хатчинсон вновь предстал перед судом, и на этот раз судья вынес свой приговор — три года тюрьмы. Дело было настолько очевидным и бесхитростным, что адвокаты Клиффорда даже не стали подавать на апелляцию.

Впервые в жизни Хатчинсон попал в среду, где он мог читать и писать значительно лучше, чем большинство других ее обитателей. В тюрьме он познакомился с крупными гангстерами, включая «расколовшихся» членов мафии, находящихся там под защитой властей. Многие из них были поражены «выдающимися» способностями Клиффорда и просили его поработать на них, как только он выйдет на волю. Однако их любезные предложения не особенно привлекали Хатчинсона, и он благоразумно отказался. К этому времени он уже был наслышан о судьбах тех, кто связывал свое будущее с «семьей».

Поразмыслив на досуге, что ему делать дальше, Хатчинсон пришел к единственно правильному решению: нужно использовать время в тюрьме с максимальной пользой.

«Я должен получить хорошее профессиональное образование, — решил он. — Образование — это единственный способ выбраться из этой клоаки».

Клиффорд стал упрашивать тюремные власти дать ему возможность учиться в соответствии с существующей программой по реабилитации заключенных. В конце концов он убедил их в этом, и специальная тюремная комиссия дала свое добро.

Вскоре он был переведен в особую тюрьму для исправляющихся преступников с облегченным режимом. Хатчинсон тут же подал заявление и был принят в Университет Остина. Он не стал тратить время зря, дожидаясь нового учебного года. Клиффорд начал учиться с текущего семестра, догоняя ушедший вперед курс.

Редкие прохожие в это время суток могли наблюдать необычную картину, как симпатичный молодой человек в грубой тюремной одежде каждый день спозаранку садится в городской автобус и едет в университет. В шесть часов утра он уже коротал время в студенческом кафетерии, ожидая начало занятий.

Хатчинсон энергично взялся за изучение университетской программы. Клиффорд с увлечением познавал все тонкости операций с недвижимостью, и можно без натяжки сказать, что весьма преуспел в этом предмете. Через год после начала занятий в университете Хатчинсона за хорошее поведение досрочно выпустили из тюрьмы. Еще через год он получил диплом бакалавра. Однако он продолжил учебу и успешно защитил диплом МБА (специалист высшей категории по вопросам управления бизнесом).

Вполне понятно, что Клиффорду было трудно найти компанию, которая была бы готова предоставить работу бывшему зеку, да еще сидевшему за растрату.

Однако и здесь счастье улыбнулось Хатчинсону. С помощью профессора университета, которого он покорил своей прилежностью, упорством, да и просто личным обаянием, Клиффорду удалось получить работу по специальности.

Его работодатель Берт Уэлч души не чаял в новом помощнике и, обладая связями среди влиятельных людей Далласа, всячески протежировал Хатчинсону, который успешно продавал акции проектов Уэлча на фондовых рынках. Вскоре он уже чувствовал себя как рыба в воде среди представителей местной элиты, куда Уэлч, уважаемый бизнесмен и гражданин штата, ввел бывшего зека.

К началу семидесятых годов Клиффорд имел уже солидные накопления и хорошую деловую репутацию. Его хозяин и покровитель Берт Уэлч вскоре умер от сердечного приступа. Это на время опечалило, но не обескуражило неунывающего авантюриста. Хатчинсону удалось подбить двух инвесторов образовать с ним новую компанию «Хатчинсон Гроссмен Ассосиэйшн», которую он позднее за сто тысяч долларов договорился выкупить у своих партнеров. Был подписан соответствующий документ, по которому он стал единоличным хозяином компании. Может быть, и не стоит упоминать о такой мелочи, но эти сто тысяч долларов он до сих пор так и не выплатил бывшим компаньонам.

Окрыленный успехом, Хатчинсон начал добиваться получения «президентского прощения», используя свои влиятельные знакомства, обаяние и созданную деловую репутацию. В США существует подобная практика, которая снимает с бывшего заключенного ряд ограничений в его гражданских и юридических правах. Эта процедура в некоторой степени похожа на процедуру снятия судимости в России. Однако никакими официальными декретами и указами невозможно вычеркнуть из памяти законопослушных граждан сам факт совершения уголовно наказуемого деяния. Посему шлейф причастности к преступному миру всегда тянется за бывшим зеком всю его жизнь, постоянно создавая для него дополнительные трудности, а порой и непреодолимые преграды. Это положение (в отличие от ситуации в России) еще в большей мере распространяется на сферу частного предпринимательства на Западе.

Клиффорду в конце концов удалось получить так называемое «президентское прощение». Однако, как и следовало ожидать, клеймо бывшего зека постоянно преследовало его. Куда бы ни забрасывала Хатчинсона судьба, оно в конце концов, неумолимо всплывало на поверхность в самые неподходящие для него моменты, нанося сокрушительные удары по его хитроумным схемам и планам. Ради справедливости следует заметить, что эти самые схемы и планы Хатчинсона большей своей частью носили характер афер и финансовых мошенничеств.

