Глава 6. В катакомбах Церы
Элвин
Цера изменилась.
Теперь она пахла войной. Отряды наемников на каждом углу: безземельные рыцари Прайдена, пехотинцы с Аларского нагорья, татуированные южане. За солдатами удачи стаей шакалов следовали их вечные спутники — шлюхи, ворье, маркитанты, скупщики награбленного.
Если всю эту свору в ближайшее время не спустить с цепи, она пожрет город. Слишком много заточенного железа и пустых кошельков. Император должен это понимать.
Человеческие войны и горе по-своему отражаются на Изнанке мира. Город хотел крови, и, откликаясь на жадный призыв, из гробниц и темных нор лезла всякая дрянь — мелкая и жадная до полной потери самосохранения. Их голодный вой ощущался костями даже на третьем этаже недешевой гостиницы.
Не мое дело, но местный князь фэйри слишком распустил эту шушеру. Как он хочет распоряжаться в городе, если не в состоянии держать под контролем низших вулей?
Когда стемнело, я спустился в залу и показал хозяину серебряную монету:
— Скажите-ка, любезнейший, нет ли здесь неподалеку заброшенного дома? Такого, чтобы окна выходили на городскую тюрьму, кладбище или больницу?
— А как же, ваша милость, — откликнулся мужик за стойкой. — Как не быть? Дом сеньора Мунцио, вот что нужно вашей милости. Стоит пустой уже третий год, с тех пор, как молодой Лучано сошел с ума, зарезал свою бедную Софи, а потом сам повесился. Да и окна на лечебницу Скорбящей.
— Отлично! — это было даже лучше, чем я рассчитывал. — Пусть кто-нибудь из слуг проводит меня к дому сеньора Мунцио.
Трактирщик поймал монету. По гадкой ухмылке на его рябом лице было видно, что он знает (точнее, думает, что знает), зачем заезжему аристократу на ночь глядя понадобился «дом с историей».
Те же мысли читались на лице мальчишки, который показывал, где находится дом. Он смотрел на меня огромными, круглыми от ужаса глазами и так озирался в поисках помощи всю дорогу, что я почувствовал себя настоящим злодеем. Когда я отпустил паренька у дверей жилища, тот припустил со всех ног — видимо, не чаял уйти живым.
Совершенно напрасно, к слову. Я не планировал диких зверств и кровавых жертвоприношений. Ну… почти.
План обчистить тайник де Бриена вполне тянул на воровство по меркам фэйри. А воровать лучше с умом. Подземная Цера не меньше, а то и больше той, что разлеглась на поверхности. Каменоломни, гробницы, тайные ходы, забытые склады, святилища и даже остатки давно заброшенной канализации — две тысячи лет истории не проходят бесследно. Можно плутать по ним годами. А можно привлечь проводника.
Последним я и собирался заняться.
Шаг. И ночь расцвела монохромными, словно подсвеченными изнутри контурами, немыслимой для обычного мира резкости. Изнанка мира. Родина всего чудесного и чудовищного. Обычным людям нужны врата, чтобы попасть сюда, но я — Страж. Сам по себе врата.
Все жители Изнанки, за исключением фэйри — порождение человеческой фантазии, желаний и страхов. И кормятся они той же материей. Оттого и предпочитают «проклятые» дома или близкое присутствие храмов, тюрем и больниц.
Дверь дома была не заперта. Неестественно яркая луна заглядывала сквозь забранные решетками окна, по пустым коридорам гулял ветер.
Я остановил выбор на комнатушке, оконца которой выходили к лечебнице для бедноты. Очертил мелом круг, наскоро выплел маскирующую формулу, выставил свечи и чашу. Свечи вспыхнули, и в углах зашевелились тени — пока всего лишь обычные тени, бесплотные и неопасные, но я кожей чувствовал внимательный взгляд. Город замер, принюхиваясь. Я не стал его разочаровывать и полоснул кинжалом по правой ладони.
Кровь любого Стража полна чистой, концентрированной силы. Редкое лакомство по меркам вулей. Сейчас заброшенный дом для них, как свежий кусок мяса в капкане. Дармовая сила, и никого рядом — приходи да бери.
Капли медленно стекали в чашу. Я дождался, пока кровь скроет дно, и приложил к ладони тряпицу. И тут началось.
Из самого темного угла комнаты, повизгивая от жадности, бросилась тварь, похожая на собаку, с чудовищно вывернутыми конечностями. Ее встретил удар шпаги. Гриск заскулил, завертелся на месте и издох, но на смену ему из темноты встало еще несколько собратьев.
Гриски шли на запах крови и обещание силы. Убить их несложно даже обычным оружием, они наглеют, лишь чуя слабость. Я мог бы сжечь тварей одним движением руки. Но сделать это означало выдать себя.
Во многом, успех сегодняшней вылазки — вопрос удачи и правильного выбора места. Если я ошибся, и дом действительно пустует, добычей ночи станут только гриски, хогги и прочая неразумная дрянь. А мне придется придумать что-то другое или пойти на поклон к местному князю.
Чуть было не проморгал его. Мелкий, в полметра росточком, с приземистым квадратным тельцем, от ушей до пят заросший черными волосами, он выкатился из щели, добежал до чаши и начал жадно лакать.
