Военно-воздушная база видна за много миль. Она как сверкающий огнями остров в бескрайней тьме. Раскаленные угли цивилизации светятся в черной пустоте, хотя слово «цивилизация» слишком цивилизованное для этой картинки. Мы мечтали и воплощали свои мечты. «А наши все вчера лишь осветили глупцам дорогу к глупой пыльной смерти». «Макбет» никогда не был в числе моих любимых трагедий, но сейчас строчки сами приходят на ум.

Вертолет кренится на левый борт, мы заходим к базе с востока. Летим над рекой, в черной воде отражаются звезды. Дальше – голая, засеянная минами, исполосованная траншеями и заграждениями из колючей проволоки буферная зона. Она защищает базу от тех, кто никогда не придет, кого здесь даже нет и, возможно, нет и там, на корабле-носителе, который появился в поле зрения, когда мы уже пошли на посадку. Я смотрю на него. Он смотрит на меня.

Кто вы? Что вы? Мой отец называл вас иными, но ведь и мы для вас иные? Отличные от нас и, стало быть, недостойные нас. Недостойные жить.

Что вы такое? Пастушья овчарка, сгоняющая стадо. Хозяин, прикупивший средство от вредителей. Кровь агнца и дрыгающий ножками таракан. И ни у кого нет даже малейшего представления о ноже или яде. Пастух и хозяин спят спокойно. В этом нет ничего аморального. Это убийство без преступления, душегубство без греха.

Вот что они сделали. Вот какой урок они нам преподали. Нам напомнили, что́ мы собой представляем (в сущности, уже почти ничего) и кем мы были (нас стало слишком много). Таракан может убежать, овцы тоже. Это не имеет значения. Мы больше никогда не вырастем из детских штанишек, они за этим проследят. Я смотрю на объект в нашем небе, который останется там, пока наше небо не исчезнет.

Мы идем прямиком к посадочной зоне, а сопровождающие нас вертолеты разделяются. Мы сядем, они зависнут в воздухе и будут следить за ситуацией. Внизу – бурная активность: к взлетной полосе мчатся бронированные джипы; личный состав роится, как муравьи из разоренного муравейника; воют сирены, зенитки нацелены в небо. Скучать не придется.

Рингер хлопает Боба по плечу:

– Молодчина, Боб.

– Да пошла ты!

О Боб, я буду скучать по тебе. Как же я буду по тебе скучать.

Рингер перебирается в трюм, хватает мешок с бомбами «от Сэмми» и садится напротив меня. Черные глаза сияют. Она – патрон в патроннике, порох в пороховнице. Нельзя ее винить. Эван давно еще говорил: чтобы вся эта срань имела хоть какой-то смысл, надо прожить достаточно долго, чтобы имела значение твоя смерть. Необязательно пытаться что-то изменить – ни ее, ни моя гибель ничего не изменит, – просто надо постараться сделать так, чтобы твоя смерть не была бессмысленной.

Мне вдруг хочется отлить.

– VQP, Салливан! – Рингер кричит, потому что мы уже сняли наушники.

Я киваю и показываю большой палец. «VQP, это точно».

Начинаем снижаться. Трюм подсвечивают прожекторы. Вокруг головы Рингер кружат и мерцают пылинки. Святая Рингер – ангел смерти с волосами цвета воронова крыла. Боб сажает нас в синий круг, за кругом – кольцо солдат, за солдатами – заслон из машин, за машинами – вышки со снайперами, а сверху все контролируют четыре вертолета.

Мы обречены.