В начале восьмидесятых имя Хатчинсона было прочно связано со скандалом в одной из самых крупных американских страховых компаний.

До появления на «сцене» далласовского зека компания «Надежное страхование» служила непоколебимым символом надежности и стабильности на Уолл-стрит.

Все началось с того, что после череды следующих одна за другой неудач заурядная маклерская фирма «Бест энд К°» была куплена компанией «Надежное страхование». Узнав об этом, брокеры фирмы, сидя в своих унылых, не знавших долгие годы ремонта офисах, вероятно, никогда в жизни не были так счастливы. Посредником в этой сделке был Клиффорд Хатчинсон.

Вскоре маклерская фирма, переименованная в «Надежные ценные бумаги», стала распоряжаться самостоятельным трастовым фондом. Фонд был создан для привлечения тысяч новых инвесторов, стремящихся поместить свои сбережения в солидные и надежные инвестиционные проекты. Одним из инициаторов создания фонда был Клиффорд Хатчинсон.

И вот когда миллиарды долларов начали вливаться в фонд со всех уголков страны, топ-менеджеры фирмы «Надежные ценные бумаги» и внештатные спонсоры инвестиционных проектов тайно стали транжирить наличные средства, которые, как предполагалось, они должны были всеми силами защищать и умножать в интересах своих клиентов. Как можно догадаться, одним из самых «продуктивных» спонсоров был Клиффорд Хатчинсон.

В то время как брокеры проталкивали финансово сомнительные сделки, представляя их как надежные и солидные инвестиции, сотни тысяч клиентов фирмы — от пожилых пенсионеров до искушенных инвесторов — были грубо одурачены. В результате этого они теряли свои дома, сбережения в пенсионных фондах или большую часть того, что у них было отложено на черный день. А тем временем топ-менеджеры фирмы и их коллеги наслаждались экзотическими путешествиями, устраивали роскошные обеды и вечеринки, дарили друг другу непомерно дорогие подарки. Они устраивали «деловые» командировки на борту таких шикарных лайнеров, как «Королева Елизавета-2», куда приглашались под видом «эскортов» шикарные проститутки. Шампанское по четыреста долларов за бутылку лилось рекой. И все это за счет инвестиционного капитала, который им был доверен клиентами. Организатором всех этих мероприятий был все тот же Клиффорд С. Хатчинсон.

Таким образом фирма «Надежные ценные бумаги», действуя под крылом одного из крупнейших столпов американского предпринимательства, погрязла в бесчестных деяниях, пуская по миру тысячи своих клиентов. Ответственные работники фирмы, используя счета клиентов как свои личные банковские сбережения, заключали тайные сделки с подозрительными личностями. Топ-менеджеры фирмы заставляли своих подчиненных подсовывать клиентам заведомо безнадежные инвестиционные проекты. И, наконец, брокеры фирмы клали себе в карманы десятки тысяч долларов, в то время как их руководители закрывали на это глаза.

После того как контрольно-финансовые и налоговые органы смогли наконец собрать компрометирующий материал на фирму — то, что казалось чудесной историей восьмидесятых о славном возрождении фирмы «Бест энд К°», обернулось самым громким скандалом на Уолл-стрит.

В результате компания должна была выплатить беспрецедентно огромную цену за подобные «художества» (больше чем один миллиард долларов) для компенсации убытков, нанесенных ее работниками. Ей также пришлось возместить все судебные издержки и выплатить огромные гонорары лучшим адвокатам страны.

И что самое главное, компании «Надежное страхование» был нанесен непоправимый урон по ее когда-то безукоризненному престижу и имиджу.

Вот тогда-то Клиффорд Хатчинсон понял, что пора сматывать удочки, пока дело вновь не кончится отсидкой. Собрав кейс с так называемыми инвестиционными проектами, он вылетел в Париж. На номерных счетах в швейцарских банках он успел отложить кругленькую сумму. Однако в природе не существовало таких сумм, которые Хатчинсон не смог бы растранжирить в самые короткие сроки.

Оставаясь верным себе, первое, что он сделал в Париже, — купил для разъездов шикарный «бентли», на котором и прикатил на Лазурный Берег.

Позже Гали докопается и до этой истории, а пока…

Клиффорд был само обаяние. Они прекрасно смотрелись вместе: зрелая, красивая пара, — еще не став любовниками, они со стороны выглядели как муж и жена. Совершив быстрый тур по залам выставки, устав от многочисленных улыбок, рукопожатий и традиционных поцелуев со старыми знакомыми, Гали подвела Клиффорда к небольшой нише, где экспонировались несколько русских икон, доставленных ей недавно контрабандным путем. Иконы были в хорошем состоянии, достаточно красочные, чтобы привлечь взор неискушенных коллекционеров или просто любителей экзотического декора. В действительности ничего выдающегося в этой партии икон не было. Однако, учитывая грошовую сумму, за которую они были приобретены в Москве, бизнес этот был вполне рентабелен.