Попался!
Я наклонился и ухватил вуля за шкирку. Он сначала трепыхался и пищал, потом обвис, как нашкодивший кот.
Еще с десяток грисков влетели в комнату и разочарованно заскулили. Стоило нарушить круг, как заклинание перестало действовать. Теперь твари ходили кругами, с опаской принюхивались. Их было достаточно, чтобы напасть на человека, но от меня слишком явно несло магией и опасностью. Гриски медлили, жались по углам.
— Вон, — скомандовал я. Щелчок пальцев подкрепил команду, вспыхнули мелкие искры, в комнате запахло паленой шерстью. Уродливые выродки бросились врассыпную. Их скулеж еще долго эхом отражался в ночных переулках.
Моя добыча тоже дернулась, но я лишь рассмеялся и щелкнул вуля по носу.
— А ты куда собрался, милейший?
— Простите, сеньор. Я не хотел ничего дурного, — заныла нежить. — Не знал, что вы здесь. Просто хотел подкормиться!
— Верю, — согласился я, рассматривая своего пленника.
Редкостный уродец. Даже по меркам вулей. Черные глаза на выкате, гадкий, розовый хоботок в обрамлении седых вибрисс — точь-в-точь крот. Широкие лапы-лопаты с длинными когтями только довершали сходство.
— Как твое имя?
— Пощадите, сеньор, — снова заныло создание ночи. — Я не хотел зла…
— Как. Твое. Имя. Отвечай! — я встряхнул его, и вуль вытянул конечности, окончательно уподобившись наказанному коту.
— Тальпус, господин.
— Другое дело, Тальпус. Поговорим?
Падал он тоже как кот: стоило разжать пальцы, как вуль перекувырнулся вперед и приземлился на все четыре лапы.
— О чем, сеньор?
— Ты ведь подземный житель, так?
— Я часто прячусь в норах, — осторожно согласился вуль.
— И в катакомбах бываешь?
— Ну… бываю, — еще более осторожно кивнул он. — Иногда.
— Мне нужен проводник. К гробнице первосвященника Ипполита.
Создание ночи ойкнуло и прикрыло глаза лапами-лопатами:
— Не надо, сеньор! Это плохое место.
— Брось! Служения Черной Таре не проводились больше пятисот лет, да и сама богиня мертва.
— Опасность!
— Какая?
Он не ответил.
— Хорошо, но вот какое дело. Мне нужно туда. Именно к гробнице.
— Князь…
— Нет, нет. Я совершенно не намерен тревожить вашего князя без особой нужды. Ему, как приличному хозяину, придется задавать много неудобных вопросов. Кто я такой, откуда пришел, чего ищу. Мы же не хотим доставить ему столько хлопот, верно, Тальпус?
Вуль сгорбился и спрятал личико в ладонях. Сейчас он походил одновременно на перекормленного крота и мохнатый куст.
— Ты сам признался, что голоден. Я мог бы подкормить тебя. Услуга за услугу, что скажешь?
Пленник залопотал что-то невразумительное и помотал головой.
— И я понимаю, предприятие связано с риском, а за риск обычно доплачивают. Тебе даже не придется входить туда вместе со мной. Просто доведешь до входа, дальше я сам. Поверь, если в гробнице что-то и прячется, после моего визита это будет безопаснейшее место во всей Разенне. Маленький подарок вашему князю. А это — для тебя. Аванс, — я размотал тряпицу на правой руке. Рана уже не кровоточила, но запах крови заставил вуля потянуться ко мне.
— Можешь взять немного, — разрешил я.
Тальпус всхлипнул, вылизывая ладонь длинным, вертким языком:
— Князь будет гневаться!
— Не дрейфь, малыш. Князю мы ничего не скажем.
Франческа
Мне казалось, я знаю, как устроен мир.
Мне казалось, в нем все просто и понятно.
Мне казалось, я знаю свою семью.
Если в камере мой брат Риккардо, мой безумный брат Риккардо, то кто этот человек, который ежедневно спускается к общему столу на обед и ужин? Человек, которого я столько лет называю этим именем и величаю братом?
Он ниже пленника Кровавой башни почти на полголовы. Ниже и меньше, его даже можно назвать «щуплым». У него стальные отцовские глаза и выступающая челюсть. Он всегда сдержан и зануден. Меж нами никогда не было особой близости, но он всегда заботился обо мне, как умел. Пусть мне и казалось, что забота эта продиктована больше его представлением о долге, чем любовью.
Мне было пять лет, когда Риккардо надолго, очень надолго отослали на воспитание в замок Риччи. Год или даже два. Казалось, что без него прошла целая жизнь. Помню, как поначалу я скучала, потом перестала. В таком возрасте все быстро забывается.
Получается, что вместо Риккардо вернулся подменыш?
Отец знает. Не может не знать. Еще должны знать слуги. Я пытаюсь расспросить Розу и вижу по ее бегающим глазам — ей что-то известно. Но старенькая кормилица сперва отнекивается, а когда я начинаю настаивать, грозится пожаловаться отцу:
— Не лезла бы ты в это дело, mio bambino, — бормочет она.
Если это «не мое дело», то что тогда мое? Они могут держать меня за дуру, но теперь, когда я знаю правду, я не отступлю.
