93
Она вся светится. Глаза сияют. На губах играет улыбка.
– Ты не поверишь… – шепчет она. – Ты не знаешь…
– Да, я не знаю.
– Это так прекрасно… так прекрасно… что я не могу… О господи, Марика, я не могу…
Она заливается слезами. Я беру ее лицо в ладони и молю хаб оградить меня от нее. Я не хочу оказаться там, где она побывала. Боюсь не вынести.
– Сэмми здесь, – сквозь слезы говорит Кэсси. – Сэмми здесь. – Она напрягается, как будто хочет обнять брата. – И Бен, он тоже здесь. О господи, о боже, а я сказала ему, что он не потянет. Как я могла такое сказать? Он сильный… он такой сильный, – неудивительно, что они не могут его убить…
Ее глаза блуждают по потолку. Плечи вздрагивают.
– Они все здесь. Дамбо, и Чашка, и Кекс…
Я отхожу от кресла. Я понимаю, что сейчас произойдет. Это как несущийся на всех парах потерявший управление поезд.
– Прости, Марика. Прости за все. Я не знала. Я не понимала.
– Мы не должны туда заходить, Кэсси, – вяло возражаю я.
«Пожалуйста, не заходи».
– Он любил тебя. Бритва… Алекс. Он никому не мог в этом признаться. Он не мог даже себе в этом признаться. Еще до того, как это случилось, он знал, что умрет за тебя.
– Уокер, что насчет Уокера? – севшим голосом спрашиваю я.
Она не обращает на меня внимания, не слышит моего вопроса. Она здесь и не здесь. Она – Кэсси Салливан и она – все остальные.
Она стала суммой всех нас.
– Пальцы всех цветов радуги, – выдыхает Кэсси, и я задерживаю дыхание.
Она видит, как отец держит мою руку в своей. Она помнит, что я чувствовала в тот момент, и я чувствую руку отца в своей.
– У нас заканчивается время, – говорю я, чтобы отвлечь Кэсси от моих воспоминаний. – Кэсси, послушай меня. Уокер здесь?
Кэсси кивает и снова начинает плакать.
– Он говорил правду. Там была музыка. И она была прекрасна… Я вижу это, Марика. Его планету. Корабль. То, как он выглядит… О господи, это отвратительно. – Она трясет головой, чтобы избавиться от этого видения. – Марика, он говорил правду. Это существует… оно существует…
– Нет, Кэсси. Послушай меня. Все эти воспоминания ненастоящие.
Кэсси кричит, дергается, пытается вырваться. Слава богу, я не успела ее отвязать, иначе она бы наверняка вырвала себе глаза.
У меня не остается выбора. Придется рискнуть.
Я хватаю Кэсси за плечи и силой укладываю на кресло. В мозгу грохочет какофония эмоций, и на секунду мне кажется, что я могу потерять сознание. Как она это выдерживает? Как мозг одного человека может вынести груз сознания тысяч людей? Это просто не поддается объяснению, как нельзя объяснить Бога.
Внутри Кэсси Салливан запредельный, неописуемый ужас. Те, кого загрузили в «Страну чудес», потеряли всех своих близких, и при этом большинство из них были детьми. Теперь их боль – ее боль. Она принимает на себя их растерянность, их скорбь, их злость, отчаяние и страх. Это слишком. Я больше не могу оставаться внутри нее. Пошатываясь, отхожу назад и натыкаюсь на стойку пульта.
– Я знаю, где он, – прерывающимся голосом говорит Кэсси. – Или где он может быть, если они переместили его обратно. Отвяжи меня, Марика.
Я поднимаю винтовку и прислоняюсь к стене.
– Марика.
– Я вернусь. – Мне с огромным трудом даются эти два слова.
Кэсси снова и снова выкрикивает мое имя, и теперь у меня действительно нет выбора. Если он не слышал нас до этого момента, то ее теперь точно услышал.
Потому что я слышу его.
Кто-то спускается по лестнице в конце этого самого длинного на базе коридора. Я не уверена, кто это, но точно знаю – что это.
И знаю его цель.
– Здесь ты будешь в безопасности. – Это ложь. Так взрослые обманывают детей, чтобы те не боялись. – Я смогу тебя защитить.
Я открываю дверь и, пошатываясь, выхожу в темный коридор.