Иконы, а также различные предметы антиквариата провозили в своем багаже дипломаты из одного африканского посольства в Москве, с которыми у Гали давно были установлены взаимовыгодные коммерческие отношения. Из Москвы дипломаты обычно выезжали поездом и довозили «товар» до Франкфурта-на-Майне, где они выходили, чтобы сделать пересадку на самолет по пути на родину, а перед этим хорошенько погулять в местных борделях. Там их встречал ее доверенный человек, после чего контрабанда оказывалась во Франции. Цепочка была хорошо отлажена (Гали платила определенную сумму всем в ней задействованным звеньям). Что касается «товара», то она сама его находила, используя свои старые связи среди коллекционеров, или приобретала его у перекупщиков-спекулянтов во время своих наездов в Москву. Оплата западной валютой всегда давала большие преимущества как в выборе товара, так и в договорной цене. В Москве, несмотря на все усилия КГБ искоренить валютчиков как класс, продолжал процветать подпольный валютный рынок.

Клиффорд Хатчинсон стал с видом знатока разглядывать иконы. Он многозначительно кивал, цокал языком, делал круглые глаза, выражая свое восхищение. Гали поняла — Клиффорд ни черта не соображал ни в иконах, ни в живописи вообще. Однако откровенно признаться в этом он не мог.

«А ты, парень, тщеславен и насквозь фальшив», — Гали положила это наблюдение в записную книжку своей уникальной памяти.

Походив по залам еще какое-то время, Гали и Клиффорд отправились обедать в открытое кафе, расположенное тут же, на площади.

— Гали, ты давно занимаешься антиквариатом? — полюбопытствовал Клиффорд.

— Да. Мне всегда нравились красивые и дорогие вещи. С раннего детства.

— Чтобы разбираться в искусстве, вероятно, нужно долго учиться?

— Учиться этому нужно всю жизнь. Предмет такой же безбрежный, как океан. В недвижимости ведь тоже много своих особенностей и нюансов, не правда ли?

— Да, но там активно участвуют точные науки. Вплоть до строгих математических формул. Это чистой воды экономические расчеты плюс знание тенденций рынка. Самое главное — это предвидение наступления экономического кризиса. Любой кризис означает крушение рынка недвижимости.

— А как можно прогнозировать наступление кризиса?

— В этом-то и весь трюк. Порой предвидеть это просто невозможно. Выручить может только интуиция. Расскажу тебе одну показательную историю. Мой друг из Нью-Йорка был владельцем одной из крупнейших компаний по развитию недвижимости. Ему принадлежали крупнейшие офисные центры, гостиницы, жилые дома, складские помещения по всей Америке. В течение года он неоднократно получал предложения от одного миллиардера из Японии, который намеревался купить его компанию на чрезвычайно выгодных условиях. Он не соглашался… Как-то тот позвонил ему и сказал, что последний раз предлагает ему эту сделку, значительно увеличив сумму. Мой приятель вежливо отверг и это предложение. На следующий день разразился один из тяжелейших кризисов, связанных с решением стран ОПЕК ограничить квоты на нефть. Рынок недвижимости моментально среагировал. Кризис продолжался два года. Конец истории.

— И что же стало с твоим другом? Выкарабкался он, в конце концов, из этой ситуации?

— Нет. Он потерял все до последнего доллара. Представь себе все эти огромные площади, которые не приносят ни цента дохода и которые невозможно продать во время кризиса. Более того, они требуют значительных затрат на содержание и обслуживание. Он в один только день терял сотни тысяч долларов… Дело кончилось полным банкротством.

— Грустная история. Подумать только о тех годах, когда он распоряжался сотнями миллионов, — дух захватывает! Продай он этому японцу свою фирму вовремя, твой друг к сегодняшнему дню мог бы владеть уже миллиардом. А это уже те деньги, которые придают новое качество личности…

Клиффорд с интересом взглянул на Гали. Он как бы увидел ее в новом ракурсе. Помимо женской привлекательности и обаяния он разглядел в ней родственную душу авантюристки и неукротимую поклонницу золотого тельца. Правда, он не пошел дальше в своем анализе и не увидел той существенной разницы, которая отличала их отношение к деньгам.

Клиффорд жаждал денег для того, чтобы тут же бездумно тратить их на земные наслаждения, не задумываясь о завтрашнем дне. Гали же стремилась к богатству ради своего душевного комфорта. Наивысшим наслаждением она считала не только обладание деньгами, но и сам процесс их приумножения. Схожим в их отношении к деньгам было только то, что оба были глубоко убеждены: все средства хороши для достижения богатства.