Кто «они»? Не знаю. Отец. Брат. Слуги. Все, кто врал мне эти годы.
Потрясенная своим открытием, я едва замечаю отъезд северянина. Отец рвет и мечет, но Риккардо, тот, второй, ненастоящий Риккардо принимает мою сторону. Ему не нравится Элвин Эйстер.
— Бастард, да еще с такой репутацией — плохая партия, — настаивает он. — У маркграфа Эйстерского есть наследник, почти ровесник Франчески. Не разумнее ли с точки зрения политической выгоды будет предложить эрцканцлеру подобный союз?
Отец морщится, по его лицу видно, что он желал бы подобной партии, но сознает сколь ничтожна вероятность выдать меня за сына курфюрста.
Мне до смешного скучно слушать эти споры. Что бы я ни сказала, будет так, как решат мужчины. Походя замечаю, что Элвин Эйстер бесплоден. Это заставляет отца помрачнеть и задуматься. Он хочет внуков.
Риккардо снова начинает доказывать, что родство с магом станет опрометчивым шагом. Доказывать с таким жаром, словно Элвин сделал мне предложение, а вовсе не покинул замок, толком не попрощавшись. Отец велит ему заткнуться.
Все мои помыслы занимает безумец в подвале Кровавой башни, потому я сижу с бесстрастным и смиренным видом, как положено истинной леди. Не спорю и не пытаюсь развлечься с помощью шуток. Лишь поглядываю порой на лже-Риккардо. Он тоже наших кровей. Слишком, слишком похож на отца.
Кто ты, человек, которого я считала своим братом?
* * *
Я не очень разговорчива.
У нас в роду считается, что смирение и умение промолчать — женские добродетели. Отец долго вколачивал их в меня. Вколотил. Все, что я себе позволяю — осторожные улыбки и мягкие шутки. Шутки, которые не понимает никто, кроме меня.
Кроме меня и Элвина Эйстера.
Я не болтлива и сдержана. Всегда помню о своем положении и не позволяю себе лишнего. Я всегда дочь герцога.
Только с Лоренцо я позволяла себе быть иной. Настоящей.
Нет сил описать, как тяготит меня сейчас эта ставшая второй натурой привычка держать все в себе. И посмей я обсудить с кем-то свое открытие — не смогу. Слова застрянут в горле. И я боюсь доверять бумаге эту тайну.
Я доверяю ее птице.
Венто необычайно умен и предан. Я не держу его в клетке, стриж летает, где хочет, но всегда возвращается. Я протягиваю ладонь и он падает на нее. Крохотные коготки царапают кожу, под пальцами бьется маленькое сердечко. Мой славный, мой хороший! Осторожно, одним пальцем глажу Венто по голове, он блаженно прикрывает глаза. Как кот.
Он так умен, что иногда мне кажется — стриж понимает человеческую речь. Я знаю, это невозможно, но порой так хочется поверить в невозможное.
Я говорю, не думая жаловаться. Просто нужно выговориться, выплеснут свои сомнения. Стриж слушает, склонив голову набок. И вдруг срывается с руки, чтобы начать с криком метаться по комнате.
— Что случилось, Венто? — с испугом спрашиваю я.
Он никогда не вел себя так.
Стриж отвечает на птичьем наречии. Должно быть, я перечитала сказок, потому что мне слышится в голосе Венто отчаяние и просьба. Он подлетает к двери и снова возвращается, кружит. Даже садиться на голову, чтобы клюнуть и снова летит к двери.
— Да что с тобой такое?
Проходит почти полчаса, прежде чем питомец успокаивается. Весь вечер Венто, нахохлившись, сидит на шкафу и показывает, что обижен на меня за что-то.
Элвин
Вход начинался в подземельях сразу за Ареной. Никогда не нашел бы его в одиночку. Вуль провел меня мимо раздевалок, клеток с бойцовыми животными. Потом были склады. Ночные и темные.
Не помню точно, где свернули, но идти стало труднее. В коридорах встречались обломки камня, стены сузились, а потолок опустился так, что временами приходилось пригибаться. Мы покинули мир людей.
Дорога заняла не менее часа. Могла бы меньше, но я останавливался у каждого поворота, чтобы сделать пометки на стене. Доверие — штука хорошая, когда оно обосновано. Ставить свою жизнь на верность Тальпуса я не собирался.
У очередного поворота вуль остановился.
— Здесь. Дальше прямо, сеньор.
— Проводишь меня до места, малыш.
— Нет, сеньор.
— Это был не вопрос. Возражения не принимаются.
— Вы обещали, что я иду только до гробницы.
— Я еще не видел гробницу, дружочек. Нет, даже не думай, — предупредил я его порыв. — Мы же не хотим проверять, хорошо ли горят вули, верно? Давай, не бойся. Как только дойдем до места, я тебя отпущу, обещаю.
Последний коридор оказался совсем коротким. В конце его находилось круглая комната — шагов десять в длину. Выход из помещения перекрывала массивная каменная дверь. Естественно, запертая.
— Что насчет ключа? — без особой надежды поинтересовался я у проводника.
— Не знаю, сеньор! Я никогда не был внутри.
— Хорошо. Подожди, пока я открою дверь.