К концу обеда Гали и Клиффорд, не обсуждая этого вслух, были уверены, что смогут использовать один другого в своих целях. Как это будет в реальности — подскажет будущее. А пока они будут наслаждаться отдыхом, красотами Лазурного Берега, теплым морем и обществом друг друга.

Создание нового инвестиционного фонда «Женераль Имобилье» при компании «Женераль де Минеро» было вполне естественным событием в деятельности этого гиганта, имевшего собственность, разбросанную по всей территории страны. Вряд ли в то время у кого-либо во Франции возникли по этому поводу ассоциации со скандалом, разразившимся два года назад в нью-йоркской компании «Надежное страхование».

Начало событию положил телефонный звонок, раздавшийся в одно прекрасное утро в кабинете Жан-Клода Милье — президента «Женераль де Минеро».

— Жан, мой дорогой, — нежно прожурчало в трубке. Милье был старым другом Гали и клиентом — он увлекался антикварной мебелью и фарфором. — Я хочу познакомить тебя с одним любопытным американцем. Янки предлагает кое-что выгодное для твоей компании. Когда ты сможешь нас принять, дорогой?

— Cherie, для тебя я готов на все. Приводи своего любителя жвачки и футбола завтра. Жду.

Президент «Женераль де Минеро» г-н Жан-Клод Милье был очарован энергичным американцем. Его зачарованность была настолько сильной, что Милье даже не удосужился дать задание своему шефу персонала провести проверку финансовой и деловой надежности партнера в отношении американца, как это обычно делалось в подобных случаях.

Не прошло и недели, как в кабинете г-на Милье американец с помощью многочисленных схем и таблиц описывал перед узкой аудиторией высших должностных лиц радужные перспективы, открывающиеся перед компанией, если она последует его советам и рекомендациям. Руководители региональных подразделений фирмы внимательно, со скрытой завистью слушали Хатчинсона, втайне удивляясь размаху и хватке американского бизнесмена. Для реализации изложенных планов, по словам Хатчинсона, ему был необходим официальный статус в компании, то есть выступать в роли советника и доверенного лица при переговорах с потенциальными клиентами. Только тогда он будет в состоянии использовать все свои знания и опыт на благо вновь созданной дочерней фирмы. Что касается оплаты его услуг, то он рассчитывает только на гонорары, величина которых будет зависеть от привлекаемых им инвестиций.

— Чисто технический вопрос, который можно решить в рабочем порядке… Я не сомневаюсь, что мы легко договоримся, — заверил американец.

Подобные полномочия Хатчинсон незамедлительно получил вместе с вновь отпечатанными визитными карточками, на которых была указана его новая должность и адрес весьма уважаемой во Франции компании «Женераль де Минеро». Большего он и не мог пожелать.

Гали не только была в курсе предстоящей деятельности Хатчинсона, но и договорилась получать от него определенный процент за установление необходимых контактов. Следует отметить, что Гали вела себя весьма осторожно при представлении американца французским бизнесменам. Никто не смог бы позднее утверждать, что Гали имела какое-либо отношение к сомнительным операциям Хатчинсона. Она знакомила его с ними как своего нового поклонника, с которым недавно встретилась в Монте-Карло. По словам Гали, Хатчинсон, являясь крупным коллекционером, купил там, на выставке, несколько известных произведений голландских мастеров, чем и возбудил ее интерес к себе. Что произошло между ними далее, она оставляла додумывать самим бизнесменам, которые, зная ее сексуальную валентность, многозначительно и снисходительно улыбались. Затем Гали как бы уходила со сцены, и Хатчинсон, пользуясь своей поистине дьявольской способностью располагать и притягивать к себе людей, договаривался о новой встрече, где-нибудь в хорошем ресторане. Там, в непринужденной обстановке, которую он мастерски умел создать, Хатчинсон рассказывал о своих достижениях в области развития недвижимости. Он рисовал соблазнительные картины быстрых и чрезвычайно выгодных операций, проведенных им за океаном.

Гали, всегда готовая приобрести новые знания, решила использовать Клиффорда, так же как в свое время она использовала Эдуарда Бутмана.

С ее памятью, хваткой, глубоким пониманием менталитета французских бизнесменов, да и вообще национального характера французов, подобные знания могли принести хорошие дивиденды. Разумные вложения в недвижимость во все времена считались самыми надежными и выгодными. Гали решила не упускать случая. С рвением способной и старательной ученицы она приступила к занятиям, порой удивляя и изнуряя Клиффорда градом вопросов, на которые ему самому приходилось не так просто находить ответы.

Сам же Хатчинсон намеревался начать дело по старому отработанному сценарию, не очень задумываясь о возможных последствиях, рассчитывая исчезнуть из Европы, как только запахнет жареным. Однако определенные события, которые он никак не мог предвидеть, внесли существенные коррективы в планы американца.

Анатолий Барков ждал появления Гали в конце следующего месяца. Это было оговорено. Гали обычно звонила Анатолию из Парижа за два дня до вылета, но на этот раз звонок раздался за месяц до намеченного срока. Гали торопилась: Софья Григорьевна была серьезно больна и настоятельно просила дочь срочно прилететь в Москву. Во время последнего телефонного разговора Софья Григорьевна, всхлипывая, жаловалась Гали: «Доченька, поторопись, мне очень плохо».

На конспиративной квартире в большом сталинском доме у Киевского вокзала Анатолий Иванович Барков, старый куратор Гали, с тоской листал три последних номера журнала «Советский Союз», который он захватил с собой для нее в качестве обязательной пропагандистско-воспитательной работы с агентом.

«На кого рассчитано это чтиво?» — дивился Анатолий, разглядывая глянцевые лубочные иллюстрации к репортажам о радостной жизни простых советских людей.

Офицерам КГБ рассказывать басни агентам о «блестящих успехах» и «временных трудностях» становилось все сложнее. Понятное дело, «свежаки» — иностранцы, которые недавно приехали в Союз и ходили протоптанными тропами, проложенными работниками «Интуриста» и утвержденными «инстанцией». Легко было также с ценными агентами-иностранцами, временно выводимыми в Союз на отдых-поощрение и для встреч-инструктажей с руководством КГБ. Заезженные маршруты Москва — Ленинград, Ташкент — Самарканд с традиционными посещениями музея Ленина, Эрмитажа и гарема бухарского хана производили нужное впечатление на адептов Нового мира.

Заводить подобные песни с Гали? Смешно. Анатолий же для себя получал много интересной информации от Гали, которой никак нельзя было отказать в наблюдательности в отношении быта, нравов и менталитета «западников». Несмотря на солидную должность начальника отдела управления, Анатолию по роду своей деятельности не часто приходилось бывать за границей. Рассказы Гали дополняли его мозаичные знания «потустороннего» мира. Анатолий взглянул на часы. До встречи оставалось пять минут. Он знал, что Гали явится ровно в назначенный час. Этому он приучил ее уже лет десять назад.

После подробного и содержательного отчета о проделанной работе Гали приступила к неофициальной части беседы, которая обычно состояла из ее рассказов о путешествиях, интересных встречах и различных курьезах в ее иностранной жизни.

Анатолий устроился поудобнее в кресле, приготовившись терпеливо, но не без интереса выслушать очередной рассказ о приключениях Гали.

— Анатолий Иванович, последний раз в Ницце я познакомилась с забавным американцем. Зовут его Клиффорд Хатчинсон…

Далее последовал подробный пересказ событий в Ницце, Монако и Париже, который закончился необычным предложением агента:

— Клифф обладает завидным даром производить хорошее впечатление, увлекать людей своими идеями, и я уверена, что его можно использовать.

— Каким образом? — спросил Анатолий, не увидев пока в рассказе Гали ничего, что могло бы быть интересным для КГБ.

— У меня есть идея. В настоящее время у меня достаточно средств, чтобы подумать о приобретении серьезной недвижимости. Откровенно — мне надоело снимать дорогие квартиры в шестнадцатом районе, хотя так живут большинство богатых людей в Париже. Я собираюсь с помощью Клиффа серьезно заняться недвижимостью. Во-первых, это выгодно и интересно. А потом, знаете, мне хотелось бы создать в Париже модный салон.

Заметив удивленный взгляд Анатолия, Гали поспешила разъяснить:

— Что-то наподобие того, что организовывали русские аристократы до революции. В Петербурге, Париже… Что касается завсегдатаев, то это совсем нетрудно… Представляете, можно будет постепенно отобрать нужных людей из самых разных областей политической и общественной жизни Франции.

Разговор приобретал конкретное направление. Анатолий увидел в предложении агента далекую перспективу, которая могла привести со временем к положительным и весьма интересным результатам. В воображении Анатолия помимо его воли мелькали обрывочные картинки виденных ранее в кинофильмах элегантных салонов русской аристократии. Слышалась музыка обязательных бальных танцев с участием опереточных гусар и жеманных декольтированных девиц с высокими бюстами и немыслимыми прическами. Постепенно девиц становилось все меньше, и их место занимали дипломаты, бизнесмены и политические деятели. Вместо танцевальной музыки звучали приглушенные голоса военных, обсуждающих новое вооружение и последние натовские планы подготовки ядерной войны против бастиона социализма. На следующее утро резидент советской разведки во Франции читал расшифрованные за ночь выдержки из бесед ничего не подозревавших болтунов. Микрофоны, установленные в самых удобных для интимных бесед местах, исправно несли свою тайную службу…

В одном из кабинетов на Лубянке молодой веснушчатый сотрудник отдела, которым руководил Анатолий, старательно заполнил бланк документа, направляемого в 10-й архивный отдел КГБ. Помимо этого документа было заполнено еще шесть бланков, направленных в другие подразделения КГБ, суть и содержание которых не влияют на последующие события. Главное — Барков запрашивал информацию о Клиффорде Хатчинсоне.