Неоправданный оптимизм. Со второго взгляда стало ясно — дверь запечатана магией. Там, где край каменной плиты соприкасался со стеной, шла полоса рунной вязи. И это был не привычный с детства футарк, а любимая в Разенне умбра.
Я снова мысленно выругал себя за пренебрежение магическими практиками. Сколько раз клялся подтянуть технику и освежить знания! Пару раз даже пытался, но надолго меня не хватало. Жизнь сама по себе довольно скучная штука, чтобы добавлять в нее тоски от гримуаров.
Я еще размышлял, стоит ли подбирать ключ или проще снести дверь, когда в комнате стало в два раза светлее от чужого факела.
— Вы, должно быть, заблудились, господин маг. Позвольте, я покажу выход.
Незнакомец мог бы сойти за подростка. Издалека. Росточком мне по плечо, длинные светлые волосы стянуты в хвост на затылке. Острые скулы, подбородок и кончики ушей. Стройный, даже изящный, с непропорционально длинными руками. И янтарные кошачьи глаза.
— Да нет, не заблудился, любезный… простите, нас не представили, поэтому просто «эй, вы, любезный».
— Тайный храм Тары — опасное место с дурной славой. Честному человеку нечего здесь делать.
Один короткий взгляд в сторону Тальпуса подтвердил подозрения. Ну конечно, мерзавец сдал меня с потрохами.
— Что же в таком случае ВЫ делаете здесь. Или правила только для людей? Кстати, «Эй, вы, любезный» — слишком длинно. Может, остановимся на дружеском «Эй»?
Он не отреагировал на хамство:
— Законы князя едины для всех. А я здесь, чтобы уберечь вас от большой ошибки.
— Никакой ошибки, любезный Эй. Обожаю опасные места с дурной славой.
Я даже не отвел взгляд, всего лишь моргнул, а он уже пересек комнату и теперь стоял между мной и дверью. Два клинка за спиной намекали, что в случае чего у фэйри найдутся аргументы посерьезней слов.
Очень быстрый. Плохо.
— Лучше прислушаться к моим словам. Пока вы еще гость.
Он был прав по меркам того, второго мира, который я давно считал своим куда более, чем человеческий. Одно дело — тайно обстряпать свои дела на чужой территории и совсем другое — вступить в поединок с жителем домена. Следовать под конвоем к князю города и там оправдываться, как нашкодивший мальчишка — унизительно. Но я сам виноват, раз попался.
Шла бы речь о любом другом князе, не Марции Севрусе, я бы пошел с фэйри.
Противник все-таки успел увернуться. Столб пламени ударил из моих сведенных рук прямо в центр каменной двери, а долю секунды спустя я почувствовал острую сталь у горла.
— Я мог бы вас убить, господин маг, — спокойно сообщил фэйри. — Но князь очень желал беседовать с человеком, который так рвется в заброшенное святилище Черной Тары.
Я выругался с явным уважением. Нельзя недооценивать противника. Фэйри был не просто хорош, он был великолепен. Стало ясно, почему князь отправил его в одиночку против мага.
— Похоже, нам обоим сейчас станет не до бесед с князем.
Выпущенный огонь не гас. Он растекся по рунам и контуру двери и сменил цвет с рыжего на пурпурный.
— Прекрати это! — потребовал фэйри.
— Прекратил бы, если б мог.
— И что сейчас будет?
— Понятия не имею. Мы разбудили охранные руны. А уж чего маги твоего князя туда навесили…
— Это не наши.
— Что?
Он не ответил, но убрал клинок от моего горла. Огонь отражался в кошачьих глазах фэйри, дверь раскалилась так, что нам пришлось шагнуть назад. Воздух обжигал легкие. Я протянул руку, пытаясь подчинить пламя, и еле успел отшатнуться. Оно не было просто стихией, за языками огня стояла чья-то изреченная воля.
Дверь выплюнула пять сгустков лилового света и потухла. Но прошедшее через нее нечто не спешило таять. Так и лежало на полу сиреневыми лужицами.
— Что за… — в этом зрелище было что-то неуловимо знакомое. Я точно читал или слышал о подобном.
А еще я готов был поставить свою жизнь, что лиловая субстанция не имела ничего общего с водой. И вообще к ней лучше не приближаться.
Как бы в подтверждение моих мыслей поверхность лужиц пошла рябью. И я, наконец, вспомнил, что мне это напоминает:
— Протохимера. Из похожего дерьма выкармливают искусственных монстров Изнанки! Когда растят чью-то погибель.
Нечто из-за двери забурлило и вспучилось. И мной, и фэйри сейчас владело достаточно эмоций, чтобы запустить первичную реакцию. Но создание химеры занимает не один месяц. Они не могут вот так просто и быстро…
— Круг! — скомандовал фэйри, и я подчинился. Теперь мы с недавним противником держали круговую оборону, спина к спине. Я подумал и тоже достал шпагу.
Ближайший лохматый сиреневый ком выпростал тонкую ложноножку и потянулся в мою сторону. Мне это сильно не понравилось. Не подпуская потустороннюю пакость даже на длину шпаги, я долбанул по ней аквилонской плетью.