Через два дня был получен ответ, содержание и форма которого была изложена на проставленном штампе с надписью:

«На Клиффорда Хатчинсона 10-й отдел КГБ СССР материалами не располагает».

Однако из ПГУ (Первое главное управление КГБ СССР) поступило сообщение, суть которого сводилась к следующему: Хатчинсон известный в Америке мошенник и авантюрист. В одном из прошлогодних октябрьских номеров журнала «Бизнес уик» в деталях описывался скандал, связанный с деятельностью компании «Надежные ценные бумаги», главным «героем» которого являлся Хатчинсон.

Перед возвращением в Париж на встрече-инструктаже, где перед Гали был поставлен ряд оперативных задач, Анатолий сказал:

— Будь предельно осторожна с Хатчинсоном. Он довольно известный мошенник.

— Анатолий Иванович, спасибо за предостережение. Я это учту. Однако это не меняет ничего в моих планах по созданию салона в Париже. Я даже придумала его название — Салон мадам Гали. Звучит?

Анатолий понял, что мысль о салоне превратилась уже в идею фикс, которую, как выражался бессмертный О. Генри, выбить из ее головы можно было только рукояткой кольта 45-го калибра.

— Ну что ж, дерзай. Идея в принципе не плохая. Еще раз предупреждаю, будь осторожна с Хатчинсоном. По крайней мере, не участвуй в его сомнительных сделках. О других формах контакта тебе решать самой — ты девочка уже большая, — закончил с усмешкой Анатолий.

— Спасибо, учту пожелание Родины, — в тон ему ответила Гали.

— Ну а теперь счастливого пути! Жду, как условились…

В пограничной зоне за КПП Шереметьево-2 веснушчатый молодой человек подошел к Гали и, передав привет от Анатолия, вручил ей 900-граммовую банку отборной черной икры. Пожелав Гали счастливого полета, он быстро вышел из погранзоны, сел в серую, видавшие виды «Волгу», которая, стремительно набирая скорость, вскоре выехала на прямую трассу в сторону Ленинградского проспекта.

Икра была подарком от Анатолия, купленная на выделенные управлением средства для поощрения агентов.

А тем временем Хатчинсон заметно преуспевал. Очевидно, американский стиль операций на рынке недвижимости был значительно прогрессивней, если можно было так выразиться, чем европейская манера с ее медлительностью, традиционными условностями и правилами. Американец действовал напористо и быстро. Его формула была проста: купить здание под потенциального покупателя, реставрировать или перестроить в соответствии с требованиями клиента и рынка, а затем немедленно продать. Поток. Конвейер. При этом он прекрасно организовал маркетинговую службу, а также успешно использовал личные знакомства и контакты, которые он в силу своей общительности и обаяния завязывал с невероятной быстротой.

Над предупреждением Анатолия Гали задумалась серьезно и, вернувшись в Париж, связалась по телефону со своим старым московским знакомым, уехавшим с первой волной еврейской эмиграции и осевшим в США. Новоиспеченный американец, бывший кандидат технических наук и сотрудник одного из московских НИИ, связанных с нефтяной промышленностью, привыкший на работе бить баклуши, не вылезая из курительной комнаты, в настоящее время имел сеть бензоколонок в Нью-Йорке, которые обеспечивали ему трудную, но безбедную жизнь на новой родине.

Разговор был короткий.

— Рудик, милый! Привет. У меня к тебе огромная просьба. Наведи, пожалуйста, справки о Клиффорде С. Хатчинсоне. Запиши по буквам — Клиффорд С. Х-а-т-ч-и-н-с-о-н.

— Ты знаешь, Гали, в Америке это не так просто.

— Зайди в частное детективное агентство. Да не мне тебя учить. Расходы я оплачу. И более того.

— Что тебе известно о нем кроме имени и фамилии?

— Я знаю, что он родом из Техаса. Ему за сорок. Последнее время проживал в Нью-Йорке. Успешно занимался недвижимостью. Создавал инвестиционные фонды. Президент фирмы ХГА — «Хатчинсон Гроссмен Ассосиэйшн». В деловых кругах его должны знать…

— Ну что ж. Это уже кое-что. Попробую. Жди звонка.

— Постарайся — за мной не пропадет.

Через несколько дней Рудик позвонил Гали в Париж.

— Как говорили у нас в Союзе — с тебя бутылка, Гали. А твой американец действительно знатный шмук. Все, что нарыли детективы, высылаю вместе со счетом агентства почтой DHL.

— Спасибо тебе, Рудик! Жди бакшиша…

— И мой совет, Гали: обходи этого поца стороной. Как говорят американцы, после рукопожатия с ним пересчитай пальцы на руке. Сама все увидишь….

Через три дня Гали с интересом, как увлекательный детективный роман, читала многочисленные вырезки из газет и журналов, посвященные скандалу на Уолл-стрит, о сути которого читателю уже известно. Среди них была также статья из журнала «Бизнес уик», упомянутая в ответе ПГУ на запрос Анатолия.

— Знаешь, Клифф, у меня есть интересная идея. Считай, что я тебя нанимаю одновременно в качестве «front man» и консультанта. Ты не возражаешь? — полушутя-полусерьезно спросила Гали.

Хатчинсон удивленно вскинул брови:

— Что ты имеешь в виду, дорогая?

— Я решила сама взяться за один проект, который сулит пятисотпроцентную прибыль. Для солидности мне нужен человек твоего калибра, который был бы исполнителем моих идей. Десять процентов — твои. Идет?

— Таких сделок не бывает. Надеюсь, ты не собираешься заняться наркотиками, honey?

— Да нет… Я также не буду создавать обреченные инвестиционные фонды наподобие тех, которые учреждала компания «Надежные ценные бумаги» в Нью-Йорке.

Клиффорд вздрогнул и на мгновение, казалось, лишился способности говорить.

— Не беспокойся, — заверила его Гали, — эту маленькую тайну мы оставим пока между нами. Хотя я ума не приложу, как это осторожные французские бизнесмены до сих пор не поинтересовались твоим прошлым.

— П-потому что их д-дела с моей п-помощью идут более чем успешно, — как всегда заикаясь в минуты волнения, с вызовом произнес Клиффорд.

— Пусть они так и идут. Забудь хотя бы на время о своей манере залезать в чужие карманы без спросу. Это не только дурной вкус, но и прямая дорога к получению второго образования в тюрьме. На этот раз во-французской. Но там порядки значительно жестче американских, так что учиться, да еще в твоем возрасте, будет труднее.

Гали нарочно унижала Хатчинсона, давая ему понять, что ей все до деталей известно о его прошлом и что она с этого момента хозяйка положения в их деловых отношениях.

— Итак, ты согласен на мои десять процентов?

— Гали, это больше чем несправедливо, ведь по твоим прогнозам прибыль будет пятьсот процентов… — Хатчинсон уже пришел в себя, и в нем заговорил расчетливый бизнесмен.

— Торг здесь не уместен, — отрезала она, воспользовавшись цитатой из советской классики, чтение которой, как, впрочем, и других мировых шедевров, с детства было недоступно американцу.

— Допустим, я согласен… В чем заключается твой план?

— «Допустим» или «согласен»?

— Согласен, — пробурчал Клиффорд.

— Вот это другое дело. Садись и внимательно слушай…

Хатчинсон покорно сел и стал внимательно слушать. По мере ее повествования у него разгорались глаза, и он все с большим интересом смотрел на Гали, как будто увидел ее в первый раз.

За два дня до разговора с Хатчинсоном Гали встретилась со своим старым обожателем мсье Верноном, с которым ее связывала не только многолетняя дружба.

— Дорогой Жак, я твоя должница. О размерах моей благодарности ты можешь, как всегда, не беспокоиться, — с двойным подтекстом произнесла Гали, поглаживая вялую мошонку лежащего с ней в постели пузатенького господина.

Она приподнялась на локте и игриво поцеловала лысину Жака Вернона, депутата Национальной ассамблеи Франции и председателя комиссии по планированию, координации и строительству промышленных объектов. Жак с сожалением и нежностью смотрел на предмет своей десятилетней страсти. Дело в том, что плоть его уже не могла так стремительно реагировать, как это бывало в первые годы их знакомства. Да даже и пару лет назад. Ничего не поделаешь — биологические процессы брали свое.

— Ты всегда знаешь, как меня отблагодарить, mon amour, — с деланным воодушевлением произнес он.

— Жак, ты уверен, что со строительством в Нормандии все произойдет именно так, как ты сказал? — перешла Гали к более прозаичной, но важной для нее материи.

— Абсолютно уверен. Так же, как то, что я лежу рядом с тобой.

Лежать — это еще не значит делать то, что полагается в подобных случаях, хотелось сказать Гали, но она вовремя сдержалась. «Это еще хорошо, что один раз у него хоть что-то получилось», — подумала она про себя.

— Так сколько времени пройдет, прежде чем правительство официально известит об этом общественность? — сказала она вслух.

— Не менее трех месяцев. Я тебе сообщил конфиденциальную информацию. Бюджетные средства уже выделены. Дело в том, что работа комиссии формально еще не закончена. Затем ее выводы должны быть утверждены правительством и парламентом. Ты же знаешь французскую бюрократию, дорогая. Да ты сама все увидишь в бумагах.

Гали удовлетворенно кивнула и тут же сменила тему разговора, переведя ее в более приземленную область.

— Милый, мне надо сегодня заехать в галерею перед закрытием. Да и тебя, я полагаю, ждут неотложные государственные дела… — не без скрытой иронии сказала Гали.