Магически спеленутый в гибкий кнут ветер растаял в руках. Это было все равно, что опустить кусок льда в кипящую воду. А твари заметно подросли и вытянулись.
— Какого гриска?! — ругнулся фэйри за спиной.
Звякнула сталь, кто-то коротко взвыл. Сразу две твари насело на меня. Я отмахнулся от первой шпагой и рефлекторно, не соображая, что делаю, приложил вторую Силой.
Опять это дикое ощущение. Как будто делаешь замах с мечом в руке, но в последний момент тот исчезает. Твари снова подросли и уплотнились.
— Что происходит?
— Похоже, они жрут мою магию. Ничего себе, никогда не подозревал, что химеру можно откормить и магией.
За спиной снова запели мечи, несколько коротких взвизгов слились в один. Напарник взмыл в воздух и после невероятного прыжка приземлился передо мной. В каждой руке он держал по акинаку.
— И что нам делать, маг?
Короткий удар снизу, навстречу двум атакующим тварям и такой же стремительный прыжок назад, чтобы снова стать спина к спине.
— Пижон, — восхитился я, расправляясь с третьим монстром. — Перед кем рисуешься? Тут нет девок.
Сейчас монстры напоминали странно плотные человеческие тени, приземистые и неестественно сгорбленные. Двигались они не очень быстро, рывками. К сожалению, удары не сражали тварей, лишь замедляли и отбрасывали.
Если монстры жрут магию, а я, как любой Страж, не могу не фонить, то получается, что они просто регенерируют. И прервать это можно лишь убрав источник магии.
Я бы и сам не отказался убраться отсюда, право слово.
— Эй, дружище. Тебе не кажется, что есть некоторая несправедливость. Почему очаровашки выбирают меня? — пожаловался я, после третьей подряд атаки, когда вся пятерка пыталась повалить меня с ног. Не будь рядом фэйри, им бы это удалось. — Тебе, наверное, тоже хочется любви и ласки.
Мое красноречие пропало даром. Как истинный воин, в бою напарник был немногословен и целиком сосредоточен на деле.
— Что дальше? Как нам от них избавиться?
— Отличный вопрос. Жаль, у меня нет такого же отличного ответа. Только догадки.
— Давай свои догадки.
— Я могу попробовать магию.
— Ты уже пробовал магию.
— Не так! Не чуть-чуть. Подобные фантомы создаются с расчетом на ничтожный потенциал обычных человеческих магов. Я могу вкачать в них столько, что они лопнут. Или…
— Или?
— Или не лопнут, — завершил я, уклоняясь от очередной атаки.
— Плохой план, — фыркнул фэйри. — Давай другой.
— Другой еще хуже. Обычные химеры так не кормятся, эта дрянь жиреет за счет заклятья на двери. Я попробую деактивировать руны, если ты прикроешь наши задницы.
— Годится. К двери!
— Эй, когда это ты начал командовать?
На деле оба плана никуда не годились. Но если затея с дверью провалится, я всегда смогу попробовать что-то еще.
Мы азартно врубились в толпу монстров. «Мы» в данном случае — преувеличение. Я только мешал недомерку, в одиночку фэйри сделал бы это быстрее и красивее. Он орудовал своими акинаками с нечеловеческой скоростью, да еще при этом перекатывался, крутился и прыгал, как кузнечик.
— Действуй! — приказал он, становясь за моей спиной.
Я склонился над камнем, снял перчатку и кончиками пальцев прошелся по цепочке символов. Здорово мешала темнота. Когда все началось, я отшвырнул факел, и тот потух. Фэйри поступил умнее, воткнув свой в щель между камнями. Но все равно слишком далеко. Света не хватало.
Рассказал бы кто, что мне — стихийному магу — не хватит огня, я бы посмеялся. Но сейчас прибегать к Силе, означало раскармливать фантомов. Неожиданно раздражающее открытие. Я так гордился своим умением обходиться без магии, но она всегда была рядом — руку протяни. Нынешнее положение заставляло чувствовать себя неуютно.
Расшифровывать заклинание на умбре почти в полной темноте? Я не рунический маг. Я — стихийник с неограниченным потенциалом. Руны для слабаков.
Звуки сражения за спиной, то стихали, то снова возобновились. Я, как слепец, ощупывал проклятый камень, пытаясь вспомнить эффективные сочетания рун. Вязь в два ряда, бустрофедоном. Лихо закручено, даже изящно.
Задачка увлекла. Пальцы скользили по символам, и вокруг них разливалось еле заметное красное свечение. В уме выстраивалась последовательность символов. Если сюда и сюда добавить Резу и Такис…
Боль в левом плече вернула к реальности. Одна из этих тварей все-таки добралась до меня. Секунду спустя клинок фэйри почти располовинил ее, но дело было сделано — химера хлебнула крови. Пятерка монстров еще подросла.
— Дружище Эй, ты не мог бы лучше делать свою работу? — раздраженно спросил я, зажимая плечо.
Он не ответил, был слишком занят, сдерживая атаку разжиревшей пятерки. Как бы ни был хорош фэйри, он не сможет прикрывать меня вечно.
Сила сочилась через рану вместе с каплями крови. Скверно. Теперь я, сам того не желая, подкармливал противника.
Идея пришла внезапно, когда я думал, как же закрыть рану без помощи магии. Легкое, красивое решение задачки. Я вписал кровью еще три руны, закрывая нижний ряд, вкачал туда Силы, с лихвой, чтобы точно хватило, и даже успел прикрыть лицо рукой и крикнуть напарнику «Падай!».
Лиловая вспышка пронеслась над головой, на секунду ослепив даже сквозь сомкнутые веки. Я встал, проморгался. Монстры исчезли вместе с дверью, теперь из проема глядела вязкая тьма в сиреневых всполохах. Фэйри сидел на земле и тер глаза.
— Не трогай, будет хуже. Извини, не успел предупредить насчет вспышки, — я подал ему руку.
— Это пройдет? — в его движениях скользила легкая неуверенность.
— Должно. Хочешь — я посмотрю. Правда, излечения не обещаю. Заживлять мелкие порезы — мой потолок.
— Смотри, — согласился он.
Глаза не пострадали, но зрачки сжались в крошечные точки с булавочную головку в расплавленном золоте радужки.
— Нормально. Пройдет через пару часов, может раньше. Кстати, спасибо за помощь. В одиночку было бы трудновато.
— Ага, — он хмыкнул. — Мне тоже.
— Дверь исчезла. Собираюсь пойти и проверить, что там.
Будь он в порядке, я не успел бы уклониться от удара. Акинак встретил пустоту, а фэйри слегка пошатнулся.
— Ты что творишь?
— Не могу позволить тебе сделать это. И не смогу остановить, пока не вижу. Придется убить.
Вот упертый баран!
Как назло, я его убивать совсем не хотел. Даже если забыть, что был ему должен за помощь. Фэйри оказался отличным напарником, да и просто жаль терять такого мечника.
Я вообще не люблю убивать, пусть в это и нелегко поверить, если вспомнить, сколько крови на моих руках.
— Это глупо. Остановись! — сгусток огня в нескольких дюймах от его лица заставил противника замереть.
— Так-то лучше. Я мог бы оглушить тебя, но не хочу унижать. Поэтому просто положи оружие и выслушай меня.
Фэйри опустил акинаки. На лице его не было ни гнева, ни растерянности. Вот же хладнокровная бестия!
— Не знаю, за кого ты и твой князь приняли меня, но я здесь впервые. И не для ритуалов во славу Черной.
— Тогда кто ты, и зачем ты здесь?
— Просто вольный искатель приключений и всяких магических штучек. Встретил в дневниках де Бриена упоминание, что он когда-то давно развлекался в гробнице Ипполита и оставил там свои записи вместе с одним занятным артефактом. Клянусь, я понятия не имел, что у князя до сих пор проблема со служителями Чиннамасты!
Он молчал, всматриваясь в меня невидящими глазами. Словно пытался на слух определить степень моей искренности.
— Почему ты сразу не пошел к князю?
Я даже улыбнулся такой наивности:
— А что — ваш князь привечает расхитителей гробниц?! Вот ведь незадача, я и не знал. Думал, начнутся обвинения в воровстве.
— А ты не считаешь себя вором?
— Нет. Тайник и его содержимое не принадлежит князю, наследников у де Бриена не осталось, а мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы раскопать эти сведения. Не понимаю, на каком основании я должен отдавать свою добычу.
Он еще колебался:
— Как ты узнал, что у нас есть проблемы со служителями Черной? Я ничего не говорил.
— Ну, здесь элементарно. Князь не послал бы своего лучшего воина — ты ведь лучший, не так ли? — если б речь шла о просто заброшенной гробнице. Да и дверца эта… будь я проклят, если на ней не свежие чары. Не более пары месяцев. Только странно, с чего эти ублюдки резвятся у вас, если Черная мертва уже почти четыре столетия.
Фэйри тяжело сел на пол:
— Это началось недавно. Стали пропадать люди. И… не только люди. Мои собратья и разумные вули. Потом пришли гриски. Много. Очень много. Мы зачищаем улицы каждую ночь, но их не становится меньше. В городе трудно дышать. Ты видел наемников?
— Их трудно не заметить.
— Люди тоже что-то чувствуют. По-своему. Это выльется в резню или войну.
Я кивнул, забыв, что он не сможет этого увидеть.
— Умерло очень много… наших. А месяц назад все прекратилось. Мы не сразу вышли на святилище Черной. Князь приказал не трогать дверь, но следить за незнакомцами, которые отираются рядом.
— И тут приезжаю я. Понятно, почему Тальпус стукнул князю. Кстати, где этот маленький засранец?
Вуль не сбежал, как я сперва подумал. Тушка, похожая на сдувшийся шарик, лежала у стены рядом с выходом. Один из фантомов просто походя раскроил ему череп. Фэйри поднялся и, пошатываясь, пошел на звук моего голоса. Положил руку на выпуклые глаза и зашептал прощальное обращение к Скорбящей и Проводнику.
— Он был трусоват. И не очень умен. Но он был хорошим другом, — сообщил мне воин. В голосе его звучала неподдельная печаль.
— Мне жаль.
Мы еще немного посидели у тела. Потом я додумался спросить:
— Как тебя все-таки зовут?
— Рэндольф.
— Ты не из Разенны?
— Я родом с Гэльских холмов. Но не был дома очень давно.