Иронию Жак не заметил, а предложение закругляться, выраженное в слегка завуалированной форме, не нужно было повторять ему дважды. Жак уже четверть часа безуспешно подыскивал благовидный предлог, чтобы поскорее покинуть уютную спальню Гали без утомительной попытки реванша, не потеряв при этом лица.

— Да-да, дорогая, но я надеюсь, что мы обязательно увидимся на следующей неделе, — с искусственным энтузиазмом в голосе произнес депутат.

Через пятнадцать минут они уже стояли на лестничной площадке у дверей лифта.

Вернувшись домой, Гали быстро прошла в гостиную, где на журнальном столике лежала карта, оставленная для нее Жаком. На ней красным фломастером была прочерчена сплошная линия, проходящая через один из самых живописных участков в Нормандии. Карта лежала на целой стопке бумаг, состоящих из геодезических калек, строительных и архитектурных планов и другой подобной документации, которую Жак принес по просьбе Гали.

Она раскрыла один из документов. В верхней части листа ярко выделялась надпись, сделанная от руки красивым шрифтом, которым так любят пользоваться архитекторы:

Гали сняла трубку и набрала номер Хатчинсона.

— Клифф, все в порядке, документы у меня. Приезжай.

Жители ряда небольших городков и нормандских деревень, расположенных в районе отмеченной чертой на карте, не удивились, когда в самых крупных из них появились небольшие конторы строительно-риэлторской фирмы «Конструксьон Эропеен». Они уже давно слышали о правительственном проекте. Для многих из них это была благая весть, так как в будущем ожидалось появление новых рабочих мест. Для владельцев крупных земляных наделов, большинство которых и не жили в этом регионе, она вызвала нечто похожее на панику.

Что касается контор компании, то это были небольшие офисы с демонстрационной комнатой, в которой на стенах висели строительные чертежи железнодорожной ветки, противошумовых защитных щитов вдоль всего пути ее проложения, а также планы многочисленных инфраструктурных сооружений — станций, резервных депо и т. д.

Посередине комнаты располагались макеты этих сооружений. Все это выглядело довольно внушительно и не вызывало сомнений, что планы правительства будут осуществлены в самый кратчайший срок. Все говорило о том, что компания является одним из подрядчиков предстоящего строительства. Посетителям офисов также сообщали, что компания «Конструксьон Эропеен» готова купить по рыночной цене прилегающие к железнодорожной ветке земли для строительства новых промышленных объектов.

Через две недели после открытия офисов земля вдоль планируемой ветки подешевела в пять раз. Владельцы понимали, что мало кто захочет строить дома и виллы в промышленной зоне, которая ранее славилась своей живописностью и целебным воздухом. По этой стоимости ее и скупали агенты компании. Когда предложения иссякли и было куплено все, что было можно продать при данных обстоятельствах, конторы компании «Конструксьон Эропеен» внезапно исчезли.

Еще через три месяца бывшие владельцы проданных участков узнали, что специальная правительственная комиссия пришла к совершенно неожиданному выводу — строительство железнодорожной ветки осуществлено быть не может. Этот вывод был сделан в связи с обнаружением на большой части территории грунтовых вод высокого уровня. К тому же там были обнаружены и подземные пустоты, что могло привести к оползням, деформации поверхностных участков земли и связанных с этим иных напастей.

И все это, как выяснилось, просмотрели геодезисты и другие службы, ответственные за предпроектные работы. Для укрепления грунта, отвода вод и других работ потребовались бы огромные дополнительные затраты. Правительство по политическим соображениям (как всегда накануне выборов) не собиралось вносить предложение об увеличении бюджета. По той же причине на протяжении трех с половиной месяцев оно хранило молчание о выводах комиссии.

Вот эти материалы и были приложены к документам, которые положил на журнальный столик Гали председатель комиссии и депутат Национальной ассамблеи г-н Жак Вернон.

Итак, принятое ранее решение о строительстве железнодорожной ветки было отменено. Был ли это в действительности просчет инженерных служб или это было преднамеренное действо — никто точно сказать не мог. По крайней мере, ни один работник государственных служб не был признан ответственным и не понес наказания.

Как и следовало ожидать, цены на участки, купленные компанией «Конструксьон Эропеен», немедленно подскочили ровно в пять раз. По этой стоимости они и были проданы новым владельцам.

Прибыль Гали была огромной. Она честно расплатилась со своим партнером и решила продолжить свою деятельность в области недвижимости. Что она с успехом и делала.

В это самое время и появился Салон мадам Гали в одном из солидных старинных зданий на улице Мозар в шестнадцатом районе Парижа.

На осуществление этой мечты прибыли хватило с лихвой. Хатчинсон становился обузой… Но прежде чем сказать «прощай» этому выжатому лимончику, Гали еще умудрилась соскрести с него остатки цедры.