Только сейчас, после этого признания, я заметил тонкую сеточку морщин вокруг кошачьих глаз. Годы оставляют свой след даже на волшебном народце.
— Ты один из лучших фехтовальщиков, что я когда-либо встречал.
— Знаю. Я — лучший, — он признал это спокойно, и в голосе не было и тени хвастовства или самодовольства.
— Ага, а еще скромный.
Он покачал головой и тяжело поднялся. Ноздри его дрогнули, втягивая воздух:
— Кто ты? Ты пахнешь и выглядишь, как обычный человек. Но сам признался, что таковым не являешься.
— Забудь! Я просто случайный путник.
— Ты из Братства Стражей, — сказал он. Это не было вопросом.
— А ты догадлив.
— Мне уже приходилось встречать подобных тебе. Как твое имя?
Я не удивился. Мир фэйри невелик. Куда ни плюнь, попадешь в знакомого знакомых.
— Элвин.
— Девятый Страж.
— Ага. Сдашь меня Марцию Севрасу?
— Я должен.
Этого следовало ожидать. Как и последующих проблем со стороны князя Церы.
— Что делать со святилищем? Предлагаю проверить его, раз уж есть возможность. Вдруг там прячется еще какая-то пакость?
— От меня будет мало толку.
— Не бойся, если что — прикрою. Давай руку.
Рэндольф не стал упрямиться или делать вид, что слепота ему нипочем. Покорно протянул ладонь, во вторую взял один из мечей.
— Я уже немного различаю контуры, — сказал он, сделав несколько шагов.
— Отлично, — я подхватил во вторую руку факел.
С первого взгляда стало ясно, что если в гробнице и находился храм, то никак не заброшенный. Ощерившаяся лучами фигура с круглым жертвенником в центре сияла уже знакомым лиловым светом. Восемь основных векторов и множество поменьше придавали ей сходство со снежинкой. Вдоль кромки каждого луча шла вязь рунических символов. Снова умбра, футарк и даже огам, о котором я помнил еще меньше умбры. Воздух над знаком гудел от напряжения.
— Что это значит? — спросил Рэндольф, когда я описал ему картину.
— Не знаю. Но мне это не нравится. Никогда не слышал, чтобы символ Хаоса Предначального применяли подобным образом.
Я мрачно уставился на фигуру, пытаясь понять, для чего и как ее могли использовать.
Руны и Хаос?
Воззвание к Хаосу — всегда молитва. Одержимый становится вратами, через которые в мир входит невозможное. Потому даже культисты столь редко занимают силу у своей мертвой богини. Результат никогда не предсказуем до конца, как и изменения, которым подвергнется одержимый.
Руны же — воплощенная структура. Самая понятная и логичная форма магии. И самая доступная, если у тебя есть мозги, конечно. Почти не требует силы, лишь умения абстрактно мыслить и простраивать цепочки смыслов. Именно на рунах происходит привязка энергетических комплексов (в просторечии «заклинаний») к материальным объектам.
Но при чем тут, во имя Четырех, полные крови и секса темные камлания во славу Хаоса?
По правде говоря, я всегда относился к хаосопоклонникам, как к кучке клоунов. Модное увлечение для знатной, не понятой окружающими молодежи, не более. Ну хочется детишкам собираться порой в смешных балахонах, петь заунывные гимны и ощущать себя не такими, как все. Да ради богов, чем бы ни тешились. Реальных случаев приобщения к Черной через такие собрания можно посчитать по пальцам. Одно дело, твердить о власти Хаоса Предначального, который сожжет огнем и зальет кровью унылый мир отцов. И совсем другое — добровольно стать чудовищем, утратившим человеческий вид и суть.
По всему выходило, что в Разенне культ Черной приобрел неожиданные и настораживающие черты.
Я постарался максимально доходчиво и кратко изложить свои соображения Рэндольфу. Тут слушал, не перебивая, только кивал.
— Хорошо. Кстати, я почти вижу. Что будем делать?
— Не знаю. В подчинении твоего князя есть сильные рунические маги?
— Были до недавнего времени.
— Мудро со стороны служителей Черной. Хорошо, видимо мне лично придется разгребать эту кучу дерьма.
— Могу я чем-то помочь?
— Если не можешь достать перо и бумагу, просто не мешай.
Я погрузился в расчеты, ползая вдоль лучей и водя пальцем по руническим цепочкам.
Какие-то предварительные результаты приходилось чертить пальцем в пыли на камнях. Трижды я сбивался, приходилось начинать все почти с самого начала. Рэндольф стоял рядом и держал факел, а когда тот догорел, достал где-то второй и зажег.
— Очень странно, — объявил наконец я. — Я мало что понял, сути даже не касался, там месяц разбираться и лучше с гримуарами. Но по всему выходит, что это был ритуал призыва чего-то невероятно мощного. С наложением огромного количества ограничений и условий… О, Четырехпутье, они ведь не всерьез?! Она же мертва!
— Кто?
— Сам подумай, — я заговорил торопливо, стремясь успеть за жутковатым озарением. — Мы в святилище Черной Тары, парень! Зачем здесь заклятье, силы которого должно хватить на призыв самой адской из возможных тварей?! У этих культистов совсем нет мозгов!
— Они хотят возродить богиню? — впервые за вечер фэйри потерял невозмутимость. Дикость замысла потрясла даже его.
— Угу. Причем надо полагать, что остальных богов нам никто не вернет. Вот никогда не мог понять фанатиков. Мир, конечно, довольно поганое место, но не настолько, чтобы отдавать его Хаосу, — я еще раз окинул взглядом фигуру. — Хорошая новость: пусть я и не понял, как это работает, я понял, как это сломать. Но будет нужна твоя помощь.
— Что нужно делать?
— Дать немного крови. Руны на крови — самые действенные. Можно обойтись только моей, но лучше использовать несколько источников. Так что гордись, ты тоже в некотором роде станешь Стражем.
Он обнажил меч:
— Хорошо.
— Погоди! Осталось обговорить плату.
— Плату?
— Дружище Рэндольф, я хочу забрать то, за чем пришел сюда. Артефакт де Бриена должен до сих пор лежать в тайнике, если культисты не нашли его, в чем я сомневаюсь.
— А что я скажу князю?
— Правду. Или что-то придумаешь. Ну, решайся.
Он задумался, потом кивнул:
— Хорошо. Под мою ответственность. Действуй.
Тайник де Бриена располагался там, где и должен был — за барельефом, изображавшим рождение богов, чуть правее урны с прахом печально известного первосвященника. Я снял заклинание, предохранявшее содержимое тайника от воздействия времени, не глядя закинул в мешок связку свитков и шкатулку. Нечего дразнить фэйри, разбирая добычу у него на глазах.
Рэндольф надрезал руку и протянул сложенную «лодочкой» ладонь.
Одна из причин, по которой я не люблю ритуалистику и прочую мутную руническую дрянь в том, что дни и месяцы долгой работы и осторожных расчетов слишком легко испортить парой лишних знаков, поставленных в нужных местах. Я использовал его кровь для внутреннего сдерживающего контура, а свою — для внешнего. Идеально было бы, будь нас трое, но и вдвоем получилось неплохо. Деактивация прошла красиво. Стоило вписать последнюю руну, как сияние, наполнявшее колесо Хаоса поблекло. С тихим шипением фигура начала таять. В воздухе над гробницей пронесся еле различимый шелест, словно сотни тысяч бабочек в едином порыве взмахнули крыльями, разлетаясь в разные стороны. Тонкие струйки фиолетового дыма поднялись в воздух и повисли под низким потолком.
Совсем как я планировал.
А вот чего я совсем не планировал, так это что фэйри побелеет и рухнет на камень.
— Эй, что с тобой? Много крови потерял? — я склонился, чтобы похлопать его по щекам. Вставай, здесь не лучшее место для отдыха.
Он не подавал признаков жизни.
— Какого отродья Черной?!
Сперва я подумал, что он мертв. Что я напутал с рунами, и Рэндольфа накрыло отдачей. Эта мысль заставила почувствовать себя по-настоящему скверно. Но когда я поднес клинок к его губам, лезвие затуманилось.
Пульс был редким и слабым, но все же был. Я оттянул Рэндольфу веко, полюбовался на мерцающий янтарь радужки и понял, что совершенно не представляю, как ему помочь. Любой фэйри — уникален. Есть похожие, нет одинаковых. В том числе, в плане физиологии. А я даже не врач. Умею обработать и зашить рану и немного разбираюсь в человеческих болячках, но и только.
И вот что теперь с ним делать?
Я мрачно уставился на безжизненное тело. Представил, как ухожу, оставляя его здесь, как окончательно догорает и гаснет факел. Сейчас, когда звезда Хаоса потухла, на гробницу резко навалилась темнота. Пламени едва хватало, чтобы справиться с ней на крохотном пяточке в паре футов вокруг нас. Стены терялись во мраке.
Разумнее всего оставить фэйри, а самому уносить ноги, пока князь Церы не решил, что Рэндольф слишком задержался, и не отправил ему на помощь отряд.
Встреча с Марцием Севрусом — плохая, очень плохая идея.
Правитель Церы — упертый, жестокий и безжалостный догматик. Не садист, нет. Разве что глубоко в душе. Но страсть князя к установлению диктата Закона и Порядка имеет отчетливо нездоровый привкус. Эта двухглавая конструкция — его божество и опора, на которой зиждется мир. Я подозревал, что князь Церы чувствует себя по-настоящему счастливым, только искореняя и обрубая все, выходящее за рамки, которые он отмерил окружающей реальности.
Короче, неприятный тип. И с самой мерзкой способностью из всех, что я встречал у фэйри.
Сейчас, по моим прикидкам, он должен пребывать в настоящей ярости. Любой сиятельный правитель фэйри был бы недоволен подобным безобразием на своей территории, но для Марция Севруса проделки культистов — просто плевок в лицо всему, на что он молился.
Ничего удивительного, что мне не хотелось с ним встречаться.
В напрасной надежде я снова пощупал пульс у Рэндольфа. Без изменений.
Его все равно найдут. Правитель Церы ни за что не оставит это дело без внимания. Максимум — через пару часов Рэндольфом займутся лейб-медики…
— Чувствую, я об этом еще пожалею, — сообщил я непонятно кому, взваливая тело на плечо.
